*285. УТОПИЯ-2012

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...-na-ekstremizm
12.12.2016

Cама идея тестирования студентов мне нравится, потому что ясно же – именно от студенчества исходит в России главная опасность. Ниже предлагается вариант опросника

Тут в связи с попыткой студентки Карауловой, ныне Ивановой, бежать к жениху в ИГИЛ, имя его да запретится повсюду, предлагают тестировать студентов на предмет экстремизма. Непонятно же, что у них в головах. В последнее время, правда, социология несколько раз доказала свою несостоятельность – Трампа не предсказала, с брекзитом ошиблась, да и рейтинг нынешней российской власти явно неадекватен, иначе с чего бы там так суетились и додавливали на канале НТВ остатки публичной оппозиции? Да и вообще с подростковой психологией у нас обстоит неважно, судя по участи двух псковских подростков, которых так и не отговорили от самоубийства. Но сама идея тестирования студентов мне нравится, потому что ясно же – именно от студенчества исходит в России главная опасность. Так еще Константин Победоносцев думал, главный идеолог нынешней российской государственности.

Ниже предлагается вариант опросника для тестирования российского студенчества на экстремизм. Можно прямо так и использовать, в виде теста – дети к этой форме взаимодействия с государством привыкли благодаря ЕГЭ.

1.Чувствуешь ли ты себя нужным своей Родине?

Да – 0 баллов, нет – 50, не знаю – 100.

2.Хочешь ли ты бороться за социальную справедливость?

Да – 50 баллов, нет – 0, сомневаюсь – 100.

3. Считаешь ли ты, что есть на свете ценности выше стабильности и благосостояния?

Да – 0, нет – 50, я не знаю таких слов – 100.

4. Должна ли власть сменяться каждые несколько лет или такая смена мешает развитию страны?

Должна – 50, мешает – 0, отстаньте от меня с вашими глупостями – 100.

5. Регулярно ли ты живешь половой жизнью?

Не ваше дело – 50, ежедневно – 0, половую жизнь мне заменяет спорт и участие в акциях «Антимайдана» – 200.

6. Мастурбируешь ли ты?

Никогда – 50, постоянно, вот и сейчас, извините за кривой почерк, – 0, да, но представляю себе только движение «Антимайдан» – 100.

7. Что ты делал(а) бы в девяностые годы?

Занимался бы бизнесом или рэкетом – 50, попытался бы поступить в академию ФСБ – 0, покинул бы страну, потому что жить при либералах ниже моего достоинства, – 150, переехал бы в Петербург – 500.

8. Что ты представляешь при слове «суверенитет»?

Автомат Калашникова – 50, «Искандеры» – 150, бутерброд с колбасой – 0, я всегда думаю об одном – 100, вы сами знаете этого человека – 200.

9. Если тебе предложат на выбор две недели в США или год в армии, что ты выберешь?

Год в армии – 0, две недели в США – 50, подите вон, я не хочу иметь дело с грязными провокаторами – 100.

10. Если твой отец, мать, близкий родственник ведет за столом русофобские разговоры, ты:

Донесешь – 0 баллов, попросишь замолчать – 100, будешь их разубеждать – 300.

11. Почему ты еще не в рядах защитников ДНР?

Я не признаю самопровозглашенные республики – 50, я сейчас туда собираюсь – 0, я принесу больше пользы на студенческой скамье – 100.

12. Что выше – закон или милосердие?

Закон – 0, милосердие – 50, закон и есть милосердие – 100, я не знаю, что такое закон, – минус 100, я не знаю, что такое милосердие, – плюс 200.

13. Употребляешь ли ты алкоголь?

Нет – 0, только пиво – 50, я предпочитаю наркотики – минус 100, только за здоровье родителей – плюс 100, только за ваше здоровье – 150.

14. Зачем ты обучаешься в вузе?

Чтобы стать специалистом и приносить пользу Родине – 0, чтобы избежать службы в армии – 50, чтобы получить отсрочку для выбора профессии – 100, чтобы потом поступить в академию ФСБ – 200, я занимаюсь спортом и не думаю о таких глупостях – 300.

15. Зачем ты отвечаешь на эту анкету?

Мне так сказали – 0, у меня нет тайн – 50, что такое «анкета»? – 500.

Подведем итоги. Если вы набрали от 500 баллов и выше, вас надо сразу переводить в академию ФСБ или как вариант в любой ее филиал, хоть в Высшую школу экономики, потому что люди, часто отвечающие: «Не знаю» и пьющие только за здоровье начальства, составляют будущую элиту нации. Если вы набрали от 200 до 500, вы типичный среднестатистический гражданин, не представляющий никакой опасности. Но если у вас от 0 до 200, то вы самый настоящий экстремист, потому что вы все время врете, притворяетесь лояльным гражданином и готовы ради этого соглашаться с любым абсурдом. Такого человека надо брать немедленно. Как, впрочем, и любого другого, кто вообще соглашается отвечать на такие анкеты.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...-vek-surrogata
25.12.2016

Потребление суррогата не ограничивается питьем стекломоя. Суррогат - правосудия, телевидения, дискуссий, русского мира – в огромных количествах жрут все

Слово года в России, безусловно, «боярышник». «Боярышник» – не просто стекломой, чье название случайно совпало с лекарственной настойкой, но обозначение суррогата, причем двойного: это не настойка и вообще не питье. Но ведь суррогатно в России все. На что ни посмотри – все опасная для жизни подделка.

По всей России идут сетевые и офлайновые споры: стоит ли жалеть тех, кто потравился «Боярышником»? Одни говорят: не стоит, это естественный отбор. Другие прибегают к давно уже надоевшему аргументу: а если бы ваш сын или ваша мать потравились «Боярышником»?

Мне не очень жаль, правду говоря, тех, кто потравился этим конкретным стекломоем, хотя пили его, наверное, не от хорошей жизни; правда, их смерть можно назвать в чем-то героической, ибо они первыми – при поголовном молчании официальной прессы и осторожных намеках оппозиции – показали реальный масштаб российской катастрофы. Пока корреспонденты сервильной газеты в течение месяца едут электричками из Москвы во Владивосток и взахлеб описывают, как много они видят счастливых людей, за окнами этих электричек погружается в безвылазное болото настоящая Россия, та самая страна, в которой без алкоголя не переживешь зиму, не дашь взятку, не примиришься с реальностью. У этих людей, конечно, свои радости, но умиляться этим радостям бессовестно. И особенно ужасно, что потребление суррогата не ограничивается питьем стекломоя. Суррогат в огромных количествах жрут все.

Суррогаты суда приговаривают к реальным срокам ненастоящую, выдуманную террористку, в канун нового года отправляют по этапу мать трехлетнего сына, которого она растит без отца (якобы за распространение детской порнографии, хотя она всего лишь перепостила трехсекундный ролик, где воспитатели издеваются над ребенком, и потребовала их наказать). Суррогатные дискуссии на суррогатном телевидении вливают идеологический «боярышник» в глотки миллионов, суррогатные правозащитники в обстановке полного взаимного умиления общаются с президентом, который, будем откровенны, тоже не совсем настоящий (выборы-то какие были, вспомните, да и на чем стоит его нынешняя всенародная легитимность, тоже не забывайте). Суррогатный самопровозглашенный русский мир ведет гибридную войну, и хотя ценности там гибридные и вожди суррогатные, но смерти самые настоящие. Страна определяется тем, что в ней осталось настоящего. В сегодняшней России это смерть, которой действительно очень много, причем число жертв двух войн и террористических атак сопоставимо со смертностью в результате плохой медицины, халатности и бытовых отравлений. Это несколько настоящих нонконформистов вроде Сокурова, который осмелился напомнить первому лицу о Сенцове и не побоялся слова «умоляю». Это несколько безусловно настоящих, беспримесных подонков, которых все мы знаем в лицо и которые ни разу не дали нам оснований сомневаться в своей искренности.

Когда-то я задавался вопросом: отчего страшное время сталинского террора породило великое и несгибаемое поколение, выбитое войной на три четверти и все же сумевшее осуществить оттепельный ренессанс, а сравнительно благополучное брежневское время сформировало такую гнилую генерацию, которая и свободу свою защитить не сумела? Неужели террор формирует подлинную нравственность? Да нет, конечно. Просто террор был настоящий, первосортный, и люди при нем росли настоящие. А свобода была так себе, полусвобода, и при ней выросли люди компромисса, готовые мириться с подачками и уступать за полцены. Так вот, в будущем нас, видимо, не ждет ничего особенно хорошего, несмотря даже на то, что новое поколение растет уникально талантливым и быстроумным. Просто его среда – именно суррогат, и это касается всего: власти, оппозиции, «правого поворота». «Век фуфла», сказала Татьяна Друбич 20 лет назад. Век суррогата, уточнил бы я. Век «Боярышника». Нет ничего более отравляющего, чем подделка; поддельный террор только выглядит гуманным – он растлевает на многие поколения вперед. И вдобавок не кончается – потому что все гибридное, в отличие от подлинного, можно растягивать до бесконечности.

Жалко ли мне тех, которые этим травятся? Жалко. Потому что – а какой у них выбор? Бывают проекты, которые проще закрыть, чем реанимировать; проще один раз похоронить, чем всю жизнь причитать над полутрупом. И это самый оптимистичный прогноз, потому что, согласитесь, какой же это новогодний праздник, когда все время провожают суррогатным шампанским старый год и все никак не решатся выпить за новый?

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...591-ne-vkhodit
15.01.2017

В России нельзя вступать ни в одну организацию, ибо все они либо подконтрольны власти, либо неизбежно копируют ее, даже фрондируя.

Пелевину приписывается фраза о том, что истинно буддистский способ смотреть телевизор – это не смотреть телевизор; даже если это сказал не он, все равно красиво. Мне кажется, истинно буддистский, а попросту говоря, лучший способ выйти из ПЕН-центра – это не вступать в ПЕН-центр. Да и вообще в России вступать в какую-нибудь организацию стоит только для того, чтобы громко, эффектно оттуда выйти.

Русский PEN изначально мне представлялся совершенно бессмысленной организацией, и я не вступал туда даже тогда, когда мне поясняли, что для трудоустройства в США это в высшей степени полезно. Меня и так время от времени зовут туда преподавать, а ни в одной писательской организации я не состою. Никакой пользы в этом нет, поскольку ни одно тоталитарное правительство сроду еще не прислушалось к голосу объединенных писателей. Протестовать имеет смысл только для очистки совести. Хоть все нобелевские лауреаты мира подпишись под обращением в защиту Салмана Рушди, – аятолла Хомейни все равно не отменил бы свою бессмысленную фетву; хоть сам папа римский выступи в защиту Олега Сенцова, Сенцов будет сидеть до тех пор, пока не станет выгодно его обменять, поскольку сказано же вам: «мы не можем руководствоваться христианскими чувствами».

И была мне охота состоять в одной организации с людьми, которые в жизни своей ничего не написали, но кооптированы в ПЕН за те или иные заслуги! Впрочем, те, которые написали, ничем не лучше. Что мне за радость состоять в одном писательском клубе с Андреем Битовым? Мне нравится Битова читать, иногда – с ним выпивать; но состоять с ним в одной организации и, стало быть, подписываться под его заявлениями? Увольте. Я люблю читать раннюю Юнну Мориц, но быть в одном ПЕН-центре с Мориц нынешней и, стало быть, разделять хоть минимальную ответственность за ее нынешнее творчество?! Писатель вообще не обязан иметь гуманистические убеждения, он иногда существует для того, чтобы на своем примере демонстрировать гибельность тех или иных заблуждений. Как обстояло дело с гуманитарными ценностями у Луи Фердинанда Селина? У Достоевского времен «Карамазовых»? У Константина Леонтьева? У Евгения Харитонова, даром что он принадлежал к сексуальному меньшинству?

Писателю должно быть присуще не теплое и приятное чувство коллективизма, а ледяное, свежее, бодрящее чувство изгойства. Когда Мандельштама стали травить именно коллеги, профессионалы, защищавшие свои корпоративные ценности, он взбунтовался: «Какой я писатель! Пошли вон, дураки!». Правда, ему было почти сорок. Но у нас-то уже есть «Четвертая проза», нам вроде бы не обязательно проделывать сначала весь этот путь от профессионального союза к профессиональному одиночеству? Да, писательство – профессия, отнюдь не способствующая улучшению нравов. Это нормально, зависть – наша профессиональная болезнь, продолжение естественной конкуренции. Да, мы вечно балансируем на тончайшей грани между адской неуверенностью в себе и адской же самовлюбленностью. Это же касается и режиссеров, и композиторов. Какие льготы может предоставить любой союз писателей? Обяжет музу прилетать ежедневно с трех до пяти? Подписывать коллективные протесты – занятие для тех, у кого нет собственного голоса. Правда, как заметил Шендерович, наша власть понимает не слова, а цифры, и если подписантов действительно очень много, она прислушается. Но в ПЕН-центре по определению мало народу, и его мнением российская власть подотрется с тем особенным наслаждением, с каким Рольф Хоппе–Геринг в фильме «Мефисто» кричал Брандауэру–Хефгену: «Убирайтесь, АКТЕР!».

В России нельзя вступать ни в одну организацию, ибо все они либо подконтрольны власти, либо неизбежно копируют ее, даже фрондируя. В России нельзя быть полуостровом – только островом.

А уж если говорить совсем честно – у меня несколько профессий, и я с радостью вступил бы в любой профессиональный союз: педагогический, кинематографический, даже садоводческий. Но среди тех предательств, которые я переживал, писательские, безусловно, лидируют по численности. То ли писателям особенно интересно – ради творческих целей, разумеется, – понять, что чувствует предатель, то ли они ищут в падении источники новой энергетики. Но ищут зря: ни Селин после своего коллаборационизма, ни Михалков после всех своих наград ничего особенно хорошего не написали. А нынешний президент ПЕН-центра Евгений Попов и до того был, мягко сказать, не Битов.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...oj-razbojnitse
05.02.2017

Если у нашей страны еще есть шанс, то его дадут последние свободные люди России. Те, кого после интервью Чайки называют «смышлеными ребятами». Они, в отличие от большинства, все понимают.

Поднявшийся после беседы Юрия Чайки с Андреем Ванденко шум о «детках» – то есть об отпрысках российской элиты, делающих стремительные карьеры, – заставил меня задуматься о парадоксе: эти сыновья генпрокурора, дочери президента, золотая молодежь со всеми их блестящими успехами не вызывают у меня сколько-нибудь серьезной враждебности. Неприятно мне другое – лицемерие отцов, со странным упорством отрицающих свое участие в судьбе детей. Ну да, они обязательно помогают – хотя бы фамилиями. И не вижу я в этом ничего дурного, потому что такой родитель все равно вынужденно мало занимается детьми, у него работа, разъезды, государева служба. Они все принципиально говорят «государева», а не «государственная», это их профессиональный жаргон, потому что служат они государю, а не государству. И это, считаю, правильно (определенно-личная конструкция – считаю, полагаю, без выпячивания «я», – тоже отличительная черта их бесед с Андреем Ванденко). Потому что государство – бездушная машина, а государь – живой, где-то даже теплый, вежливый человек. Так вот, поскольку на службу государю уходит львиная доля их времени, они имеют полное моральное право помогать детям в трудоустройстве. Потому что играть, возиться с ними, читать вслух элементарно нет времени.

И вот о чем я думаю – серьезно, без всякой насмешки. Раньше, когда кто-то еще цитировал серьезную литературу, широко обсуждалась фраза Атаманши из «Снежной королевы» Шварца: «Балуйте детей, господа, тогда из них вырастут настоящие разбойники!» И замечательный педагог и психолог Тамара Афанасьева, автор единственного приличного учебника по этике и психологии семейной жизни, тогда замечательно сформулировала: не забывайте, что эта девочка – Маленькая разбойница – оказалась единственным приличным человеком в банде.

Когда-то на ту же тему высказался Александр Введенский. Почему, говорил он, я остаюсь сторонником монархии? Потому что при этом строе к власти хотя бы случайно может прийти порядочный человек! Во всех других вариантах на подступах к трону или президентскому креслу все сколько-нибудь приличное отсеивается. Наследник престола, конечно, имеет шансы вместе с престолом унаследовать ужасные черты родителя, но сколько мы знаем случаев, когда, имея перед глазами мрачный пример, ребенок вырастал принципиальным оппозиционером! «При мне все будет как при бабушке», – сказал Александр I и приступил к реформам, а тиранство папеньки осталось в прошлом. Александр II все делал вопреки печальному опыту отца. Да и Петр I был в оппозиции как к собственному прошлому, так и к своему окружению. Обычно в процессе борьбы за власть утрачивается все, ради чего эту власть вообще стоило брать. Дети элиты потому и представляются мне надеждой России, что все самое главное они получают без унизительной борьбы.

Скажу откровенно: иронические интонации в разговоре о «детках» представляются мне серьезным заблуждением. Мы вправе им завидовать: зависть, говорил Пушкин, – сестра соревнования, следственно, хорошего роду. Но осуждать их за то, что им все досталось даром, смешно: это их шанс сохранить некоторую доброту, которую большинство сограждан утрачивает в борьбе за существование. Вспомните: Софья Перовская – дочь губернатора Петербурга, декабристы – военная элита русского дворянства, да и пролетарская революция, которая в действительности не была ни пролетарской, ни революцией, осуществлялась дворянами и разночинцами. Пожалеть кого-либо способен только образованный класс – у неимущих хватает других забот. Жалость к «страдающему брату» – удел просвещенной и сравнительно обеспеченной части населения; и чувство собственного достоинства, если оно и есть у кого-то в стране, присуще обычно именно «золотым деткам». Потому что отцы в процессе восхождения по служебной лестнице это чувство постепенно утрачивают.

Я преподаю в частной школе, отнюдь не элитной. Но знаю, что дети, воспитанные в элитарных семьях, по крайней мере испытывают некоторое чувство вины перед остальными. Это чувство не то чтобы справедливо, но всегда благотворно. Остальные в России вообще никогда не считают себя виноватыми. И если у нашей страны еще есть шанс, то шанс этот дадут нам последние свободные люди России. Те, кому нечего бояться. Те, кого после интервью Чайки называют «смышлеными ребятами». Их много. И они, в отличие от большинства, все понимают.

Не зря Сергей Есенин любил повторять: не так страшен черт, как его малютки.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...ste-s-garantom
12.02.2017

Россия сегодня довольно быстро превращается в один большой Донбасс. Так выглядит будущее, основанное на путинских скрепах.

Владимир Путин редко высказывается о будущем. Тем важнее его слова, сказанные при вручении премий молодым ученым: «Фундаментальные основы, на которых стоит наша страна, имеют настолько глубокие, настолько прочные корни, что ее замечательное, прекрасное будущее неизбежно».

На первый взгляд это так же бессодержательно, как вся наша официальная риторика, включая государственные стихи Сергея Михалкова и последнее федеральное послание. Но мне кажется, президент приоткрыл истинное свое представление о будущем: оно прекрасно потому, что 1) опирается на прочные корни и 2) безальтернативно. В этом и есть, по Путину, основа счастья. Кроме того, в самом тоне высказывания заключен некий контрапункт: «неизбежно» – слово с мрачноватой, негативной модальностью. Неизбежна бывает смерть, старость, расплата. Так что Владимир Путин выступил в своей обычной мрачновато-насмешливой манере: прекрасное неизбежно, хоть вы рыпаетесь, хоть нет.

С одним можно согласиться сразу: будущее России действительно неизбежно, потому что вечно пребывать в настоящем, как бы этого ни хотелось нынешним лидерам, невозможно. Иной вопрос – насколько прекрасно будет это новое время? Совершенно очевидно одно: оно уже не будет опираться на корни. Российская власть поступила крайне нерасчетливо, подгребая к себе в союзники решительно всех, в диапазоне от попов до атеистов, от охранителей до разрушителей, от Пушкина до Победоносцева. При Владимире Путине и его идеологах ответственными за Донбасс и полное выжигание внутренней политики в равной степени оказались все корни и скрепы: Пушкин, Лермонтов, Ленин, далее везде. Поэтому если что и неизбежно, так это радикальная попытка пересмотреть корни, отделить петербургский проект Петра от засосавшей его азиатчины, разграничить церковь и поповщину, признать консерватизм нежизнеспособным. Впоследствии эта же операция предстоит и Европе, и Штатам, но мы, как всегда, будем первыми. Российское будущее – если оно вообще наступит для государства в том виде, каким мы его знаем, – будет очень непохоже на настоящее. И прекрасным окажется именно в той степени, в какой будет от него отличаться.

То, что у Владимира Путина нет никакой внятной концепции будущего, понятно. Он как раз всегда называл себя прагматиком: будущее, по его мысли, построится само, если вместо абстрактных теоретизирований по его поводу дело делать. Между тем никогда в России не делалось так мало дела, как при Путине, – именно потому, что для дела, особенно в нашем климате, нужна сильная мотивация. Некоторое время такой мотивацией была идея Русского мира, то есть Русской весны, то есть стремительного захвата Украины, а если повезет, то и Брюсселя. Многие и посейчас утверждают, что, если бы Путин дал тогда отмашку, сегодня мир был бы наш.

Однако Русский мир, каким он получился, – наиболее наглядно воплощенный в видеообращениях его героев, большей частью уже покойных, – выглядел как чудовищная смесь всего худшего в русском характере и всего наименее структурированного в русской истории; кто бы ни уничтожал сегодня его романтиков – нельзя не признать, что никакого будущего у этого мира как раз не было. И тут уже не важно, решилась бы Россия вводить войска в Украину и двигаться на Киев или ограничилась бы подвешиванием Донбасса в крайне странном положении: результат был бы один – катастрофа сразу или чуть позже.

Донбасс и есть в некотором смысле то будущее России, которое рисует себе Владимир Путин: полная идеологическая неопределенность, топорно изображенный враг, превращение всех соседей в лютых ненавистников, пробуждение в людях худших инстинктов под предлогом солидарности, ложь на каждом шагу и цугцванг в ближайшей перспективе. Какое будущее у Донбасса – никто не знает, но все видят. Приходится признать, что Новороссия и Крым – единственный проект Владимира Путина и его команды, который мы видели вообще; все остальное – либо запреты, либо демагогия. Сделали они только вот это; и неудивительно, что Россия, с триумфом гопничества на всех уровнях, сегодня довольно быстро превращается в один большой Донбасс. Так выглядит будущее, основанное на путинских скрепах. Насколько оно неизбежно – сказать трудно; пространство маневра сужается с каждым днем.

Наше будущее неизбежно и прекрасно, спору нет. В этой формуле вызывает вопрос только слово «наше». То есть будем ли мы нами, а Россия – Россией к тому моменту, как это будущее наступит. Либо настоящее – которое в исторической перспективе явно обречено – утащит его за собой туда, откуда не возвращаются.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...nal-pod-vybory
28.02.2017

Волна внезапных послаблений – освобождение Дадина, прокурорский протест на приговор Чудновец, разрешение марша памяти Немцова – говорит о начавшейся подготовке последних выборов Путина

Когда вы это читаете, Ильдар Дадин, вероятно, уже освобожден. И даже, скорее всего, уже собирается выехать за границу, как пообещала его жена Анастасия Зотова, потому что его как выпустили, так могут и взять, если понадобится.

Дадин именно даден, в порядке благодеяния. Такова схема всех благодеяний: сначала его незаконно сажают, потом бьют, потом грозят изнасилованием и помещают в карцер, а потом, после перевода из Сегежи в Рубцовск, внезапно милуют. И все предсказуемо говорят про оттепель.

Больше того – нам дадено сразу несколько сигналов о том, что убьют, может быть, не всех и не до конца; придушат носками, но не до полного задыхания. Вот и Евгения Чудновец, которая привлекла внимание к издевательствам над ребенком, окажется невиновна, потому что замгенпрокурора внес протест на ее приговор. И есть даже соблазн подумать, что это сделало гражданское общество!

Конец преследования
Конец преследования

Верховный суд постановил прекратить производство по уголовному делу, освободить Ильдара Дадина и признать за ним право на реабилитацию

Но ведь те, кто давно тут живет, прекрасно знают: никакой судейский не внесет протеста, если не будет на то сигнала. Мы же понимаем, что к протестам прислушиваются тогда, когда в этом есть некий резон, массам до поры непонятный. И если вдруг заявителям разрешают без особенного даже спора провести марш памяти Немцова в центре – значит, им надо приготовиться к неким репрессиям постфактум, поскольку система не может позволить себе слабости. У нее две руки – левая и правая, два лица – улыбка Кириенко и оскал Володина; Навального нельзя сажать, но нельзя и допускать на выборы; можно провести марш памяти Немцова, но нельзя назвать заказчиков его убийства; можно выпустить Дадина и Чудновец, но нельзя наказать тех, кто их сажал и отправлял в карцер.

О чем свидетельствует эта волна внезапных послаблений? Вероятно, о том же, о чем говорит нам и синхронная публикация верховного слива: это последние выборы Путина, референдум о народном доверии к нему. Я, кстати, не склонен осуждать российскую прессу: отмерили ей новость из Кремля – и все кинулись ее распространять, и спасибо, потому что если информационная ценность новостей исчезает – возрастает их нравственная наглядность. Я склонен думать, что Владимир Путин действительно не пойдет на выборы 2024 года, подготовит преемника, для этого и ротирует губернаторский корпус; я склонен думать также, что это не имеет никакого значения, потому что сценарий российского будущего и так совершенно очевиден с 2014 года, и никакого хорошего выхода из ситуации нет. На всякое либеральное послабление придутся несколько показательных посадок среди чиновничества (вовсе не обязательно с кровожадным финалом: возможно, некоторым даже разрешат сидеть дома, как Улюкаеву, или после месяца жалоб лечь в тюремную больницу, как Белых). Владимир Путин победит на выборах 2018 года при отсутствии реальных соперников (если, конечно, до 2018 года не разразится техногенная либо военная катастрофа; социальной не будет, ибо большинство недовольных уберутся, а остальные радуются тому, что им дадено). До 2024 года либо в самом 2024 году к власти тем или иным путем придет сила, по сравнению с которой Владимир Путин будет вспоминаться как серый луч света в черном царстве.

На осадном положении
На осадном положении

Весь третий президентский срок Владимир Путин боролся с внутренними и внешними врагами

Эта сила оформилась, ее видно, и в этом есть своеобразный плюс. Она довольно быстро доведет страну до катастрофы – на этот раз, возможно, уже и социальной, поскольку действие равно противодействию, но скорее успеет ввергнуть ее в военную. Кто победит после этого – уже не важно, поскольку о России в прежнем смысле можно будет не вспоминать, да от нее, собственно, и так уже почти ничего не осталось – во всяком случае гораздо меньше, чем в 1917 и 1991 годах. Поистине, в огне кое-что уцелеет, но в болоте сгниет всё. Некоторые сегодня готовятся именно к этому моменту – когда черные загубят дело окончательно, потому что, кроме как убивать, ничего не умеют и не хотят; наверное, имеет смысл растить кадры для этого будущего, но полезно понимать, что эти кадры, по всей вероятности, будут руководить семинарами по изучению русской истории где-нибудь за границей. Интересующиеся, думаю, найдутся.

На этом фоне либеральные поступки вроде освобождения Дадина заставляют, конечно, горячо радоваться – потому что всегда хорошо, когда кого-то выпускают. А потом горько заплакать по поводу этой радости. Потому что вот какие у нас теперь послабления и вот какие праздники, а впереди еще и не такие. Как говорил мой старший товарищ, вспоминая отмечания 23 февраля в армии: «Прекрасный день! Праздник, компот дают. В другие-то дни не дают».

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...mya-dlya-vraga
22.04.2017

Новая «антигитлеровская» кампания Кремля против Навального не сработает. Сегодня власти не верят даже тогда, когда она случайно говорит правду. И все ее поражения – победы Навального.

Из Навального решили сделать Гитлера – идея, блестяще иллюстрирующая солженицынский тезис о предреволюционной воронке: каждый шаг все хуже. Этот план чудовищен по многим причинам. Во‑первых, он доказывает, что за тридцать лет постсоветской истории (почти двадцать из них путинские) не появилось новых побед и новых мифов. Да и в советской истории их почти не было. Разве что космос, но как сюда приткнешь Навального? Сколько можно скрести по дну, приплетая Победу?

Вторая проблема, однако, еще серьезней: любая сила, которая придет на смену Путину, вынуждена будет разгребать горы отложенных, запущенных, а то и попросту созданных на пустом месте проблем. Следующей российской власти придется говорить об этих проблемах вслух – а значит, разрушать моральный комфорт миллионов телезрителей. Правду сказать, телезрители и сами уже проснулись, потому что есть-то хочется, да и скучно смотреть одни и те же сны, вдобавок неизобретательно смонтированные и плохо озвученные. Но реальность может оказаться шоком даже для оппозиции – потому что все гораздо хуже, чем говорит Навальный. Нам из путинской России многого не видно, а со стороны открываются дивные картины: ни одна российская власть не привлекала к себе в союзники столько героев российской истории, в диапазоне от Суворова до Пушкина, и ни одна власть так не компрометировала их. Нам придется всю историю, культуру, мифологию отстраивать едва ли не с фундамента, и непонятно еще, что будет с религией; дай Бог, обойтись без разрушения храмов. То, что вся сегодняшняя российская катастрофа, уже осознаваемая большинством, пока не вызывает массового буйства, а только тихую депрессию, можно объяснить не столько пропагандой, сколько общей анемичностью нашего общества, уставшего от потрясений и отупевшего от страха. И Путин держится сегодня не на массовом энтузиазме, не на вставании с колен, не на вере в его удачливость или сверхъестествепнные способности (кампания против Навального как раз и показывает, что никакого интеллектуального ресурса у системы больше нет). Рейтинг Путина строится, так сказать, от противного: если не он – то опять девяностые. Если не его умеренный авторитаризм, то Гитлер, нацисты, радикалы, экстремисты, пятая колонна, братки с битами, бандиты с «калашниковыми», разруха, восемнадцатый год, военный коммунизм. В принципе это классическая риторика больного, который боится спасительной операции и надеется, что как-нибудь рассосется. На этом страхе и делают себе деньги разнообразные народные целители, которые пилят бюджет больного и нахваливают его могучий организм. Между тем вовсе не факт, что операция спасет – потому что ее откладывали слишком долго; когда еще можно было обойтись паллиативными мерами – швыряли в застенок тех, кто предлагал эти паллиативные меры во времена Болотной. Теперь любого, кто еще берется спасти положение, подставляясь под неизбежные упреки и колоссальную ответственность, объявляют врачом-убийцей: смотрите, у него и друзья неприятные, и жена сомнительная, и вообще он какой-то ариец с виду… Вот фильм про Навального и вся кампания против него – как раз из этого жанра:

«Потерпи, может, обойдется», как говорил герой Шварца, пока его жену душили заговорщики.

Сработает ли эта кампания? Не сработает, и тоже по двум причинам. Во‑первых, сегодня нет такого креатива, который мог бы перешибить Навального. И не потому, что у Навального такие блестящие креативщики, а потому, что всякая борьба с ним теперь автоматически взвинчивает его рейтинг. У Навального есть не только идейная ненависть к этой власти, но из-за того, что делают с Олегом Навальным, глубокий личный мотив. Я уж не говорю о том, что антинавальная пропаганда повышает его узнаваемость и, в сущности, помогает ему распространять собственные взгляды. А во‑вторых, не надо было заниматься такой бездарной и безвкусной пропагандой в последние три года. Сегодня властям перестали верить даже тогда, когда они случайно говорят правду. В вину им сегодня ставят все провалы, включая снегопады в апреле. Тут уж, что называется, «Бирнамский лес пошел на вас». Все поражения власти – победы Навального. А чтобы поражения начались у Навального, ему надо сначала дать власть, иначе оппозиция так и будет на коне всякий раз, как конь под властью спотыкается.

А спотыкается он часто. Он устал.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...d-sivoj-kobyly
31.05.2017

Главным российским продуктом, выдерживающим мировую конкуренцию, давно стали не автомат Калашникова, не спутники и не балалайки. Наше главное ноу-хау– обыск, именно специалистов в этой области Россия должна поставлять всему миру

Во время Петербургского экономического форума, вызывающего все меньше энтузиазма за границей и все больше внутри, одна из панелей будет посвящена поиску русского национального бренда. Что может быть нашим главным продуктом, исправно выдерживающим мировую конкуренцию? Разумеется, то, о чем больше всего говорят: вспомним, какие инфоповоды дает Россия в последнее время. Мы давно уже производим в промышленных количествах не космос и не автомат Калашникова, не спутники и не балалайки, и даже водку насобачились делать везде, а пить и подавно; наше главное ноу-хау в последнее время – обыск, именно специалистов в этой области мы должны поставлять всему миру, именно этим опытом должны обмениваться.

Кто сказал, что брендом обязательно должен быть товар, то, что можно надеть, съесть или, на худой конец, посмотреть? Российский обыск – главный инструмент управления страной, способ власти общаться с подчиненными, универсальный метод расстановки моральных и эстетических акцентов. Он заменяет в России публичную политику: не обязательно компрометировать оппонента и тем паче искать аргументы для публичной полемики. Достаточно обыскать.

Серьезнейшее преимущество обыска – его, так сказать, обратимость. Он не означает ареста, хотя нередко к нему ведет; более того, в традиционной сюжетной структуре он как бы и есть пролог к аресту, сопровождающийся тем, что в обширной литературе о русском терроре называется «пытка надеждой». Обыск прекрасен тем, что ищут всегда Неизвестно Чего: ясно же, что предполагаемый растратчик бюджетных средств, будь то Серебренников или высокопоставленный чиновник, не хранит их дома. Но наизнанку выворачивается вся его подноготная – особенно если дело происходит, как водится, в шесть утра: можно найти не бюджетные миллионы, их всяко не вернешь, но любовника (цу), пакетик гашиша, остатки вчерашнего пиршества, детские рисунки, интимный дневник, любимый гаджет, приготовленное для стирки белье. Выворачивание наизнанку всей частной жизни подозреваемого в присутствии корреспондента допущенного канала, будь то НТВ или «Лайф», способно размягчить и каменное сердце: клиент сам не заметит, как начнет давать признательные показания. А если все потенциальные жертвы, то есть культовые режиссеры и среднее чиновничество, перестанут что-либо хранить дома, жизнь их еще быстрей превратится в ад, чего и требовалось достичь.

После обыска, однако, не обязательно сажать: вполне можно отправить под домашний арест или просто оставить в статусе свидетеля. Важно добиться чувства, что ты на крючке. Возникает дым, а дыма без огня нет; теперь любые твои инициативы – уже с душком этого дымка. Это подгорает твоя репутация. Вы спросите: а почему же не репутация следствия? А потому, что его репутация давно сгорела. Никто не ждет от следствия, что они найдут правду. Правда – объект самой удобной манипуляции: если ты истратил бюджетные средства не на то, что надо, а, скажем, на антирелигиозный или либеральный спектакль, ты их, считай, похитил. Обыск ведь не следствие установления истины – это всего лишь способ обозначить потенциального врага. Кроме того, обыск позволяет задеть широчайший спектр потенциальных жертв: так, громкая акция в Гоголь-центре означает, что насторожиться следует в том числе и Владиславу Суркову, чью прозу Серебренников инсценировал. При этом последствия обыска могут проявляться сколь угодно долго или не наступить вообще: дел много, клиентов полно, напугали одного – идем дальше.

Вы скажете: да кому это там нужно? А я скажу: представьте себе Америку, в которой произвели выемку документов и обыск квартиры Майкла Флинна! Или вообразите Джорджа Буша-jr, инициирующего обыск у Майкла Мура после фильма «Фаренгейт 9/11»! Трамп заявляет, что он самый травимый президент Америки, – так пара-тройка обысков у ведущих критиков мигом превратила бы его в неприкосновенного.

Конечно, наверху от обысков принято отмежевываться. Дмитрий Медведев в свое время сказал: козлы. Владимир Путин, как более деликатный, сказал Евгению Миронову (так, чтобы слышал Андрей Колесников): дураки. Но это так, снисходительное, уменьшительно-ласкательное: можете не сомневаться, более суровой критики не воспоследует. Потому что чрезмерность в дознании либо пытке в России никого не смущает. Недопугать – слабость, пересолить простительно: художнику бояться даже и полезно, не нарисует лишнего, а остальные давно уже сидят, просто не все еще заметили.

Почему-то мне кажется, что эта секция будет самой интересной. И технологии будут закупаться с ажиотажным спросом.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...mpts-politsiya
04.06.2017

Не только в отношении полиции следует ввести презумпцию доверия, как предложил полицейский чин. В конституции нужно прописать презумпцию правоты относительно любых действий любых представителей власти.

Заместитель министра внутренних дел России Игорь Зубов выступил на заседании Комитета Совфеда по обороне и безопасности и предложил ввести презумпцию доверия к сотрудникам полиции. То есть, когда вам не нравятся действия полиции, оправдываться предстоит не ей, а вам. На вас лежит бремя доказывания ее неправоты, а ей выписан вотум всенародного доверия. Пока это еще не претворилось в закон, но претворится, я в нас верю.

Ничего не имею против, скажу больше – сотрудники полиции нуждаются в компенсации своей опасной работы, невыезда за границу, частых экстремальных ситуаций и т. д. Проблема только в том, что в трудных условиях работает у нас не только полиция, а очернить вообще норовят каждого второго. И разве не нуждаются в такой защите все остальные профессионалы?

Сейчас уже ввели особую ответственность для пациентов, нападающих на врачей; но разве меньшей опасности подвергается учитель? Известны случаи, когда великовозрастные представители школоты нападали на педагогов, хамили директорам, пытающимся оградить их от митингов Навального и прочих; педагогам еще нужней презумпция правоты, потому что контингент у них поистине взрывоопасный. Или возьмем продавца. Нервная, напряженная работа, особенно в условиях непрерывного роста цен; что это еще за либеральное правило «Клиент всегда прав»? Презумпция правоты клиента – это что-то из западной практики, где продавец обязан унижаться перед каждым финансовым воротилой; у нас всегда прав продавец, потому что всех много, а он один!

Мне непонятно, почему аналогичной презумпцией до сих пор не защищена российская армия. Пора признать, что все ее действия изначально правильны и заслуживают доверия, потому что, если эта армия куда-либо вторглась либо поехала немного повоевать, будучи в отпуске, значит, она просто не могла иначе. Неужели весь опыт российских войн в последнее столетие еще не доказал миру, что у нашей армии есть право на любые презумпции? Разве мы вторглись в Ирак и устроили там бардак, разве мы бомбили Сербию и свергали гуманную, законную власть в Ливии? Тот, кто критикует действия своей армии, обречен кормить чужую. И разве не защищены такой презумпцией действия всех заокеанских силовиков? Разве гибель нескольких чернокожих, застреленных в последние годы в Нью-Йорке или Атланте, привела к наказанию хоть одного виновного? Так, побузили, помаршировали, леваки чего-то потребовали, но действия расстрельщиков и душителей были признаны правомерными, потому что они, видите ли, действовали по инструкции. Чем мы хуже? Осталось написать такую инструкцию, чтобы в ней прямым текстом было указано: мочи, не оглядывайся.

Я уже молчу о презумпции правоты относительно действий власти. Этот иммунитет от любого преследования стоило бы уже прописать в Конституции, чтобы избавить население от хлопот по согласованию всякого рода протестных акций. Какие протестные акции? Нет власти, аще не от Бога, а Бог поругаем не бывает. Всякая критика власти есть не просто экстремизм, но оскорбление чувств верующих. Кем надо быть, чтобы усомниться в правоте и абсолютной законности действий человека, который правит уже 18 лет? У кого не только в России, а в мире есть аналогичный опыт? Кто смеет судить об истинных мотивах власти, надежно защищающей свой и наш суверенитет?

Где, наконец, критерий?

Не могу не замолвить слово и за творческую интеллигенцию, писателей, журналистов, кинематографистов. Не совсем понятно, почему судить о творчестве Никиты Михалкова берутся те, кто не снял ни одного фильма, а о творчестве Никаса Сафронова – те, кто не написал ни одной картины. Сегодня многие берутся учить журналистов писать и разговаривать, забывая о том, что если бы у критиков хватало ума, то слушали и обсуждали бы мы их, а не нас. Профессия нервная, существовать ей практически негде, платят ничтожно мало, пенсия вообще проблематична. Девизом страны в целом пора сделать универсальное «Лопай, что дают».

Если так пойдет дальше, презумпция правоты постепенно защитит все население России, потому что кому сейчас легко? Особенность российской жизни в том, что пожарные, следователи, учителя, правительство и губернаторы – особенно губернаторы! – рискуют ежесекундно, а наградой им – только ругань некомпетентных людей да редкие взятки, пока не поймают. Осталось добиться, чтобы и на Страшном суде действовала та же презумпция,  но с этим как раз проблем не будет. Если бы Господь не желал для России такой полиции, он бы создал другую Россию – и другую полицию.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...skaya-prisyaga
Автор
писатель, публицист

11.06.2017

Присяга, приносимая при вступлении в гражданство России, должна быть лирична, слезлива, патетична – с упоминанием главных патриотических ценностей, с намеком на великую культуру и полет в космос, с обязательным упоминанием главной духовной скрепы – Победы.

В предложении Владимира Путина обязать всех иностранцев, получающих российское гражданство, присягнуть на верность новой Родине,  нет ничего принципиально нового: в конце концов, проклятые пиндосы требуют того же самого. Больше того – в американской присяге прописан отказ от прежнего гражданства и работы на любое другое государство; там декларируется готовность защищать США с оружием в руках или на нестроевой службе, или на любой гражданской должности. Вполне себе мобилизационная присяга.

Мы всегда киваем на Америку. Тот факт, что у них принимают присягу, причем весьма гордую и воинственную,  теперь тоже не дает нам покоя. Владимир Путин всегда испытывал близость к американским консерваторам: с Джорджем Бушем-младшим он почти дружил, а недавно признался Оливеру Стоуну в симпатии к Маккейну. (Кстати, Стоун создал, бесспорно, один из самых выдающихся своих фильмов. Каковы были его намерения, не важно: важно, что он раскрыл незаурядного героя. Когда Стоуну будут давать гражданство, я бы освободил его от присяги – он ее, по сути, уже принес). Ястребы традиционно близки российским консерваторам, они одинаково смотрят на мир, не допуская ни в ком добрых чувств, одну сплошную конкуренцию; в этом смысле психология и эстетика Трампа близка нашим властям, и нет ничего странного в том, что идея присяги явилась именно сегодня, в момент наибольшей стилистической близости.

Я вот только не очень себе представляю, как эту присягу изложить, на что она должна быть похожа. В американском варианте характер страны явлен пусть не на теоретическом уровне, но хотя бы стилистически: нечто очень масштабное, императивное, настоятельно исключающее верность другой Родине. Для России такая деловитость так же нехарактерна, как сухопарая поджарость генералитета. Наш генерал телесно обилен, как у Гроссмана в единственном, кажется, смешном диалоге «Жизни и судьбы»: «Ты чего тяжело дышишь? Бежал?» – «Никак нет, позавтракал!».

Потому и присяга наша должна быть лирична, слезлива, патетична – с непременным добавлением «не щадя крови и самой жизни», с упоминанием главных патриотических ценностей вроде пейзажей, с намеком на великую культуру и полет в космос, с обязательным упоминанием главной духовной скрепы – Победы. Само собой, Россия занята сейчас своим духовным оформлением, потому что не над содержанием же ей работать? Все проблемы решены, осталось утвердить новый гимн (или запустить дискуссию по этому поводу), похоронить Ленина (полагаю, этот сюрприз готовится к 2018 году или даже к 2024-му, то есть к столетию смерти вождя) и принять присягу для новых граждан.

Кому поручить сочинение текста, я пока не очень себе представляю; лично я бы не взялся, потому что здесь нужна уникальная стилистика – сочетание грозности и сентиментальности, официальности и народности. Самая развесистая клятва в русской поэзии получилась у Пушкина в «Подражаниях Корану»: «Клянусь четой и нечетой, клянусь мечом и правой битвой, клянуся утренней звездой, клянусь вечернею молитвой…». Но здесь слишком уж персидский колорит, не говоря о террористических подтекстах. Чем может поклясться современный россиянин, когда у него осталась одна, прописью, святыня, и та еще неизвестно, пойдет ли на выборы? Клянусь матерью? Слишком по-кавказски. Клянусь детьми? Слишком по-детски, да и не у всех они есть. Клянусь Богом? Но каким? Ведь в российское гражданство будут проситься и мусульмане. Клянусь жизнью? Но чего стоит жизнь в стране, гражданство которой ты принимаешь? Клянусь честью? Но не факт, что она у тебя есть. Можно попробовать клясться суверенитетом как единственной безусловной ценностью, но некоторым персонажам, принимающим российское гражданство, непросто будет выговорить это слово да и понять, что оно значит. Ведь только в России суверенитет обозначает на деле право игнорировать любые международные нормы и вести себя как заблагорассудится. Других абсолютных ценностей сегодня не наблюдается. Разве что уж обязать всех принимающих гражданство заодно и креститься – мы ведь уже знаем от патриотических публицистов, что России нет без православия, и наоборот.

Вообще же без долгих клятв я рекомендовал бы принимающим российское гражданство просто целовать конную статую Александра III работы Паоло Трубецкого – ту самую статую, которую Василий Розанов назвал лучшим символом России. А куда целовать? Да не все ли равно, куда. Мне кажется, что лучше бы всего – в то самое место, которое Розанову казалось лучшим символом российской основательности. После такого поцелуя, воля ваша, изменить уже невозможно.