*1100. Экономика России

[Екатерина Шохина]

http://expert.ru/2013/10/11/prognozy...predskazaniya/
Москва, 05 фев, среда

«Expert Online» , 11 окт 2013, 18:29

Ведущие российские экономисты заявили о несогласии с проводимой сегодня экономической политикой

Иллюстрация: Эксперт Online

Ведущие российские экономисты заявили о несогласии с проводимой сегодня экономической политикой

Существующая сегодня экономическая политика не только не может вывести страну из стагнации, но, наоборот, все глубже вовлекает ее в кризис. Такой вывод сделали практически все выступавшие ученые-экономисты на прошедшей 11 октября в Московском университете конференции «Научные идеи академика А.И. Анчишкина и современные проблемы экономического развития».

Вместо того чтобы всячески содействовать промышленному росту, инвестиционной активности бизнеса, росту внутреннего спроса, чиновники своей основной задачей видят снижение госрасходов и сокращение издержек. Как заявил заведующий кафедрой макроэкономического регулирования и планирования экономического факультета МГУ Андрей Клепач, цитируя Михаила Фрадкова, сегодня «не Минфин (работает) при правительстве, а правительство при Минфине». От этого и все беды: ответственный за наполнение госказны естественно отстаивает бюджетную стабильность, а не стимулирование экономического развития.
Реклама

По словам Клепача, система стратегического управления, которая сформировалась на сегодняшний день, находится в кризисе. «Решения разрознены и противоречат друг другу. Планирование осуществляется по оптимистичному сценарию, а реализация этих планов – по пессимистичному. Мы декларируем одно, а делаем другое. Планы являются обещаниями, а не руководством к действию. Правительство должно выбрать: либо отказаться от целей роста и диверсификации экономики, либо перейти к другому типу управления экономикой», – отметил Клепач. По его мнению, во главу угла должна ставиться не финансовая стабильность, а развитие. Ставка должна делаться на человеческий капитал и производственную сферу.

Политика сбалансированного развития, предлагаемая чиновниками сегодня, предполагает максимум 3-процентный рост экономики, но это означает стагнацию с ухудшением уровня жизни населения, согласился с Клепачем заместитель директора Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Вячеслав Панфилов. При этом, уверен экономист, потенциал экономического роста превосходит и то, что есть сейчас, и то, что что было в «лучшие годы» до кризиса. «Необходимо задействовать все факторы развития, чтобы реализовать этот потенциал», – заявил Панфилов.

По словам заместителя директора Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Александра Широва, потенциал экономического развития недоиспользован на 30%. «Нам говорят, что загрузка мощностей близка к критической и нет потенциала для дальнейшего роста, нам говорят про демографический коллапс. Но эти опасения сильно преувеличены и не отражают текущего положения дел», – подчеркнул он. Исходя из этой логики и формируется экономическая политика, которая в долгосрочном плане может лишь усилить стагнацию.

Неверные исходные данные и базирующаяся на них экономическая политика – результат неадекватной системы прогнозирования и планирования. «Большая часть общественности и правительство считают, что прогнозы – это предсказания. На самом деле прогнозы – это оценка и расчет последствий тех или иных действий», – отметил директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Виктор Ивантер. Декан экономического факультета МГУ Александр Аузан, в свою очередь, подчеркнул важность долгосрочного планирования. «Для меня люди делятся не по взглядам, а по их длине», – пошутил он.

[Екатерина Шохина]

http://expert.ru/expert/2013/43/zapi...a-belogo-doma/
Москва, 05 фев, среда

Татьяна Гурова Екатерина Шохина «Эксперт» №43 (873) , 28 окт 2013, 00:00

Рисунок: Сергей Жегло

Делая ставку на экономию и институциональные реформы, правительство лишь усугубляет экономическую рецессию. Экономисты видят выход в активном и безотлагательном наращивании инвестиций как со стороны государства, так и со стороны бизнеса. И утверждают, что деньги в стране для этого есть

Стагнация в российской экономике продолжается. Более того, экономика рискует войти в новый затяжной спад с ростом безработицы (чего в России вообще никогда не было) и заметным падением реального уровня жизни населения (чего в России не было уже более десяти лет). Осень, от которой многие ждали позитива, позитива не принесла. Темпы роста ВВП в третьем квартале 2013 года оказались почти нулевыми. Теперь оценку роста по итогам года даже на 1,8% в Минэкономразвития называют оптимистичной. По словам заместителя министра экономического развития Андрея Клепача, экстраполяция дает только 1,5–1,6% роста ВВП в текущем году. Переход к столь низким темпам роста — принципиальный рубеж. Заместитель директора Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Вячеслав Панфилов говорит, что даже двух-трехпроцентный рост экономики для России не просто стагнация, а ухудшение уровня жизни людей. Это действительно так. Длительный период недоинвестирования в основной капитал нашей экономики привел к тому, что ресурсы, необходимые для продолжения функционирования основных фондов промышленности и инфраструктуры страны, при столь низком росте будут фактически финансироваться из доходов населения.
Реклама

Физически ощутимые признаки радикального ухудшения ситуации уже видны. С февраля по октябрь 2013 года задолженность по зарплате (самый яркий признак кризиса) выросла в 1,37 раза. В ряде промышленных регионов (в частности, на Урале) многие предприятия начали отправлять работников в неоплачиваемые или частично оплачиваемые отпуска. Увеличивается число людей, работающих неполный рабочий день. Как заявил на совете по экономической политике Уральского федерального округа Игорь Холманских, полномочный представитель президента в УФО, сегодня едва ли не каждую неделю на Урале возникает новая горячая точка. Особенно неблагополучным может в плане сокращений стать 2014 год.

Крайне непростая ситуация с налоговыми поступлениями в бюджеты — и в федеральный, и в региональные. Стагнация экспорта и падение прибыли предприятий в этом году привели к стагнации налоговых сборов. За первые семь месяцев года план по доходам федерального бюджета исполнен на 57%. По данным Минфина, в него поступило 7,33 трлн рублей, на 84 млрд больше, чем за аналогичный период 2012 года. Однако видно, что доходы федерального бюджета отстают даже от ВВП, который растет очень медленно: за этот период доходы бюджета выросли на 1,16%, а ВВП — на 1,4%. Это говорит о том, что экономика, создающая добавленную стоимость, больше не может выдавливать из себя налоги, налоговая нагрузка слишком велика даже для крупных экспортных предприятий.

Это видно по основным налогам, наполняющим федеральный бюджет. Сборы НДС на товары, производимые внутри страны, за семь месяцев этого года снизились на 2%. Налицо провал с вывозными пошлинами: пошлин на вывозимую сырую нефть к концу июля удалось собрать лишь 1,32 трлн, а в прошлом году к этому моменту в казне было уже 1,46 трлн этих поступлений (–10%!). Упали доходы от вывозной пошлины на газ (247 млрд против 271 млрд, –9%).

Наконец, не лучшим образом обстоит дело с налогом на прибыль организаций. К 1 августа по этому виду налога было собрано 201,9 млрд рублей — на 6 млрд меньше, чем за аналогичный период 2012 года (–3%). Провальными по этому налогу были март, май и июнь.

Региональные бюджеты изо всех сил борются с растущим дефицитом. Череда обсуждений региональных бюджетов выявляет один тренд: на фоне необходимости поддерживать сносную жизнь в регионах региональные власти пытаются увеличить или не допустить падения сборов по налогу на доходы физических лиц, включая меры по борьбе с серыми зарплатами. Вряд ли это может принести долгосрочный результат: серые зарплаты и сокращение НДФЛ — запоздалая, но ожидаемая реакция на повышение ЕСН. Если в предыдущие годы, когда экономика хоть и не сильно, но росла, предприятия были в состоянии выдерживать увеличившееся налоговое бремя на зарплату, то с переходом в стагнацию это стало невозможно.
Укрепление в стагнации

Удивительно, но факт: правительство публично не обсуждает такие детали. Все комментарии чиновников лежат в плоскости концептуальных оценок или решений. Впрочем, решений в виде сознательных действий, направленных на преодоление негативных тенденций, нет. Правительство отдает власть над экономикой внешним факторам, региональным властям, новым реформам и просто судьбе.

Так, министр экономического развития Алексей Улюкаев признавался, что столь неблагоприятной обстановки в экономике страны не наблюдалось последние пять лет — со времен глобального финансового кризиса 2008 года. По его словам, причинами сложившейся ситуации стали очень серьезные глобальные факторы. Среди них — наблюдающаяся уже долгое время низкая конъюнктура мировых рынков, рецессия в еврозоне, а также спад физических объемов российского экспорта, на который наложилась отрицательная ценовая динамика. В итоге серьезно пострадали финансовые результаты деятельности отечественных предприятий. А это стало проблемой для формирования региональных бюджетов за счет налога на прибыль.

Министр финансов Антон Силуанов предлагает избежать скатывания в рецессию за счет макроэкономической стабильности, сокращения издержек. Следующие три года — это «трехлетка сокращения издержек», говорит он.

Ответственный за экономический рост первый вице-премьер Игорь Шувалов, в свою очередь, заявил, что инновационному развитию российской экономики мешают высокие цены на нефть. Как пояснил Шувалов, запрос на инновации появится тогда, когда исчезнут надежды на высокие цены на нефть, «на наш традиционный экспорт». При этом, отметил Шувалов, падение цен на нефть тоже будет невыгодно России: власти испытают серьезные трудности с социальными обязательствами. Таким образом, выхода из сложившейся парадоксальной ситуации, по версии вице-премьера, не существует. И то, что может идти во благо всей экономике, а именно все еще остающиеся высокими нефтяные доходы, для нашей страны оказывается «ресурсным проклятием».

Летом эксперты надеялись, что экономическим ростом в стране займется также Центробанк во главе с Эльвирой Набиуллиной. Но этим надеждам, судя по всему, сбыться не суждено. После нескольких первых выступлений Набиуллиной на посту главы ЦБ, где она говорила о возможном снижении ставки рефинансирования и помощи российской экономике, оказалось, что основная задача ЦБ, как и прежде, — недопущение роста инфляции.

Вмешаться в ситуацию с экономическим ростом решил и вице-премьер Аркадий Дворкович, отвечающий в правительстве за модернизацию и инновации. В конце сентября он предложил выровнять ставки по НДС и НДФЛ на уровне 15%. Но, когда заявление вызвало переполох не только в СМИ, но и в самом правительстве, чиновник заявил, что он пошутил.

Больно и обидно на это смотреть, так как если не все, то многие, кто занимается реальной экономикой, понимают, что у России есть колоссальные резервы для быстрого перехода к высоким темпам роста. «Хочу подчеркнуть, что стагнация в РФ своеобразна, она не экономическая, а скорее управленческо-монополистическая, — сказал недавно на конференции в России глава группы “Креон” Фарес Кильзие. — Возможности развития внутреннего рынка колоссальны, и трудно представить, как можно было допустить его стагнацию». Многие российские экономисты тоже считают, что проблема внутренняя, внешних мировых шоков, по сути, нет. Вопрос в адекватности системы стратегического управления. По мнению Вячеслава Панфилова, потенциал экономического роста превосходит и то, что есть сейчас, и то, что было в лучшие годы до кризиса.
Что предлагают либералы

Критикующие правительство либеральные экономисты в ходе дискуссии о мерах по оживлению экономического роста предложили свой привычный набор.

В Высшей школе экономики утверждают, что без институциональных реформ сдвинуться с места будет невозможно, отмечая при этом, что осуществлять эти реформы некому. По мнению либералов, госинвестиции — пустая трата денег, поскольку низкоэффективные проекты, не дающие отдачи, мало способствуют росту. Вывод: ситуация безвыходная. «Мы не создали для инвесторов благоприятных условий... Для них экономика и климат должны быть понятными и прогнозируемыми. Этот процесс растянется на несколько лет, это уже очевидно», — заявил недавно экс-министр финансов Алексей Кудрин, предупредив о скором начале кризиса.

Альтернативой инвестиционным реформам либеральные экономисты, как и Минфин, видят так называемую жизнь по средствам. По словам главы Экономической экспертной группы Евсея Гурвича, «жить можно и при трех процентах. Хотя это будет достаточно болезненное состояние. Но при этом жить надо скромно, по средствам. То есть отказаться от траты триллионов на модернизацию вооружений, на решение проблем Дальнего Востока, на проведение олимпиад и чемпионатов мира по футболу».

Появились предложения радикально девальвировать рубль (они звучат как из либерального, так и из сугубо консервативного блока). Так, президент компании экономического консультирования «Неокон» Михаил Хазин заявил: для того чтобы стимулировать экономику и перевести ее в состояние роста, необходимо девальвировать рубль примерно до 45 рублей за доллар. Его фактически поддержал Михаил Дмитриев, президент Центра стратегических разработок, который тоже заявил о необходимости девальвации рубля. Не прибегая к мнению сторонних консультантов, скажем, что в нынешних условиях радикальная девальвация не нужна и вредна, она как раз срежет весь тот потенциал роста, о котором, в частности, говорит Панфилов. Девальвация была хороша, когда страна имела большой внешний долг и в то же время могла себе позволить объявить фактический дефолт (в 1998 году иного выхода не было, да и долг, большой для нее, для мировой экономики был ничтожным). Сегодня ситуация иная. Мы имеем большие внешние частные долги и долги государственных корпораций. Это во-первых. Во-вторых, мы имеем большие сбережения, которые в значительной степени уходят за границу. Девальвация только усугубит этот процесс — никто сегодня не будет инвестировать в страну с отсутствующей экономической стратегией, да еще и с падающей валютой.

В ряде промышленных регионов многие предприятия начали отправлять работников в неоплачиваемые отпуска
Фото: ИТАР-ТАСС

Разогреем экономику

По словам заместителя директора Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Александра Широва, потенциал экономического развития недоиспользован на 30%. «Нам говорят, что загрузка мощностей близка к критической и нет потенциала для дальнейшего роста, нам говорят про демографический коллапс. Эти опасения сильно преувеличены и не отражают текущего положения дел», — подчеркивает он.

«Действительно, в этом году мы выйдем на 1,7–1,9 процента роста, в будущем году — на 2,5 процента из-за низкой базы. Но это неудовлетворительные показатели, — говорит директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН академик Виктор Ивантер. — Падение темпов роста — результат не внешних шоков и происков “мировой закулисы”, а сложившейся инвестиционной паузы. Мы завершили несколько крупных инвестиционных программ (в том числе подготовку к Олимпиаде в Сочи) и не начали новых. Мы уперлись в один фактор — инвестиционный. Нам нужна новая экономическая политика. И эта политика — инвестиционная. Мы встали на дурацкую позицию меньше тратить. Такая позиция не разгонит экономику».

По мнению Виктора Ивантера, одним из стратегических векторов развития и наиболее значимых факторов экономической динамики для России должно стать ускоренное развитие инфраструктурных отраслей. Это необходимо для ликвидации многочисленных узких мест, затрудняющих нормальное перемещение грузо- и пассажиропотоков по территории России, а также ограничивающих доступ предприятий к ресурсам и энергии. Кроме того, развитие инфраструктуры само по себе обеспечивает значительное увеличение масштабов внутреннего спроса, причем ориентированного в основном на продукцию отечественных производителей.

Другой стратегический вектор развития, считает академик Ивантер, связан с реиндустриализацией. Развитие национальной промышленности должно идти также по двум основным направлениям: во-первых, восстановление и развитие оборонно-промышленного комплекса (федеральная программа уже принята) и высоких технологий. Во-вторых, восстановление и развитие инвестиционного машиностроения (соответствующей программы пока нет), которое потянет за собой традиционное машиностроение — производство подшипников, электротехнических изделий, станков и т. д.

В качестве финансовых ресурсов для инвестиций и развития могут использоваться накопленные резервы государства, накопленные резервы энергосырьевого комплекса и расширение кредита. (Добавим к этому, что начало использования этих резервов приведет к немедленному возврату капиталов в Россию, что мультиплицирует инвестиционный процесс.) «Уникальность нынешней ситуации в России, — говорит Виктор Ивантер, — состоит в том, что сейчас нет актуальных финансовых ограничений на объем инвестиций. Долю накопления в ВВП страны можно увеличивать, не снижая уровня потребления, поскольку в государстве сложилась высокая норма сбережения. Например, в 2006–2012 годах норма сбережения составляла в среднем 30 процентов ВВП, тогда как норма накопления (инвестиции в основные средства и производственные запасы) — лишь около 20 процентов. Интенсификация всех возможностей наращивания инвестиций в основной капитал (за счет государственных, частных и иностранных источников) позволяет рассчитывать на достижение к 2020 году примерно 35-процентной нормы накопления основного капитала».

Нетрудно посчитать, что при норме накопления 20–25% темпы роста ВВП в развитых странах составляют 2–4%. В развивающихся норма накопления 40–50% дает темпы роста 8–12%. Поскольку процесс передачи энергии накопления капитала в рост особенно силен на фазе роста нормы накопления, то мы можем рассчитывать на рост 6–8% в очень скором времени после смены стратегии от стабильности к инвестиционному росту.

Значительный потенциал экономического роста также формируется в освоении и обустройстве российской территории. Россия еще очень далека от насыщения основных потребностей: уровень жилищной обеспеченности и обеспеченности легковыми автомобилями в три-четыре раза ниже, чем в экономически развитых странах, существенно ниже обеспеченность товарами длительного пользования, отставание в уровне развития транспортной инфраструктуры — многократное, значимым остается отставание в потреблении некоторых важнейших продуктов питания.

«Желательно было бы запустить не только госпроекты, но и средний и малый бизнес, — подчеркивает Виктор Ивантер. — Малому и среднему бизнесу нужны деньги. Но мы им их не даем. Для этого нужна система рефинансирования и соответствующие институты. Существующие институты развития предназначены для крупных инвестиционных проектов. Для среднего бизнеса нужны региональные банки развития, малые банки».

С академиком Ивантером согласен и главный научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Яков Паппэ, считающий, что сосредоточиться следует на тех мерах, которые может осуществлять и контролировать Центробанк. И прежде всего расширять и удешевлять кредитование, не очень страшась ускорения инфляции. «Можно осуществить кредитную экспансию, не разогнав инфляцию до критического уровня. Сейчас, на мой взгляд, для экономики не принципиально, если цены вырастут на два-три процентных пункта выше целевых показателей. Кстати, это приведет и к уменьшению фактического дефицита бюджета», — отмечает Паппэ.

«Тезис об отсутствии потенциала роста в российской экономике годен лишь в качестве слабого оправдания для сохранения пассивной экономической политики, — заключает Виктор Ивантер. — Тем более странно выглядят апелляции к темпам роста, которые демонстрируют развитые страны. Россия находится в принципиально другой ситуации, и перед ней стоят другие задачи».
Не надо резких движений

Что же касается улучшения бизнес-среды, то здесь, по мнению экономистов, основной принцип — не пугать предпринимателей и не менять сложившуюся практику ведения бизнеса. «Дело даже не в инвестиционном климате. Иностранных инвесторов наш инвестиционный климат устраивает. Подтверждение этого — 72 млрд долларов, объем прямых иностранных инвестиций. Дело в том, что своими заявлениями о рецессии и метаниями государство пугает бизнес», — говорит Ивантер. Он отмечает, что при том же состоянии институтов до кризиса 2008 года экономика активно росла.

Улучшить предпринимательский климат в стране (с вероятными положительными последствиями для инвестиций и экономического роста), по мнению Якова Паппэ, могли бы и некоторые административно-политические меры. Во-первых, следовало бы на самом высоком уровне подтвердить, что поглощение арбитражных судов судами общей юрисдикции ограничится лишь уровнем ВАС и Верховного суда. «Есть система арбитражных судов, которая создана в современной России для работы с бизнесом в условиях рынка, а ее вроде бы готовы подчинить другой системе, созданной с совсем другими целями и в другую эпоху. И видимо, руководствуясь отнюдь не экономическими целями», — говорит Паппэ. Улучшить бизнес-климат в стране также могло бы ограничение полномочий ФАС. «ФАС должна выступать тогда, когда есть заявление тех, кто считает себя потерпевшим. Но никакой инициативы от этой службы исходить не должно. Это административное давление на бизнес. Сегодня ФАС стала органом, который сам себе присваивает полномочия и считает возможным определять, какая конкуренция и какое структурирование рынков правильные, а какие — нет», — утверждает эксперт.

По его мнению, для экономики было бы крайне вредным ужесточение правил по отношению к трудовым мигрантам, если они приехали в Россию как временные рабочие. Их дешевый труд сегодня необходим России.

Бизнес, связанный с перевозкой грузов, отметил снижение объемов погрузки на железной дороге еще в первом полугодии
Фото: РИА Новости

Хотелось бы так же энергично

Лучшие компании среднего бизнеса с условиями стагнации справляются, однако по косвенным признакам замечают ухудшение ситуации. «Мы приложили экстраординарные усилия, которые достойны большого роста, а получили чуть-чуть, шесть процентов. Если бы рынок был прежним, то отдача была бы значительнее», — говорит генеральный директор обувной компании Ralf Ringer Андрей Бережной.

Очень чувствительны к ухудшению макроэкономической ситуации компании, работающие в секторе B2B. Не всегда речь идет о прямом сокращении спроса, но ряд косвенных признаков свидетельствует о такой возможности. «Госзаказчики размещаются менее уверенно, выбиваясь из привычных графиков, — говорит Алексей Ковальчук, генеральный директор компании Polair, выпускающей промышленно-торговое холодильное оборудование. — В последние два месяца складывается такая ситуация: у клиентов есть проекты, но проблемы с деньгами. Кроме того, мы наблюдаем демпинг среди дистрибуторов». На периодические всплески дебиторской задолженности в текущем году обратили внимание в компании ДКС, работающей на рынке кабельных систем. Ее генеральный директор Дмитрий Колпашников связывает это с приостановкой и задержкой бюджетных платежей и, как следствие, с нехваткой ликвидности у компаний-клиентов, работающих в госсекторе.

Бизнес, связанный с перевозкой грузов, отметил снижение объемов погрузки на железной дороге еще в первом полугодии. «Этот фактор, а также формирование профицита парка в конце 2012 года сказались на объеме спроса на грузовые вагоны», — отмечают в лизинговой компании «ТрансФин-М». Логистический оператор «ЛогЛаб», оказывающий в том числе услуги таможенного брокера, сообщает об отрицательной динамике своей выручки в текущем году. Это связано со снижением объема импорта и грузопотоков производственных компаний, объясняют в компании. О снижении оборачиваемости у клиентов — транснациональных производителей и дистрибуторов ТНП свидетельствуют и в логистической компании «Молком». При этом у самого «Молкома» выручка пока стабильная.

На изменение поведения реального сектора экономики указывают в компании ЛАНИТ, занимающейся системной интеграцией. «Во время последнего кризиса компании всех отраслей в первую очередь сокращали расходы на информационные технологии. В результате спад на ИТ-рынке оказался наиболее значительным. Потом компании вновь стали активно вкладывать в ИТ, как бы пытаясь исправить ситуацию», — рассказывает президент группы компаний ЛАНИТ Георгий Генс. Однако, судя по всему, спрос так и не вернулся к докризисному уровню.

Впрочем, стагнация условно разделила большинство рынков, на которых работает средний бизнес, на два сегмента. Указанные выше признаки напряжения характерны для сегмента традиционных продуктов. Там, где речь идет об уникальности или инновационности продукта, вместо стагнации наблюдается бурный рост. Так, в компании «Пенетрон», выпускающей материалы для гидроизоляции, объясняют ежегодное удвоение продаж только качеством продукта: обычные материалы требуют ремонта каждые три—пять лет, а предлагаемые «Пенетроном» рассчитаны на 20–30 лет эксплуатации. «Желающих купить наш материал в этом году стало в четыре раза больше, чем я могу переварить, а продажи вырастут в два с половиной раза», — говорит генеральный директор компании Игорь Черноголов. В ДКС более скромный рост продаж по итогам девяти месяцев — 22–23% при стабильной рентабельности. Однако механизм роста тот же. «Постепенное снижение рентабельности — тенденция последних пяти лет в нашем секторе рынка. До сих пор мы довольно успешно противостоим этому процессу с помощью ввода в ассортимент высокотехнологичной продукции с большей долей добавленной стоимости», — рассказывает Дмитрий Колпашников.

Некоторые компании используют эту развилку — между старым и новым продуктом — внутри своего бизнеса. Например, в EKF Electrotechnica прогнозируют падение продаж традиционных электрических лампочек на 3–5%, и не столько из-за стагнации в экономике, сколько из-за ориентации потребителей на энергосбережение. При этом там замечают, что продажи новинок растут вопреки падению рынка, поэтому намерены сконцентрироваться на более производительных и ресурсосберегающих технологиях. В «ЛогЛабе» обращают внимание на то, что рентабельность традиционных услуг, таких как перевозки, находится под большим конкурентным давлением, но в то же время растет в более сложных услугах, например торговом агентировании, управлении складами. «Наши планы сегодня направлены на диверсификацию бизнеса», — сообщают в «ТрансФин-М». Компания собирается освоить такие сегменты рынка, как лизинг воздушных и водных судов, разрабатывает проекты в сфере добывающей промышленности и недвижимости. Так или иначе, средний бизнес активно ищет возможности для развития.

Что касается ожиданий среднего бизнеса от экономической политики, то они сводятся к одному. Правительство должно занять такую же наступательную позицию в отношении стагнации, как и сами компании.

В первую очередь требуется насытить экономику деньгами. «Нужно забирать деньги из госкорпораций и перераспределять их в частный сектор», — считает Алексей Ковальчук. По его мнению, госинвестиции неэффективны, лучше оставить несколько больших проектов, где возможно контролировать себестоимость. С ним согласен Дмитрий Колпашников, ратующий за увеличение денежной массы в частном секторе экономики и госинвестиции в инфраструктурные проекты при условии «жестких действий против казнокрадов».

К числу важнейших инфраструктурных проектов бизнес относит развитие транспортной сети. «Потенциал развития в части транзита очень большой», — уверен Михаил Малахов, управляющий партнер «ЛогЛаба».

Во вторую очередь нужны мероприятия по поддержке отечественных компаний. К ним относится стимулирование развития бизнеса через оптимизацию налогообложения. Так, в «Эваларе» предлагают предоставлять налоговые льготы или отменять таможенные пошлины на оборудование для компаний, вкладывающих прибыль в развитие. В ЛАНИТе полагают, что необходимо заменить налог на добавленную стоимость налогом с продаж, а также уменьшить социальный налог и расширить льготы по нему. «Один из основных аргументов Минфина против налога с продаж — выпадение доходов бюджета. Возьмем данные Росстата: в 2011 году поступления от НДС составили 3,25 триллиона рублей (5,8 процента ВВП), в 2012 году поступления НДС в бюджет — 3,546 триллиона рублей (5,7 процента ВВП). Суммы очень серьезные. Но оборот розничной торговли РФ в 2011 году — 19,1 триллиона рублей, в 2012-м — 21,3 триллиона. Из этих данных видно, что даже 15-процентный налог с продаж, который технически достаточно просто собирать и администрировать, принесет в бюджет сопоставимые суммы», — подсчитывает Генс.

Кроме того, компании ожидают защиты их интересов в глобальной конкуренции. «Необходима поддержка сельхозпроизводителей из-за вступления в ВТО», — уверены в АФГ «Националь». «А зачем я пошел в Казахстан и Белоруссию? — рассуждает Игорь Черноголов. — Все очень просто. В этих странах если вы отечественный производитель, то в тендерах ваша цена может быть на 50 процентов выше, чем у иностранных поставщиков, но вы выиграете. А в России такого нет. Вот это я бы изменил. Если вы отечественный производитель, вам должны предоставлять преференции». В EKF Electrotechnica напоминают, что нам нужны лучшие соотношения тарифов на энергоносители с конкурирующими странами.

В целом, как считает Дмитрий Колпашников, пока еще открывающиеся в России возможности с трудом, но перевешивают страновой риск ведения дел. Но необходимо не точечно, а системно работать над улучшением климата для предпринимателей. «Как это не раз случалось в истории нашей страны, для достижения успеха нам нужно сначала победить самих себя», — говорит он, имея в виду и тех, кто определяет экономическую политику.
Почему так происходит

Вопрос, почему возникает разрыв между тем, что очевидно всем, кто занимается созданием добавленной стоимости, и тем, как представляют себе сценарии выхода из кризиса в элите, требует ответа. Почему чиновники не слышат воплей по поводу высоких, часто запретительных для производства в России налогов, не замечают избыточного денежного сжатия, наличия собственных ресурсов для инвестиций, не видят страданий по поводу не используемого потенциала внутреннего спроса? Известный политолог Алексей Зудин утверждает, что ответ на этот вопрос лежит не в экономической, а в политической плоскости. Он говорит, что кризис почти наверняка должен пробудить политическую волю к использованию новых инструментов управления экономикой. Но поскольку все новое внедряется медленно и часто требует смены управленческих отношений, то мы должны набраться терпения и ждать. Почему нам приходится ждать, почему нельзя прямо сейчас пойти на прорыв? Зудин объясняет это следующим образом: «Та экономико-политическая модель, которая возникла у нас в 2000-е, опиралась на две вещи. Во-первых, на решимость части элиты сохранить суверенитет страны. Во-вторых, поскольку эта часть элиты была невелика, потребовался прямой контракт президента и народа. Была надежда, что за годы подъема большая часть элиты выйдет из своего партикулярного, эгоистичного состояния, когда интересы группы, сохранения статус-кво доминируют над интересами развития страны, и перейдет в более активное, ответственное по отношению к стране состояние. В начале нового президентского срока Путина была предпринята прямая попытка национализации элит. Если бы это произошло, то новые задачи воспринимались бы автоматически и включение новых инструментов управления было бы быстрым. Однако судя по тому, как пассивно элита реагирует на стагнацию в экономике, на широкие элиты сегодня опираться невозможно. Поэтому принципиальное изменение ситуации с экономическим управлением возникнет тогда, когда окажется под угрозой контракт президента и народа, контракт, который по-прежнему является единственным основанием сохранения суверенитета страны».

[Русаналит]

2000-2008. Цена на нефть росла, росла и экономика России.

2009 год. Упала цена на нефть, упал ВВП России.

2013 год. Остановился рост цены на нефть, остановился рост экономики России.

Это к вопросу о том, кто был двигателем экономического роста, нефть или Путин.

А вот Путин это подтверждает лично:

"И теперь мы в полной мере ощутили, что одной нефти недостаточно, и что нужно думать как раз об этих внутренних факторах развития, нужно сокращать неэффективные издержки, думать об улучшении делового климата, работать над инфраструктурой, а в присутствии руководителя Центрального банка скажу, что нужно думать и над тем, как снижать ставки коммерческих банков по кредитам для экономики. Еще нужно быть открытым к обществу, к бизнесу", — подчеркнул президент.http://ria.ru/economy/20131226/98661...#ixzz2ogN0d4wZ

[Михаил Леонтьев]

http://www.odnako.org/almanac/materi...molvite-slovo/

Собственно тема экономической политики разбивается у нас на две достаточно самостоятельные части. Первая — это текущая макроэкономическая политика. Тема сверхактуальная по причине очевидных проблем в отечественной экономике. Вторая — логика и параметры экономической части будущего российского проекта. По сути, новая экономическая стратегия и новая политэкономия, которая даст ответ на вопрос, как России ликвидировать нарастающее системное отставание от своих геополитических конкурентов. При этом обе части — и тактическая, и стратегическая — имеют прямое отношение к решению главной задачи — обеспечению нашего национального суверенитета. То есть к сохранению России.

Макроэкономическая политика: курс на дно

Российская экономика стагнирует, по официальной версии; по неофициальной — российская экономика падает; можно так или иначе манипулировать статистикой, но нельзя манипулировать доходами бюджета. Они либо есть, либо их нет. Ситуация с бюджетом заметна и слепому.

Факт в том, что наши властвующие макроэкономисты (а во главе нашей экономической политики всегда стоял финансовый блок имени вечно живого Алексея Кудрина), вновь взявшись за гуж после кризиса 1998 года, загнали российскую экономику в точно такой же, по сути, совершенно искусственный кризис. Не путать с кризисом 2008-го, который был отголоском внешней конъюнктуры. Загнали, можно сказать, ногами, то есть жёсткой, последовательной, неуклонной, самоотверженно противостоящей политической воле президента политикой, направленной на неуклонное завышение обменного курса рубля, запретительными для любого нормального производителя ставками кредитов и борьбой с немонетарной инфляцией исключительно монетарными методами.

За посткризисные 12 лет реальный обменный курс рубля вырос в 4 (четыре!) раза (см. текст Евгения Савченко, одного из самых эффективных российских губернаторов на стр. 118. Кстати, уточним: накопленная инфляция за этот период, по официальной статистике, — 421%. Если из этой инфляции корректно убрать, например, официальную американскую инфляцию, опять же официальную, ровно эти 400% и получаются). Этого уже достаточно, чтобы в открытой экономике (а мы как раз уже и в ВТО вступили) уничтожить конкурентоспособность любого отечественного производства товаров и услуг, имеющих импортного конкурента. Плюс к этому чудесный коктейль из запредельных ставок кредитов на открытом рынке (реально больше 20%), гордого отказа Центробанка рефинансировать банки (гражданка Юдаева, зампред ЦБ, попросила журналистов забыть слова «ставка рефинансирования», потому что никакого рефинансирования нет и не будет), постоянного повышения тарифов естественных монополий. Только за последние три года затраты на электроэнергию и топливо для промышленности выросли на 80% (наверное, это и есть обещанный искомый результат реформ в энергетике). Достигнутый результат: где-то полтора-два года назад российская промышленность перешагнула барьер конкурентоспособности. Никакие частные инвестиции в неё, никакие программы локализации практически невозможны. В таблице 1 приводится абсолютно неоспоримый по экономической логике расчёт эффективности двух совершенно одинаковых по своим параметрам проектов, помещённых в макроэкономическую среду России и Германии. Результат вопиющий по своей дикости — это, в общем, смертный приговор нашей текущей экономической политике.

В нашем экономическом гореуправлении никого не интересует конкурентоспособность национальной экономики (см. таблицу 2, рассчитанную на основе сравнимых показателей автопроизводителей — самой универсальной и наглядной отрасли машиностроения). Нет ни одного человека, ни органа, который бы за неё (конкурентоспособность) отвечал и вообще её как-то рассчитывал. В Китае, например, по факту такой орган есть. Если обратить внимание на то, что показатель конкурентоспособности незыблемо держится в одном значении.

Мы много говорим о Греции и вообще о Южной Европе, которую душит неспособность девальвировать национальную валюту, потому что таковой у них нет. У нас такая валюта вроде бы есть. Ан нет! Мы покажем собственной экономике «кузькину мать» так, что любая Греция задохнётся от зависти! Казалось бы, все образцовые для наших либералов экономики демонстрируют «гонку девальваций». В логике любого нормального западного не то что либерала, даже монетариста, российская финансовая политика просто абсурдна. И дело здесь не в либеральных концепциях, во всяком случае, экономических. (Мы много раз говорили, что практикующий русский либерал — это не сторонник каких-то конкретных ценностей и принципов. Это геополитическая ориентация, ради которой можно жертвовать принципами любой степени либеральности.) Есть вещи совершенно очевидные для нормальных либералов, не озабоченных истреблением собственной экономики. Вот нет у нас никаких разногласий по поводу текущей макроэкономической политики с нашими коллегами из журнала «Эксперт» (см. стр. 134), которых трудно упрекнуть в антилиберализме (если опять же не считать либерализм синонимом предательства Родины)! Мы специально выделили текущую макроэкономическую политику в отдельную тему, потому что здесь нас ничто не разделяет с любыми нормальными людьми, владеющими азами экономической грамоты в любой её интерпретации, пусть самой ультралиберальной. Поскольку прямым результатом такой политики является стимулирование потребления возрастающего импорта за счёт истребления отечественного производства. Макроэкономическая политика нашего тоталитарно господствующего экономического блока по форме своей дебильна, а по содержанию преступна. А последняя информация о том, что представители именно этой «школы» разрабатывают стратегию развития России, звучит как неприличный анекдот.

Российская экономика для своего выживания остро нуждается в девальвации рубля, причём не на жалкие процентики, о чём сейчас допустили вялую дискуссию, а в сравнимой по масштабу с постдефолтной девальвацией 1998 года, которая и дала дышать задушенной российской экономике. (Вообще известно, что занижение курса национальной валюты — единственный инструмент промышленной политики, доступный высококоррумпированным странам. Кстати, и не только им, см. сегодняшний пример Японии.) Политическая власть не может всего этого не видеть. Однако наши финансовые либерасты не так просты. Они загнали эту власть в клещи. С одной стороны, завышенный курс означает субсидирование потребления, правда, исключительно импортных товаров, но мы же сами ничего производить не умеем?! А девальвация — это покушение на святое, на социальную стабильность. На что население будет покупать импортные товары в будущем, лишившись источников заработка, этих либерал-социалистов не интересует. Но это полбеды. Беда в том, что весь наш финансовый сектор, строго следуя логике своих управляющих кураторов, живёт валютными кредитами. То есть берёт деньги дёшево там и дорого продаёт их здесь. В первую очередь тем же покупателям импортного ширпотреба. Их тоже можно понять — возможности кредитовать национальную экономику (имеется в виду кредитный рынок, а не избирательное кредитование под госгарантии) не существует, а жить как-то надо. Так вот, серьёзная девальвация рубля означает одномоментный крах банковской системы. А это даже похлеще, чем ущемление социальных аппетитов.

На самом деле автор далёк от мысли, что руководители нашего отечественного экономического блока являются купленными, завербованными и нанятыми агентами врага. Они просто абсолютно органичны для той системы, которая сложилась после катастрофы и вопреки всем попыткам её скорректировать неуклонно самовоспроизводится. Повторим: это система достижения максимальной текущей ликвидности за счёт освобождения от обременения, где обременением является всё, что нельзя быстро обменять на иностранную валюту. То есть всё, что не связано с обслуживанием «трубы». Эта система воспроизводит экономическую дегенерацию страны даже вопреки явной политической воле высшего руководства. К примеру, до последнего времени единственным очагом развития или хотя бы сохранения знаний, технологий и экономического роста оставалась отечественная оборонка — за счёт выполнения грандиозной по масштабам новой России госпрограммы вооружений. Однако успешно покончив с «избыточными» доходами бюджета, правящие финансовые либерасты приступили к урезанию данной программы. Что, понятное дело, приведёт к ещё большему спаду и, как следствие, к ещё большему урезанию. Колониально-офшорная экономика просто диктует завышение курса национальной валюты, потому что рубль в этой экономике — вынужденное промежуточное звено. И за вырученные или вынужденно возвращённые в страну рубли нужно приобрести как можно больше искомой валюты, чтобы разместить её там, где размещаются интересы, помыслы и обязательства колониальной компрадорской элиты.

Много говорится о том, какую опасность, в том числе и для сохранения реального суверенитета России, представляет собой следующая неизбежная волна мирового кризиса. Однако наши финансовые либерасты уже подготовились к этой волне без всякого мирового кризиса. Это уникальный образец антикризисной политики: на нас напал мировой кризис, а мы и так уже в кризисе. Рождённый ползать упасть не может.

Политэкономия суверенитета

В отличие от проблемы борьбы с макроэкономическими извращениями в вопросе проектирования будущей модели, способной решить задачи сохранения России как геополитического субъекта и как суверенной страны (что, по сути, одно и то же), мы не можем рассчитывать на такое же взаимопонимание с нашими либеральными государственниками. Потому что задача такова, что не может быть ограничена какими-либо табу, стереотипами, образцами — любыми политкорректными категориями. Такую модель, причём не только экономическую, но и социально-политическую (хотя она будет неизбежно воспроизводить на новом уровне удачные и эффективные элементы всех прошлых моделей и укладов), мы не можем взять из прошлого, хоть капиталистического, хоть социалистического. Причём не только из отечественного, но и из зарубежного. Потому что и то и другое на сегодняшний момент — прошлое. И понимание этого, несмотря на принципиальные разногласия, объединяет, например, наших постмарксистов Дмитрия Куликова, Тимофея Сергейцева (см. стр. 30) с Михаилом Юрьевым (стр. 60). Речь действительно не идёт о воспроизводстве ни «реального» социализма, ни «реального» капитализма.

Первое, в чём надо определиться, — это концептуальное понимание роли и места государства и рынка в экономике. Собственно, мы об этом много писали (в частности, в тексте того же Михаила Юрьева в первом номере нового «Однако» — август-сентябрь 2013, стр. 54) — не будем повторяться. Суть в том, что государство в экономике делает то, что не может делать бизнес, а бизнес — то, что не может или не умеет делать государство. «Не царское дело торговать, царское дело воевать». Государство, и только оно, может определять длинные цели, стратегию, концентрировать ресурсы на достижение таких целей, где риски и отдача превышают возможности любого частного игрока. Государство берёт на себя обеспечение функционирования тех отраслей экономической инфраструктуры, которые не могут или не должны иметь собственных имманентных целей, а лишь создавать оптимальные условия для обслуживания эффективно работающей рыночной экономики (в нашей концепции это, например, банки и финансовый сектор). И государство, безусловно, берёт на себя внеэкономические функции обеспечения и регулирования сектора, напрямую ответственного за национальную безопасность. При этом функция управления, даже вне зависимости от формальной собственности, максимальным образом передаётся рынку, будь то собственник или нанятая на рыночных принципах управляющая компания.

При всей человеческой «гуманитарной» правде социализма надо видеть его органическую ложь. Ложь социализма — и либерализма, и в этом они, кстати, абсолютно одинаковы — в том, что они разных людей объявляют равными. И в дальнейшем в своей практике пытаются различными жульническими приёмами скрыть это непреодолимое противоречие. Люди — разные по уровню развития, уму, образованию, воспитанию. Разные — по мотивации. То есть по целям и интересам. Разные по готовности налагать на себя те или иные обязательства и ограничения взамен на различные права. Есть много людей, которым некоторые универсальные для сегодняшних образцовых политических моделей права не нужны вовсе. А уж тем более если они отягощены жёсткими обязательствами. А без обязательств реальных прав не бывает в принципе. Такие права — фикция.

То есть разделив функции государства и рынка, мы, естественно, должны разделить и людей на «государственных» и «рыночных». И естественно, строго добровольно, по выбору, основанному на своей естественной мотивации. Речь о том, что никакой экономический проект, никакая экономическая модель не существуют в отдельности от модели социально-политической, от соответствующего ей социально-политического устройства. Таким образом, проект будущей российской экономики, гарантирующей нам суверенитет, должен сочетаться с адекватным ей проектом государственного устройства. И наоборот. Иначе и быть не может.

[Финам. FM]

[Мария Жолобова]

http://slon.ru/fast/russia/tak-skolk...-1054825.xhtml

10.02.2014, 18:17


Так сколько же россиян не имеют сбережений?
20% россиян вдруг полностью лишились своих сбережений, если проанализировать результаты опросов социологических агентств. Так, по данным Фонда «Общественное мнение», опубликованным сегодня, 71% россиян не имеют накоплений ни в какой валюте. Остальные 26% предпочитают держать свои накопления в рублях, 2% – в долларах, 1% – в евро.

При этом аналогичный опрос проводил в ноябре прошлого года ВЦИОМ, его результаты были опубликованы на сайте центра 16 января. Социологи спрашивали россиян, в какой валюте они хранят сбережения. 53%, следовало из опроса, накоплений не имеют.

В Фонде «Общественное мнение» ничего необычного в такой разнице показателей не обнаружили. Все зависит от постановки вопроса, пояснили там Slon. При этом за свои результаты там ручаются.

Социологические агентства потерпели полное поражение на выборах мэра Москвы осенью прошлого года: предсказанные ими результаты весьма значительно отличались от реальных.

[Николай Вардуль]

http://www.mk.ru/economics/purse/art...onil-rubl.html
И почему не задалось соло Эльвиры Набиуллиной?

Что с рублем неладно, ясно всем. Он падает. Иногда как красный кирпич, иногда как желтый лист, но падает. Почему, кто виноват и что делать?

фото: Геннадий Черкасов

Несвободное падение

Цифры, характеризующие масштабы падения рубля, обновляются каждый день. За январь доллар потяжелел к российской валюте на 7,5%, евро — на 5,8%, ЦБ поднимал границы бивалютного коридора 24 раза, каждый рабочий день. Происходит стремительная и продолжительная девальвация рубля. Нам, конечно, говорят, что девальвации нет, понимая под ней какое-то одномоментное действие, но от этого не легче. К тому же официально подчеркивается: «фундаментальных причин» для повышенного беспокойства нет. Во-первых, падение валютного курса — это не чисто российский феномен, а общая боль развивающихся стран. Во-вторых, у России положение лучше, чем у многих ее товарищей по несчастью, — платежный баланс хоть и ухудшается, но остается активным. Итог: скорость падения рубля точно снизится.

Приведенные аргументы достаточно серьезны. Но они слишком академичны. Никогда не обращали внимания: когда футбольный комментатор говорит об академизме, то в этом слышится явный негатив? То же самое и в политике. И там, и там «академизма» недостаточно, для победы нужно что-то еще: чувство гола, меры, «сегодня рано, завтра поздно». Что-то, превращающее мастеровитого футболиста или политика в мастера.

Что считать успехом применительно к курсовой политике? Вопрос очень непростой, но ответить на него необходимо — иначе остается плыть по воле волн, а мы и так непростительно часто вынуждены это делать. Думаю, имеет смысл оглянуться по сторонам, четкий ответ есть у ФРС США: курс доллара не самоцель, главное — обеспечение условий для роста экономики, без чего невозможно и решение социальных задач, ФРС выделяет прежде всего снижение уровня безработицы.

Наш ЦБ, даже став финансовым мегарегулятором, дать схожий ответ оказался не готов. Он не берет на себя такую ответственность — не по Сеньке шапка. Но когда нет большой цели, она заменяется массой мелких, и это совсем не тот случай, когда из осколков складывается искомая мозаика. У нас много к месту, а чаще не к месту говорится о национальной специфике и традициях. Так вот в традициях российского экономического регулирования распил не только бюджетных денег, но и главной задачи — обеспечение качественного роста экономики. Этот распил по ведомственным кабинетам и этажам необходим, но беда в том, что «по традиции» он происходит не ради решения большой задачи, а для классической самозащиты чиновника, который предпочитает ничего дальше своего стола не видеть. Управленческого синтеза не происходит, решение задачи провисает.

Что делает ЦБ? Он неукоснительно проводит давно анонсированную политику вывода рубля в свободное плавание. Экономика практически топчется на нуле, сальдо платежного баланса сокращается, на рубль накатываются дополнительные внешние угрозы, а ЦБ продолжает свой марш.

Кто столкнул рубль вниз? Не ФРС, не угроза китайских пузырей, о чем еще будет идти речь, а ЦБ собственноручно. Можно даже точно сказать, когда это произошло, что было тем последним толчком, после которого рубль «посыпался». Банк России с 13 января снизил объем целевых валютных интервенций с 60 миллионов долларов в день до нуля, естественно, «в целях дальнейшего повышения гибкости курсообразования». Рынок, и до этого уверенный, что рубль переоценен, сигнал понял. Одновременно на фоне ожиданий девальвации ЦБ активно рефинансировал банковскую систему. Предоставляемые банкам деньги тут же шли на валютный рынок. «Рано или поздно ЦБ придется разорвать этот порочный круг (ожидания девальвации на фоне вливаний рублевой ликвидности приводят к ослаблению рубля и еще больше усиливают девальвационные ожидания). Единственный способ сделать это — прекратить рефинансировать банковскую систему. Такой механизм использовался в начале 2009 года, и пришло время снова его применить. Важно, что ослабление рубля происходит на фоне высоких цен на нефть, и это резко контрастирует с ситуацией, которую мы наблюдали в январе 2009 года. Кроме того, объем погашения валютного долга сейчас намного ниже, чем пять лет назад, и рубль не настолько недооценен фундаментально, как в 2009 году. Мы полагаем, что ЦБ сможет стабилизировать валютный курс, применяя этот монетарный механизм», — считают аналитики Sberbank CIB.

Дмитрий Песков, пресс-секретарь Владимира Путина, 28 января, уже после того, как ЦБ вернулся к масштабным валютным интервенциям, отвечая на вопросы журналистов о том, что происходит с рублем, сказал: «Все планово». Или он неосторожно выразился, что для пресс-секретаря номер один совершенно недопустимо, или прокомментировал действия ЦБ.

Впрочем, какой был план? Был план выведения рубля в свободное плавание. Помните, как Лев Толстой описывает поведение генералов русско-австрийских войск на поле Аустерлица? «Первая колонна марширует...» независимо от того, что происходит вокруг. Так же действовал и ЦБ.

Скажу больше. Что эти действия ускорят обесценение рубля, было совершенно очевидно. Однако Эльвира Набиуллина всегда публично отстаивала позицию, заключающуюся в том, что в современных условиях форсированное обесценение рубля принесет российской экономике больше вреда, чем пользы. В июне 2013 года между ней, Алексеем Улюкаевым и Андреем Белоусовым состоялась острая дискуссия на Петербургском экономическом форуме. Белоусов, отстаивавший точку зрения, что девальвация рубля полезна, остался в одиночестве. Набиуллина и Улюкаев доказывали, что эффекта импортозамещения не произойдет — нет свободных мощностей и рабочих рук, быстрое обесценение рубля, с другой стороны, затруднит импорт оборудования и новых технологий, негатив перевесит. Приводились и такие аргументы: главные российские экспортеры — это сырьевики, девальвация лишь укрепит их позиции и затормозит обновление модели экономического развития России.

Что же получается: следуя курсом на свободное курсообразование, Набиуллина не остановилась перед нанесением ущерба российской экономике? Экономист ее уровня не меняет свои принципиальные установки. Улюкаев был последовательнее. Он отреагировал на резкое падение рубля так: «Я бы обсудил возможность введения некоторых ограничений на степень свободы курсообразования в зависимости от ряда факторов, связанных с финансовой стабильностью. И, второе, может быть, обсудил бы временной горизонт, может быть, его сдвинуть». Улюкаев отмечал и еще одну особенность сложившегося момента: падение рубля чревато паникой на валютном рынке, действия ЦБ по расчистке банковского хозяйства вызывают волнения вкладчиков, одномоментное совмещение одного с другим не самый вкусный коктейль.

ЦБ, как героиня известной сказки Пушкина, остался у разбитого корыта. Сократив 13 января объем поддержки рубля, он закончил январь с такими показателями: нетто-продажа долларов выросла в 2,2 раза и евро — в 1,8 раза по сравнению с декабрем. Объем накопленных интервенций в январе, согласно данным ЦБ, составил 7,601 миллиарда долларов и 568,8 миллиона евро. «Блестящий» результат.

Справедливости ради отметим и некий позитив: обесценение рубля принесет пользу федеральному бюджету. Давайте вспомним: первым буревестником, реющим над тогда вполне благополучным курсом рубля в августе прошлого года, стал министр финансов Антон Силуанов, именно он заранее (виданное ли дело?) предупредил о том, что Минфин будет закупать валюту в свои резервы не у ЦБ, что никак не влияло на рынок, а именно на внутреннем рынке, что, как честно предупредил министр финансов, может ослабить рубль. Я вспомнил «след Силуанова», потому что от снижения курса рубля точно выигрывает бюджет за счет экспортеров, показатели которых в пересчете в рубли вырастают, а значит, растут и их платежи в бюджет. Есть расчеты, из которых следует, что если доллар подорожает на рубль, то бюджет в годовом исчислении получит дополнительно порядка 200 млрд рублей. Положение с бюджетом из-за замедления экономики плачевное, так что лишние доходы на дороге не валяются.

Итак, главные внутренние причины падения рубля: замедление экономики, снижение ее и без того невысокой конкурентоспособности + отправка рубля в свободное плавание. В выигрыше — бюджет и сырьевые бароны.

фото: Геннадий Черкасов

Угроза из-за стены

Внешние причины уже названы. Мировая экономика перестраивается, а точнее, возвращается к своему традиционному построению. Кризис выдвинул на первый план развивающиеся страны. Китай и Индия стали локомотивами мировой экономики, что в первую очередь было выгодно России. Не столько потому, что и она страна с развивающейся экономикой, сколько потому, что развитые страны продвинулись гораздо дальше тех же Китая и Индии в энергосбережении, значит, локомотивная роль Китая и Индии сулила России лучшие перспективы. Но мировая экономика входит в нормальную посткризисную колею, а это значит, что двигателем роста становятся США. Лучшее тому подтверждение — продолжающееся сворачивание программы QE3, свидетельствующее об успешном выздоровлении экономики США.

Если локомотив роста США, то капиталы готовы двинуться туда в ущерб интересам развивающихся стран. Правда, происходит это пока совсем не так драматично, как рисовали некоторые прогнозисты: напомним, первый сигнал о начале сворачивания QE3 привел к росту акций как на биржах США, так и в азиатских странах. Но дополнительные риски налицо, что подтверждает и снижение курсов многих развивающихся стран. Проблема в том, что ФРС, возможно, придется свернуть программу количественного смягчения быстрее, чем этого хотелось бы. Причину называет Нил Маккиннон, аналитик компании «ВТБ Капитал»: «Балансы крупных центральных банков существенно выросли по сравнению с докризисным уровнем, главная задача заключается в том, чтобы обеспечить плавный и планомерный уход от этой политики. С точки зрения рынков существует риск, что сворачивание стимулирующих программ будет происходить не очень организованно и приведет к волатильности — такой же, как летом 2013 года. Снижение аппетита к риску заставляет инвесторов вкладывать средства в «более надежные» финансовые активы — именно поэтому доходность 10-летних казначейских облигаций США опустилась до 2,77%, самого низкого уровня с декабря».

Есть и еще один весьма серьезный риск, он вырастает за Великой Китайской стеной. Еще недавно Поднебесная была в большой моде, яйцеголовые западные эксперты, падкие на пиар, а значит, и на моду, договорились до того, что успехи Китая в противостоянии кризису заставляют внимательнее присмотреться и к политическому феномену Китая, может быть, его цивилизационная модель в целом эффективнее западной с ее несовременной демократией. Но Китай быстро выходит из моды: выясняется, что его победа над кризисом вовсе не окончательная, в его экономике в результате проводившейся антикризисной политики скопилась масса острых проблем. Открытые кредитные краны обернулись ростом опасностей дефолтов. Так, в Китае уже на официальном уровне говорится об опасностях неплатежей по кредитам в угледобыче. Китайская комиссия по регулированию банков усиленно проверяет кредитные риски в этой отрасли. Есть и первая ласточка: некий фонд не смог погасить обязательства на сумму 3 млрд юаней (около $500 млн). Причиной стало банкротство угольной шахты, которая занимала деньги у этого фонда.

Усиленно нагнетались страсти вокруг возможного дефолта фонда China Credit Trust Company по одному из своих инструментов. Другими словами, призрак дефолта бродит по Китаю, уже местами материализуясь. Причина очевидна: соотношение «долг/ВВП» в Китае на данный момент составляет 220% — уровень, который ассоциируется с классическим случаем назревания кредитного «пузыря».

Если Китай полыхнет дефолтом, не поздоровится не только ему, но и всем развивающимся рынкам, капиталы сделают свои выводы. Ничего хорошего не ждет от Китая известный валютный манипулятор Джордж Сорос. Будущее Китая он называет «самой большой неопределенностью, с которой сегодня сталкивается мир». Он считает излишне рискованной антикризисную политику Китая, приведшую к закредитованности экономики. Народный банк Китая в 2012 году пытался ограничить кредитование, но вмешалась КПК, и в 2013 году кредиты возобновились. В ноябре 2013 года на щит были подняты структурные реформы, но, как считает Сорос, это было сделано слишком поздно: «Запуск мощностей производственных предприятий способствует росту долга в геометрической прогрессии, и такая ситуация не может продолжаться дольше двух лет». Сорос не исключает, что кризис приведет к политическим переменам в Китае.

Его прогноз излишне мрачен. Хотя бы потому, что Сорос выставляет двойки всем: и Японии, и Европе, — лишь США, по его мнению, твердо шагают в светлое будущее.

Что дальше?

Если суммировать сказанное, рублю просто некуда деваться, как и дальше катиться вниз. Как быстро? Вот прогноз конца января от инвестиционного банка Goldman Sachs: достигнув 35 рублей к весне, доллар стабилизируется на этом уровне и продолжит повышение лишь ближе к концу года. Евро, по прогнозу, напротив, будет стабильно расти весь год.

Если судить по текущему курсу доллара, прогноз уже устарел. Впрочем, у его авторов есть защитная оговорка. «Оставляя в стороне риски динамики цен на нефть, мы считаем главным риском для наших прогнозов интерпретацию действий ЦБ РФ», — говорится в обзоре Goldman Sachs. То есть скорректировать прогноз помимо динамики цен на нефть может ЦБ. Пока корректировки происходят в минус рублю.

Ну а раз доллар с евро дорожают, что делать с рублями? Если вы не успели переложить их, скажем, в евро, то теперь делать это несколько запоздало — сливки уже сняты.

Тогда надо учитывать, что обесценение рубля неминуемо подтолкнет инфляцию. А если так, не стоит откладывать запланированные большие покупки, их лучше сделать быстрее, дальше будет дороже.

[Сhudinovandrei]

[Русаналит]

Согласно данным Росстата:

- оборот розничной торговли в 2013 году составил 23,67 трлн (http://quote.rbc.ru/news/macro/2014/01/27/34104224.html)

- импорт составил 44% или 10,42 трлн. рублей (http://www.gks.ru/bgd/regl/b13_01/Is.../d10/2-2-1.htm табл. 13)

- на услуги россияне потратили в 2013 году 35% от того, что потратили на покупку товаров, т.е. 8,28 трлн.рублей (http://www.vedomosti.ru/finance/news...#ixzz2rtBbKLsk)

Расчет: т.е. всего на товары и услуги россияне в 2013 году потратили 23,67+8,28 = 32 трлн. рублей

Допущения:

- девальвация рубля вызовет рост цен только на импортные товары, не затронув российские.

- девальвация рубля на 10% слишком мала, что бы изменить потребительские предпочтения россиян, что позволяет не учитывать фактор импортозамещения.

- импорт в 2014 не вырастет.

- потребительский спрос в 2014 останется на уровне 2013.

Девальвация рубля на 10% с учетом того, что импортных товаров в 2013 году россияне купили на сумму в 10,42 трлн. рублей повысит их стоимость на 1,04 трлн. рублей.

1,04 трлн. составляют 3,25% от 32 трлн. рублей (совокупных затрат россиян на товары и услуги в 2013 году).

Вывод: девальвация рубля на 10% вызовет инфляцию в 3,25%.

По сути, каждый рубль девальвации равен росту цен на 1%.

[Владимир Мау]

http://www.vedomosti.ru/opinion/news...rosta?full#cut
В России включился механизм торможения, который связан с исчерпанием действовавшей начиная с 1999 года модели экономического роста и имеет сугубо институциональную природу

17.02.2014

Проблемы восстановительного роста, его возможностей и ограничений были хорошо изучены экономистами 1920-х гг. Многие из них стали жертвами политических репрессий, например по «меньшевистскому» делу 1931 г. (на фото)

Существенное замедление темпов роста является главным вызовом социально-экономической жизни России. В недалеком будущем можно ожидать, что эти проблемы выйдут за рамки собственно экономических и станут фактором политической жизни страны.

Разумеется, снижение темпов роста является результатом нескольких разнородных факторов.

Определенную роль играет здесь внешнеэкономическая конъюнктура. Рецессия в ЕС — основном внешнеторговом партнере России — не могла не сказаться отрицательно на динамике российской экономики.

Другим фактором являются особенности инвестиционного цикла внутри страны. Крупные госкомпании играют важную роль в осуществлении инвестиционных процессов в России, и именно они в последнее время завершали крупные инвестиционные проекты, что соответствующим образом сказывалось на темпах роста.

Однако не конъюнктурные факторы являются главными в складывающейся ситуации. В России включился механизм торможения, который связан с исчерпанием действовавшей начиная с 1999 г. модели экономического роста и имеет сугубо институциональную природу. Этот вывод был сделан и в послании президента Федеральному собранию 12 декабря 2013 г.

Модель роста образца 1999-2011 гг. опиралась на быстрое повышение спроса (внутреннего и внешнего), который удовлетворялся благодаря значительным незадействованным производственным мощностям. По сути, здесь счастливым образом совместились возможности наращивания внутреннего спроса (из-за крайне низкого стартового уровня, сформировавшегося по итогам посткоммунистической трансформации) и динамичного развития мировой экономики, формировавшей внешний спрос. Восстановительный рост, да еще в условиях благоприятной внешней конъюнктуры, почти нечувствителен к инвестиционному климату — здесь главным является обеспечение социально-политической стабильности. Однако у восстановительного роста есть две важные и неприятные особенности — он является затухающим и конечным. Исчерпание резервов приводит к торможению, которое можно компенсировать только формированием благоприятных условий для инвестиционной активности и появления условий для нового роста.

(Не могу не заметить в скобках, что проблемы восстановительного роста, его возможностей и ограничений были хорошо изучены экономистами 1920-х гг. А практика того времени продемонстрировала исключительную политическую уязвимость этой модели роста. Его исчерпание оборачивается политическим кризисом с весьма болезненными последствиями и для экономистов, и для общества. Тогда ряд ведущих отечественных экономистов, разрабатывавших гипотезу «затухающей кривой» и прогнозировавших замедление роста, стали жертвами политических репрессий. Эти вопросы подробно освещены в двух книгах, выпущенных недавно Академией народного хозяйства и госслужбы: Наум Ясный. Советские экономисты 1920-х годов: Долг памяти; В. А. Базаров. Избранные произведения в двух томах.)

Об исчерпании посттрансформационной (восстановительной) модели роста говорили на протяжении последних нескольких лет, однако она имела определенные внутренние резервы, среди которых сохранение высоких цен на нефть и накопленные финансовые ресурсы. Кроме того, определенную роль сыграло и 7%-ное падение ВВП в 2009 г., результатом которого стало восстановление некоторого объема производственных резервов, которые к настоящему времени оказались вновь исчерпанными. Торможение началось во второй половине 2012 г., когда российский ВВП превзошел предкризисный уровень (т. е. были исчерпаны восстановительные резервы), а рост экспорта практически прекратился.

Здесь уместно отметить, что восстановительный рост, как правило, длится дольше, чем его прогнозируют экономисты. Поэтому на определенном этапе, когда по прогнозу темпы должны упасть, но они существенно не снижаются, политики начинают верить, что высокий рост восстановительного периода является естественным результатом их правления и будет продолжаться сколь угодно долго (этот феномен стал поводом для репрессий против экономистов в 1929-1930 гг., о которых шла речь выше). На фоне этой уверенности и может начаться экономический кризис.

Можно обозначить следующие основные элементы механизма торможения в современной российской экономике.

Во-первых, доминирование потребительского спроса (зарплаты) в ущерб инвестициям (прибыли). Это наглядно проявляется в росте доли зарплаты и снижении доли прибыли, а также в росте зарплаты быстрее, чем рост ВВП и производительность труда. Остается низким уровень накопления — 21,8% на протяжении последних пяти лет. Между тем за последние полвека устойчивый динамичный рост демонстрировали страны, у которых доля инвестиций составляла не менее 25% ВВП, причем инвестиции в образование и здравоохранение составляли еще около 7-8% ВВП. Преодоление разрыва в производительности труда требует более высокого уровня инвестиций, в то время как потребительская модель роста функционирует за счет относительного снижения доли инвестиций.

Во-вторых, низкая эффективность рынков, препятствующая перетоку труда и капитала в наиболее эффективные секторы, — риск консервации экономической структуры. Низкий уровень конкурентности внутренних рынков, связанный с неблагоприятными условиями ведения бизнеса, наличием чрезмерного нерыночного или монопольного сектора экономики, а также чрезмерного госсектора; низкая эффективность рынка труда на фоне высоких и растущих издержек на труд.

В-третьих, низкая эффективность госрегулирования, включая отсутствие институциональных и макроэкономических условий для долгосрочных инвестиций, а также недостаточную эффективность использования государственных расходов на фоне высокого уровня этих расходов, — макроэкономические риски.

В-четвертых, низкий уровень вовлеченности в мировую торговлю — препятствия для расширения несырьевого экспорта и интеграции российских фирм в международные цепочки добавленной стоимости, высокий уровень тарифов.

Все это, вместе взятое, подтверждает вывод, сделанный в одном из выступлений Дмитрия Медведева, о том, что Россия в настоящее время попала в «ловушку среднего уровня дохода». Проблема возникает тогда, когда страна, достигнув достаточно высокого уровня благосостояния, сталкивается одновременно с ограничениями по цене рабочей силы (она уже высока) и институтов (они еще недостаточно хороши). То есть страна оказывается не в состоянии конкурировать как с развитыми экономиками, обладающими высококвалифицированной рабочей силой и экспортирующими технологические инновации, так и с экономиками с низкими доходами, низким уровнем заработной платы и дешевым производством промышленных товаров.

Эта ситуация требует качественного обновления институтов — тех формальных и неформальных правил, в рамках которых осуществляется экономическое развитие. О необходимости институциональных реформ говорили за последние годы очень много. Это подчас воспринимается как привычный рефрен, аналогичный бесконечному повторению в 1950-1960-х гг. слов о «необходимости совершенствования планирования» или о «совершенствовании хозяйственного механизма» (это уже в 1970-1980-х). Однако подобные рассуждения оставались лишь пожеланиями, пока экономическая динамика не указала со всей определенностью на исчерпанность сложившейся институциональной среды. Конечно, можно предпринять попытки ускорения без изменения институциональных условий, однако такая политика вряд ли даст сколько-нибудь устойчивый результат.

Этот вывод подводит нас к вопросу о рисках, с которыми может столкнуться развитие российской экономики и общества в предстоящий период, о чем речь пойдет в следующей статье.

Автор — ректор Академии народного хозяйства и госслужбы при президенте РФ