1992. Мифы о России, которую мы потеряли, большевиках, НЭПе, пролетариате, белой гвардии...

[El-murid]

http://el-murid.livejournal.com/11211.html

Миф номер один. Россия, Которую Мы Потеряли
15-Фев-2010 12:53 pm

Критически относясь к режиму большевиков и вынося им нравственный, политический, экономический и прочие приговоры, современные антикоммунисты делают весьма характерную ошибку – они почему-то рассматривают историю дискретно. То есть, события, предшествующие революции и приходу большевиков к власти, совершенно не принимаются в расчет – большевики вдруг выскакивают как черт из табакерки и начинают вершить свое черное дело.

Это, конечно же, не так. Череда ошибок, просчетов и провалов действующей до февраля 1917 года и с февраля по октябрь того же года власти создали поле, на котором большевики смогли выдвинуть свои лозунги, оказавшиеся и привлекательнее, и жизнеспособнее в исполнении.

С другой стороны, представление о царской России также довольно контрастно и совершенно не объясняет причин, по которым довольно заурядный (хотя и продолжительный) кризис вкупе с бездарно проведенной войной (в нашей истории были и более сокрушительные поражения) привели к демонтажу существующей политической системы. Иными словами, умильно всхлипывать и грозно хмурить брови, говоря о последних десятилетиях существования Российской империи, одинаково неверно.

Итак, чтобы понять, что из себя представляла Россия, Которую Мы Потеряли, есть смысл это понимание познавать в сравнении. 17 и 18 века в Европе были ознаменованы мучительным, длительным и стихийным переходом Англии из архаичной в доиндустриальную, а затем и в индустриальную фазу своего развития. Если можно применить школьный курс физики в качестве аналогии, то любой фазовый переход требует внешнего источника энергии – либо, если речь идет об обратном процессе – куда можно сбросить избыточную энергию. В случае с Англией фазовый переход требовал именно внешней подпитки процессов. В итоге английская классическая модернизация прошла по классической схеме – огораживания, за счет чего значительная часть крестьян была изгнана с земли, стремительное развитие текстильной промышленности – как потребителя овечьей шерсти, выращиваемой на обезлюдевших земельных массивах – урбанизация. Излишнее количество согнанных с земли крестьян либо истреблялось, либо было вынуждено эмигрировать в города и за пределы страны. Новые горожане становились трудовым резервом и ресурсом нарождающегося капитализма, эмигранты «вовне» становились ресурсом для колониальной экспансии.

При этом Англия вынужденно теряла свою продовольственную независимость – так как диспаритет цен на зерно и продукцию ткацкой промышленности делал производство зерна невыгодным – его дешевле было закупать за границей. Утрата продовольственной независимости поставила перед Англией и ее руководством жизненную проблему – без владения колониями метрополия фактически должна была умереть с голода при любом мало-мальском конфликте на континенте. Отсюда встал предельно важный вопрос о создании мощного торгового и военного флота, способных контролировать Мировой океан и транспортную инфраструктуру. В плюс для Англии время прохождения этих процессов совпало с продолжающейся эпохой Великих географических открытий, захватом колоний и ограблением захваченных территорий. Колониальные державы в этот момент еще не выяснили между собой свою иерархию, и грабеж колоний сопровождался пиратскими действиями в отношении друг друга. Англии сопутствовал успех во всех этих благих начинаниях, вследствие чего она и получила тот необходимый запас золота, продовольствия и сырья, который сублимировался в энергию, необходимую для завершения фазового перехода к индустриальному способу производства.

После завершения этого перехода Англия получила колоссальное преимущество перед всеми остальными странами и надолго – фактически на два с лишним века заняла место единственной сверхдержавы.

Тем не менее, опыт Англии в переходе от архаичного к промышленному производству по факту оказался уникальным – попытки повторить его для других стран оказались либо неудачными, либо сопряженными с колоссальной ценой, которую пришлось уплатить за этот процесс. Так, Франция сумела в общих чертах повторить английский путь, но цена за это – кровавая революция, наполеоновские войны, выкосившие к началу 19 века вчистую два поколения молодых французов. Иные колониальные страны – Португалия, Испания, Бельгия, Голландия, Дания – не сумели удержать за собой завоеванные места в мире и постепенно сошли со сцены на ближайшие 100-200 лет, оставаясь весьма отсталыми провинциями Европы с отдельными чертами и проблесками новой фазы развития.

Для того, чтобы повторить успех Англии и Франции и перейти в новую фазу развития, Германия сделала важное дополнение к классическому английскому пути. Этот особый путь носит название Deutscher Sonderweg. Явочным порядком этот путь был проведен Бисмарком, который создал мощную протекционистскую систему для германской экономики переходного периода. Объединение Германии началось с Таможенного союза, последующая трансформация общественных отношений пошла по пути не отмены, а реформирования и выкупа феодальных повинностей, что в конечном итоге привело к значительно более мягкому переходу – даже революция 1848 года была весьма бескровной – в особенности по сравнению с английскими и французскими событиями.

Реформы Бисмарка проводились по его собственному выражению «железом и кровью», что подразумевало тотальную управляемость всеми процессами. Говоря современным языком, проектность носила гораздо более системный характер по сравнению со стихийным проектированием в Англии и Франции. Естественно, что «германское чудо» было совершено в этих условиях в рекордно короткие сроки. Важным подспорьем и дополнительным ресурсом для успешного преодоления фазового барьера явилась победа над Францией в войне 1870-1871 гг. Контрибуция, выплаченная Францией, была в должной и полной мере использована на преодоление диспропорций в германской экономике и в кратчайшие сроки вывела ее на второе место в мире.

Так как мы вообще-то ведем речь о России, то рассматривать процессы перехода в индустриальную фазу США и Японии сейчас смысла нет – эти процессы протекали в очень отличающихся от нас условиях, что не дает понимания того, что же именно не получилось в России.

Россия, традиционно связанная именно с Германией, имеющая Германию в качестве своего естественного соседа и союзника, свой процесс перехода к индустриальному способу производства вела, в сущности, именно по немецкому сценарию. Отмена крепостного права в 1861 году по факту являлась именно выкупом феодальных повинностей и медленной (к сожалению, даже слишком медленной) их трансформацией. При Александре Втором, как и в Германии, начались инфраструктурные проекты – строительство железных дорог, строительство мощеных и грунтовых дорог, начался постепенный рост городского населения… Но! Именно при Александре Втором Россия вместо получения источника внешних доходов, способных скомпенсировать процесс перехода к новому укладу, наоборот, лишилась даже имеющихся. Продажа Аляски и отказ от тихоокеанской экспансии, которые в краткосрочной перспективе казались вполне оправданными, стратегически явились тяжелым поражением. И дело даже не в золоте, которое было впоследствии найдено на Аляске – на момент продажи о нем не было известно – дело в совершенно неадекватной цене отказа от этой экспансии. По сути, произошло то, что сделал в конце существования СССР Горбачев – мы ушли из Германии, в которой находились абсолютно легитимно, как победители, не просто бесплатно – но и остались должны. Фактически этот уход и был последней соломинкой, которая сломала спину находящемуся в тяжелейшем кризе СССР.

Возвращаясь к Александру, можно предположить, что именно это чрезвычайно ошибочное решение о продаже Аляски стало полновесной причиной потери темпа преобразований. На войне потеря темпа может быть компенсирована захватом территорий – это в какой-то мере уравнивает положение сторон. В нашем случае компенсации не последовало.

Однако одна – даже крупная ошибка – не является фатальной. Но в России беда не ходит одна – и мы получили новую беду – террор. В ситуации, когда Германия проводила преобразования, максимально ужесточая управленческий контроль над процессами, в России революционный террор крайне отрицательно сказался на качестве управления. Принято считать, что индивидуальный террор бесперспективен. Это, наверное, так – с объективной точки зрения. Но по факту террор дезорганизовал работу органов управления настолько, что даже министры умудрялись месяцами не выезжать из дома даже на заседания правительства. Гуманизация и либерализация, выраженная в судебной реформе, тотальный нигилизм, мягкие сроки и даже оправдания террористов вели к эскалации насилия. Которая совершенно естественно привела к вершине террора – убийству царя. Мало того, даже убийство монарха никак не повлияло на ужесточение борьбы с террористами, поскольку и следующий монарх всю свою оставшуюся жизнь провел под дамокловым мечом смерти от бомбы или револьверного выстрела. Весьма затруднительно руководить огромной страной и масштабными преобразованиями, находясь в страхе за свою жизнь. Опять же – если даже монарх не чувствовал себя в безопасности, можно лишь предполагать, какие чувства испытывали чиновники низших рангов, от которых требовалось жестко проводить весьма непопулярные меры.

Понятно, что существовал целый комплекс причин, которые объективно вели к снижению темпов реформ, мало того – эти причины образовывали целые системы с положительной обратной связью, что сокращало возможности власти разрывать эти порочные круги.

Все это постепенно должно было привести и привело к тому, что внутренние резервы страны оказались недостаточными для того, чтобы самостоятельно проделать путь от архаичной к индустриальной фазе развития. Постепенно – и из года в год по нарастающей – средства на модернизацию приходили извне в виде займов, весьма кабальных договоров, концессий и так далее. Россия, по сути, стала первой страной, которые сегодня называют развивающимися – то есть страной, зависимой от внешнего капитала – как экономически, так и политически. Я не хочу здесь приводить цифры, таблицы – их есть у нас, но в данном случае полагаю возможным максимально воздерживаться от количественных оценок, предпочитая чисто качественный обзор. Тем не менее, несколько цифр я привести обязан.

За 15 предвоенных лет иностранные инвестиции составили 4,225 млрд рублей, из которых 2 млрд. составили прямые займы. Примерно за этот же период из России было вывезено более 3 млрд. рублей прибыли иностранных компаний. Диспропорции в экономике носили системный характер – главенствовал торговый капитал, в индустрии первенство развития держала легкая промышленность. Фактически Россия превращалась в ту же Индию – единственным отличием было отсутствие колониальных войск.

В этих условиях в свете приближающихся военных конфликтов за передел уже расписанного колониальными державами мира у России практически не было ресурсов для интенсивного наращивания оборонной мощи. Втягивание России в Первую мировую, вероятно, было неизбежным. Несмотря на отсутствие видимых стратегических целей зависимость России в экономике неизбежно вела к политической зависимости в сфере принятия такого рода решений. Это, кстати, никак не снимает ответственность с правящей элиты за согласие участвовать в абсолютно ненужной для России войне – но есть смысл понимать, что для отказа от участия в ней у России вообще-то было крайне мало шансов.

Первая мировая и наше участие в ней привели – и не могли не привести – к дальнейшей зависимости России – ее долг на конец войны утроился и перспективы его возврата при продолжении такой политики были ничтожными. Все это вело к утрате даже видимости независимости страны – и возможно, к ее будущему расчленению. Так что революция, приход большевиков к власти и их отказ от царских долгов были в такой ситуации для нас значительно более положительным событием с точки зрения перспектив существования единой и целостной страны.

В завершение хочу отметить. Я думаю, что объективно Россия имела серьезные шансы повторить германский путь индустриализации. Со своими особенностями – тут даже говорить не о чем – но в целом шанс был, шанс был весьма неплох и даже поверхностное рассмотрение действий руководства страны и оценка реальных результатов об этом говорит. Когда речь заходит о том, что де Россия шла в своем развитии начала ХХ века с нарастающим отставанием от ведущих европейских стран – это неверно. Наше отставание в принципе, все эти десятилетия находилось примерно на одном уровне. Доходы на душу населения были значительно выше доходов Китая, Индии, сопоставимы с доходами многих европейских стран, но весьма отличались от доходов на душу в развитых странах. Мы были по факту нормальной крепкой развивающейся страной. И вполне имели экономическую основу для модернизационного рывка.

Российская беда – это элита. Не только царская элита, а вообще. Качество управления, тотальный нигилизм общества, коррупция и сибаритство, отсутствие государственнической мотивации – это очень серьезные причины, создающие перманентную угрозу развитию страны во все времена. К сожалению, только во времена жесткого авторитаризма, свирепого избиения управленцев и интеллигенции удается создавать мотивацию, идущую хотя бы не в разрез интересам страны в целом.

Мы столкнемся с этой особенностью еще не раз – но именно такие, казалось бы, субъективные факторы, как утрата элитой целеполагания и управления, привели к краху Российской империи и приходу к власти большевиков. И говоря о России, Которую Мы Потеряли, нужно не забывать, что в первую очередь ее потеряли те, кому самой историей и судьбой было доверено ее хранить – ее элитой.

[El-murid]

http://el-murid.livejournal.com/11501.html

15-Фев-2010 08:03 pm

Существует традиционная историография, ведущая начало из курса Истории КПСС (в мое время предмет назывался «кирпич» за внушительные габариты одноименного тома). Она выстраивает вполне логичную схему от Февраля 17 к Октябрю, как проведение некой «антинародной» политики Временного правительства, перехватывание инициативы большевиками и, наконец, вооруженное восстание – или переворот – которое привело к смещению Временного правительства и передаче власти в руки Съезда Советов. Соответственно, современный антикоммунизм рассматривает Октябрь как государственный переворот, который привел к тягчайшим последствиям – ну и далее по тексту..

Тем не менее, все версии довольно бегло пробегают мимо откровенных и вопиющих действий буржуазного Временного правительства, которые не могли не сказаться на нарастании хаоса, в котором оказался вообще возможным акт переворота.

Первым действием победившего Февраля был так называемый приказ №1 Центрального исполнительного комитета (ЦИК) Петроградского — по существу Всероссийского — совета рабочих и солдатских депутатов, где большевики до сентября 1917 года ни в коей мере не играли руководящей роли. Непосредственным составителем «приказа» был секретарь ЦИК, знаменитый тогда адвокат Н. Д. Соколов (1870-1928), сделавший еще в 1900-х годах карьеру на многочисленных политических процессах, где он главным образом защищал всяческих террористов.

Приказ №1 был обращен непосредственно к армии и в частности, требовал: «немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов… Всякого рода оружие… должно находиться в распоряжении… комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам… Солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане…»

По сути, этот приказ стал камнем, который сдвинул лавину тотального разложения армии. Последовавшие за приказом массовые бессудные аресты и расстрелы офицеров и прапорщиков, отказ от выполнения приказов, неразрешимые противоречия между разноуровневыми солдатскими комитетами не могли не привести – и немедленно привели – к полному хаосу в воюющей (!) армии. Следует отметить, что на тот момент под ружьем находилось 11 миллионов человек, а сам приказ по свидетельству последнего военного министра Временного правительства был отпечатан тиражом в 9 миллионов экземпляров.

Став 5 мая военным министром, Керенский всего через четыре дня издал свой «Приказ по армии и флоту», очень близкий по содержанию к соколовскому. Его стали называть «декларацией прав солдата». Впоследствии генерал А. И. Деникин писал, что «эта „декларация прав“… окончательно подорвала все устои армии». 16 июля 1917 года, выступая в присутствии Керенского (тогда уже премьера) Деникин заявил: "Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие…"
В довесок есть смысл сказать, что из армии были уволены или самостоятельно подали в отставку практически половина генералов и значительная часть высших офицеров. Это привело к тому, что в период 1917 года были сделаны вполне головокружительные карьеры – скажем, генералы Деникин и Корнилов были командирами корпусов, следующей ступенькой которых сразу стали высшие военные посты Российской армии. Как это водится, такого рода прыжки никак не способствовали усилению армии – скорее, наоборот.

Парадоксально, но сам автор «Приказа №1» на своей шкуре убедился в его действенности: в июне 1917 Соколов возглавил делегацию ЦИК на фронт: «В ответ на убеждение не нарушать дисциплины солдаты набросились на делегацию и зверски избили ее» (с) Суханов-Гиммер.

На это событие откликнулся поэт Александр Блок. 29 мая он встречался с Соколовым и написал о нем: «… остервенелый Н. Д. Соколов, по слухам, автор приказа № 1», а 24 июня, — пожалуй, не без иронии, — отметил: «В газетах: „темные солдаты“ побили Н. Д. Соколова».

Следует отметить, что большевики к указанным событиям, как говорится, были ни сном, ни духом. Как «пораженцы» они были осуждаемы во всех сферах общества, и во время февральских событий ни один (!) из 29 членов или кандидатов в члены большевистского ЦК не был в Петрограде. Советская историография весьма мастерски обходит этот момент, не подтверждая и не опровергая его, вследствие чего вполне вольно манипулирует большевистской агитацией и пробольшевистскими настроениями масс.

Еще один миф, связанный с Февралем – это хлебный голод, ставший непосредственной причиной бунта. Судя по всему, дефицит хлеба был искусственным (опять же – не забываем, что большевики тут точно не при делах). В исследовании Т. М. Китаниной «Война, хлеб, революция (продовольственный вопрос в России. 1914 — октябрь 1917)», изданном в 1985 году в Ленинграде, показано, что «излишек хлеба (за вычетом объема потребления и союзных поставок) в 1916 г. составил 197 млн. пуд.» (с. 219). Исследовательница ссылается, в частности, на вывод А. М. Анфимова, согласно которому «Европейская Россия вместе с армией до самого урожая 1917г. могла бы снабжаться собственным хлебом, не исчерпав всех остатков от урожаев прошлых лет» (с. 338). В книге Н. Н. Яковлева «1 августа 1914» основательно говорится о том, что заправилы Февральского переворота "способствовали созданию к началу 1917 года серьезного продовольственного кризиса… Разве не прослеживается синхронность — с начала ноября резкие нападки в Думе и тут же крах продовольственного снабжения!" (с. 206). [абзац цитируется по книге В.В.Кожинова «Россия. Век 20. 1901-1937»]
События Февраля совершенно точно указывают на тогдашнего начальника штаба Верховного главнокомандования М.В.Алексеева, как одного из руководителей переворота. Именно он убедил Николая Второго, что армия целиком и полностью на стороне восставших, именно с его подачи были депонированы и удерживались на складах колоссальные количества боеприпасов, создавая тяжелейший их дефицит на позициях (в частности, только снарядов на складах в начале 17 года было более 30 миллионов единиц – это больше, чем израсходовано за все время боевых действий в 14-16 годах). Именно эти боеприпасы и вооружение были использованы в Гражданской войне. И именно М.В. Алексеев стал Главковерхом – правда, ненадолго – после Февральского переворота.

По свидетельству А. И. Гучкова, герои Февраля полагали, что "после того, как дикая стихийная анархия, улиц, падет, после этого люди государственного опыта, государственного разума, вроде нас, будут призваны к власти. Очевидно, в воспоминание того, что… был 1848 год: рабочие свалили, а потом какие то разумные люди устроили власть" («Вопросы истории», 1991, № 7, с. 204). Под 1848 годом Гучков, видимо, имел в виду революцию во Франции

Гучков определил этот «план» словом «ошибка». Однако речь идет не сколько об «ошибке», сколько о полном непонимании России. И Гучков к тому же явно неверно характеризовал сам ход событий. Ведь согласно его словам «стихийная анархия» — это забастовки и демонстрации, состоявшиеся с 23 по 27 февраля в Петрограде. 27 февраля был образован «Временный комитет членов Государственной думы», а 2 марта — Временное правительство. Но ведь именно оно и осуществило полное уничтожение прежнего государства. То есть настоящая «стихийная анархия», охватившая в конечном счете всю страну и всю армию (а не всего лишь несколько десятков тысяч людей в Петрограде, действия которых были ловко использованы героями Февраля), разразилась уже потом, когда к власти пришли эти самые «разумные люди».

В общем, говоря иначе, на смену одной элите, весьма слабо представлявшей себе управляемый ею народ, рвалась и дорвалась другая, имевшая об этом народе точно такое же смутное представление.

Мы несколько отвлеклись от упомянутого «Приказа №1». Советская историография говорит о высокосознательных солдатах, которые-де под воздействием пропаганды и внутреннего убеждения приняли сторону большевиков. Фактически это полная чушь. Генерал Деникин, досконально знавший факты, говоря в своих фундаментальных «Очерках русской смуты» о самом широком распространении большевистской печати в армии утверждал: "Было бы, однако, неправильно говорить о непосредственном влиянии печати на солдатскую массу. Его не было… Печать оказывала влияние главным образом на полуинтеллигентскую часть армейского состава". Что же касается миллионов рядовых солдат, то в их сознании, констатировал генерал, «преобладало прямолинейное отрицание: „Долой!“ Долой… вообще все опостылевшее, надоевшее, мешающее так или иначе утробным инстинктам и стесняющее „свободную волю“ — все долой!». Понятно, что это субъективная оценка вполне ангажированного генерала – но тем не менее, она кажется гораздо ближе к истине, чем официальная советская трактовка событий.

Нарастание хаоса в воюющей армии практически не оставило никаких шансов для Временного правительства на какую бы то ни было силовую опору. Для России традиционно все перевороты, удавшиеся в столице, автоматически становятся данностью для всей страны. В итоге развал армии даже в столице не оставил Временному правительству верных войск, способных защитить его. Парадоксально, но эта ситуация была создана самим правительством и его политиками. Это вновь приводит нас к вопросу об элите, которая понятия не имеет о стране, в которой она живет.

Я не хочу сейчас касаться событий, которые и привели к Октябрю – это не есть цель развенчания «Мифа №2» в моей трактовке. Я всего лишь хотел буквально несколькими штрихами показать, что у той элиты, которая выдается за будущую либеральную Россию, Которую Мы, естественно, Потеряли, не было уже с первого дня ее существования ни единого шанса на то, чтобы сохранить ту власть, которую предыдущая царская элита безропотно уронила и отдала без звука. Весьма не факт, что именно большевики могли вырвать из рук Временного правительства власть – но то, что люди, стоявшие за Февральским путчем (будем называть все своими именами), были не готовы к ней – это неоспоримый факт. И вторая по счету элита, пришедшая к власти в России в 20 веке, оказалась недееспособной. Что в итоге привело к ее крушению. Не знаю, печалиться или радоваться этому – но никаких добрых чувств эти люди при даже беглом взгляде на них не вызывают, право слово

[El-murid]

http://el-murid.livejournal.com/11811.html

16-Фев-2010 10:19 am

Советская литература, кинематограф оставили впечатление о белом движении, как монархическом по своей сути. В любом фильме, в котором белые рассматриваются не только через прицел, всегда находилась ресторанная сцена, где пьяное офицерьё самозабвенно распевает «Боже, царя храни». Несколько менее выпукло говорится о невнятных идеях Учредительного собрания – но расшифровке это никогда не подлежало, поэтому на этом идеологическом течении в Белой армии внимание не заострялось.

Сегодня интерес к Белому движению периодически подогревается фильмами, надрывно повествующими о тонких ранимых душах российского офицерства, их страданиях за Отчизну. Периодически телеэкран демонстрирует разнокалиберных (я бы сказал, крупнокалиберных) Великих князей и княгинь или перекормленного «наследника» престола. Так же периодически встречаются личности разной степени вменяемости, трясущие «подлинными» дворянскими генеалогическими древами за умеренную плату.

В принципе, чтобы понять суть и цели Белого движения, есть смысл взглянуть на его лидеров – или по терминологии того времени – вождей. Отмечу сразу – речь идет о «военном» крыле противостоящего Советской России движения, поэтому всевозможные штатские будут периодически появляться – но речь как раз не о них.

Есть вполне классический и довольно точный перечень фамилий лидеров Белой армии. Первыми в списке по хронологии стоят, естественно, Корнилов и Деникин. Это были единомышленники генерала Алексеева, с августа 15 по февраль 17 начальника штаба Верховного главнокомандования (или Главковерха, как тогда было принято называть). Того самого Алексеева, который сыграл одну из важнейших ролей в Феврале, провел «разъяснительную работу» с Николаем Вторым и фактически арестовал его. «… Ваше Величество должны себя считать как бы арестованным», - сказал он 8 марта после отречения монарха.

П.Н. Милюков вполне откровенно говорит о том, что еще осенью 16 года генерал Алексеев разрабатывал план переворота и намеревался произвести арест царицы, как имеющей влияние на царя. Сын младшего сына Николая I, — великий князь Александр Михайлович (1866 1933), писал в своих изданных в Париже мемуарах: «Генерал Алексеев связал себя заговорами с врагами существовавшего строя».

Генералы Корнилов и Деникин, бывшие до Февраля на довольно незначительных должностях, непосредственно перед Февралем были стремительно возвышены, приняли активное участие в перевороте и получили максимально возможные военные должности, перескочив за несколько месяцев гигантскую иерархическую дистанцию. А.И. Гучков в своей книге «Александр Иванович Гучков рассказывает…» говорит о Корнилове, что "…его служебная карьера была такова: он в боях командовал только дивизией; командование корпусом, откуда я взял его в Петербург, происходило в условиях отсутствия вооруженных столкновений. Поэтому такой скачок… до командования фронтом считался недопустимым". Тем не менее в самый момент переворота Корнилов стал командующим важнейшим Петроградским военным округом, 7 июля — командующим Юго Западным фронтом, а 19 июля по приказу Керенского он становится Главковерхом. Классическая оплата услуг.

Деникин после Февраля занимает должность Алексеева – начальника штаба Главковерха. При этом до сентября 16 года он был командиром дивизии, а затем – корпуса на второстепенном румынском фронте. К началу 1917 года в Российской армии было 68 командиров (начальников) корпусов и 240 – дивизий. Деникин впоследствии пишет, что "…военные реформы начались с увольнения огромного числа командующих генералов… В течение нескольких недель было уволено… до полутораста старших начальников" («Вопросы истории», 1990 № 7). Фактически была уволена половина командования действующей армии.

Говоря иначе, и Деникин, и Корнилов не были связаны никакими обязательствами с монархией – наоборот, именно ее предательство послужило началом головокружительных по всех меркам карьер.

А.В.Колчак – будущий Верховный правитель России – из той же когорты. Батальные сцены телесериала «Колчак» числом в две штуки – по сути, всё участие Колчака в боевых действиях на Балтике. Германский флот по вполне понятным причинам опасался английского Гранд-флита гораздо больше, поэтому служба на Балтике была если не синекурой, то вполне безопасной на фоне грандиозных сражений. Тем не менее Колчак сделал неплохую карьеру (нормальная ситуация на войне) и был в 16 году назначен командующим Черноморским флотом. Это назначение вызвало определенные толки – были адмиралы и посолиднее, но сейчас сложно оценить, чья именно протекция сыграла роль, и было ли возвышение Колчака как-то связано с планами путчистов.

И Деникин, и Корнилов, и Колчак совершили во время Февраля поступки, которые однозначно свидетельствовали об их антимонархизме – Корнилов производил арест царской семьи в Петрограде, подчиненные Колчака арестовывали Великих князей в Севастополе, так что пути назад у них уже не могло быть. Командующий Донской армией, генерал С. В. Денисов утверждал: "Генерал Корнилов имел полное основание не доверять Временному Правительству, которое, постепенно изменяясь в составе, в конечном итоге утеряло признаки власти, созданной революцией. Временное Правительство… пошло по скользкому пути непристойных уступок черни и отбросам Русского народа… Все без исключения Вожди и Старшие и Младшие … приказывали подчиненным… содействовать Новому укладу жизни и отнюдь, и никогда не призывали к защите Старого строя и не шли против общего течения… На знаменах Белой Идеи было начертано: к Учредительному Собранию, т. е. то же самое, что значилось и на знаменах Февральской революции… Вожди и военачальники не шли против Февральской революции и никогда и никому из своих подчиненных не приказывали идти таковым путем".

Говоря иначе, борьба Белой и Красной армий была борьбой между Февралем и Октябрем – монархическая идея была похоронена. Отсюда возникает вполне резонный вопрос – а почему победил именно Октябрь?

Скорее всего, ответ лежит не в военной плоскости. Военные потери красных вполне сравнимы с военными потерями белых – хотя о последних данные по вполне понятным причинам менее полны и достоверны. Разные исследователи называют общую цифру военных потерь обеих армий в интервале от 2 до 2,5 миллионов человек. При этом на основании гораздо более косвенных данных общее число убыли населения в годы Гражданской войны оценивается цифрой порядка 20 миллионов человек. Понятно, что часть эмигрировала, часть умерла от голода, болезней – но даже с учетом этого потери мирного населения по сравнению с воюющими колоссальны. Это говорит только о том, что бои между Красной и Белой армиями на самом деле были гораздо менее значительными эпизодами Гражданской, чем их обоюдное истребление мирного населения. И белые, и красные на протяжении всей Гражданской были вынуждены значительные силы и время отвлекать на борьбу с восстаниями в своих тылах.

Восстания эти были не за, а скорее, против. 18 мая 1919 года колчаковский генерал Будберг записал: "Восстания и местная анархия расползаются по всей Сибири… главными районами восстания являются поселения столыпинских аграрников… посылаемые спорадически карательные отряды… жгут деревни, вешают и, где можно, безобразничают. Такими мерами этих восстаний не успокоить… в шифрованных донесениях с фронта все чаще попадаются зловещие для настоящего и грозные для будущего слова «перебив своих офицеров, такая то часть передалась красным». И не потому, что склонна к идеалам большевизма, а только потому, что не хотела служить… и в перемене положения… думала избавиться от всего неприятного".

После разгрома Колчака в тех же местах вспыхивают такие же восстания, которые теперь жестоко подавляются красными. Причем Тобольское восстание 20 года, проходившее практически синхронно с известным Тамбовским, было не менее массовым и занимало гораздо большую территорию.

В общем, население было весьма равнодушно к идеалам обеих сторон, более того, максимально сопротивлялось и тем, и другим. «Белые придут – грабют, красные придут – тоже грабют». Однако несмотря на впечатляющую военную помощь Запада – включая людские ресурсы, вооружение, боеприпасы, технику – это никак не помогло Белому движению победить в борьбе с Красным, которое не имело спонсоров и опиралось в военном отношении на оставшиеся на складах запасы или на трофеи, добытые в боях.

Проблема, видимо, заключалась именно в этом – помощь Запада Белому движению была неприкрыто «коммерческой». Финансируя Белое движение, интервенты неизбежно выставляли политические требования лидерам Белого движения, которые хотя и прикрывались Февральскими лозунгами о демократии, Учредительном собрании и прочими благостями, но совершенно откровенно распродавали и страну, и ее территории. Знаменитый стишок про «мундир английский, погон российский, табак японский, правитель омский» был сочинен не красной пропагандой – он ею был лишь подхвачен.

Как раз именно Колчак наиболее явно выглядит ставленником Запада. «Кондотьером», - то есть, наемным командиром на службе иностранного государства – назвал себя Колчак в разговоре с известной по одноименному фильму А.В.Тимиревой. Биография Колчака после 17 года говорит об этом предельно откровенно. Он отбывает в США, после чего по приказу (!) американского посольства появляется в Китае, там пытается договориться с японским протеже атаманом Семеновым, затем провозглашается Верховным правителем России. Хорош российский адмирал, по приказу иноземного посольства отбывающего на новое место службы!

Колчак расплачивался за поставки оружия российским золотым запасом – треть из которого была сразу же депонирована за рубеж. Деникин имел отношения с французами и англичанами, всегда имевшими виды на Кавказ и Придонье. Врангеля спасали во время эвакуации те же французы. Юденич якшался с немцами…

В общем, какими бы словами не сопровождались отношения вождей Белого движения с иностранцами, выглядело это именно как предательство. В России, в отличие от Европы, к предательству совершенно иное отношение. Если для Европы с ее вассально-сеньорными традициями перебегание вассала от одного к другому сеньору выглядело вполне допустимым и естественным поступком, то в России каждый предатель совершал свой акт в режиме «Пан или пропал». Никакой дороги назад, никакого нравственного оправдания у него не было и быть не могло. Великолепно это подтверждает развернувшаяся сейчас вялая кампания по обелению Власова. Даже самые рьяные сторонники признания Власова борцом с режимом в общем-то понимают, что шансов нет – и отнюдь не по причине властного противодействия.

Именно этим можно объяснить поразительный факт, который, видимо, нуждается в детальной проработке и осмыслению. В Красной армии служили примерно 70-75 тысяч бывших царских офицеров. В Белой – около 100 тысяч. Еще около 70-100 тысяч офицеров находились вне обеих армий, но постепенно «прибивались» к одной из них – и опять же, преимущественно к Красной. Эпопея Вадима Рощина, описанная Толстым и великолепно снятая в советском сериале, вполне показательна. Мало того – высший командный состав Российской армии разделился между белыми и красными еще в большей в сторону красных пропорции – офицеров Генштаба в Красной армии служило 639 человек (из них генералов – 252). В Белой армии служили примерно 750 генштабистов. Кстати, Рощин из «Хождения по мукам» - это как раз генштабист. В 1993 году журнал «Вопросы истории» сообщил, что по подсчетам в итоге на стороне красных воевало в 2 раза больше офицеров, чем на стороне белых. Есть смысл отметить, что как раз членами партии большевиков офицеры становились в единичных случаях – а среди высшего звена таковых практически не было. Офицеры шли к красным, отдавая себе отчет в том, что ЭТИ сражаются за Родину, а ТЕ – за союзников. Категорически не хотели иметь дела с Белой армией те, кто полагал Февраль разрушением государства. Парадоксально, но в стане красных офицеры-монархисты и патриоты-государственники были гораздо более частым явлением, чем в стане белых.

Адмирал Великий князь Александр Михайлович, о котором говорилось выше, написал в эпилоге своей «Книги воспоминаний» следующее: «… По видимому, «союзники» собираются превратить Россию в британскую колонию, писал Троцкий в одной из своих прокламаций в Красной армии. И разве на этот раз он не был прав? Инспирируемое сэром Генрихом Детердингом, или же следуя просто старой программе Дизраэли Биконсфилда, британское министерство иностранных дел обнаруживало дерзкое намерение нанести России смертельный удар… Вершители европейских судеб, по видимому, восхищались своею собственною изобретательностью: они надеялись одним ударом убить и большевиков, и возможность возрождения сильной России. Положение вождей Белого движения стало невозможным. С одной стороны, делая вид, что они не замечают интриг союзников, они призывали… к священной борьбе против Советов, с другой стороны — на страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи…»

Именно это понимали царские офицеры, которые впоследствии перемалывались жерновами революции. Именно это понимал народ бывшей Российской империи. Эти люди выбирали по сути из двух зол – и выбрали то, которое им казалось меньшим. И как тут не говорить о «гласе народном», который, как известно, есть чей глас.

[El-murid]

http://el-murid.livejournal.com/12259.html

16-Фев-2010 07:36 pm

В советское время существовало представление, по которому революция совершалась нищим и обездоленным пролетариатом, которому, как известно, терять было практически нечего. Отсюда следовали разного рода выводы – к примеру, о поголовной неграмотности и выдающихся успехах Соввласти в деле ее искоренения, о нищенском существовании рабочих, о рабочей аристократии, которую содержали эксплуататоры в качестве надзирающих за бесправной массой (эдакие капо из концлагеря).

Если предположить, что это действительно так, то возникает психологически труднообъяснимый парадокс. Известно, что темная масса неспособна проникнуться сложными идеями и будучи в состоянии бунта, идет за теми, кто бросает наименее мудреные лозунги. Тем не менее, действительно основная масса промышленного пролетариата пошла именно за большевиками и составила их социальную опору. Понятно, что большевики не цитировали рабочим куски из «Капитала» Маркса – он в общем-то и для людей с современным средним образованием дается непросто, но тем не менее довольно сложная картина мира, которая следует из марксистских воззрений, вполне укладывалась в головы довольно большого числа людей.

Надо отметить, что уже к началу 20 века в России промышленный пролетариат насчитывал более полутора миллионов человек. Провести столь массовую пропагандистскую работу в серой необразованной среде – практически непосильная задача. Тем более, что тогда средства массовой информации были представлены наиболее сложным их видом – печатью. Ни радио, ни зомбирующего телевидения не было и в помине. Добыча и усвоение информации требовали определенных усилий.

Если рассмотреть настоящую картину, то она оказывается существенно иной. На самом деле, поголовная неграмотность среди населения России наблюдалась в старших возрастах и среди женщин. Что же касается молодого поколения, то картина резко менялась – даже в российской деревне грамотность в его среде достигала 70 процентов, в городе – почти 90. Это, конечно, была именно грамотность – то есть, умение более-менее сносно читать, но согласитесь, картина несколько отличается от озвученной ранее.

Нищета пролетариата была тоже весьма условной. Средняя зарплата промышленного рабочего была в диапазоне от 50 до 100 рублей. Н.С.Хрущев на полном серьезе говорил, что в бытность молодым рабочим (ему тогда было 23 года) он был обеспечен гораздо лучше, чем уже находясь на посту секретаря Московского городского комитета партии. Его зарплата в 10-х годах составляла 50 рублей – и это при том, что в возрасте 23 года он чисто технически не мог считаться квалифицированным рабочим. Цены того времени: килограмм мяса – 30 копеек, хлеба – 5 копеек, метр сукна – 3 рубля, кожаная обувь – 5-7 рублей за пару. Максим Горький уже в начале века в пьесе «Мещане» изобразил рабочего Нила – уверенного в себе человека, образованного, хорошо зарабатывающего. Понятно, что существовала значительная дифференциация по отраслям, была разница между положением рабочих в провинции и крупных промышленных центрах – но и прожиточный минимум в провинции снижался. По крайней мере, для семьи из 4 человек прожиточный минимум в Петербурге составлял около 25 рублей в месяц. Заработная плата главы семьи в 50-75 рублей обеспечивала вполне приличные потребности семьи.

Пьянство в рабочей среде никак не носило массовый и беспробудный характер. Во-первых, сложная работа и контроль за качеством ее исполнения довольно быстро исключали пьющих из производственного процесса. Во-вторых, власть предпринимала определенные шаги по борьбе с пьянством – при Витте были введены ограничения на продажу спиртного с 10 вечера до 7 утра. В праздничные дни продажа спиртного разрешалась только по окончанию литургии.

Свободные от пьянства люди могли проводить свободное время с гораздо большей пользой – и в городах возникали театры для рабочих, процветала книготорговля. Во многом театральные зрелища, цирковое искусство были весьма сомнительного качества, но на сцене периодически появлялись серьезные произведения, которые пользовались колоссальным успехом. Рабочие, будучи в массе своей грамотными людьми, так же массово посещали публичные библиотеки, кружки самообразования. Надо отметить, что большевики максимально грамотно использовали тягу рабочих к знаниям и создавали свои рабочие кружки не только для политической обработки, но и действительно для повышения уровня образования рабочих. Стоит также отметить, что в начале 20 века книгоиздательство в России носило бурный характер. Тиражи книг росли темпами, превышающими аналогичные темпы по всей Европе. По тиражам Россия отставала только от Германии – но и часть российских книг печаталась именно там, но включалась в германскую статистику. А по количеству наименований в 1913 году (34000 наименований) Россия опередила суммарные показатели Англии (12000), США (12000) и Франции (10000) вместе взятых. (Цифры даны округленно). То есть, не только советский народ был самым читающим в мире – российский от него никак не отставал.

Естественно, что в целом все было не так благостно. Массовый отток крестьян из деревень создавал довольно серьезный слой маргинального и люмпенизированного населения. Низкоквалифицированный труд оплачивался довольно скудно, но как раз именно эти люди в основном и являлись опорой партии эсеров, которые вели работу среди крестьян – и их идеология была понятна и близка тем, кто еще вчера жил в деревне. Однако с врастанием в городскую жизнь, с переходом в слой промышленного пролетариата число людей, опирающихся на эсеровские лозунги, постепенно сокращалось, а пробольшевистские настроения усиливались.

В общем и целом, промышленный пролетариат буквально за 20 предвоенных лет из немногочисленной социальной прослойки превратился во вполне многочисленный, относительно обеспеченный класс, который начинал вполне осознанно полагать себя гражданином своей страны и испытывать потребность в участии в ее жизни. Поразительно, но из всех политических сил того времени кроме большевиков практически никто не обращал внимание на изменения, происходившие в этом социальном слое. Власть, дворянство вообще не делали различия между крестьянством и рабочими, не интересовались их желаниями, полагая, что традиционная практически многовековая покорность народа бесконечна. Благостные картины умильного единения народа и богоизбранного монарха совершенно не соответствовали действительности, но для высшей власти это не вызывало ни малейших сомнений.

Царь умудрялся видеть в скопце Распутине (ну понятно, что с весьма настойчивых подач царицы, имевшей колоссальное влияние на супруга) чуть ли не выразителя народных чаяний. И можно только представить себе недоумение высших сановников, когда они реально столкнулись с реальным народом после Февраля 17.

Вообще – если провести некую аналогию с сегодняшним днем, то совсем недавно один из идеологов современной власти В.Сурков сказал в интервью «Ведомостям»: «…Эта система [власти] не отделена от народа, как кому-то кажется, она глубоко укоренена в социальной ткани. Тот, кто хочет разрушить ее, социально опасен. Критически важно сохранять политическую стабильность…» Царская власть была также полностью уверена, что абсолютная монархия глубоко укорена в социальной ткани народа-богоносца. Утрата чувства действительности привела царскую власть и страну в целом к катастрофе в кратчайшие сроки.

Я полагаю, что царская власть вполне могла перехватить инициативу у большевиков. Большевики, кстати, очень умело апеллировали к желанию промышленного пролетариата получить не сколько дополнительные экономические права и свободы (хотя в требованиях, естественно, были понятные и доступные лозунги экономического характера) – но в первую очередь к его желанию получить право участия в политической жизни страны. Право быть услышанным и реально решать проблемы. От царской власти требовалось создать систему социальных лифтов, обновляя застоявшуюся кровь элиты (это делал и Иван Грозный, и Петр Первый – с поразительными по эффекту и эффективности результатами). Царская власть должна была создавать нормально действующую систему обратной связи – но Государственная Дума так и не стала таким инструментом. Царская власть жаждала стабильности, не понимая, что эпоха модернизации и перехода в качественно иной экономический уклад невозможны без адаптации к нему института управления, социальной сферы. Она желала, как Сурков, «стабильности».

Большевики сумели стать настоящими партнерами промышленного пролетариата России. Рабочие верили большевикам – и видели, что эта вера подкреплена идеями и поступками. Это не могло не сказаться на будущих отношениях рабочих и большевиков во время и после революции. И именно это привело к тому, что в самые сложные времена у большевиков была опора среди населения. Именно это позволило проводить жесткую и даже жестокую политику во время Гражданской, именно это помогло большевикам взять и удержать власть. Царская элита, либеральные деятели оказались либо без опоры, либо их опора среди населения оказалась значительно слабее.

[El-murid]

http://el-murid.livejournal.com/12295.html

18-Фев-2010 10:10 am

Новая экономическая политика (НЭП) для большевиков изначально была вынужденной мерой. Существует представление, что большевики убедились, что нерыночные механизмы не работают, и согласились на возврат к товарно-денежным отношениям, как более эффективным.

Такое представление основано на слабом понимании обстановки, в которой такое решение было принято. В 1918 году была проведена тотальная национализация промышленности и экономики в целом, сформировано отраслевое управление. К 21 году стало понятно, что необходимо сконцентрировать усилия и ресурсы на наиболее важных направлениях реформы экономики – в первую очередь, в промышленности. Торговля, сфера услуг, мелкая промышленность, деятельность кооперативов были децентрализованы.

В сельском хозяйстве крестьяне, получив в собственность землю, совершенно естественно не могли дать товарное зерно просто потому, что большую часть крестьянских хозяйств составляли мелкие производители. Даже в современных Соединенных Штатах 80% занятых в сельском хозяйстве мелких фермеров в 1970-х годах давали только 6% производимой продукции, остальное производилось крупными агропроизводителями. Разруха в промышленности делала невозможным как реформирование сельского хозяйства, так и стимулирование его – для обменных операций попросту не было товаров.

В итоге задача была поставлена следующим образом – сконцентрировав усилия и ресурсы государства (а нужно понимать, что они были крайне ограниченными) на промышленности, довести уровень производства до довоенного. Затем – коренная реформа сельского хозяйства на основе укрупнения и механизации производителей. И уже после этого – переход к программе ускоренной индустриализации. При таком подходе государство контролировало стратегические отрасли экономики и могло в соответствии с обстановкой маневрировать ресурсами.

Наконец, следует также учитывать, что руководство большевиков не было единым – весьма существенное количество лидеров большевиков принципиально не хотели заниматься повседневной деятельностью и выводом страны из разрухи, спекулируя идеями Мировой революции. Уже поэтому темпы любых реформ вынужденно замедлялись. Именно это обстоятельство вынудило Ленина приостановить реформирование экономики и объявить о НЭПе. Есть иллюзия, что-де Тамбовское и Кронштадское восстания заставили твердолобых большевиков пересмотреть свои взгляды. НЭП не был импровизацией, его требовалось осмыслить и сформулировать – а это все-таки время. Кронштадское же восстание вспыхнуло и подавлялось уже в ходе съезда, на котором был объявлен НЭП, так что такое предположение логически хромает.

Вообще, для проведения любой модернизации мобилизационным путем требуется наличие ряда важнейших условий. Те страны, которые шли путем модернизации в ускоренном порядке (Германия 30-х годов, азиатские «тигры» 60-70-х, Китай 80-90 годов) вне зависимости от идеологии были вынуждены вначале создавать такие условия, а затем начинать реформирование.

Таких условий несколько – готовность населения к лишениям и жесткий контроль за потреблением. Наличие персонифицированного лидера. Жесткий государственный аппарат убеждения и принуждения. Наконец, высокая доля молодежи как наиболее мобильный людской ресурс.

Советская Россия 20-х годов во многом соответствовала этим условиям. Однако отсутствие единых взглядов в новой элите и весьма серьезные идеологические споры не позволяли начинать проводить реформы. Собственно, именно этим можно объяснить серьезную борьбу в руководстве ВКП(б). Возможно, в ней были и личные мотивы – но основным все-таки был мотив идеологический, выбора курса и согласие с ним всей элиты.

Таким образом, НЭП носил не только и не столько экономический характер. Это была пауза, необходимая для выработки единой экономической политики новой элиты страны. Следует отметить, что это было очень умное и грамотное решение – революционные методы решения проблем, которые и впоследствии были широко востребованы, были для руководства большевиков не целью, а инструментом. Нелепо предполагать, что обладая к 21 году колоссальным опытом подавления восстаний, имея контролируемую армию, ликвидировав внешние угрозы, руководство большевиков вдруг обеспокоилось возможным недовольством населения продолжением ускоренных преобразований.

Нужно понимать, что в мировой практике не существовало опыта демонтажа экономического механизма, основанного целиком на товарно-денежных отношениях. В мире не было опыта мобилизации экономики и населения для решения кардинальных задач по ускоренной модернизации с коренной ломкой существующей экономики – ведь целью большевиков был переход к индустриальному способу производства в стране, 80% населения которой составляли жители деревни – причем с опытом только архаичного ведения хозяйства. Именно поэтому такая пауза была тактически необходима.

[Следует отметить, что реформы Гайдара 90-х годов существенно отличались по методологии от подходов большевиков в 20-е годы. Они были проведены без всякой паузы и приведения к консенсусу новой российской элиты. Возражения, что страна стояла на пороге катастрофы, нельзя считать убедительными – лекарство в итоге оказалось опаснее болезни. Лишившись контроля и управления собственностью в ключевых отраслях, Россия 90-х не сумела сконцентрировать ресурсы и не сумела выработать стратегию модернизации. Уже поэтому реформы Гайдара-Ельцина были голой тактикой – ни малейших следов стратегии. Для того же, чтобы насытить рынок товарами потребления, вполне было достаточно на первом этапе децентрализовать управление мелкой промышленностью, торговлей и сферой услуг, оставив за государством всю тяжелую индустрию. Это была сугубо тактическая задача, не требовавшая глобальных и революционных изменений. Нельзя забывать, что проблемы снабжения как товарами, так и сырьем были вызваны не сколько спадом в промышленности, сколько развалом системы управления. Требовалось децентрализовать именно управление и именно в этих отраслях – задача сложная, но далеко не революционная.]

Процесс согласования позиций в элите всегда происходит долго – только в июле 28 года Сталин выдвинул поддержанное Пленумом ЦК предложение «об индустриализации и хлебной проблеме». Фактически 7 лет среди руководства партией шла серьезная борьба по вопросу стратегии. Существовали три основных течения – сторонники продолжения Мировой революции, сторонники консервации существующего положения и сторонники перехода к модернизационному рывку. Сторонники первых двух точек зрения совершенно не учитывали геополитическое положение России. Геополитика – это борьба за ресурсы, поэтому Россия всегда была и будет объектом геополитических конфликтов. Географическое положение России делает ее также неизбежным участником геоэкономических конфликтов, которые исходят из контроля за инфраструктурой. Экономическое, военное, интеллектуальное отставание России от ведущих стран мира неизбежно ведет к опасности либо расчленения страны, либо утраты суверенитета при сохранении территории.

Последствия Первой мировой войны неизбежно вели ко второму раунду столкновения в Европе. Советская Россия 20-х годов с трудом противостояла даже пограничным конфликтам. Серьезный конфликт с индустриальной армией ее экономика попросту не вытягивала. Именно поэтому тяжелая борьба в руководстве большевиков вела к потере темпов реформ, что в конечном итоге и привело к необходимости проводить модернизационный рывок в ускоренном порядке.

НЭП, если брать его как этап перехода к модернизации экономики, на самом деле практически ничего не дал собственно для модернизации. Психология участников новой экономической политики великолепно описана в романах Ильфа и Петрова. Организовывались липовые общества, брались кредиты, во множестве действовали разнообразные допотопные деривативы, «бронзовые» векселя – но к производству такая деятельность не имела никакого отношения. Без существования мощной индустрии малый бизнес неспособен создавать и тем более концентрировать ресурсы на модернизационных мероприятиях. Другое дело, что советский опыт в итоге доказал, что отсутствие малого бизнеса пагубно влияет на решение повседневных задач. Однако в 20-е годы страна находилась в совершенно иной ситуации, к которой сложно применять логику и реалии сегодняшнего времени.

Говоря иначе, новая экономическая политика 20-х годов не может рассматриваться именно с точки зрения экономики. Это была оперативная пауза, взятая руководством партии большевиков для создания условий модернизационного рывка. Она решала ряд текущих чисто тактических задач – как-то насыщение товарами потребления, создания стимулов – но эта политика находилась целиком в логике существования доиндустриального способа производства и была ликвидирована совершенно естественным образом, как только было принято решение и созданы условия для проведения кардинальных реформ.

К сожалению, опыт НЭПа не был востребован в 1990-2000 годы. Сегодня мы находимся в ситуации необходимости нового модернизационного рывка, однако в течение 20 лет современная элита так и не подошла к консенсусу относительно стратегии его проведения, не созданы условия, продолжается консервация архаичного по современным меркам Четвертого экономического уклада, когда на повестке дня стоит ускоренный переход в Шестой. Есть все шансы на то, что упущенное сейчас время выльется в очень тяжелый переход, где за высокий темп придется платить и высокую цену.
376

[Владимир Мединский]

http://www.odnako.org/blogs/o-mifah-...eskoy-rossiey/

Прошедшие и ближайшие годы у нас отмечены чередой знаменательных юбилеев тех ярчайших событий, которые определили историческое развитие России, да и всего человечества, по правде говоря.

Сегодня у нас ноябрь 2015 года. Значит, естественная актуальная тема для нас – очередной грядущий юбилей, 100-летие революции.

В мае этого года в музее современной истории России состоялся круглый стол «100 лет Великой российской революции: осмысление во имя консолидации». Там я предложил к общественному обсуждению тезисы единой платформы национального примирения.

Позже Владимир Владимирович Путин поддержал идею установить памятник Примирения в Крыму – именно в том месте, где закончилась Гражданская война.

***

Почему сегодня актуален и уместен памятник примирению, который мы планируем установить в Крыму?

Главным образом речь не столько о делах давно минувших дней – хотя и, повторяю, таких делах, которые определили дальнейшую историю и нашей страны, и даже всего человечества.

Речь идёт о примирении в наших головах.

Так называемая «трудность» вопроса о русской революции 1917 года на самом деле определяется сегодня спекулятивными трактовками фактов, которые используются в актуальном идеологическом противостоянии. К реальному осмыслению истории и судеб Родины эти спекуляции имеют крайне отдалённое отношение. <…>

***

Надо понимать, что мы имеем в виду не примирение между белыми и красными – главными участниками революции и Гражданской войны столетней давности.

Красные и белые в данном случае – символ.

На самом деле и красные, и белые – они все революционеры, субъекты смуты, катастрофы российской государственности в романовской версии.

Белые – это субъекты Февраля, крушения российской монархии, носители буржуазно-демократических, либеральных идей. Впрочем, во Временном правительстве и социалисты имелись.

Красные – это субъекты Октября, носители радикальной социалистической идеи. Большевики, возможно, и хотели бы поучаствовать в разрушении Российского государства, но белые им не дали – опередили.

Так или иначе, и белый Февраль, и красный Октябрь – эпизоды одной и той же смуты. Красные и белые – субъекты одной и той же смуты на, как тогда казалось, руинах исторической России. Общее между ними – это неприятие монархической России.

Гражданская война – это не конфликт между революционерами и консерваторами, а конфликт между субъектами смуты, которые имели разные планы на будущее обустройство рухнувшей Российской империи.

Оговорюсь, что в Гражданской войне было более двух сторон – и «зелёные» с прочими многоцветными, и сепаратисты всех мастей, и иностранные интервенты... Но, так или иначе, роль участников всего этого многообразия и их дальнейшая судьба определялись позиционированием по отношению к главным действующим силам – красным и белым. И в данном случае разделение на красных и белых – исторически сложившаяся условность, символ Гражданской войны.

***

А теперь внимание. Кто победил в Гражданской войне? Красные? Да, это исторический факт. Объективные объяснения этому факту известны.

Я же сейчас выделю одну составляющую: большевики с самого момента своего прихода к власти занимались государственным строительством, рассматривая историческую Россию как целое. Вынужденно – в том числе и вопреки многим своим теориям, отрицавшим государство в принципе. Подчёркиваю: этот факт не зависит от мотивации и утопических замыслов, которые тогда имелись у большевиков и лично у Ленина.

Просто со всеми своими замыслами и теориями большевики в результате переворота захватили реальную власть в стране с разрушенными институтами государства, уже разорванной национальным и региональным сепаратизмами на десятки «суверенных республик», в стране воюющей и с уже разваленной армией. И с перспективой гражданской войны и интервенции – ведь естественно, что во время смуты всегда много желающих оспорить результаты очередного переворота.

Мы сейчас не оцениваем состоятельность коммунистического проекта, но констатируем, что у большевиков были свои внятные планы на будущее. И для того, чтобы когда-нибудь их осуществить, для начала нужно было остаться у власти, победить противников политических и вооружённых, закончить смуту.

А для этого нужно государство, как его на называй – империя или советская республика, монархия или диктатура пролетариата.

И во многом благодаря этому обстоятельству на их стороне оказалось большее, чем на стороне белых, количество личностей и целых институтов дореволюционной России – той самой, которую субъекты смуты дружно обрушили в Феврале-Октябре 1917 года. Известный ведь факт: в Красной армии воевало больше царских офицеров, чем в белой. Да и из белых кое-кто потом аж до Маршала Советского Союза дослужился: например, маршал Говоров, который начинал Гражданскую артиллеристом у Колчака.

А логика истории устроена так, что как только кто-то начал восстанавливать государство и прекращать смуту, – то независимо от его планов и желаний получается, как в старом советском анекдоте, «автомат Калашникова».

В итоге: из Гражданской войны, которая началась в раздроблённой стране с обрушенными институтами государственной власти, вышло в итоге всё то же самое единое Российское государство, которое стало называться СССР. И опять мы оставляем за скобками вопросы текущей мотивации и идеологии. И менее чем через 30 лет после как бы гибели Российского государства оно достигло вершины своего триумфа и могущества – я имею в виду и Победу 1945 года, и иные выдающиеся свершения советской эпохи.

Таким образом, возвращаемся к вопросу «кто победил в гражданской войне?» Я вам сейчас парадоксальную вещь скажу: победила третья сила, которая в Гражданской войне не участвовала, – историческая Россия. Та же самая Россия, которая была тысячу лет до революции и будет впредь.

***

Ещё вопрос: победа исторической России – это эксклюзивная заслуга красных? А если бы победили белые – то катастрофа Февраля привела бы страну в могилу?

В истории нет слова «бы». Но есть исторические факты. Белые, можно сказать, «взяли реванш» в 1991 году – идеалы Февраля 17-го воплотились в буржуазно-демократической Российской Федерации в 90-е годы. Нам есть что вспомнить о тех годах. Это и разрушение единого историко-культурного и экономического пространства – распад СССР. Это и разрушение институтов государственной власти с долгим и мучительным их восстановлением. Это и ценностный кризис. Это и разрушение основ хозяйственной жизни. Это и разгул криминала, и другие проявления социального кризиса.

Ничем не лучше любых других «окаянных дней».

И что? 90-е закончились – как закончилась в своё время и диктатура пролетариата. Либерально-компрадорская идеология обанкротилась – как до неё и радикально-большевистская.

Но было в 90-е не только это. В этом кризисе зародились, выжили и развивались важнейшие механизмы гражданских и экономических свобод, сохранились опыт и достижения советской эпохи – и уже вместе с ними восстановились и государство, и его суверенитет, и его обороноспособность. И мы с вами прямо сейчас видим, как уверенно возвращается в свои права историческая Россия – как это было всегда в нашей тысячелетней истории.

***

Таким образом, мы с вами говорим не о примирении красных и белых 100-летней давности – они давно между собой все вопросы решили.

Мы говорим о примирении красных и белых с исторической Россией – а это примирение возможно только в виде служения красных, белых и кого угодно России и её народу.

[Сергей Алексашенко]

http://echo.msk.ru/blog/aleksashenko/1663294-echo/
автор
экономист

И власть, и население нашей страны любят мифы о России. Министр Мединский их, вообще, так полюбил, что стал писать по их мотивам книги одну за другой и, похоже, уже не в состоянии отличить мифы от реальности в своей голове.

Есть мифы и экономические. Один из них гласит о том, что в нашей стране еще с советских времен накоплен огромный научно-технический потенциал, который лишь по каким-то странным причинам не может реализоваться и показать себя всему остальному миру. Другой — о том, что единственным работающим механизмом в российской экономике являются госкомпании.

Миф отличается от правды тем, что попытка опереться на него в практической жизни неизбежно приводит к провалу. На этой неделе жизнь еще раз продемонстрировала справедливость моего утверждения. Широко разрекламированная система взимания платы за проезд грузовиков, разработанная госкорпорацией «Ростех», отказалась работать, как ей было предначертано. И зарегистрироваться на сайте было невозможно. И плату за проезд она считала, как Бог на душу положит. И штрафы выписывала кому ни попадя. Похоже, что разработчики ее просто забыли протестировать, а заказчики забыли или не посчитали нужным проверить ее работоспособность. (Я, в данном случае, оставлю в стороне дискуссию о целесообразности создания такой системы в принципе — в нынешней системе координат все, что идет в карман членамкооперативаозеро, является целесообразным).

К чему все это привело мы все увидели – массовые протесты дальнобойщиков по всей стране, сбои в поставках товаров от производителей к потребителям, резкий рост тарифов на перевозку товаров по всей стране. В конце концов, власть вынуждена была отступить от своих планов.

Такого результата, впрочем, можно было ожидать. Ведь этот контракт «Ростех» получил без всякого конкурса на основании лишь своего письма, отправленного в Кремль, о том, что эта система обеспечивает национальную безопасность. А уж коли в Кремле слышат, что речь идет о безопасности, то нет такого закона или постановления, которые не было бы целесообразно обойти каким-нибудь законным путем.

А между тем, до сегодняшнего дня «Ростех» никому не демонстрировал своих достижений ни в разработке программных продуктов, ни, вообще, в создании чего-нибудь, пользующегося спросом за пределами военно-промышленного комплекса.

Его попытка несколько лет назад заняться бизнесом авиационных перевозок тоже обернулась неудачей и завершилась передачей многомиллиардных убытков «Аэрофлоту», который расхлебывает эту кашу до сих пор.

Стремлению госкорпорации проникнуть во все возможные сферы бизнеса, где виден денежный поток, похоже нет предела. То, что обязательным условием создания новых бизнесов для «Ростеха» является получение монополии, не удивляет – это закономерная черта любой компании, опирающейся в своем развитии на административный ресурс. Вот и в этом году «Ростеху» повезло – он стал монопольным производителем и поставщиком вакцин, закупаемых за счет бюджетных средств. При этом ни саму корпорацию, ни тех, кто принимал решение о передаче ей очередной монополии, не остановило то, что никакого соответствующего опыта у «Ростеха» нет. А вдруг, как с системой «Платон», разработчик забудет какую-нибудь вакцину протестировать, а заказчик забудет ее проверить? – и что, депутату Федорову снова придется искать вражеский заговор и происки пятой колонны, чтобы объяснить, почему за поддержание мифов приходится платить человеческими жизнями?