#15
|
||||
|
||||
Памяти Бориса Стругацкого
http://www.chaskor.ru/article/pamyat...gatskogo_30152
Блогеры: «Ушла целая эпоха» Борис Стругацкий. Фото: kulikovsterr увеличить размер шрифта уменьшить размер шрифта распечатать отправить ссылку добавить в избранное код для вставки в блог «Я знаю наизусть каждую строчку, которую написали братья Стругацкие просто потому, что читаю их сколько себя помню. Но перед вечностью предстанет не любимый всеми «Понедельник начинается в субботу», не актуальная «Трудно быть богом», не азартные книги «Полдня», а самая загадочная книга в их каноне: «Улитка на склоне». Александр Генис: Гений «Улитки» – в фальшивой симметрии. Чередуя главы, авторы переносят нас со Станции в Лес – и обратно. Но одна часть отличается от другой также разительно, как описанная в них действительность. Параллельны тут не сюжетные линии, а герои: один, Перец, стремится попасть в Лес, другой, Кандид, – из него выбраться. Плохо и там, и тут, но по-разному. Два мира несовместимы друг с другом. Тот, что на Станции, нам легче узнать, ибо им управляет абсурд замкнутой на себе бюрократической утопии. Ослепленная своим могуществом, она растет себе на погибель, ибо пользуется ложным расчетом. Символ Станции – испорченный калькулятор, который никто не собирается чинить. – 12 на 10, – сказал Ким. – Умножить. – 1007, – механически продиктовал Перец, а потом спохватился и сказал: – Слушай, он ведь врет. – Знаю, знаю, – нетерпеливо сказал Ким. Члены исследовательской группы «Людены», помогающей составителю, исходили из того, что творчество братьев Стругацких — не просто совокупность текстов, но социокультурный феномен, который вызывает интерес и на макроуровне, и на микроуровне. Публикация черновиков и вариантов должна была продемонстрировать (и продемонстрировала) не только сам процесс кристаллизации конкретных замыслов, но и писательскую эволюцию. От простого к сложному, от любительства к высокому профессионализму, от безоблачного мироощущения к беспокойству (один из вариантов «Улитки на склоне» назывался, кстати, «Беспокойство»). От первых сомнений к осознанию глубоких противоречий, заложенных в основе окружающего мира. Та же «Улитка на склоне» — один из самых мрачных текстов авторов — задумывалась поначалу как приключенческая повесть про космических робинзонов. А к антитоталитарному «Обитаемому острову» авторы приступали, имея намерение написать незамысловатый боевик о приключениях супергероя-комсомольца... А. и Б., которых мы не знали «Станция» напоминает о Кафке. «Лес» написан свихнувшимся «деревенщиком». Речитатив заговаривающийся прозы опутывает Кандида словесными лианами. Речь на дрожжах, изобильная, как все в Лесу, заливает бессмыслицей остатки распустившегося на природе разума. Если первая часть – кошмар Просвещения, то вторая – утрированный Руссо. Лес, однако, не выбирает между «городом» и «деревней». Лес снимает это противоречие, исправляя ошибку эволюции, отвернувшейся от самой себя ради металлических чучел. Цель Леса – болото, оружие – «разрыхление и одержание», столица – Озеро. Эта живородящая дыра природы служит не храмом, а мастерской для той амазонки, которую встречает наконец прозревший Кандид: «Она вышла из лесной чащи, белая, холодная, уверенная, и вступила в воду, в знакомую воду, вошла в озеро, как я вхожу в библиотеку». Этой влажной, топкой утопией управляют женщины, упразднившие мужчин. Непорочные девы развернули вектор прогресса, заменив патриархальный техницизм биологией матриархата. Мужская цивилизация заменяет природу машиной и живую среду мертвым камнем: «Когда выйдет приказ, – провозгласил Доморощинер, – мы за два месяца превратим там все в бетонированную площадку, сухую и ровную». Экспансия – мужской путь. Мы творим вне себя, ибо нам не дано, как женщинам, творить из себя. Мужская цивилизация плодит мертвую технику, которая искореняет поддерживающую нас жизнь. Но в Лесу вечная война мужчин и женщин закончилась полной победой последних и безоговорочной капитуляцией первых: «Они идут и гниют на ходу, и даже не замечают, что не идут, а топчутся на месте». А мы, лишившись смысла и назначения, оказались тупиковой ветвью цивилизации, которая творит себе подобных из железа, как мужчины, а не из плоти, как женщины. «Вы там, – говорит одна из Подруг, – впали в распутство с вашими мертвыми вещами на ваших Белых скалах. Вы вырождаетесь». Различие между механической и биологической эволюцией определяет не история, а пол, не культура, а природа. (Много лет спустя я понял, как это может выглядеть, когда услышал про овцу Долли). Мужчины строят, женщины рожают – они и есть будущее. В Лесу это очевидно, а на Станции об этом еще не знают, но уже догадываются: «Изобилие красок, изобилие запахов. Изобилие жизни. И все чужое. Чем-то знакомое, кое в чем похожее, но по-настоящему чужое. Наверное, труднее всего примириться с тем, что оно чужое и знакомое одновременно. С тем, что оно производное от нашего мира, плоть от плоти нашей, но порвавшее с нами и не желающее нас знать. Наверное, так мог бы думать питекантроп о нас, о своих потомках, – с горечью и со страхом». Разветвлённый мир Стругацких — небольшая вселенная, которая населена хорошо узнаваемыми персонажами, погружена в знакомые реалии и тщательно прописана, складывалась на протяжении нескольких десятилетий. Истоки этой вселенной — в переписке фантастов. С 1957 по 1984 год москвич Аркадий Натанович и ленинградец Борис Натанович обменялись сотнями писем, и большинство их имели прямое отношение к совместному литературному творчеству. Обсуждая ещё не написанные повести, братья фонтанировали идеями. Лишь малая их часть оказалась реализованной — как по цензурным, так и по творческим причинам. Отброшенные варианты, неосуществлённые проекты, наброски — тот самый «сор», из которого впоследствии вырастали всем известные тексты, — ныне дают возможность проследить ход мыслей фантастов и удивиться дистанции между изначальной идеей и её воплощением. Путём взаимной переписки В этом видении Леса – ключ к «Улитке». Лес и Станция – две фазы одной реальности, они противостоят друг другу как будущее и прошлое. Разделяющая их пропасть – разрыв в преемственности. Фантастика обещала его заполнить своими домыслами. Стругацкие показали, почему это невозможно. Будущее не продолжает, а отменяет настоящее. У будущего нельзя выиграть. И непонятно, как жить, зная об этом. Парадокс, который Лес поставил перед Кандидом, неразрешим. В других, более оптимистических версиях грядущего, Стругацкие придумали профессию прогрессора. Но попав вместо прошлого в будущее, прогрессор становится регрессором. Поэтому герой «Улитки» – последний самурай, защищающий идеалы не только безнадежные, но вредные, в том числе – экологически. Встав на сторону обреченных аборигенов Леса, Кандид возглавил партию «питекантропов», чем вернул «Улитку» к стандартной притче Контакта. Но она исчерпывает сюжет, а не книгу. «Улитка на склоне» описывает частный случай универсальной проблемы. Контакт между прошлым и будущем питает внутренний конфликт между тем, кем мы были, тем, кем стали, но, главное, тем, кем будем. Встречаясь с палеолитом детства, мы не можем найти ему места в настоящем, точно также, как нам некуда себя деть в том будущем, где нас нет. Об этом всегда писал Бродский: Так солдаты в траншее поверх бруствера Смотрят туда, где их больше нет. Источник: svoboda.org Все права защищены (с) РС. Печатается с разрешения Радио Свобода/Радио Свободная Европа, 2101 Коннектикут авеню, Вашингтон 20036, США |
Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1) | |
|
|