*6632. 1917 год

[Царьград TV]

https://tsargrad.tv/shows/100-let-re...-chast-1_73576
Трагические «июльские дни» в Петрограде. Кто первым вышел на улицу, кто первым начал стрелять, кто и за кого проливал кровь на столичных улицах? И кто понес наказание, а кто воспользовался результатами? И было ли совпадением, что в те же самые дни очень похожее солдатское восстание произошло в Киеве? Все подробности исторических событий в России в уникальном проекте телеканала «Царьград» «100 лет революции».

https://youtu.be/bu_4BLHoeX0
Гость: Евгений Спицын, доктор исторических наук, профессор МПГУ, автор единого учебника истории России; Василий Цветков, главный редактор альманаха «Белая Гвардия».
История 100 лет революции
08 Июля
20:47

[Владимир ВОРОНОВ]

http://www.sovsekretno.ru/articles/id/5724/
Опубликовано: 7 Июля 2017 08:00

"Совершенно секретно", No.7/396, июль 2017

А.Ф. Керенский выступает с речью
Фото: РИА "Новости"

После германского контрудара потери русской армии превысили 150 тысяч человек и были утеряны все завоевания 1916 года

1 июля (18 июня по ст. ст.) 1917 года на Юго-Западном фронте началось последнее наступление русской армии в Первой мировой войне. В историю оно вошло как «наступление Керенского», но решение об этой операции приняли ещё на межсоюзнической конференции в Шантильи в ноябре 1916 года. Там спланировали кампанию 1917 года как решающую: в генеральное наступление должны были перейти западные союзники, а за ними – русская армия. На совещании в Ставке в декабре 1916 года под председательством Николая II постановили во исполнение общего плана Антанты произвести решительное наступление по всему фронту, но главный удар нанести на Юго-Западном фронте.

6 февраля (24 января по ст. ст.) 1917 года Николай II утвердил окончательный план операции, но к марту 1917 года исполнение решений Шантильи лишилось смысла: они принимались в одних условиях и обстоятельствах, а после произошло много чего интересного. Например, переворот в России с последующим хаосом, разлагавшим русскую армию. Солдаты выходили из подчинения, изрядно выбитый за годы войны офицерский корпус оказался расколот и деморализован. В ходе массовой генеральской чистки из армии в течение нескольких недель вышвырнули, по словам генерала Антона Деникина, «до полутораста старших начальников, в том числе 70 начальников пехотных и кавалерийских дивизий». Временное правительство в предшествующие наступлению месяцы сменило четырёх Верховных главнокомандующих, несколько раз меняло командующих фронтами и армиями, командиров корпусов – при такой чехарде о какой управляемости войсками можно было говорить?

Но англо-французские союзники требовали исполнить обязательства. 25 (12 по ст. ст.) марта 1917 года генерал Михаил Алексеев, уведомил военного министра Гучкова, что на конференциях в Шантильи и Петрограде мы приняли «известные обязательства и теперь дело сводится к тому, чтобы с меньшей потерей нашего достоинства перед союзниками или отсрочить принятые обязательства, или совсем уклониться от исполнения их. Обязательства эти сводятся к следующему положению: русские армии обязуются не позже как через три недели после начала наступления союзников решительно атаковать противника. Уже пришлось сообщить, что вследствие организационных работ, расстройства транспорта и запасов мы можем начать активные действия не раньше первых чисел мая». Но «и этого изменённого обязательства мы исполнить не можем. Без укомплектования начинать какую-либо операцию обширного размера немыслимо. Придётся высказать союзникам, что ранее июля они не могут на нас рассчитывать, объяснив это теми или другими благовидными предлогами». «…Сила обстоятельств, – продолжал Алексеев, – приводит нас к выводу, что в ближайшие 4 месяца наши армии должны были бы сидеть покойно, не предпринимая решительной, широкого масштаба операции».

Союзники, не пожелав принять в расчёт изменившиеся обстоятельства, в апреле сами перешли в генеральное наступление. Наступление, вошедшее в историю как «Мясорубка Нивеля» (по имени французского главнокомандующего генерала Робера Нивеля), захлебнулось в крови, невзирая на огромный перевес союзников в живой силе, артиллерии и другой технике. Потеряв более 350 тысяч человек убитыми и ранеными, союзники потерпели поражение.

Русское наступление через два месяца после этого поражения лишалось смысла: какая польза от изолированного удара, если немцы его могли легко парировать переброской войск с других фронтов? Но союзники упёрлись, и Временное правительство услужливо заменило Алексеева на более послушного и «революционного» Брусилова. «Мерзавцы! Рассчитали, как прислугу», – сорвалось тогда с губ Алексеева. В советской версии своих воспоминаний генерал Алексей Брусилов уверял: «Я понимал, что, в сущности, война кончена для нас, ибо не было, безусловно, никаких средств заставить войска воевать. Это была химера, которою могли убаюкиваться люди вроде Керенского […] и тому подобные профаны, но не я». Но это «понимание» отчего-то не мешало Брусилову с энтузиазмом ратовать за наступление.

Планирование «наступления Керенского» нередко именуют «блестящим». Но план операции, разработанный ещё до февральского переворота, к июлю 1917-го явно устарел. О месте, времени наступления и задействованных там силах противник знал практически всё. Не только благодаря разведке: достаточно было читать репортажи о поездках Керенского. Как едко заметил генерал от инфантерии Андрей Зайончковский, «фронт намеченных ударов обратился в фронт сплошных митингов в присутствии военного министра Керенского, места которых усердно и точно отмечались на разведывательных картах германского генерального штаба».

Да и материально-техническое обеспечение операции оказалось не столь блестяще, как это пытались доказать. На Западном фронте уже шла война моторов, а на русском фронте ни одного танка в глаза не видели. С автомобилями тоже было не очень: если французская армия имела в 1917 году 90 тысяч автомашин, английская – 76 тысяч, а германская – 56 тысяч, то русская – лишь 9930. Ещё на конец 1916 года в русской армии было 716 самолётов и всего… 502 лётчика. Для сравнения: германская промышленность в годы Первой мировой войны выпустила почти 48 тысяч самолётов.

Русское командование перед наступлением обратилось к союзникам с просьбой прислать 5200 самолётов – не прислали. А если бы и прислали, откуда было взять столько пилотов? Да и с артиллерией, если разобраться, в 1917 году тоже было вовсе не ажурно. Согласно данным генерала Евгения Барсукова (начальник Управления полевого генерал-инспектора артиллерии при Ставке), «плотность насыщения артиллерией русского фронта была наименьшей» и даже в период наивысшей насыщенности на 1 километр русского фронта приходилось в среднем по два орудия, «тогда как на французском фронте в среднем было по 12 орудий, а на итальянском – по 5,2 орудия». Поставки союзников этот вопрос не решили: они поставили лишь 25% артиллерии. Относительно же качества тех «презентов» красноречиво говорила шифровка, направленная Керенским министру иностранных дел Михаилу Терещенко уже на третий день наступления: «Укажите, соответственно, послам, что тяжёлая артиллерия, присланная их правительствами, видимо, в значительной степени из брака, так как 35% не выдержали двухдневной умеренной стрельбы».

…Успех, да и то лишь тактический, выпал на долю только 8-й армии, которой командовал генерал Лавр Корнилов. Боевой порыв быстро иссяк, войска замитинговали, затем немцы нанесли контрудар, и всё обратилось в катастрофу: потери русских армий превысили 150 тысяч человек, утеряны все завоевания 1916 года. Большевистская историография назвала это наступление авантюрой, но как раз этому большевики и должны были рукоплескать: только благодаря ей они и захватили власть.

«Наступление Керенского» инициировало тяжелейший политический кризис, обрушивший систему государственного и военного управления. Сами большевики тоже приложили к этому руку, буквально нанеся удар в спину сражающейся армии: в первый же день наступления в Петрограде организовали демонстрацию на Марсовом поле, вооружённые участники которой вышли с лозунгами «Долой десять министров-капиталистов!» и «Вся власть – Советам!», затем взяли тюрьму «Кресты», освободив нескольких задержанных активистов и, попутно, 400 уголовников. Другой удар в спину большевики нанесли 17/19 (4/6 по ст. ст.) июля 1917 года, предприняв в Петрограде уже вооружённую попытку перехвата власти – аккурат в момент начала австро-германского контрнаступления! Интересная «случайность», правда? Хотя тогда путч подавили, его следствием стало обострение паралича системы управления, так что Ленин и Кº, безусловно, внесли свой вклад в провал «наступления Керенского», и немалый.

Ещё на эту тему: см. на стр. 36 «Взлёт и падение «бонапартёнка». Феномен кратковременного культа Керенского.

[РАПСИ]

Расследование о Ленине

В соединенном заседании бюро центрального комитета Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов 5 июля принята о распространившихся слухах о Ленине следующая резолюция:

«Ввиду распространившихся в отдельных органах прессы и уличных листках слухов, порочащих имена некоторых членов исполнительного комитета, принадлежащих к фракции большевиков, в частности Ленина, указывающих на их виновность в государственной измене, бюро объявляет, что им приняты меры к полному расследованию этого дела, как судебными органами, так и особой комиссией, выделенной из состава центрального исполнительного комитета. Результатом этого расследования будет либо привлечение виновных к ответственности, либо преследование распространителей этих слухов».

(Утро России)

[Вадим Эрлихман]

http://histrf.ru/biblioteka/book/aka...ietskoi-vlasti
4 июля 2016


100-летие Революции Цвет нации

От редакции. В преддверии 100-летия Русской революции мы продолжаем цикл очерков «Цвет нации», начатый с генерала Брусилова. Наши герои – те выдающие люди, которые служили во славу Отечества до 1917 года, а после 1917 года продолжили заниматься там же и тем же самым.

Судьба академика Павлова – яркий пример того, как можно более чем скептически относиться к любому политическому режиму своей страны, не исключая и большевистский, не стесняться публично оппонировать государственной идеологии, власти, лично главе Совнаркома и даже всесильному НКВД, – и при этом буквально до последнего вздоха собственным трудом делать страну и государство сильнее и лучше. И незадолго до смерти – снисходительно признать, что Советская власть делает то же самое, ну и пусть делает, так и быть.

***

Все знают, что академик Павлов открыл условные рефлексы, после чего стал первым русским лауреатом Нобелевской премии. Что он был верующим и даже церковным старостой. Что он, несмотря на враждебное отношение к большевикам, наотрез отказался покинуть Россию после революции, хотя его настойчиво звали за границу…

На самом деле не всё из вышесказанного соответствует истине: истина, как водится, гораздо проще – и при этом куда более впечатляющая.

Иван Петрович Павлов – один из тех русских учёных, чей авторитет в мировой науке бесспорен. Так было до 1917 года, так было после него, так остаётся до сих пор. Западные газеты называли его «романтической, почти легендарной личностью», «звездой, которая освещает путь человечеству». Он был почётным членом 130 академий, университетов, научных обществ. Именно он сделал физиологию из «нелюбимого ребёнка» медицины полноправной наукой о человеке, признанной во всем мире.

Как идут в науку

Особенное уважение к Павлову вызывает то, какие препятствия ему пришлось преодолеть на пути к научным достижениям. Он родился 14 (26) сентября 1849 году в Рязани в многодетной семье священника и как старший сын был призван продолжить дело отца.

Обучаясь в семинарии, Иван предпочитал читать не духовную литературу, а книги о природе, о строении Земли и человеческого тела. Особенно большое впечатление на него произвела книга «отца русской физиологии» Ивана Михайловича Сеченова «Рефлексы головного мозга». Выучив её чуть ли не наизусть, юноша против воли родителей ушёл из семинарии и уехал в Санкт-Петербург поступать в университет.

На медицинский факультет поповичей не брали, и Павлов поступил на юридический, откуда перевёлся на естественное отделение физмата. Окончив его, решил углублённо заняться физиологией, для чего поступил в Медико-хирургическую академию. С наставниками ему не везло: сперва академию покинул Сеченов, потом другой видный физиолог – Илья Цион. Доучиваться Павлову пришлось в Германии, а практические навыки он получил в лабораториях известных врачей, в том числе Сергея Петровича Боткина. Будучи от рождения левшой, он так натренировался, что оперировал сразу двумя руками.

Полностью погружённый в науку, Павлов не заботился ни о быте, ни о личной жизни. Только в 30 лет он впервые влюбился в Серафиму Карчевскую, слушательницу педагогических курсов. Черноглазая ростовчанка была очень мила, да и Иван Петрович обладал приятной внешностью. Карчевская вспоминала, что он «был хорошо сложён, ловок, подвижен, очень силён, говорил горячо, образно и весело. У него были русые кудри, длинная русая борода, румяное лицо, ясные голубые глаза, красные губы с совершенно детской улыбкой и чудесные зубы». Родители Павлова, с трудом смирившиеся с его отказом от священства, как раз тогда подобрали ему невесту – дочь богатого столичного чиновника. Но он твёрдо решил, что женится только на Серафиме.

После свадьбы, состоявшейся в Ростове, молодые вернулись в Петербург и поселились на казённой квартире у брата Павлова Дмитрия. Первый родившийся у них сын вскоре умер, но за ним последовали ещё четверо детей: Владимир, Вера, Виктор, Всеволод.

Чтобы как-то прокормить семью, Павлов начал преподавать в школе для фельдшериц. Платили там мало, но и эти деньги он нередко тратил на покупку собак, на которых ставил опыты. Ещё много лет он на собственные средства покупал оборудование и платил зарплату сотрудникам. Однажды его студенты, узнав про материальные трудности любимого педагога, собрали для него солидную сумму, но он и её потратил на собак.

Как становятся великими

Первое серьёзное открытие Ивана Петровича стало темой для докторской диссертации под названием «Центробежные нервы сердца» (1883). После этого он много лет совмещал преподавание в Военно-медицинской академии с работой в новом Институте экспериментальной медицины.

Именно там он провёл самые знаменитые свои опыты с мнимым кормлением собак. Павлов перерезал им пищевод так, что пища не попадала в желудок, и фиксировал при этом выделение желудочного сока. Это означало, что пищеварение контролируется высшей нервной деятельностью – еда ещё не дошла до желудка, а переваривание уже началось, поскольку мозг, зрение и обоняние дали соответствующий сигнал.

За этим открытием последовало изучение всей системы условных рефлексов – реакций приспособления организма к внешним раздражителям. Павлов доказал, что мозг собаки способен на довольно сложные ассоциации – если одновременно с появлением мяса звенел звонок, через какое-то время желудочный сок у неё выделялся при одном этом звуке.

Конечно, опыты Павлова – касались не только собак – он установил, что психические рефлексы регулируют пищевое поведение и у людей. Эта идея дала медикам ключ к излечению многих заболеваний желудочно-кишечного тракта.

В результате опытов Павлова (как и других учёных) гибло множество животных. Профессор утешал себя мыслью, что работает в интересах науки, на благо человечества. Он писал: «Когда я приступаю к опыту, связанному в конце с гибелью животного, я испытываю тяжёлое чувство сожаления, что прерываю ликующую жизнь, что являюсь палачом живого существа. Но переношу это в интересах истины, для пользы людям».

Он спорил с теми, кто предлагал из гуманизма запретить его опыты и вместе с тем не обращал внимания на убийство зверей и птиц «только ради удовольствия и удовлетворения пустых прихотей». В его лаборатории с подопытными животными всегда обращались хорошо и обильно кормили, даже в голодные революционные годы. Павлов много раз предлагал поставить памятник собаке, и в самом конце его жизни такой памятник появился – он стоит в Петербурге, у здания Института экспериментальной медицины.

Открытия Павлова стали известны не только в России, но и во всем мире. В 1903 году он сделал главный доклад (на русском языке) на Международном медицинском конгрессе в Мадриде. А в следующем, 1904-м, получил только что учреждённую Нобелевскую премию – не за теорию условных рефлексов, которой тогда как таковой ещё не было, а за изучение физиологии пищеварения. Говорили, что Альфред Нобель, впечатлённый его работами, специально предназначил свою премию не только для медиков, но и для физиологов, чтобы именно Павлов мог получить её.

Жизнь, наука и религия

После этого материальное положение учёного впервые стало стабильным, он с семьёй переехал в большую светлую квартиру на Васильевском острове. Дал волю давней страсти к коллекционированию, собирая всё подряд – картины, монеты, марки, бабочек. В 1907 году он стал академиком, получил чин статского советника, а с ним – потомственное дворянство.

Казалось, под шестьдесят он переживает вторую молодость. Здоровье его оставалось превосходным и тогда, и гораздо позже: каждый день он полчаса делал гимнастику, обливался ледяной водой и везде ходил пешком. «Иван Петрович ходил так быстро, что обгонял извозчиков», – вспоминала его жена. Он даже возглавил «Общество врачей – любителей физических упражнений и велосипедной езды», присваивая его членам шуточные звания. Опытные спортсмены получали название «столпа», те, кто послабее – «подпорки» и так далее, вплоть до «щепки» и «хлама».

Открыв для себя радости жизни, Иван Петрович обнаружил, что жена его в заботах о семье состарилась, а он остался крепким мужчиной. В его институт как раз пришла устраиваться новая сотрудница – 35-летняя Мария Петрова. Светская дама, супруга знаменитого в те годы священника Григория Петрова, она пошла в медицину, чтобы приносить пользу людям. И привлекла Павлова ростом, статью и отменным – таким же, как у него самого – здоровьем. Когда они впервые остались наедине в его кабинете, он предложил ей… побороться и не без труда уложил-таки на лопатки. После чего они оставались вместе четверть века, до конца жизни. Однако потом дочь Вера, главная хранительница памяти академика, сумела вычеркнуть Марию Капитоновну из его биографии. Её мемуары были упрятаны в архив, и лишь недавно отрывки из них стали появляться в прессе.

При этом с женой Павлов не расставался, сохранял с нею самые тёплые отношения и именно из привязанности к ней каждое воскресенье ходил в соседнюю Знаменскую церковь.

С этим связана легенда о его истовой религиозности, хотя на самом деле веру в Бога он утратил ещё в юности. В одном интервью он говорил: «Я верю в науку, в то, что только её прогресс даст счастье человечеству. Эта вера давала и дате мне силы и помогает вести свою работу… Я выступаю против гонения на церковь, на религию. Я считаю, что нельзя отнимать веру в Бога, не заменив её другой верой». В церковь он ходил ещё и послушать любимые с детства песнопения.

При этом, став председателем Общества русских врачей, отменил ежегодную панихиду по своему наставнику Боткину. А потом жалел: «Какого я дурака свалял! Мне не хотелось нюхать ладан, а я не подумал о том, что чувствуют члены семьи. Я неверующий, но должен считаться с чувствами верующих!» Уже в конце жизни, отвечая вместе с другими представителями науки на вопросы анкеты архиепископа Кентерберийского, он написал, что не верит в Бога, но на вопрос «Считаете ли вы религию совместимой с наукой?» ответил так: «Да, считаю. Многие выдающиеся учёные были верующими, значит, это совместимо».

Как не любить Советскую власть

Была и другая причина, по которой Павлов в конце жизни крестился на все церковные купола: хотел позлить большевиков.

Несмотря на свой глубокий патриотизм, он критически относился к любой власти и не считал нужным этого скрывать. В 1905-м говорил коллегам-профессорам: «На троне сидит вырожденец. Только революция может спасти Россию!» В 1917-м так же сурово отзывался о премьер-министре Александре Керенском: «Паршивый адвокатишка! Такая сопля во главе государства – он же загубит всё!»

Советская власть не стала исключением – и ей от Павлова досталось, и досталось поболе прочих. Один из его друзей вспоминал: «Он говорил постоянно о гибели родины, враждебно и недоверчиво относился к большевикам, открыто выражая своё неудовольствие к различным их мероприятиям».

Гражданская война коснулась и его семьи. Младший сын академика Всеволод, филолог-пушкинист, в годы Первой мировой стал офицером, потом вступил в белую армию и оказался в итоге в эмиграции. Другой сын, Виктор, тоже бежал к белым, но в пути умер от тифа. У самого Ивана Петровича с новой властью тоже отношения не заладились: его дважды арестовывала ЧК, но за него заступался нарком просвещения Луначарский; он же спас учёного от квартирного «уплотнения».

Впрочем, печальный опыт Павлова не «образумил», и он продолжал в публичных лекциях резать правду-матку – обличать большевистский режим, «ведущий страну к одичанию». Можно не сомневаться, что именно Иван Петрович стал главным прототипом булгаковского профессора Филиппа Филипповича Преображенского.

Эмиграция как шантаж

Принято считать, что в те трудные годы Павлова настойчиво звали то в Швецию, то в Англию, то в Америку, обещая предоставить ему лабораторию и чуть ли не собственный институт. Это отражено и в фильме 1949 года «Академик Иван Павлов», где учёный (изображённый почти что святым) в ответ гордо отвечает: «Никуда я из России не уеду!» Нетрудно заметить, что в такую ситуацию легенды ставили каждого русского гения, начиная с Ломоносова. На самом деле никакой институт Павлову никто не обещал, сам же он одно время действительно настойчиво просил отпустить его за рубеж.

В июне 1920 года в письме в Совнарком он жаловался на невыносимые условия жизни и работы: «Я принуждён исполнять в соответствующий сезон работу огородника, в мои годы не всегда лёгкую, и постоянно действовать дома в роли прислуги, помощника жены по кухне и содержанию квартиры в чистоте, что всё вместе отнимает у меня большое и лучшее время дня. Несмотря на это, мне и жене приходится питаться плохо и годами не видеть белого хлеба, неделями и месяцами не иметь ни молока, ни мяса».

Навестивший академика в том же 1920-м Герберт Уэллс пришёл в ужас: в кабинете нобелевского лауреата лежала в углу грязная куча картошки и репы – пропитание на зиму, выращенное самим Павловым во дворе института.

Но похоже, что своими письмами академик пытался не добиться отъезда за рубеж – легко ли в 70 лет начинать жизнь заново? – а улучшить своё положение на родине. Этому помогло и письмо шведского Красного Креста, который в ноябре 1920 года предложил обменять Павлова на лекарства для петроградских больниц.

После этого Ленин распорядился «создать выдающемуся учёному И. Павлову все условия для работы». В январе 1921-го Совнарком издал уникальное постановление, которое гарантировало Ивану Петровичу особое место в советской науке. Оно предписывало издать его труды в России и за границей, выделить его семье двойной академический паёк, обставить его квартиру и лаборатории «максимальными удобствами».

Спецпаёк Павлова был по тем временам роскошным: в месяц он составлял 70 фунтов муки, 25 фунтов мяса, 12 фунтов рыбы, 750 штук папирос и так далее. Приставленный к нему в качестве секретаря товарищ Алейников заботливо наставлял: «Напишите вашим зарубежным коллегам, что ни в чем не нуждаетесь».

Но Павлов – неслыханное дело! – отказался от царского, то есть ленинского подарка: «Мы с женой находим для себя неприемлемым быть в привилегированном положении сравнительно с нашими ближайшими товарищами». Власть верно поняла сигнал: вскоре учёные Петрограда, лишённые карточек как «нетрудовые элементы», тоже были обеспечены пайками, хоть и менее обильными.

Как ругаться с Советской властью и… благословить её

А в 1925 году специально «под Павлова» был основан Институт физиологии АН СССР, который он возглавил. Под Ленинградом, в Колтушах, появилась биологическая станция – настоящий город науки – на которую правительство выделило 12 млн рублей. Ежегодно там работали десятки советских и зарубежных физиологов – стажироваться у Павлова считалось почётным во всём научном мире.

В те годы он ставил опыты не только на собаках, но и на людях – прежде всего душевнобольных (конечно, без разрезания пищевода). Он пытался выяснить причины психических заболеваний, и не только: его очень интересовала загадка сновидений, которые он трактовал как результат процесса торможения, возникающего в коре головного мозга во время сна. Перейдя в своих изысканиях от физиологии людей к их психологии, он вывел закономерности второй сигнальной системы рефлексов, добавившейся у человека к первой, существующей у животных.

Однако отношения академика к Советской власти как к явлению всё это не улучшило. В 1929 году, выступая в медицинском институте, он во всеуслышание заявил: «Параграф, что вся работа должна вестись на платформе учения Маркса и Энгельса – разве это не величайшее насилие над научной мыслью? Чем это отличается от средневековой инквизиции?.. Мы живём в обществе, где государство – всё, а человек – ничто, а такое общество не имеет будущего, несмотря ни на какие Волховстрои и Днепрогэсы».

В 1934 году в письме председателю Совнаркома Вячеславу Молотову академик даже обвинил власть в насаждении фашизма, заключив: «Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приводят это в исполнение, едва ли возможно остаться существами, чувствующими и думающими человечно». Молотов сухо ответил, что уважаемый академик, как видно, совершенно не разбирается в политике, в отличие от физиологии.

Но Павлов продолжал перечить «генеральной линии», заступаясь за арестованных и высланных из Ленинграда учёных (некоторых благодаря ему вернули). Что ему за это было? А ничего. Так же, как и многим сотням и тысячам других нормальных и просто порядочных людей, которые не сочли возможным смириться с репрессивным безумием 30-х. И ведь не все эти нормальные и порядочные были вдобавок мировыми знаменитостями или, на худой конец, «безобидными эксцентричными старичками».

И ведь в конце концов в этом своеобразном диалоге великий учёный и Советская власть пришли-таки к общему знаменателю.

В 1935 году в Ленинграде состоялся XIV конгресс физиологов, где Павлова – первого и до сих пор единственного среди учёных – увенчали званием «старейшины физиологов мира». Там он выступил с докладом, где изложил выводы своих последних изысканий. А заодно нашёл наконец-то добрые слова и для Советской власти – не удержавшись, конечно, от иронии: «Наука занимает в моём Отечестве исключительно благоприятное положение… Вся моя жизнь состояла из экспериментов. Наше правительство – тоже экспериментатор, только несравненно более высокой категории...»


***

Существует легенда, что смерть Ивана Петровича, до конца жизни сохранявшего богатырское здоровье, не обошлась без вмешательства «органов». Но на самом деле винить стоит не НКВД, а подхваченную зимой пневмонию и нервное потрясение от внезапной смерти сына Всеволода, недавно вернувшегося из эмиграции. Ещё одна, последняя легенда гласит, что перед концом академик собрал у своей постели учеников и диктовал им свои ощущения. Приходящим посетителям говорили: «Академик Павлов занят – он умирает…»

Великого физиолога не стало 27 февраля 1936 года. Его отпели в маленькой церкви в Колтушах, что заставляет сомневаться в его упорно провозглашаемом при жизни неверии. Впрочем, возможно, решающее слово здесь сказала Серафима Васильевна – уж она-то точно была верующей. Через 11 лет, пережив блокаду, она упокоилась рядом с супругом на «Литераторских мостках» Волкова кладбища.

Читайте также:

Иван Зацарин. Он тоже любил селфи с хозяевами. К 75-летию ареста Степана Бандеры

Полина Яковлева. Чуваши. Часть 2: Верные союзники Руси от Ивана Грозного до наших дней

Иван Зацарин. Тевтонцев больше не будет. К 70-летию переименования Кёнигсберга

Борис Юлин. Неудачное «спасение Франции»: как в первые дни Первой мировой всё пошло не по плану

Полина Яковлева. Бывают ли «русские без России». Жизнь и партизанские песни Анны Марли

Иван Зацарин. Почему русские всегда возвращаются. К 76-летию возвращения Бессарабии

Иван Зацарин. Как создавался Запад. К 69-летию отказа СССР от плана Маршалла

Дмитрий Михайличенко. Хазарский урок, или Почему развалился великий каганат

Андрей Смирнов. Реформы Петра: что об этом пишут в школьных учебниках

Иван Зацарин. «Фрексит» номер один. К 50-летию выхода Франции из НАТО

Игорь Пыхалов, Дмитрий Пучков. Пакт Молотова – Риббентропа без фантазий

[Иван Зацарин]

http://histrf.ru/biblioteka/book/pie...ievykh-esierov
5 июля 2016

100-летие Революции Сегодня в прошлом

6 июля 1918 года в Москве с убийства немецкого посла Вильгельма Мирбаха начался мятеж левых эсеров.

Нередко красивая политическая риторика и обличение соперников служат лишь повышению собственного рейтинга и никак не согласуются с интересами страны. Противостояние большевиков и левых эсеров – классический пример такой борьбы красивых и умных.

Сегодня, когда мы справляем 98-ю годовщину попытки левых эсеров победить большевиков не мытьём так катаньем, стоит поговорить о том, как заигравшаяся оппозиция может сама списать себя в утиль.

Откуда взялись левые эсеры?

До революции не было ни левых, ни правых, были просто эсеры – социалисты-революционеры, крупнейшая партия в России на 1917 год (около 1 млн человек). Наследники народников, основные организаторы террора в первое десятилетие XX века, сторонники социализации земли, – всё это давно известные нам персонажи.

Примерно с мая по октябрь 1917 года в партии оформился раскол. Левая оппозиция требовала немедленного мира, немедленной социализации и немедленного разрыва с Временным правительством. При таких вводных союз с большевиками был делом времени.

Что не поделили

Но именно немедленный мир (Брестский) стал причиной разрыва с большевиками уже в феврале 1918 года. Если кратко, то суть его заключалась в отторжении от России Бессарабии, Прибалтики, Финляндии, Украины, части нынешней Белоруссии, русской Польши, а также Карсской и Батумской областей на Кавказе (территориальные приобретения в ходе русско-турецкой войны 1877-1878 годов) – что полностью соответствовало долговременной стратегии кайзера Германии Вильгельма II в отношении России. Плюс репарации (6 млрд марок и 0,5 млрд рублей), плюс передача Черноморского флота.

Левые эсеры последовательно голосовали против заключения этого мира, затем – против его ратификации, не переставали требовать его разрыва. Как и разрыва всех отношений с Германией. Советский писатель Константин Паустовский писал: «В первый же день съезда [V Всероссийский съезд Советов, проходил 4-10 июля 1918 года – И. З.] слово взял левый эсер Камков. Он прокричал гневную речь против немцев. Он требовал разрыва с Германией, немедленной войны и поддержки повстанцев. Зал тревожно шумел. Камков подошёл почти вплотную к ложе, где сидел Мирбах, и крикнул ему в лицо: “Да здравствует восстание на Украине! Долой немецких оккупантов! Долой Мирбаха!”».

Кроме расхождений в текущей повестке, у большевиков и эсеров имелись важные идеологические расхождения: по земельному вопросу (социализация у левых эсеров и национализация у большевиков), необходимости диктатуры пролетариата, а также в отношении представительства делегатов от города и деревни на съездах Советов (квота для деревни была в 5 раз выше: 1 делегат от 125 тысяч избирателей, от города – 1 от 25 тысяч). Однако всё это было известно и раньше, спусковым крючком стал именно Брестский мир.

Ход восстания

Лозунг «Долой Мирбаха» левые эсеры реализовали уже через два дня после начала съезда: их однопартийцы, сотрудники ВЧК Яков Блюмкин и Николай Андреев застрелили немецкого посла прямо в здании дипломатической миссии. Убийство стало сигналом к восстанию в Москве.

Ситуацию сильно осложняла эта самая коалиционность. Войска не пришлось подкупать, склонять к предательству. Некоторые из них и так находились под командованием эсеров (Дмитрий Попов, командующий боевым отрядом ВЧК, главком Восточного фронта Красной Армии Михаил Муравьёв). Почти 30 видных большевиков, включая председателя ВЧК Феликса Дзержинского, оказались арестованы, большая часть войск в столице сохраняла нейтралитет и выжидала.

Большевики в долгу не остались, арестовав эсеров, пришедших на заседание съезда Советов, в том числе лидера эсеров Марию Спиридонову. Слово «арест» вообще ключевое в этом восстании. Чёткого плана у восставших явно не было, зато был примерно троекратный перевес в силах. Вместо того, чтобы его реализовать, они упражнялись в арестах. Это создаёт впечатление не столько восстания, сколько отчаянной попытки привлечь к себе внимание, договориться «по-хорошему»: вы принимаете наши условия, мы перестаём бузить.

Кончилось это так же быстро, как и началось. Уже 7 июля латышские стрелки, едва ли не единственное подразделение, сохранившее голову в неразберихе, покончило с восстанием. Левых эсеров объявили вне закона, однако судили не слишком строго. Спиридоновой дели всего год тюрьмы, её соратникам – 1-3 года. Серьёзно карали разве что чекистов, присоединившихся к эсерам, но не Блюмкина – вскоре он издал книгу о Дзержинском и вступил в РКП(б).

Восстание привело к серьёзному расколу в партии. Выходцы из левых эсеров постепенно влились в ВКП(б).

https://youtu.be/LgB_xnOFUNo
В СССР к 50-й годовщине этих событий сняли остросюжетный фильм «Шестое июля».

Уроки

В истеричных телеграммах, рассылаемых эсерами с захваченного во время восстания телеграфа, они называли Ленина и его сторонников контрреволюционерами. Они были правы — просто тем самым подписывали исторический приговор отнюдь не Ленину, а самим себе.

Глубинное противоречие между левыми эсерами и большевиками – это даже не диктатура пролетариата, земельный вопрос и Брестский мир. Это всё частности. Глубинное противоречие – в отношении к вопросу государственного строительства. Большевики к концу 1917 года из революционеров начали превращаться в государственников, учились брать на себя ответственность за страну, руководствоваться понятиями государственного суверенитета, а не увлекательного (как для тех же эсеров) революционного процесса. Заключение Брестского мира в тех конкретных обстоятельствах, которые были в 1918 году, — ярчайшее тому свидетельство. И в этом смысле они были, безусловно, контрреволюционеры.

К слову, «похабный мир», из-за которого случился весь весь сыр-бор, большевики разорвали уже в ноябре 1918 года, после революции в Германии. Это к вопросу о необходимости видеть чуть далее собственного носа для претендующих на власть. Передышка, о которой говорил Ленин, была получена, договор свою роль сыграл. И отправился на свалку.

Этот критерий – выбор той или иной политической силы между «великими потрясениями» и государственностью в конечном итоге – актуален и сегодня.

А самоназвания не играют сейчас и не играли сто лет назад никакой роли: бренды, слоганы и имиджи всегда вторичны. Рано или поздно важным оказывается лишь то, что делается.

Читайте также:

Вадим Эрлихман. Академик Павлов: любимый антисоветчик Советской власти

Иван Зацарин. Он тоже любил селфи с хозяевами. К 75-летию ареста Степана Бандеры

Полина Яковлева. Чуваши. Часть 2: Верные союзники Руси от Ивана Грозного до наших дней

Иван Зацарин. Тевтонцев больше не будет. К 70-летию переименования Кёнигсберга

Борис Юлин. Неудачное «спасение Франции»: как в первые дни Первой мировой всё пошло не по плану

Полина Яковлева. Бывают ли «русские без России». Жизнь и партизанские песни Анны Марли

Иван Зацарин. Почему русские всегда возвращаются. К 76-летию возвращения Бессарабии

Иван Зацарин. Как создавался Запад. К 69-летию отказа СССР от плана Маршалла

Дмитрий Михайличенко. Хазарский урок, или Почему развалился великий каганат

[Вадим Эрлихман]

http://histrf.ru/biblioteka/book/dmi...tsy-khkh-vieka
7 июля 2016

100-летие Революции Историческая публицистика

Судьба российских реформаторов нелегка: народ их не любит, коллеги критикуют, пресса относится с подозрением. В отставку или в мир иной они уходят, провожаемые бранью, и только через много лет потомки воздают им должное. Так было и с военным министром Российской Империи Дмитрием Алексеевичем Милютиным, которому 10 июля исполняется 200 лет.

В канун юбилея Дмитрия Алексеевича в Новодевичьем монастыре силами Российского военно-исторического общества с подачи «Российской газеты» и журнала «Родина» восстановили его надгробие, уничтоженное в 1930-е годы.

Идущее сегодня преобразование российской армии, обусловленное глобальными вызовами, невозможно без осмысления опыта прошлых реформ – в том числе и тех, что в течение 20 лет проводились под руководством Дмитрия Милютина (в числе других комплексных реформ Александра II).

Осознание необходимости

Все преобразователи делятся на две категории: одни, уже достигнув вершин власти, под давлением обстоятельств приходят к выводу, что «так жить нельзя». Другие же вынашивают свои убеждения с детства и планомерно идут к ним, до поры не открывая своих намерений. Милютин, без сомнения, принадлежит ко вторым.

Его мать была сестрой видного сановника николаевской эпохи Петра Дмитриевича Киселева, тоже слывшего реформатором. Отец, небогатый помещик, собрал большую библиотеку, и Дмитрий ещё в детстве прочёл множество книг, в том числе по русской истории. Он был старшим из пяти детей, которым родители изо всех сил старались дать не только образование, но и нравственное развитие.

Позже, рекомендуя Милютина на должность министра, фельдмаршал Барятинский писал о нём царю: «Человек честный, неуёмного рвения, усидчивости ни с чем не сравнимой… всегда осторожный, деловитый, благородно-нравственный, далёкий от всяких личных видов, совершенно бескорыстный и чуждый всякой зависти».

В 13 лет его вместе с братьями отдали в Благородный пансион при Московском университете. Там Дмитрий увлёкся математикой, издал – в 16 лет! – первую научную работу и завершил учёбу круглым отличником. Недолго послужив простым солдатом – правда, в столичной гвардейской части, – он был принят в военную академию и уже через год окончил её, тоже с отличными результатами.

После службы в штабе гвардии его отправили «понюхать пороху» на Кавказ, где он принял участие в осаде аула Ахульго, где скрывался Шамиль, и был ранен пулей в плечо. На Кавказе он пробыл шесть лет, продолжая между боями с горцами заниматься научной работой. По возвращении в Петербург Милютин стал профессором Военной академии и советником военного министра.

Его книга по истории Итальянского похода Суворова привлекла внимание самого Николая I – по его настоянию автора наградили почетной Демидовской премией. К тому времени Милютин был уже отцом семейства, женившись на генеральской дочери Наталье Понсет. У них родились четыре дочери и сын Алексей, которого все ругали за несхожесть с отцом: его, ставшего позже курским губернатором, интересовали только карты (отнюдь не штабные) и лошади.

Первая попытка

Дмитрий Алексеевич живо интересовался политикой и понимал, что Россия неизбежно и очень скоро столкнётся с европейскими державами. Понимал и то, что русская армия, занятая в основном парадами и сельскохозяйственными работами, не готова к будущей войне. Уже тогда он начал разрабатывать планы военных реформ, хотя ни министр Василий Долгоруков, ни сам царь не собирались прислушиваться к его советам.

Ситуация изменилась после проигранной Крымской войны и восшествия на престол нового императора. Александр II сразу же упразднил военные поселения и создал комиссию по разработке военных улучшений, в которую вошёл и Милютин.

В 1856 году он подал записку о необходимых реформах, смотря в корень: для улучшения боеспособности армии он рекомендовал отменить крепостное право и приблизиться в политическом устройстве к «передовым странам» – то есть ввести конституцию. Понятно, что это было слишком и для молодого царя, и для нового военного министра, старика Николая Сухозанета, который потребовал увольнения дерзкого советника. Милютина опять послали на Кавказ, где он в качестве начальника штаба Кавказской армии отомстил Шамилю: в 1859 году имам был взят в плен в ауле Гуниб.

Реформы в армии буксовали, и Дмитрия Алексеевича вернули в столицу, назначив товарищем (то есть заместителем) министра, а в 1861 году, после предсказанной им отмены крепостного права – министром, и эту должность он занимал в течение следующих двадцати лет. Немалую роль в этом сыграла тётка царя великая княгиня Елена Павловна, в кружке которой Милютин был частым гостем.

Получив от царя карт-бланш на самые решительные меры, он взялся за преобразование армии.

Идеология и практика военной реформы

Первой и главной его задачей стало создание массовой армии, небольшой в мирное время и быстро увеличивающейся во время войны. Это было возможно только при наличии обученного резерва, для чего требовалось радикальное сокращение срока службы в армии. Стараниями министра строк службы был сокращен с 25 лет до 15 – шесть (на флоте – семь) на действительной службе и девять в запасе. В 1874 году устаревшие и тяготившие общество рекрутские наборы были заменены всеобщей воинской обязанностью. Отныне призыву подлежали все мужчины, достигшие 21 года – правда, не поголовно, а по жребию.

Милютин считал, что солдаты, не говоря уже об офицерах, должны быть грамотными. До него 80% солдат не умели читать и писать, но благодаря его реформам эта доля сократилась до 40%. В частях были созданы школы и курсы, выпускались книги и журналы специально для солдатского чтения. Офицеров, тоже зачастую полуграмотных, стали готовить в военных гимназиях, а в 1864 году министр учредил юнкерские училища.

Создал он и военно-юридическую академию для борьбы с частыми в армии беззакониями. Для той же цели были отменены жестокие наказания солдат – розги, шпицрутены, кандалы, легендарный «прогон сквозь строй».

Не мог он обойти вниманием и военную медицину – по рекомендациям великого хирурга Н.И. Пирогова были реорганизованы больничное и санитарное дело в войсках, открылись первые курсы медсестёр.

Другим важным направлением реформы стала перестройка военной промышленности. Многие предлагали закупать новейшее вооружение за рубежом, но Милютин решительно возразил: нужно создавать собственное производство, чтобы в случае войны не зависеть от возможного противника. У США – едва ли не единственной после Крымской войны дружественной нам страны – был куплен патент на новую нарезную винтовку, которую стали производить на тульских заводах. В Москве и Петербурге начали делать первые стальные пушки, по числу которых Россия скоро догнала Францию.

Военные заводы, построенные на казённые средства, становились «локомотивами» для развития промышленности в целом: эту закономерность российской «оборонки» первым заметил и использовал именно Милютин. Он всячески поощрял строительство железных дорог, по которым среди прочего перевозились и военные грузы.

Укрепление армии он считал не самоцелью, а составной частью развития экономики и страны вообще. Истинный патриот, он мечтал видеть Россию не только могучей в военном отношении, но богатой и свободной, защищаемой своими гражданами не из страха, а из любви.

Милютин изменил и систему управления войсками – был создан Генеральный штаб, а место корпусов заняли 15 военных округов, обладавших определённой самостоятельностью.

Консерваторы в армии и при дворе не раз пытались оспорить его нововведения, но ради дела министр, обычно вежливый и мягкий, был готов на крутые меры. Морской министр Николай Краббе рассказывал, как проходило заседание Государственного совета по обсуждению нового закона о воинской повинности: «Сегодня Дмитрий Алексеевич был неузнаваем. Он не ожидал нападений, а сам бросался на противника, да так, что вчуже было жутко. Зубами в глотку и через хребет. Совсем лев. Наши старички разъехались перепуганными».

Реформы Милютина достойно прошли проверку во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Всего за четыре недели русская армия была полностью отмобилизована, а через 42 дня готова к дальнему походу. До конца 1877 года министр находился на фронте, давая военачальникам советы. «Вот он новый солдат, — с гордостью говорил он, — старый без офицеров умирал бы, а эти сами знают, куда им броситься. У этих почин!» Многое его не устраивало, но он утешал себя тем, что реформы пока далеки от завершения. После заключения мирного договора Александр II возвёл министра в графское достоинство и наградил орденом Святого Георгия.

Финал… и продолжение

Но после убийства царя народовольцами его преемник Александр III начал свёртывание военных и других реформ. На другой день после опубликования в апреле 1881 года царского манифеста «О незыблемости самодержавия» Милютин подал в отставку вместе с другими либеральными министрами. Вместе с женой он уехал в крымское имение Симеиз, откуда с тех пор почти не выезжал – даже когда его в 1898 году наградили званием генерал-фельдмаршала.

Не одобряя новую политику, он писал: «Мы оказались стадом баранов, которое бежит туда, куда бежит первый баран. Вот что грустно».

На пенсии Дмитрий Алексеевич работал так же напряжённо, как и прежде – из-под его пера вышли семь томов воспоминаний и пять томов дневников, ставших ценнейшим источником по истории второй половины XIX века.

Он умер в январе 1912 года, всего на два дня пережив любимую жену и немного не дожив до своего столетия. Незадолго до смерти он сокрушался на страницах дневника, что Россия идёт не туда, что, оттягивая неотложные реформы, власть невольно приближает революцию. Так и случилось всего через пять лет после его кончины; надолго позабыли и самого фельдмаршала. И даже надгробие в Новодевичьем мимоходом разрушили в 30-е годы.

А вот милютинскую идеологию военных реформ не забыли: её легко узнать в практике советского государственного и военного строительства – тех же 30-х годов. Именно тогда замыслы реформатора XIX века оказались востребованы, развиты и реализованы в полном объёме и совершенстве.

Читайте также:

Полина Яковлева. Раша и медведь, или «Мими-мишное» мягкое оружие России

Иван Зацарин. Так ковались перемоги. К 357-летию Конотопской битвы

Анатолий Вассерман. Кому нужен миф о том, что «нацизм и коммунизм – почти одно и то же»

Иван Зацарин. Завоевания демократии. К 170-летию аннексии Калифорнии

Дмитрий Михайличенко. Марийцы. Часть 1: жизнь меж двух огней

Иван Зацарин. Первая победа русской контрреволюции. К 98-летию мятежа левых эсеров

Вадим Эрлихман. Академик Павлов: любимый антисоветчик Советской власти

Иван Зацарин. Он тоже любил селфи с хозяевами. К 75-летию ареста Степана Бандеры

Полина Яковлева. Чуваши. Часть 2: Верные союзники Руси от Ивана Грозного до наших дней

Иван Зацарин. Тевтонцев больше не будет. К 70-летию переименования Кёнигсберга

[Андрей Смирнов, Андрей Сорокин]

http://histrf.ru/biblioteka/book/rus...nogho-podkhoda
11 июля 2016

100-летие Революции Историко-культурный стандарт

Сегодня мы приступаем к исследованию группы самых трудных из всех «трудных вопросов» историко-культурного стандарта. Начинаем с вопроса №9, сформулированного так: «Причины, последствия и оценка падения монархии в России, революции 1917 года, прихода к власти большевиков и их победы в Гражданской войне».

Обычно наше исследование опирается на научно сертифицированное толкование конкретного вопроса в современной историографии и здравый смысл учителя и преподавателя с более чем 20-летним стажем. Но на этот раз мы вступаем в череду исключений из нашего обычая. Почему?

***

Создатели списка «трудных вопросов» оставили за скобками практически всю историю России XVIII-XIX веков (хотя простыми очень многие проблемы, относящиеся к императорскому периоду, назвать сложно). Оставшиеся 11 «трудных вопросов» из 20 посвящены советскому и постсоветскому прошлому. И в вопросе №9, и в следующих за ним в одну проблему постарались вместить темы колоссального объёма, по каждой из которых имеются сотни научных книг, тысячи статей и десятки версий.

Собственно в ИКС эта сложнейшая проблематика оказалась помещена в раздел V «Россия в годы «Великих потрясений». 1914-1921 гг.». Акценты там расставлены в духе некоего исторического импрессионизма – то есть максимально размыты. О том, что послужило замыслом для стандарта в целом (формирование системного взгляда, понятного единого образа истории) здесь речи, к сожалению, не идёт.

Небольшой вводный текст к разделу отличается невнятной и непонятной обтекаемостью: он состоит из множества банальных или пафосных слов («системный кризис», «предъявлен счёт», «глубокий раскол общества», «пожар мировой революции») не связанных в какое-либо рассуждение. В ход идёт окрашенная в умеренно-мрачные тона публицистика: «Результатом периода войн и революций стало разорение страны, её распад по региональным и национальным «квартирам»...» За общими печальными фразами («Ставшая национальной трагедией Гражданская война явилась следствием глубокого раскола российского общества. Катастрофическими для России оказались людские потери…») не видно ни малейшего стремления вписать процессы 1914-1921 годов в контекст единства и преемственности отечественной истории.

А дальше следует простое и притом избирательное перечисление фактов из истории Первой мировой и Гражданской войн, революции и действий Советской власти.

***

В изложении ИКС отсутствует главное – не задан вектор понимания сложнейших проблем отечественной истории. Причём не просто сложнейшей проблемы – а именно того самого события, которое определило развитие России (и в какой-то мере всего остального мира) на весь ХХ век и по сей день. Мы даже осмелимся предположить, что без понимания этого события школьный курс истории вообще бесполезен.

Почему так вышло? Почему доселе стройная и логичная концепция единого стандарта именно в этом месте вдруг даёт сбой?

Думается, именно по причине действительной важности обсуждаемого «трудного вопроса», его идеологической злободневности – и, следовательно, множественности политических суждений и трактовок. В этой обстановке научное сообщество не дождалось от власти «единственно верной трактовки». И не рискует предложить свою.

Таким образом, «трудный вопрос №9» остаётся без внятно выраженного научно сертифицированного подхода. А вслед за ним, строго говоря, – и оставшиеся десять. Ведь и эпоха советской модернизации, и социальная и национальная политика ХХ века, и Великая Отечественная война, и распад Советского Союза, – всё это упирается в ту самую точку русской истории, которую ИКС по факту осторожно обходит сторонкой.

В итоге и учитель, внимательно прочитавший ИКС, и ученик, перед которым возникнет трудный вопрос № 9, обречены подобно утопающим выплывать сами по себе, хватаясь по своему выбору за публицистические, пропагандистские или вовсе экзотические трактовки. Благо, выбор богатый – только ни научный подход, ни единство истории в этом выборе практически не представлены.

***

В преддверии 100-летия Русской Революции авторский коллектив портала «История.РФ» пытается нащупать, как нам представляется, взвешенный подход к пониманию этого события – исторически достоверный и пригодный к осмыслению и пониманию как самой революции, так и логики преемственного развития страны и общества.

Мы не ограничиваемся перечислением и даже подробным описанием фактов и действующих лиц – мы рассматриваем их в русле закономерностей тысячелетнего течения отечественной истории, в контексте конкретных обстоятельств данного периода.

Мы видим в Русской Революции не только трагическое потрясение, но и реакцию общественного организма на объективно стоящие перед страной вызовы и задачи. А поскольку эти вызовы и задачи стоят перед любой страной, включая Россию, ежедневно, в том числе и сегодня, то мы видим в Русской Революции ещё и актуальный урок – и для ответственной государственной политики, и для гражданской ответственности современного общества.

Мы не пытаемся подогнать ни историю Революции, ни тем более, всю русскую историю под общий знаменатель абстрактных теорий или объективных, но частных факторов – даже если эти теории (как марксистская или либеральная) заслуживают уважения и изучения, а эти факторы (как «классовая борьба» или становление новых хозяйственных и социальных укладов) действительно существенны в конкретные моменты и в конкретных обстоятельствах.

Однако в преемственности отечественной истории от Рюрика до наших дней мы опираемся в числе прочих на очевидную константу – суверенную государственность со всеми её признаками и производными. Именно эту линейку мы прикладываем и к бурной революционной эпохе. Именно эта линейка позволяет нам избегать спекулятивного «осуждения» или «превознесения» конкретных событий русской истории и их действующих лиц, а видеть в них проявления – пусть даже и трагические – исторической логики.

И в итоге мы увидим, как период 1917-1922 годов, вместивший в себя революционные перемены, и длительную Гражданскую войну, ознаменовался принципиальными изменениями государственного устройства, но не привёл к ликвидации российской суверенной государственности – а совсем даже и наоборот, как показала последующая история ХХ века.

***

Мы не можем претендовать на «единственноверность» своих суждений. Однако убеждены в продуктивности своего подхода и в том, что он может быть использован в совершенствовании рассматриваемого сегодня рназдела историко-культурного спрандарта.

Литература

Ганин А.В. Ключевые моменты Гражданской войны. 1-я лекция.
Ганин А.В. Ключевые моменты Гражданской войны. 2-я лекция.
Ганин А.В. «Помнят псы-атаманы, помнят польские паны…» Почему побеждала Красная Армия // Родина. 2011. № 2.
Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы. М., 1990.
Февральская революция 1917 года. Сборник документов и материалов. М., 1996.
Шубин А.В. Великая российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года. М., 2014.
Шубин А.В. Октябрьская революция
Шубин А.В. Начало широкомасштабной гражданской войны. Лекция.
Шубин А.В. Гражданская война в конце 1918 – 1920 годах. Лекция.

Читайте также:

Владимир Мединский. Мифы о революции и Гражданской войне

Андрей Сорокин. Переслушайте музыку революции. Об уроках истории вместо спекуляций

***

Иван Зацарин. Ошибка на миллион трупов. К 13-летию признания директора ЦРУ в «иракском вранье»

Борис Юлин, Дмитрий Пучков. Русско-японская война: прелюдия к невозможному

Иван Зацарин. Там начали защищать Москву. К 75-летию обороны Киева

Олег Кропотов. Русская регулярная армия перед Петром: драгуны и солдаты из крестьян

Иван Зацарин. Кто нам построил Советский Союз. К 82-летию НКВД

Дмитрий Михайличенко. Марийцы. Часть 2: тайные тропы к России

Игорь Пыхалов, Дмитрий Пучков. «Великая оболганная война»: после Пакта, но не вследствие Пакта

Иван Зацарин. Подзабытое немецкое чудо. К 64-летию восточногерманского социализма

Вадим Эрлихман. Дмитрий Милютин: военный реформатор XIX века, соавтор армии-победительницы ХХ века

Полина Яковлева. Раша и медведь, или «Мими-мишное» мягкое оружие России

[Свободная история]

https://project1917.ru/posts/06.07.17


Леонид Андреев
Петроград, Мойка, 1

Видел я на Невском маршировавших анархистов со знаменем «смерть буржуям», они готовились к глупейшим и совершенно головотяпским похоронам Аснина, того самого разбойника и низкого тупицы, у которого на спине коротко нататуировано: х…

Императрица Мария Федоровна
Ай-Тодор, Крым

Просмотрела все свои вещи, которые в полнейшем беспорядке валялись в этом грязном мешке, — просто возмутительно, ведь это для меня святыни!

Илья Эренбург
Лондон

Меня обыскивали в жизни много раз, но никто, однако, не проявлял в этом деле такого мастерства, как англичане. Меня заставили разуться, куда-то уносили ботинки; просмотрели все швы на пиджаке и на брюках; отобрали записную книжку, стихи Макса Жакоба и после долгих пререканий вернули фотографию Шанталь. Все это англичанин делал с милой улыбкой, нельзя было даже на него рассердиться. Читать далее

Александр Блок
Петроград, ул. Офицерская, 57, кв. 21

В нашей редакционной комиссии революционный дух не присутствовал. Революция там не ночевала. С другой стороны, в городе откровенно поднимают голову юнкера, ударники, империалисты, буржуа, биржевики, «Вечернее время». Неужели? Опять в ночь, в ужас, в отчаянье? У меня есть только взгляд, а голоса (души) нет. Читать далее

Василий Кравков
Подгайцы

В России усиленно грызут семечки и друг друга, да захлебываются в бездонном море словоговорения… Читать далее

Александр Бенуа Игорь Стравинский
Петроград, 1-я линия Васильевского острова, 38

Вы там себе представляете, что у нас здесь царство свободы и даже переперцованное всякими «эксцессами», а на самом деле у нас царство эксцессов и чепухи без свободы или, по крайней мере, без ее ощущения, по существу. Милый друг, здесь очень нехорошо и очень неуютно; и мы с Атей более чем когда-либо завидуем Вам, что Вам издалека не видать всего этого кошмара.

Елизавета Нарышкина
Большой Царскосельский дворец, Царское Село

Почта и телеграф бездействуют. Боюсь, как бы наши негодные солдаты, вопреки всем усилиям поддержать их наступление, не остановились.

Лев Урусов
Наступление наше пока ограничилось одним коротким ударом, но чувствуется, что деятельно подготовляется дальнейшая операция, которая охватит более широкий фронт — что-то пошевеливаются на Рижском фронте, быть может, сговариваются относительно одновременного наступления с союзниками теперь, чтоб наш

Макс Гофман

Пока моя «неожиданность» будет проведена в жизнь, нужно еще подождать 10-14 дней. Будем надеяться, что русские будут энергично продолжать свое наступление.

Никита Окунев
Москва

От сына стал письма получать все реже, и что-то делается жутко: по письму видно, что со Стохода их передвинули в Буковину, потом в Галицию и что в их дивизии «некоторые неурядицы», и он хочет даже записаться в «батальон смерти». Оборони его, Господи, во всех его начинаниях, путях и поступках! Видно, там, на фронте, настроение солдат не улучшается в сторону «друг за друга, Бог за всех». О наступлении и сегодня маленьким шрифтом, и даже можно догадаться, что кое-где нас опять осадили.

В Китае опять совершился государственный переворот: возвели на императорский престол малолетнего Пу-И, низложенного в 1912 г. Такое событие имеет и для России известное «воспитательное» значение. Партийные распри создали там анархию, а потом реакция и жажда государственного порядка. Как бы и наши «товарищи рев. гусары» и дезертиры не дождались своего «малолетнего царя».

Император Николай II
Царское Cело, Александровский дворец

Хороший прохладный день. Сделал большую прогулку. У Алексея был урок истории. Днём работали на том же месте. Срубили ещё две ели. Прошёл небольшой дождь. После чая читал до самого обеда.

Марина Цветаева
Москва, Борисоглебский, 6

Люди спят и видят сны.
Стынет водная пустыня.
Все у Господа — сыны,
Человеку надо — сына.

Прозвенел кремнистый путь
Под усердною ногою,
И один к нему на грудь
Пал курчавой головою.

Люди спят и видят сны.
Тишина над гладью водной.
— Ты возьми меня в сыны!
— Спи, мой сын единородный.

Феликс Ростковский
Петроград, Казанский собор

Видел у Казанского собора женский батальон. Там был молебен и напутственное благословление ему. Священник сказал речь. Батальон производит приятное впечатление — это на вид молодые люди, гладко выстриженные под гребенку. Батальон был в полном солдатском снаряжении с ружьями.

Большинство этих женщин-воинов, по-видимому, из среды неинтеллигентной, но молодые барышни очень симпатичной наружности. Одна брюнетка особенно обращала на себя внимание веселостью. Батальон пришел с хором музыки от флотского Экипажа. Знамя очень красивое. Некоторые из женщин-воинов ремни, проходящие по груди, видимо, для большоего удобства, спустили их ниже плеч, освободив груди. Были дамы в публике, прощавшиеся с воинами-женщинами.

Концерт русских песен
В Стеклянном театре — первый из трех концертов Надежды Плевицкой. Сегодня же — «Честный жулик», премьера комедии Мольнара в постановке Бертельса с вернувшимся с фронта артистом Курихиным, а также Кузнецовой, Неверовой, Казариным, Усачевым и другими
Петроград
Летний Буфф

Михаил Богословский
Шашково, Рыбинский уезд

Вечером газеты с ворохом мерзостей об анархистах в Петрограде.

Петроградский листок

Решено перевести по всей России время на час вперед. Причина проста: если человек встанет на час раньше и на час раньше покончит все свои дела, то он и на час раньше погасит огонь, а благодаря этому получится громадная экономия в топливе, потребном для получения электрической энергии. Итак, экономии ради все мы должны обманывать себя и друг друга, заверяя себя и каждого, что сейчас не 8 часов, а 9. Читать далее

Надежда Тэффи
Петроград

Мне приходилось часто слышать ленинцев на маленьких уличных митингах. Их антураж всегда был трогательно хорош.

Один раз, в знаменитую ночь после милюковской декларации, какой-то большевик на углу Садовой требовал отказа от аннексий и контрибуций. Стоящий рядом со мной молодой солдат особенно яро поддерживал оратора, — ревел, тряс кулаком и вращал глазами. Я прислушалась к возгласам солдата:

— Не надо аннексий! Долой! Ну ее к черту. Опять бабу садить! Долой ее, к черту!

Вот кто поддерживал ленинцев. Опять бабу садить! Солдат искренно думал, что аннексия — это баба, которую собираются куда-то садить. Да еще «опять». Значит, она и раньше сиживала, эта самая аннексия. Читать далее

Борис Никольский
Петроград, ул. Офицерская

Стеснение во всем ужасное. Сахару едва ли хватит, спирту едва ли хватит — а как же быть без сахару и без спирту? Сахару везде мало, даже у богатых жидов недохват; но ведь спирт дешевле, чем дрова или угли для нашей малой потребности. Конечно, мы нынче много земляничного чаю пили из-за невозможной жары этих дней. Будем экономнее. У меня подбираться начинают последние запасы бумаги. Есть ¾ стопы великолепной царской, но ту жаль тратить. Конвертов вот сколько угодно, этих и после войны запас останется. Но, например, для черновых работ бумаги совсем нет, и приходится выкапывать отовсюду остаточки. Моя страсть к хорошим и обильным письменным принадлежностям дала мне всю войну прожить почти без прикупок: только чернила. Перья, да почтовая бумага подороже, и конверты; а карандаши, которые купил в Тойле, собственно, даже и не нужны были, я их так, про запас приобрел. Я карандашом не люблю писать.

Пьер Паскаль
Петроград

У аббата Грасье встретил М. Ж., крупного молодого человека в прихотливом драповом военном френче без погон, с ясным и решительным умом. Вывел его на беседу по еврейскому вопросу.

Он уверяет, что евреи бесповоротно антирусские, потому что в массе своей убеждены, что наступил фатальный момент, когда Россия должна быть наказана и расчленена. Читать далее

Виктор Шкловский
Галич

Войска достигли линии реки Повельчи, где и закрепились. Приехали туда, все в превосходном настроении, хотя полк при наступлении налез на полк, и все спуталось и перемешалось. К вечеру стали известны первые результаты наступления: фронт противника был разорван, мы прошли верст десять, взяли две немецкие дивизии в вагонах и более трех тысяч пулеметов.

Валентин Катаев
Действующая армия, Румынский фронт, Яссы

Ирен, я видел Вас во сне
И нынче полон только Вами.
Как хорошо, как сладко мне
Писать о Вас, Ирен, стихами.
Пусть будет чист и ясен стих,
Как море в штиль под берегами,
Когда вечерний ветер стих
И пахнет ладаном, как в храме.
Ах, я давно обманут снами.
Ваш образ близкий и родной
Светло стоит перед глазами —
Родной и близкий, но… не мой.

Святейший Синод

Избранному свободным голосованием клира и мирян Московской епархии на кафедру Московского епархиального архиерея, архиепископу Литовскому и Виленскому Тихону — быть архиепископом Московским и Коломенским, Свято-Троицкия Сергиевы лавры священно-архимандритом без возведения в сан митрополита до решения этого вопроса собором.

Альфред Нокс
Козова

Чешский офицер только что рассказал мне, что его солдаты се*годня захватили 20 орудий. Еще два орудия взяли 35-я дивизия и 4-я финляндская дивизия. Чехи жалуются на жестокое обращение. Не менее 20 тыс. плен*ных чешских солдат, которые, разумеется, сдались в плен добро*вольно, по слухам, погибли на Мурманской железной дороге. Даже теперь только 10% пленных чехов получили разрешение добровольцами отправиться на фронт, остальных заставляют тру*диться на фермах в тылу.

Керенский говорит, что они должны, вместо того чтобы сра*жаться на Русском фронте, совершить революцию в Австро-Вен*грии.

«Сел в калошу»
Петроградская труппа Сабурова представляет трехактный фарс, а также скетч «Пуговка от штанов»
Москва
Аквариум

Петроградские ведомости
Аткарск

На ст. Ртищево Рязанско-Уральской ж.-д. сгорела мельница, арендуемая немцем Тальманом. Мальчик указал толпе на Тальмана как на поджигателя. Толпа солдат набросилась на Тальмана и, избитого, положила на рельсы. Солдаты требовали, чтобы машинист проехал через живого Тальмана. Отказавшегося исполнить желание толпы машиниста связали и положили под паровоз. Потом машинист был освобожден и принужден был раздавить Тальмана. Обезображенный труп толпа сожгла.

Великая княгиня Мария Павловна (младшая)
Петроград, Невский пр-т

Я приехала в Петроград, находящийся в состоянии брожения. Все, что мы имели из средств передвижения, давно уже было реквизировано, и на вокзале не было ни одного извозчика. Мне пришлось идти пешком. Когда я вышла из здания вокзала на площадь, то ощутила что-то неладное. К тому времени я уже привыкла как-то интуитивно узнавать настроение улицы. Там, где назревали беспорядки, было пустынно, в воздухе чувствовалось напряжение, стояла полнейшая тишина, будто все затаило дыхание. Так было и сейчас. Читать далее

Григорий Зиновьев
Петроград

Кому выразил доверие Всероссийский съезд Советов? Съезд выразил доверие правительству Терещенки-Львова. В этом значение первой политической резолюции съезда. Все остальное — только словесные украшения. Милюковы, Терещенки и Ко скажут себе: не наговорить несколько «левых» фраз и «революционных» пожеланий вожди меньшевиков и народников не могли. Должны же были они считаться с настроениями провинциалов. Самая красивая девушка Франции, как известно, не может дать больше того, что она имеет. Читать далее

Робітнича газета

В Киеве собрались несколько эшелонов из разных губерний. Эти эшелоны должны были отправиться на фронт. Но узнав, что украинцев обманывают, они остались в Киеве и не хотят ехать, пока из них не будет сформирован полк и пока им не гарантируют, что они будут посланы только в украинские корпуса. Читать далее

Надежда Плевицкая
Первый из трех концертов Надежды Плевицкой
Стеклянный театр

В этот день:


Сегодня день рождения у Алексей Ремизов и Николай Врангель

+12
В Петрограде

+14
В Москве

[Александр Владленович Шубин]

http://histrf.ru/biblioteka/book/kak...ala-khkh-vieka
13 июля 2016

100-летие Революции

Начало ХХ века Россия в идейном отношении встречала подобно тому, как и начало XVIII-го – в качестве ученика «просвещённого Запада». Во второй половине XIX века она отходила от этой парты и даже пыталась диктовать моду – в основном на крайне левом фланге и в области литературы. Но в конце столетия шла «работа над ошибками», и российские интеллектуалы были полны внимания к мировым веяниям.

Три составных части русской мысли

XIX век для европейской политической мысли – это прежде всего борьба либералов и консерваторов, в которую время от времени вмешиваются социалисты. Влияние социалистов, опирающихся на рабочий класс и передовые для того времени технократические идеи, росло. Но это в целом в мире, а на уровне национальной политики их нетерпеливые попытки добиться победы (или просто произвести эффект) здесь и сейчас могли приводить к резким откатам – как это было после поражения Парижской коммуны или убийства Александра II.

Либералы и консерваторы, опиравшиеся на имущественные элиты, доминировали на идейно-политической сцене, и это создавало иллюзию гарантированного постепенного прогресса. Когда прогресс ещё не вызрел – преобладают консерваторы. Но вот созревают экономические предпосылки, просвещение делает свою работу, народ достаточно культурен (то есть грамотен и знает «правильные» ответы на основные экономические и политические вопросы) – пора либералам двигать страну вперёд. Социалисты предлагали что-то ещё более прогрессивное, но либералы снисходительно возражали, что если в этих утопиях и есть разумное зерно, то их время ещё не пришло.

XIX век воспринимал себя однолинейно. Дисциплинированное движение человечества из пункта «А» (мрачное отсталое средневековое состояние) в пункт «Б» (светлое просвещённое конституционно-либеральное промышленное общество) не исключало поисков «своего пути». Консервативная мысль настаивала, что не следует торопиться, отказываться от разнообразия, характерного для архаики, и уж если идти вперёд, то своим путём, учитывая ошибки предшественников.

Эти аргументы обсуждались весь век, но Россия отстала в промышленном отношении, что сказывалось и на положении военном. А перед глазами были примеры Китая и Индии, которые тоже могли гордиться «красотой вещей, социального строя и природы» – выражаясь словами русского консервативного философа Константина Леонтьева, сетовавшего, что прогресс и либерализм им угрожают. И вот результат: Индия захвачена британцами, а Китай – слаб, унижен и разделён на сферы влияния. Не станет ли Россия «европейским Китаем», наслаждаясь видом помещичьих усадеб и пахоты, где горбатится крестьянин с дедовской сохой?

«Особый путь»: вдоль по Петровской

Консерваторы предлагали идти путём Петра Великого, который научился брать у Запада технологии, не заимствуя при этом социальный строй и главное зло – народовластие, которое Константин Победоносцев, ведущий идеолог российского консерватизма, обер-прокурор Синода и особа, приближённая к императору, называл «одним из самых лживых политических начал». Консерваторы делали из этого вывод, что нужно охранять от народовластнических поползновений чистоту самодержавной власти, что один человек справится с думами о Родине лучше, чем разноголосая народная толпа.

Либералы намекали, что есть в России люди и поумнее государя, и неплохо бы дать им возможность внести свой вклад в решение накопившихся проблем страны – независимо от настроений одной персоны и доступа к высочайшему телу.

А вот социалисты, соглашаясь, что до народовластия далеко ещё и Европам, предлагали отбросить не принцип, а лживость, и сделать народ действительным источником власти. И тогда, глядишь, власть будет руководствоваться интересами людей труда, а не узкой придворной камарильи и помещичьей касты.

Впрочем, до 1905 года эти споры шли подспудно, потому что за излишне громкие беседы можно было и тюремный срок получить (как, например, либеральный историк Павел Милюков, в будущем – лидер партии кадетов, не бомбист какой-нибудь, солидный человек).

Однако связь отставания России, её острых социальных проблем и общественного устройства становилась всё более очевидной, что выбивало почву из-под консерватизма. А поскольку власть поддерживала именно консервативную точку зрения, и сам император Николай II назвал введение народного представительства «бессмысленными мечтаниями», – то недовольство интеллектуалов теми или иными сторонами жизни России вело их к оппозиции консервативному подходу. А следовательно – и к отрицанию идеологии, по умолчанию признанной официальной государственной.

Издержки «великих реформ»

Люди со статусом, которым было что терять в случае социальных потрясений, предпочитали осторожный либеральный подход в стиле юриста Бориса Чичерина. «Молодые штурманы будущей бури» (выражение Герцена, понравившееся и Ленину) из разночинцев имели под рукой проверенный в борьбе инструментарий народнических идей. И хотя убийство царя 1 марта 1881 года привело не к революции, а к реакции, в среде молодёжи оставалось много юных активистов, которые настолько ненавидели режим, что готовы были к самым радикальным действиям.

Наследие Александра II оставалось в центре российской дискуссии. Что несут «великие реформы» – прогресс или разрушение, справедливость или разорение?

Несправедливость реформ и их социальные издержки были козырями социалистов: нужно было проводить совсем другие преобразования, и куда более радикальные.

Недоделанность реформ была козырем либералов: если довести реформы до западных образцов и увенчать их конституцией, дело пойдёт гораздо лучше. Нужно ограничить самодержавие с помощью парламента и принятых им законов, защищающих права личности, облегчающих развитие капиталистического хозяйства. Чтобы избежать издержек народовластия, можно отдать право народного представительства наиболее культурным, то есть наиболее материально обеспеченным людям (вообще-то это не всегда совпадает). Представители земств и городского самоуправления полулегально собирались у председателя Московской губернской земской управы Дмитрия Шипова и обсуждали, как бы стать парламентом.

Другие либералы были настроены более решительно, требовали введения гражданских прав и свобод, свободных выборов в парламент. В 1902 году они начали выпускать за границей свою газету «Освобождение». Как и революционные издания, этот журнал переправлялся из-за границы в Россию подпольно. В 1903-м был создан нелегальный Союз освобождения, выступавший за конституционную демократию.

Заседание партии кадетов.

Революция 1905-1907 годов позволила либералам выйти из подполья и создать несколько партий, наиболее влиятельными из которых были: Союз 17 октября, довольный тем уровнем свобод и народоправства, который был дарован принятым в этот день манифестом; и Партия народной свободы, она же Конституционно-демократическая партия (кадеты), стремившаяся к полноценной конституционной демократии. Они надеялись, что ХХ век позволит наконец осуществить и в России мечтания века XIX-го о превращении России в «нормальную» европейскую страну.

(Обзорный очерк Александра Репникова о предреволюционной право-консервативной мысли был опубликован на портале «История.рф». Сегодня мы подробнее остановимся на социалистах).

Социалисты-народники: Свой путь в послезавтра

Социалистическая интеллигенция не соглашалась, что введение конституции и уточнение права может вывести страну из тупика. Если проблемы носят глубокий социальный характер, то и лечить их следует глубокими социальными преобразованиями, скорее всего – революционными. Капитализм России уже не поможет, его развитие ведёт к новым бедствиям, нужно ещё более справедливое и прогрессивное общество – социализм.

Так считали народники – сторонники «общинного социализма», то есть создания более прогрессивного общества, чем социализм, на основе традиционной самоорганизации крестьянства – общины. Несмотря на репрессии, продолжали действовать теоретические кружки народнического направления. В легальной прессе выступали публицисты-народники, которые пользовались «эзоповым языком», обсуждали экономические, а не политические вопросы, и поэтому не арестовывались властями.

Крупнейшим народническим теоретиком этого периода был Николай Михайловский. Михайловский считал, что демократически и социалистически настроенная интеллигенция сможет увлечь за собой крестьянские массы на переустройство России. Министр внутренних дел Вячеслав Плеве считал Михайловского и редактируемый им журнал «Русское богатство» «штабом оппозиции». Народники работали в земских организациях, где вели осторожную пропаганду среди крестьян и пытались улучшить их жизнь, повысить уровень культуры. Такое направление называлось «легальным народничеством».

Из стремления народников отстаивать социальные интересы крестьян и рабочих вытекали радикальные политические выводы, которые уже нельзя было отстаивать легально – захват помещичьих земель и распространение общинной демократии на всю страну требовали свержения самодержавия и ликвидации всесильной бюрократии. Наиболее радикальные сторонники общинного социализма даже поддерживали анархо-коммунистические идеи князя Петра Кропоткина и выступали за скорейшую ликвидацию капитализма и государственности. Но в конце XIX века анархизм уже не был популярен среди народников, как прежде, большинство из них выступало за демократию.

В 1902 году из нескольких подпольных народнических групп была создана Партия социалистов-революционеров (ПСР, эсеры). Идеологи ПСР, такие как Виктор Чернов, действовавший в эмиграции, выступали за свержение самодержавия, парламентскую демократию, передачу всей земли в распоряжение крестьянских общин, а промышленного производства – в руки государства и рабочих организаций. Достигнуть этих целей эсеры надеялись с помощью массовой народной революции.

В анализе российской социальной ситуации народники обращались и к передовым западным теоретическим достижениям, в том числе к марксизму, сочетая их с наследием Герцена, Петра Лаврова и Михайловского.

Но пока народ доверял самодержавию, эсеры, подражая «Народной воле», были готовы вести вооружённую террористическую борьбу против высокопоставленных чиновников империи. Индивидуальный террор был делом узких законспирированных групп революционеров (Боевая организация ПСР и др.). В 1902 году эсерами был убит министр внутренних дел Дмитрий Сипягин. Однако ему на смену пришёл сторонник ещё более консервативного курса Плеве. Революция же 1905-1907 годов открыла перед эсерами широкие возможности как вооружённой, так и парламентской борьбы с самодержавием.

Несмотря на то, что народничество сохраняло широкое влияние в кругах революционной интеллигенции, оно уже устраивало далеко не всех сторонников социализма. Серьёзным ударом по авторитету народничества стал переход части его активистов к политическому террору – авантюристическому средству борьбы. Это стремление разрушить самодержавие бомбой уже привело к расколу народничества в 1879 году на «Чёрный передел» и «Народную волю». Народовольческий терроризм того времени был направлен против представителей режима, а не масс обычных людей, как это обычно бывает в XXI веке. Вокруг террористов складывался в сознании радикальной молодёжи героический ореол. Но нельзя было не видеть, что террористические акты даже в случае успеха вели совсем не к тем результатам, которых ожидали революционеры. На место убитого революционерами относительно либерального Александра II пришёл консерватор и даже реакционер Александр III, на место Сипягина был назначен Плеве. Причастность народничества к терроризму отталкивала от него часть социалистической молодёжи (хотя далеко не все народники поддерживали терроризм).

Но была и другая причина появления у народничества сильного конкурента в России – успехи капитализма. Пореформенная Россия быстро развивала промышленность, и пусть развитие капитализма было болезненным, но оно всё сильнее сдвигало страну с того положения, на котором народники надеялись строить социализм.

А в Европе тем временем успешно развивалось учение марксизма – идейно-политическое течение и плодовитая социологическая школа, претендовавшая на роль «научного социализма»: лучше уж, мол, чертить путь к социализму на научных основаниях, чем на чувствах, пусть и благородных. В рядах народников, правда, тоже были авторы, известные своей научностью, но почему не попробовать метод, сникавший себе европейскую славу?

Школа Маркса на российской почве

Виднейшим из русских последователей Карла Маркса был Георгий Плеханов, видный народник, перешедший на сторону марксизма. Вместе с товарищами по «Чёрному переделу» Верой Засулич, Павлом Аксельродом и др. он создал в 1883 г. в Женеве марксистскую группу «Освобождение труда».

Марксисты считали, что освобождение трудящихся и всего человечества от эксплуатации возможно путём пролетарской революции, которая ведёт к коммунизму. Но для этого был необходим очень высокий уровень культуры и производительности труда. Поэтому предпосылки для социализма и тем более зрелого коммунизма должны были вызревать постепенно, по мере совершенствования производства, роста количества рабочих и уровня их культуры. Эти условия мог обеспечить капитализм. Поэтому марксисты выступали за развитие капитализма, который потом собирались разрушить.

Легальные марксисты, такие как Пётр Струве, считали, что раз капитализм помогает развитию экономики и прогрессу, то не нужно с ним бороться. Тем более бессмысленно бороться против феодализма и самодержавия – ведь капитализм сам с ними справиться. Они призывали «идти на выучку у капитализма» и критиковали революционные идеи остальных марксистов. Но большинство марксистов возражали, что самодержавие не даёт капитализму нормально развиваться, и положение рабочих в условиях такого отсталого капитализма становится невыносимым.

Поскольку развитию капитализма мешали структуры феодального общества, к которому марксисты относили и самодержавие, то необходимо было бороться за свержение самодержавия, буржуазное преобразование общества, переход к демократии, которая, по мнению марксистов, обеспечивает развитие именно капитализма. Так как марксисты выступали за социализм, путь к которому откроется только после буржуазно-демократической революции, их стали называть социал-демократами.

В 1898 году представители нескольких небольших групп марксистов провозгласили создание Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). Фактически несколько лет после этого I съезда партия не могла начать работу из-за арестов. Организующим ядром партии стала созданная за границей газета «Искра». Её редакция состояла из лидеров Группы освобождения труда и недавно эмигрировавших за границу молодых последователей Плеханова – Владимира Ульянова-Ленина и Юлия Мартова.

Среди редакторов обнаружились серьёзные разногласия. Плеханов и Ленин выступали за партию профессиональных революционеров, каждый член которой подчиняется Центральному комитету (ЦК). Их оппоненты настаивали на менее жёсткой структуре организации, которая должна привлечь в свой состав как можно более широкий круг марксистов.

В 1903 году в Лондоне собрался II съезд РСДРП, который должен был наконец принять устав и программу партии, избрать ее руководящие органы. Но договориться не удалось. После серии расколов и перегруппировок в РСДРП выделились две фракции, объединенные в одну партию лишь формально. Во время обсуждения устава партии Ленин предложил считать членами партии тех, кто постоянно работает в одной из партийных организаций и подчиняется ее дисциплине, а Мартов – тех, кто поддерживает программу партии и оказывает ей «регулярное личное содействие», в том числе материальное.

Большинством голосов была принята формулировка Мартова. Но при выборах ЦК победили сторонники Ленина и Плеханова, и это течение получило название «большевиков». Сторонники Мартова получили название «меньшевиков». Однако вскоре Ленин стал устанавливать в своей фракции столь жёсткую дисциплину, что от него отступились многие сторонники, в том числе Плеханов, который обвинил Ленина в намерении установить в партии свою диктатуру и превратить её в организацию полувоенного типа.

Когда началась революция 1905-1907 годов, социал-демократы, следуя «научному» методу марксистского классового анализа, считали, что только они выражают интересы рабочего класса. Но реальность оказалась сложнее. консерваторам, которые создали организации «черносотенцев», другие – эсерам, демонстрировавшим решительность в борьбе с самодержавием. Только часть рабочих пошла за РСДРП. Партию продолжал раздирать конфликт большевиков и меньшевиков, но в 1906 году им удалось договориться о формальном единстве. Но, к удивлению марксистов, рабочий класс искал не предусмотренные программой РСДРП пути освобождения – от демонстрации к царю 9 января 1905 года до Советов рабочих депутатов.

Реакция: от революции до революции

Революция 1905-1907 годов стала серьёзной практической проверкой взглядов разных идейных течений.

Эксцессы революции стали аргументом в пользу консерваторов – «охранителей», защитников самодержавия. Ими были созданы «черносотенные» организации. Руководители черносотенных, монархических партий утверждали, что «чёрная сотня» – это простой народ, который уже спас Россию в 1612 и 1812 годах. Самой крупной партией страны стал черносотенный «Союз русского народа» во главе с Александром Дубровиным. Большую известность своими резкими речами и хулиганскими выходками приобрели такие лидеры Союза, как Владимир Пуришкевич и Николай Марков 2-й.

Марш черносотенцев.

Сторонники дальнейших перемен называли послереволюционное время «реакцией». Революционные партии были разгромлены, их вожди эмигрировали и тратили силы на борьбу между собой.

Усилились противоречия среди социал-демократов. Часть меньшевиков требовала перейти исключительно к легальной работе в парламенте и профсоюзах. Ведь завоевания революции открыли для этого более широкие возможности. Но нелегальная оппозиционная активность мешает этому, провоцирует репрессии полиции. Поэтому нелегальные структуры социал-демократии должны быть ликвидированы. Этих правых социал-демократов называли «ликвидаторами».

Другие социал-демократы – радикальные большевики, напротив, считали уступки самодержавия мизерными, и настаивали, что в эпоху реакции нельзя сотрудничать с самодержавием. Нужно отозвать социал-демократов из легальных органов и сосредоточиться на нелегальной работе. Этих левых социал-демократов называли «отзовистами».

Ленин выступил как против ликвидаторов, так и против отзовистов. Ленин считал, что нужно использовать как нелегальные (подпольные), так и легальные (открытые, законные) методы работы.

В 1912 году РСДРП окончательно раскололась. Несмотря на усилия Льва Троцкого, примирения между большевиками и меньшевиками достичь не удалось, и Ленин создал собственный ЦК РСДРП. В исторической литературе к сокращению РСДРП добавляют «б» (большевиков), но ленинская партия называла себя именно РСДРП, претендуя на преемственность с РСДРП, возникшей в 1898 г.

В 1912 году большевики провели несколько человек в Государственную Думу и стали выпускать легальную газету «Правда». Один из депутатов-большевиков Роман Малиновский оказался агентом охранки, но Ленин утверждал, что польза от его работы была значительнее, чем ущерб от предательства.

Подобные проблемы преследовали и партию эсеров. Провокатором оказался руководитель её террористической организации Евно Азеф. Когда это выяснилось, разразился скандал, который нанес ущерб авторитету как эсеров, так и монархии. Ведь находясь на содержании у полиции, Азеф организовывал убийства представителей государства.

Некоторые видные общественные деятели под влиянием событий революции отошли от поддержки оппозиции. В 1909 году известные философы Пётр Струве, Николай Бердяев, Семён Франк и другие опубликовали сборник статей «Вехи», в котором обличали интеллигенцию за поддержку революционной борьбы.

Но большинство интеллектуалов этого времени продолжали критически относиться к политике Николая II и его администрации. Ведь проблемы, которые так ярко проявились во время революции, решены не были. Хотя критики часто персонифицировали кризис социальной системы Российской Империи, перенося ответственность за него на императора и его окружение вплоть до крестьянина-фаворита Григория Распутина.

***

Причины же проблем были куда глубже. Они крылись в том, что развитие мира не было настолько однолинейным, как это виделось либералам и марксистам. XIX век с его поступательным прогрессом, промышленной модернизацией закончился не плавным переходом из пункта «А» в пункт «Б», а разделением человечества на страны успешного капиталистического проекта и вечно отстающие. Отставание вторых и было условием успеха первых.

Наступила эпоха империализма, в которой Россия оказалась в двойственном положении. Она сохранила суверенитет, но её модернизация топталась на месте. Россия опоздала на поезд успешных стран, но не стала и колонией. Эта проблема стимулировала споры между социал-демократами и эсерами о том, можно ли выйти из исторической ловушки, просто двигаясь путём Западной Европы, или местные особенности дают России обходную, более короткую дорогу к «светлому будущему».

Пока социалисты – своего рода футурологи начала ХХ века – спорили, система империализм шла к мировой войне. «Светлое будущее» предварялось адом мировой бойни, который решительным образом повлиял на взгляды теоретиков всех российских идейных течений и помог им найти новые ответы на старые вопросы.

Читайте также:

Иван Зацарин. Вот поэтому Арктика наша. К 83-летию экспедиции челюскинцев

Клим Жуков, Дмитрий Пучков. Владимиро-Суздальская русь от Андрея Боголюбского до батыева нашествия

Анатолий Вассерман. Об «исключительном свойстве России истреблять собственный народ»: расстановка точек над мифом

Иван Зацарин. Что правильно считать независимостью. К 75-летию восстания Черногории против фашистов

Андрей Смирнов, Андрей Сорокин. Русская Революция и Гражданская война: как они остались без научного подхода

Иван Зацарин. Ошибка на миллион трупов. К 13-летию признания директора ЦРУ в «иракском вранье»

Борис Юлин, Дмитрий Пучков. Русско-японская война: прелюдия к невозможному

Иван Зацарин. Там начали защищать Москву. К 75-летию обороны Киева

Олег Кропотов. Русская регулярная армия перед Петром: драгуны и солдаты из крестьян

[Иван Зацарин]

http://histrf.ru/biblioteka/book/gie...gho-vosstaniia
15 июля 2016

100-летие Революции Сегодня в прошлом

16 июля 1917 года в Петрограде началось восстание против Временного правительства.

Все обвинения в адрес большевиков (в том числе и сегодняшние) в том, что они совершили насильственный захват власти, базируются на неверном посыле. Да, они его совершили. Но при этом они отняли власть у тех, кто сделал это чуть раньше – однако, в отличие от большевиков, совершенно не представлял, что с ней делать.

Сегодня, когда мы справляем 99-ю годовщину июльского восстания, ставшего своего рода демо-версией Октябрьской революции, стоит поговорить о том, как им удавалось быть такими ловкими и популярными

***

Восстание в июле 1917 года (называется также путчем, вооружённой демонстрацией) – крайне интересный момент в нашей истории. Во-первых, оно явно находится в тени удавшегося Октября. Во-вторых, взявшим в результате власть большевикам было явно неловко вспоминать не только свой летний провал, но и то, как едва ли не всю верхушку партии арестовали, Ленин вынужден был скрываться в шалаше в Финляндии, а некоторых ещё и побили юнкера. В результате июльское восстание подзабыто и сильно недооценено.

Земля и мир

История этого восстания – из той категории событий, когда очень сложно понять, из-за чего же всё завертелось. Пожалуй, правильнее будет сказать, что завертелось ещё весной 1917 года, когда сложилось двоевластие Временного правительства и Петросовета. А любые двое- трое- и прочие формы многовластия на деле означают безвластие.

Главные послереволюционные ожидания нам давно известны: мир и земля. Причём они друг с другом тесно связаны: передел невозможно провести до тех пор, пока солдаты на фронте. Следовательно, затягивание одного вопроса автоматически откладывало другой.

С тем, что война несправедлива, вроде бы уже все согласились. Однако 9 апреля в газетах опубликовали официальное заявление Временного правительства, в котором чётко обозначались цели нашего участия в войне (Галиция, проливы, Константинополь). И 1 мая министр иностранных дел Павел Милюков заявил о том, что все обязательства перед союзниками Россия выполнит, а война будет вестись до победного конца. Массовое недовольство и антиправительственные выступления вынудили Милюкова 18 мая уйти в отставку. Однако в конце июня схожую по смыслу резолюцию утвердил уже I Всероссийский съезд Советов, обставив её для приличия отказом от завоеваний (ещё лучше, ага – воевать просто так).

Оформилась интересная ситуация: Временное правительство, съезд Советов и даже Петроградский совет, с разногласиями, конечно, но формировали некую общую политику. А рабочие и солдаты, которые этих делегатов в Советы и выбирали, выражали свой протест против этой политики многотысячными демонстрациями.

1 июля вместо всеобщей демонстрации в поддержку политики Временного правительства получилась акция протеста. Даже если участников было впятеро меньше, чем утверждают источники (сообщается о 500-тысячной демонстрации), всё равно это сумасшедшее количество для Петрограда в 1917 году. В общем, к середине июля протест вызрел, кому-то из политиков осталось лишь заявить права на то, чтобы его возглавить. Ближе всего к этому стояли большевики: они говорили с недовольными массами на одном языке.

Неуправляемое восстание

Уже потом большевиков обвиняли в том, что они подбили рабочих, солдат и моряков к восстанию. Большевики оправдывались, что лишь координировали действия для поддержания элементарного порядка. Скорее всего, так оно и было.

В первый день восстания солдат Петербургского гарнизона «заводили» анархисты, а не большевики. Солдаты, в свою очередь, отправили делегатов к матросам в Кронштадт.

Однако Петросовет в этой ситуации оставался органом, которому доверяли в том числе и бунтующие. Сохранить это доверие можно было только одним способом: взять ответственность за положение дел в государстве в свои руки и немедленно приступить к рассмотрению самых наболевших вопросов – мира и земли (к середине июля уставшие ждать решения правительства крестьяне уже вовсю распаёвывали земли помещиков и растаскивали их усадьбы). Это и предложил Совету Григорий Зиновьев.

В качестве примера: буквально за день до этого делегаты Временного правительства заключили соглашение с Центральной Радой о признании украинского правительства и дальнейшей политики автономизации от России. В знак протеста из правительства вышли 5 министров. Его даже свергать не нужно было, оно добровольно повторяло судьбу предыдущей власти.

Меньшевики и эсеры Зиновьеву отказали, потребовав в ответ угомонить матросов и солдат гарнизона. Как будто это ещё было возможно. Вечером 16 июля начались первые перестрелки.

В общем события выглядели так. Анархисты продолжали агитацию среди частей петроградского гарнизона. Матросов и агитировать особо было не нужно. Большевики присоединяли к этому рабочих. Однако говорить, что всем этим руководил кто-то один, было бы ошибкой.

Главным лозунгов восставших было свержение Временного правительства, для чего они и направились в Таврический дворец 17 июля. Арестовать удалось одного Виктора Чернова (министр земледелия) да и того в результате отбил Троцкий. Однако это оказалось сигналом для командовавшего Петроградским округом Петра Половцова, остававшегося верным Временному правительству. По его команде к дворцу выдвинулись войска, сумевшие оружейным и артиллерийским огнём рассеять толпу. Удалось это, к слову, случайно. Восставшие тоже не с пустыми руками пришли и поначалу сами разогнали сотню казаков пулемётным огнём.

Военная часть на этом окончилась и началась политическая. Ленин и Зиновьев временно скрылись в Финляндии. Было арестовано около 800 большевиков (всего в партии тогда состояло около 250 тысяч человек – во всей России).

Неудачное восстание временно вернуло доверие Временному правительству и пошатнуло поддержку левых партий. Правда, через месяц правительство получило примерно такой же удар справа (Корниловский мятеж, также неудачный).

Есть такая партия

Непосредственно в ходе восстания в газетах вышла статья «Ленин, Ганецкий и Ко — шпионы» (немецкий генштаб, опломбированный вагон и прочее). Копия этой статьи висела на каждом петроградском столбе, что, понятно, не добавляло большевикам симпатий. Вожди бежали (считай, признали обвинения), почти тысяча членов партии в тюрьме. Вину за гибель рабочих и солдат с обеих сторон пресса возложила на большевиков. Можно ли представить лучшую ситуацию для их разгрома? Можно в этой ситуации ожидать, что через три с половиной месяца они возьмут власть?

Однако взяли.

Объясняется такая внезапная метаморфоза довольно просто. Листки со статьёй про опломбированный вагон за эти три месяца со столбов облетели. А Временное правительство с обновлённым кредитом доверия продолжило демонстрировать свою неспособность к государственному строительству и удержанию России от распада. И даже к борьбе с партиями, расшатывающими ситуацию – в этом ведь правительство обвиняло большевиков, пытаясь навесить на них вину за собственные ошибки. Поэтому в ноябре большевики вернулись и доделали то, что не смогли сделать в июле.

Июльское восстание – свидетельство не только беспомощности власти, но и колоссального запаса прочности партии большевиков. Для любой другой партии, если пользоваться современными терминами, такие репутационные потери были бы смертельными. Поэтому совершенно не удивительно, что именно большевики провели Россию через непростые 4 года Гражданской войны и интервенции. В конце концов, ещё на I съезде Ленин в ответ на реплику меньшевика Ираклия Церетели заявил, что «есть такая партия» (готовая взять власть в свои руки). Вот они и взяли – никто больше фактически и не претендовал.

Читайте также:

Анатолий Вассерман. Миф об обязательном и бесповоротном распаде империй

Иван Зацарин. Крестовые походы всё те же. К 917-летию штурма Иерусалима

Александр Шубин. Как думали о Родине: русские идеологии начала ХХ века

Иван Зацарин. Вот поэтому Арктика наша. К 83-летию экспедиции челюскинцев

Клим Жуков, Дмитрий Пучков. Владимиро-Суздальская русь от Андрея Боголюбского до батыева нашествия

Анатолий Вассерман. Об «исключительном свойстве России истреблять собственный народ»: расстановка точек над мифом

Иван Зацарин. Что правильно считать независимостью. К 75-летию восстания Черногории против фашистов

Андрей Смирнов, Андрей Сорокин. Русская Революция и Гражданская война: как они остались без научного подхода

Иван Зацарин. Ошибка на миллион трупов. К 13-летию признания директора ЦРУ в «иракском вранье»

Борис Юлин, Дмитрий Пучков. Русско-японская война: прелюдия к невозможному