*1462. Героиня недели. Красивая Наташа

[Вера Челищева]

http://www.novayagazeta.ru/data/2011/019/24.html

Интервью пресс-атташе Хамовнического суда Натальи Васильевой «Новой газете»:

В пятницу «Новая газета» встретилась с Натальей Васильевой. По ее просьбе говорили только 30 минут. Разговор оказался мучительным и трудным. Порой приходилось прерываться — вспоминая события последних дней, Наташа иногда плакала.

Очень бледная, совсем не спит.

И еще. Она очень боится за своих близких.

— Наташа, общественность восприняла твое откровенное интервью «Газете.ру» и «Дождю» по-разному. Многие назвали интервью поступком. Еще говорят, что за тобой стоит как раз сам Данилкин, который мучается и хочет что-то сделать… Еще одна версия: ты «тайный агент магната Ходорковского» (формулировку передаю слово в слово) и, наконец, — ты рядовой исполнитель чьего-то замысла наверху: и твое интервью в этом замысле попытка, например, снять с должности главу Мосгорсуда Ольгу Егорову, чьи полномочия истекают в 2012 году…

А что ты сама по этому поводу можешь сказать? Кто за тобой стоит?

— Никто. Я одна. Я просто выразила свою гражданскую позицию.

— Ты обнародовала информацию о давлении на Данилкина и навязывании ему приговора Мосгорсудом через полтора месяца после вынесения этого самого приговора. Почему именно сейчас? Ведь ты говоришь, что контроль осуществлялся постоянно — и до момента, когда Данилкин ушел в совещательную комнату, и после? Что стало последней каплей, когда ты поняла, что надо куда-то идти и говорить?

— Я очень долго переживала. Очень долго нервничала. В начале февраля я уже поняла, что не могу… Когда видишь, в каком состоянии человек (Данилкин. — В. Ч.) находится… Поэтому дала интервью «Газете.ру». Очень нер-вно все было… Я пыталась понять, как вообще возможно все ЭТО… Осмысление пришло ко мне, наверное, недели через две.

— Недели через две после приговора?

— Да. Я просто поняла, что с этим камнем в душе жить мне тяжело будет. Поэтому пошла. Мучило в первую очередь, что Виктор Николаевич оказался в такой ситуации, когда он вынужден был вынести такой приговор… Я очень много смотрела в интернете разных публикаций о нем, то, что о нем писали… Разные призывы были: мол, раз он вынес такой приговор, то давайте его накажем… Ну всякие же люди бывают, и мне просто хотелось людям рассказать правду. Что на самом деле было с ним… Просто я хотела, чтобы люди знали правду.

— А ты с кем-нибудь из коллег по суду делилась, что решила пойти и дать интервью?

— Нет, ни с кем.

— Журналисты первые дни обсуждали, почему именно в «Газету.ру» ты пришла? Знакомые были?

— Нет, не было. Все в суде видели, что к журналистам я одинаково относилась, абсолютно ровно, никогда никого не выделяя из них. Просто это случайно так вышло. Вот и все.

— Есть уверенность, что кто-то из бывших коллег тебя поддержит, даст, если придется, свидетельские показания? Есть на сегодняшний момент такие люди?

— Я боюсь, что никто не будет этого делать. Вы понимаете, по каким причинам. Думаю, что вряд ли…

— Какая вообще атмосфера и обстановка в Хамовническом суде была после приговора? В первый день, вечер, когда Данилкин его отчитал, что происходило в суде?

— Атмосфера была накаленной. Нервозной, во всяком случае. И я не видела, чтобы Виктор Николаевич успокоился. Он, наверное, был таким же, как и в предыдущие дни.

— А в течение вот этих полутора месяцев?

— Все старались, как мне казалось, забыть, что ли: «Ну прошло и прошло». А он (Данилкин. — В. Ч.) ушел в себя, моментами был такой подавленный очень. Такой же нервозный бывал. Потому что все это не закончилось…

— Чем он сейчас занимается? Какой-то новый процесс ведет?

— Процесса нет. Он занимается работой, которая возложена на председателя. Плюс — проверяет протоколы (протоколы заседаний по делу Ходорковского и Лебедева. — В. Ч.), которые уже изготовлены. Он занимается чисто техническими вопросами, тем, что не успели доделать…

— По прочтении твоего интервью у меня сложилось впечатление, что на этот шаг тебя подтолкнула жалость к Данилкину. Скажи, если бы ты не видела всех этих «сердечных приступов», корвалолов, валерьянок в его комнате, нервных срывов, переживаний и прочего, ты бы тогда пошла на интервью?

— Мне сложно сказать. Наверное, все зависит от обстоятельств. Конечно, было бы неприятно. Тяжело. Но мне сложно ответить, пошла бы я… Я сейчас просто не могу ответить на этот вопрос.

— И еще одно сослагательное наклонение. А если бы Данилкин вынес 14-летний приговор самостоятельно, ты лично как бы на это отреагировала? Твое отношение к такому приговору?

— Я не участвовала в самом процессе, поэтому не могу ответить. Я не присутствовала на слушаниях. Поэтому не могу об этом судить. Если бы не было никакого давления, я бы точно об этом знала. Наверное, это было бы тогда его решение. Ведь судья принимает решение, руководствуясь своими убеждениями и в соответствии с законом. Я не могу решать за него.

— Говоря в интервью о том, что приговор писался в Мосгорсуде, ты ссылаешься как на источник информации на человека, «близкого к судье», «собеседника в его близком окружении» и так далее. При этом фамилий не называешь. Когда эти фамилии будут озвучены тобой?

(Наталья не стала отвечать на этот вопрос.)

— Почему именно кассационная инстанция, как ты говоришь, писала приговор? При чем она здесь? Она что — больше всех разбирается в деле?

— Это же элементарно. Если давление осуществляется с вышестоящей инстанции над районным судом, то кто будет писать приговор? Соответственно, вышестоящая инстанция — кассационная…

— Куда потом и будут обжаловать этот самый приговор?

— Вот именно.

— Поговорим о реакции: Мосгорсуда, якобы самого Данилкина. Тебя обвинили в «клевете, в провокации, в пиар-технологиях», пригрозили подать в суд, копались в личном деле, приходили на работу мужа, к родителям, искали, сливали в СМИ факты биографии… Вот все это ожидаемо было, просчитывала такие последствия?

— Ничего не просчитывала.

— Сломя голову в омут, что ли?

— Я просто не ожидала, что все так резонансно будет. Я просто думала, что я выскажу свое мнение в отношении этого человека… которого поставили в такую ситуацию, и просто люди будут знать об этом. Но то, что будет такая реакция, я не ожидала.

— Что более всего удивило?

— Больше всего? Больше всего мне было неприятно то, что в Мосгорсуде в отношении меня говорят разные неприятные вещи, которые не соответствуют действительности. Ну, например, в интернете я читала такую заказную статью о себе, где говорилось о том, что я работала поваром, и прочие детали моей биографии. Все подавалось в таком несколько грязном тоне. Так все было вывернуто, что я, читая эту статью, не поняла: «Боже мой! Неужели это про меня?!» И потом, знаете, мне не стыдно, что я работала поваром. Повар хотя бы может быть честным человеком. Мне не стыдно. У меня была высокая категория, я профессионал высокого уровня.

— И понятно в принципе, откуда у них была информация из твоего личного дела…

— Да. Это была из Хамовнического суда информация. Знаю, что, как только вышло интервью в «Газете.ру», сразу из Хамовников Мосгорсуд затребовал мое личное дело и всю информацию, которая была в личном деле, повернул в очень неприглядном виде и выдал ее некоторым…

— Приход оперативников на работу к твоему мужу и домой к родителям — пока единственные шаги, предпринятые в отношении тебя и твоей семьи?

— Пока да.

— Что касается заявлений Виктора Данилкина про «клевету» и так далее. Как ты считаешь, это он все говорит?

— Я думаю, что нет. Слова о том, что он подаст на меня в суд, — это не его слова, а пресс-службы Мосгорсуда.

— И что, девочки-секретари действительно так спокойно, ничего не скрывая, удаляли после оглашения приговора технические помарки и неточности?

— Да, это так. Не то что не скрывая… Я часто приходила в кабинет Виктора Данилкина и видела, чем они занимаются. К¬онечно, они не сказали, что правят чужой приговор. А просто правят технические ошибки — интервалы, запятые, красную строку и так далее…

— В середине марта заканчивается твой отпуск. Что дальше? Пойдешь в отдел кадров — увольняться?

— Сложно сказать. Вряд ли меня поняли в суде. Во всяком случае, то, что я прочитала в СМИ (не знаю, правда, чьи это слова, но поданы они от лица Виктора Данилкина): «Если она сможет работать в коллективе, то пожалуйста»… Я сейчас не могу ответить, какие будут мои дальнейшие действия. Но вряд ли возможно будет остаться. Потому что работа в суде все-таки подразумевает определенные контакты с людьми. Скорее всего, я уйду. Не смогу.

— Не страшно переступать порог этого суда?

— Я стараюсь об этом не думать.

— Можешь рассказать о себе? Почему решила пойти именно в эту систему? А то нам Мосгорсуд уже много чего рассказал, хотелось бы услышать от первого лица…

— Родилась я в Ташкенте в 1969 году. До 17 лет там жила и училась. В 17 лет окончила торгово-кулинарный техникум при Туркестанском военном округе по специальности «Обслуживание военного персонала». Это был еще Союз. И таких учебных заведений было только два — в Ташкенте и в Ленинграде. Распределение было по всему Союзу. А так как я окончила техникум с красным дипломом, у меня было право выбора. Я выбрала Москву. Ну и начала здесь свою трудовую деятельность. Работу по специальности как-то очень скоро оставила. Было начало 90-х. То в магазине одежды работала, в очень хорошем… Много всего было. Одно время даже работала в группе содействия страховой компании «Дельта». Но в какой-то момент мне все это стало неинтересно, и я ушла. К тому моменту я уже оканчивала юридический, писала диплом. Еще у меня есть сын, 12 лет.

— А какой ты юридический вуз оканчивала? Просто нас Мосгорсуд опять же просил обратить внимание на то, что «оканчивала она негосударственный юридический вуз»…

— Международный юридический институт при Министерстве юстиции РФ.

Окончила его в 2009 году, недели через две пришла работать в Хамовнический суд. Сначала меня определили секретарем судебного заседания. Но как-то так получилось, что я сразу же начала заниматься работой, которой и занималась до последнего времени в должности помощника судьи.

— Процесс Ходорковского и Лебедева — это первый в твоей практике громкий процесс? Что он тебе лично дал, помимо истории с твоим интервью, как-то повлиял на мировоззрение?

— Конечно, повлиял… Но мне сейчас сложно говорить об этом. Может быть, со временем.

— Твой прогноз: как будут развиваться события дальше? Будут какие-то проверки по факту того, что ты сказала в интервью «Газете.ру»?

— Наверное, будет проверка. Хотя… Я даже не представляю, чем все это может окончиться. Сложно сказать…

— Чем ты сейчас живешь? Как изменилась жизнь после понедельника, 14 февраля?

— Стресс. Жуткий стресс. Страх. И за себя, и за…

(Наташа плачет. Мы уходим от этой темы.)

— А близкие-то что сказали про твой поступок?

— Сказали, что я ненормальная… Но муж заявил: «Что бы ни случилось, я с тобой». Близкие меня поддержали во всем.

P.S. Адвокаты Васильевой направили запрос на имя директора ФСБ Александра Бортникова с просьбой сообщить, является ли его ведомство инициатором оперативно-разыскных мероприятий в отношении Васильевой и ее семьи.

Тем временем слова помощницы судьи Данилкина о том, что приговор Ходорковскому и Лебедеву писался в Мосгорсуде, готова подтвердить случайная прохожая. Светлана Добронравова сообщила газете Metro, что в последний день прений по «делу ЮКОСа» была в Хамсуде по своим делам и случайно услышала разговор по телефону женщины-прокурора (к моменту прений из женщин-прокуроров в этом процессе осталась только Г. Ибрагимова. — В. Ч.). По словам Добронравовой, та по телефону говорила следующее: «Сейчас адвокаты отбарабанят гонорары, Ходорковский отболтает. Но приговор не готов, его еще не привезли из Мосгорсуда». Добронравова готова свидетельствовать в суде.

Еще одно событие произошло к концу недели — президиум Мосгорсуда признал законным продление ареста Ходорковскому и Лебедеву, которое в августе прошлого года санкционировал Виктор Данилкин. Защита подсудимых потребовала отвода всем членам президиума, однако отвод себе те отклонили.

20.02.2011

[Елена Евграфова]

http://www.forbes.ru/ekonomika-colum...-otstayushchih

История Натальи Васильевой: российскому обществу требуется вливание индивидуализма
| 24 февраля 2011 13:38

Наталья Васильева

После известного интервью на возмутительницу спокойствия Наталью Васильеву обрушился шквал упреков и насмешек. Даже те, кто не верит, что ею манипулируют, на всякий случай сомневаются в ее честности. Как же! Она пошла против своего коллектива, группы, клана, то есть нарушила первейшую заповедь российского кода идентичности — безусловную преданность общине. С ней явно что-то не так.

В последнем романе Дмитрия Быкова «Остромов» один из героев рассказывает о дикаре, которого приговорили свои и освободил Кортес, после чего дикарь принялся бороться вместе со своими против Кортеса. «Умереть в системе координат лучше, чем жить вне ее; лучше быть последней буквой в алфавите, нежели свободным гражданином в мире, где упразднена письменность», — утверждает герой Быкова. А если алфавит дряной? Неужели более достойно хранить верность людоедскому племени, нежели пойти против него ради, скажем, будущего детей? Увы, большинство наших сегодняшних культурных трендсеттеров продолжают отстаивать примат общинных ценностей над индивидуальными.

Индивидуализм не лучше коллективизма, и коллективизм не лучше индивидуализма — все дело в их соотношении. Если эгоизм и равнодушие к ближнему зашкаливают, обществу нужна хорошая инъекция коллективизма. Но если мантрой целой нации становятся принципы «один в поле не воин» и «инициатива наказуема», ей явно требуется вливание индивидуализма.

Известный голландский социолог Гирт Хофстед, много лет изучающий ценности разных наций, обращает внимание на то, что в странах, где индивидуализм котируется очень высоко, обычно более развита экономика, более современны производительные силы, люди более мобильны, а средний класс более обширен, чем в странах с преобладанием коллективных ценностей — там царит отсталость и бедность.

Если не изменить ценности, они снова и снова будут затягивать нас в болото отсталости после каждой насильственной индустриализации. Прошло время, когда общинное сознание было залогом выживания, — сегодня общество людей с сознанием конвейерного рабочего обречено проигрывать, а движение вперед обеспечивает бунт одиночки против мнения и обычаев большинства.

Уважающая индивидуализм Америка в ситуации, зеркально похожей на историю Натальи Васильевой, повела себе следующим образом. Тайна тюрьмы Абу-Грейб стала явью, когда назначенный туда рядовой Джо Дарби увидел те самые фотографии, не стал молчать и донес старшему офицеру. Американские власти начали проверку его показаний (а не его самого) и потом еще организовали защиту Дарби на три года, опасаясь мести бывших сослуживцев. И все это несмотря на то, что рядовой вынес сор из избы, а армия опозорилась на весь мир. Известный американский психолог и философ Эрих Фромм утверждал, что защитой от тоталитаризма может быть убеждение, что мораль выше национальных интересов.

В российской культурной традиции не было своих «рембо» и «крепких орешков» — одиночка всегда обречен. В детстве Наталью Васильеву, скорее всего, учили «не выпендриваться», навыков отстаивать свою правоту ей никто не прививал. Вряд ли у нее были подходящие ролевые модели, чтобы понимать, как правильно себя вести, как быть доказательной и как защищать себя, когда идешь против сплоченной группы. У нас восставший одиночка не только беззащитен, он часто нелеп и даже смешон.

Власти же — плоть от плоти народа с такими же дремучими ценностями — действуют по привычной схеме и, скорее всего, профукают еще один шанс вырвать страну из того дурного круга отсталости, по которому она ходит уже веками.

Автор — главный редактор «Harvard Business Review — Россия» и книжного издательства United Press/«Альпина Бизнес Букс»
704