*5649. Доктор Зорге

[Генрих Боровик]

Огонек № 37 1965 года
Автор,
специальный корреспондент
«Огонька»
ДО ТОКИО
У него низкий, чуть хрипловатый
голос. Такой должен быть у стар
о го моряка. Он действительно
морячил в свое время. Ходил в
Швецию, Норвегию, Англию, Данию,
Японию, на остров Кюрасао,
в Батуми.
В двадцать седьмом году вступил
в коммунистическую партию.
Однажды он перегонял из Гамбурга
в Мурманск трехмачтовую
рыболовную шхуну, купленную
Советской Россией.
По Мурманску ходил, осматривался
с удивлением. Здесь строили
порт. Куда меньше, чем в
Гамбурге. Но что-то здесь он увидел
такое, отчего было очень
интересно ходить и смотреть, как
работают люди...
На маленьком торговом суденышке
отбыл в свой Гамбург, а
в голове засело — снова побывать
в Советском Союзе. И побывал.
Это было в двадцать восьмом
году. Окончил в Москве школу радистов
и в марте двадцать девятого
в поезде через всю Сибирь
уже катил в Шанхай. А еще через
восемь месяцев в отеле «Катей»
произошла его первая встреча с
Зорге. Отныне они должны были
работать вместе. Зорге — шеф.
Макс — подчиненный. Радист.
Макс поселился в пансионе, который
держал венгр. За сорок
долларов в месяц — комната под
крышей и стол. Под крышей
удобно — для антенны. Радиопеленгаторов
тогда еще не было, и
переносить рацию с места на место
не приходилось. Шанхай был
международным разведывательным
центром. В магазинах свободно
продавались радиодетали,
из которых можно было смонтировать
рацию на любой вкус. Таких
раций в городе были сотни.
«Стучали» все кому не лень...
Рядом с Максом снимала комнату
молодая девушка-финка. Ее
звали Анни.
Анни мало интересовали занятия
Макса. Это он тщательно проверил
и успокоился. Но вот сам
он вдруг начал весьма сильно интересоваться
Анни. И лишился
спокойствия. Радист влюбился.
Скоро понял, что это серьезно.
Надо посоветоваться с Зорге.
Зорге попросил познакомить его
с финкой. Макс сделал это в каком-
то ресторане. Сидели втроем
за столиком. Рихард несколько
раз танцевал с Анни. Потом,
улыбнувшись, шепнул Клаузену:
— У нее красивые глаза.
И хлопнул пунцового Макса по
плечу.
Прошло некоторое время, и Рихард
разрешил Максу рассказать
Анни о своей работе. Макс рассказал.
Анни кивнула благодарно
и ответила:
— Я догадывалась, но не хотела
спрашивать, не хотела, чтобы тебе
пришлось меня обманывать.
И очень скоро Анни стала отличной
помощницей в работе.
Прошло три года. В тридцать
третьем Макс и Анни вернулись в
Союз. Длительный отдых в Одессе,
на берегу Черного моря.
Потом — разведшкола. Макс передавал
там свой большой опыт
разведчика-радиста молодым ученикам.
Наступил тридцать четвертый.
И произошло непонятное...
Вместе с Анни Макса отправили
на Волгу, в Красный Кут, под Энгельс,
в Республику немцев Поволжья.
Без всяких объяснений.
Приказали ехать — и все. Макс не
понимал: почему его, опытного
радиста, уволили без объяснения
причин из школы и отправили ремонтировать
тракторы в МТС
Красного Кута? Не понимала этого
и Анни. Может быть, временно?
Но прошел месяц, другой, третий...
О Максе Клаузене никто не
вспоминал.
Макс не привык ходить без дела.
У него была хорошая голова
и умелые руки. МТС так МТС. Работал
безотказно. В Красный Кут
пришли первые тогда радиоустановки.
Максу поручили проверять
их и налаживать. А скоро он уже
организовал первую в Поволжье
радиосвязь между МТС и полевыми
тракторными бригадами. Затея
понравилась. Его вызвали в Энгельс,
благодарили, просили наладить
это полезное дело по всей
республике. Начались горячие
дни. Анни дома вела хозяйство.
Макс колесил по городам Поволжья...
И вот весной тридцать пятого
года его снова вызвали в Энгельс
к одному из секретарей обкома.
— Вас просят приехать в Моск-
Фото Дм. Бальтермаица.
ву по месту вашей прежней работы,—
сказал секретарь.
Макс привык к новой работе.
Она была нужна республике. Его
ценили здесь. Жалко было покидать
с таким трудом налаженную
жизнь. Да и что говорить: ж ила
в сердце обида за тридцать
четвертый год.
— Я не поеду,— сказал Макс.
Прошло несколько дней, и его
снова вызвали в Энгельс.
— На ваше имя получено вот
это,— сказал секретарь и протянул
телеграмму.
Через два дня Макс уже был в
Москве, а еще через день увидел
Зорге.
Через несколько месяцев после
отъезда Зорге в Японию, получив
на руки заграничный паспорт и
1 800 долларов, отправился из М о сквы
в далекий и сложный путь
Макс Клаузен.
Благополучно доехав из Ленинграда
до Стокгольма, Макс сел
там на самолет, который доставил
ого в Амстердам, а чорсз несколько
дней Макс уже был в
Париже. Там он превратился в туриста
Тиддельмана. Туристу необходимо
путешествовать. И Тид-
дельман отправился в Англию, а
оттуда в Вену. За десять дней он
успел выполнить всю свою туристскую
программу, вернулся во
Францию и оттуда на океанском
лайнере «Лафайот» отбыл в Нью-
Йорк.
Уже приближаясь к Нью-Йорку,
турист случайно бросил взгляд на
свои документы и заметил, что
вклеенная в паспорт страничка с
его, Макса Клаузена, фотографией
и подписью Тиддельмана несколько
изменила цвет. Возможно,
это было влияние морского
воздуха, возможно, играли роль
другие причины. Во всяком случае,
молчаливый Тиддельман при
встрече с пограничным офицером
на пристани в Нью-Йорке превратился
в болтливого весельчака,
который засыпал офицера шутками,
остротами, анекдотами и рассказами
о том, как он стремится
возможно скорей вернуться после
отпуска, который был использован
для поездки в Европу.
Оглушенный веселой болтовней,
офицер поспешил отделаться от
туриста и не обратил внимания на
цвет злополучной странички.
Таким образом Макс Клаузен
беспрепятственно пересек границу
Соединенных Штатов Америки
и поселился в отеле «Линкольн»
в Нью-Йорке. И скоро турист Тиддельман
прекратил свое беспокойное
существование. Его паспорт
с подозрительной страничкой
был разорван на клочки.
К генеральному консулу фашистской
Германии в Нью-Йорке
явился немецкий моряк Макс
Клаузен и рассказал, что, плавая
по всему миру, он три года назад
сошел на берег в Соединенных
Штатах и все это время жил здесь,
работал в одной из механических
мастерских под Нью-Йорком. Но
теперь, рассказывал Макс Клаузен,
ему здесь разонравилось. И
он хочет вернуться на родину. Для
этого ему надо сменить паспорт,
так как старый был действителен
лишь до тридцать третьего года.
Консул выслушал Макса внимательно.
Так же внимательно просмотрел
паспорт. Он был настоящим
и свидетельствовал о кочевой
жизни моряка. Консул произнес
короткую речь на тему о том, что
немец всегда должен оставаться
немцем, даже вдали от родины, и
что он, консул, приветствует решение
немецкого моряка Макса
Клаузена оставаться гражданином
третьего рейха. Затем он взял с
моряна клятву, что все рассказанное
им— чистейшая правда,
и выписал ему новенький паспорт.
Настоящий имперский паспорт, со
всеми необходимыми печатями,
подписями и фотокарточкой! Без
единой вклеенной страницы! Через
несколько дней бывший моряк
сел в Сан-Франциско на японский
пароход «Тацутамара» и отбыл
в Японию.
Этот долгий и сложный план передвижения
из Москвы в Токио,
разработанный заранее, преследовал
две цели. Первая — получить
настоящий паспорт на имя настоящего
Макса Клаузена. Вторая —
сбить со следа любую возможную
в будущем проверку, кто такой
Макс Клаузен и откуда он
приехал в Японию.
По указаниям, полученным еще
в Москве, Макс должен был остановиться
в Токио в отеле «Само»
и каждый вторник в течение года
ходить между шестнадцатью и восемнадцатью
часами в бар «Блю
рибон», чтобы встретиться с Рихардом
Зорге.
Приехав в отель «Само», Макс
увидел внизу, около портье, объявление,
извещавшее о том, что
в немецком клубе неподалеку
проводится вечером костюмированный
бал для немецких граждан,
проживающих в Токио.
«Удобный случай для добропо-
26рядочного немца познакомиться
со своими соотечественниками в
Токио», — подумал Макс.
Он принял ванну, побрился и,
надев вечерний костюм, отправился
в клуб. В вестибюле была
открыта выставка картин какого-то
местного немецкого художника.
Среди других гостей картины рассматривал
высокий человек, одетый
в костюм берлинского соси-
сочника — фрак, цилиндр и лоток
с сосисками на животе. Макс тоже
принялся рассматривать выставку.
Случайно он задел соси-
сочника. Тот обернулся. Зорге!
Рихард безразлично посмотрел на
Клаузена, только в глазах мелькнула
искорка радости. А Максу
стоило большого усилия воли не
броситься другу на шею.
Когда гости собрались, Макс
подошел к председателю клуба и
представился как новый член немецкого
землячества в Токио. Тут
же к председателю подошел по
каким-то своим делам веселый со-
сисочник.
— Я думаю, вам приятно будет,
герр Зорге, познакомиться с нашим
соотечественником, который
собирается обосноваться в Токио,—
сказал отлично воспитанный
руководитель клуба.
Крепкое, рукопожатие Рихарда,
которое ощутил Макс, доказало,
что Зорге действительно было
приятно это «знакомство».
Итак, вторая удача, мастерски
использованная Зорге,— они
«впервые познакомились» в Токио,
и свидетель тому — видный нацист,
председатель клуба. На том
же вечере Зорге и Клаузен условились
о следующей встрече...
ТОКИО
Прежде всего надо было собрать
радиостанцию. Здесь это
оказалось неизмеримо труднее,
чем в Шанхае. За каждым, кто покупал
радиодетали в подозрительном
количестве, сразу же устанавливала
слежку японская контрразведка.
Макс с этой задачей справился.
Его рация умещалась в портфеле
и в случае необходимости мгновенно
разбиралась и собиралась.
У японской контрразведки была
аппаратура для пеленгации, полученная
у немецких партнеров. Аппаратура
довольно точная. Значит,
надо было постоянно менять место
выхода в эфир.
У Клаузена не было установленного
времени для выхода в эфир.
Всегда, в любое время дня и ночи,
где-то на родной земле, которая
была так недалека от берегов
Японии, сидели около радиоприемников
люди и ждали, когда в
тесном, переполненном звуками
эфире появится характерный почерк
Макса Клаузена, радиста Рихарда
Зорге.
Иногда Макс вел передачи и из
своей мастерской. Это обычно делалось
по воскресеньям, когда в
мастерской никого не было.
Тут настало время рассказать,
что за мастерская была у бывшего
моряка Макса Клаузена.
Максу необходимо было показать,
на какие средства он живет.
По совету Зорге он вошел компаньоном
в маленькое дело некоего
Ферстера, занимавшегося ремонтом
велосипедов и мотоциклов.
Мастерская Ферстера хирела.
Макс, войдя в дело, внес свой
пай и предложил, кроме ремонта,
заняться еще и продажей немецких
мотоциклов марки «Цундап».
Первым покупателем мощного мотоцикла
немецкой фирмы стал известный
немецкий журналист в
Токио Рихард Зорге.
Это было патриотично. Два немца
продают в Токио немецкие мотоциклы.
Немецкий журналист покупает
именно немецкий мотоцикл.
Так и должно быть.
Однажды — это было в тридцать
восьмом году — Клаузена разбудил
в четыре часа утра телефонный
звонок. Говорил немецкий
врач Якоби, работавший в одном
из японских госпиталей в Токио.
— Немедленно приезжайте в
госпиталь. Ваш друг Зорге попал
в аварию. Ему требуется срочная
помощь...
Макс, еще не очень хорошо понимая,
что случилось, оделся и
вместе с Анни помчался на машине
в госпиталь.
— Понимаете, он ехал на этом
чертовом мотоцикле, купленном у
вас, и около американского посольства
наскочил на камень,—
рассказывал Якоби, пока Макс и
Анни шли к палате, где лежал
Зорге.— Видимо, перелетел через
руль и упал лицом на груду камней.
У него проломлен череп,
сильно повреждена челюсть. Его
привезли сюда, хотели раздеть,
но Зорге никого не подпускает
к себе. Говорить он не может.
Мне сказал только два слова:
«Позвоните Клаузену». Я сразу и
позвонил.
— Он не терял сознания? — задал
Макс тревоживший его вопрос.
— К моему удивлению, нет. Все
время в полном сознании. И
после таких травм! Не знаю, на
чем держится! И о чем он собирается
с вами говорить, ума не
приложу, ведь он не может даже
двинуть языком!
— У него бывают такие чудачества,—
поспешил успокоить врача
Макс.
— Очень вас прошу, повлияйте
на него, иначе я не могу ручаться
за его жизнь,— сказал Якоби.
— Хорошо,— ответил Макс,—
только оставьте нас одних.
Макс вошел в палату. На кровати
лежал окровавленный Рихард.
Он сделал попытку что-то сказать,
но не смог. Только показал глазами
на свой вымазанный грязью и
кровью пиджак. Макс быстро вынул
из карманов все бумаги и
ключи и переложил в свой пиджак.
Рихард облегченно вздохнул
и тут же потерял сознание.
Макс вышел из палаты. У дверей
стояли японские врачи и доктор
Якоби.
Макс отдал Анни бумаги, которые
извлек из пиджака Зорге, а
сам поехал к нему на квартиру,
чтобы на всякий случай очистить
ее от всех подозрительных материалов.
Однако эта предосторожность
оказалась лишней. Через несколько
часов, узнав об аварии, в которую
попал общий любимец, уважаемый
нацист Зорге (Рихард состоял
членом национал-социалистской
партии), германское консульство
побеспокоилось о том, чтобы
в квартиру Зорге никто не проник
во время отсутствия хозяина.
Представители консульства пришли
и опечатали двери внушительными
сургучными блинами.
Дела в магазине Ферстера —
Клаузена между тем отнимали так
много времени, что стали мешать
основной работе. Кроме того,
Макс зависел от компаньона. Посоветовавшись
с Зорге, Клаузен
вышел из дела и открыл на скопленные
средства копировальную
мастерскую, где производил копировальную
работу для различных
учреждений и частных лиц.
Как настоящий немец, Макс оснастил
свою контору наисовременнейшим
немецким копировальным
люминесцентным оборудованием
производства фирмы «Шеринг и
К°». Копии с чертежей и рукописей
получались отличнейшего качества.
Зорге, связанный с газетным
миром, позаботился о рекламе.
И скоро к Клаузену потекли
заказы. А через непродолжительное
время клиентами Макса Клаузена
стали и некоторые отделы
японского военного министерства.
Конечно, Зорге не рассчитывал на
то, что Клаузену поручат снимать
копии с секретных документов.
Цель была другая — контакты.
...Анни выехала из Москвы после
того, как Макс установил радиосвязь
с центром. Из Владивостока
с паспортом на имя Эмми Кёниг
она попала в Шанхай, а оттуда со
своим старым девичьим паспортом
отправилась в Токио. В Токио Макс
повел Анни к немецкому консулу и
сказал, что она его невеста, с которой
он был помолвлен еще в
Шанхае, но так сложилась судьба,
что они не могли раньше обвенчаться.
Анни был выдан новый
паспорт на имя Анни Клаузен, и
она вторично стала законной женой
своего Макса.
В Японии Анни была курьером
у Зорге. Несколько раз она ездила
в Шанхай, перевозила почту.
Шла война между Японией и Китаем.
Шанхай был оккупирован
японцами. Японские военные тщательнейшим
образом проверяли
и часто обыскивали пассажиров
парохода. Любой неосторожный
поступок мог стоить Анни жизни.
Но Зорге верил в нее, верил в
ее смелость, в ее находчивость.
И Анни Клаузен сделала наибольшее
количество курьерских поездок
в Шанхай из всех, что были
организованы Рихардом Зорге.
Только один раз поездка Анни
прошла в относительной безопасности.
Рихарду удалось через своих
друзей (помогли и контакты,
установленные в копировальной
мастерской Клаузена) устроить
Анни на японский военный самолет,
который вез из Токио в Шанхай
каких-то высокопоставленных
японских генералов. Под широкой
юбкой миловидной пассажирки
Анни Клаузен в специальном поясе
была спрятана ценнейшая секретная
почта. Это было в сорок
первом году. И это была последняя
поездка Анни в Шанхай.
18 октября 1941 года в восемь
утра Макса и Анни арестовали.
Больше Макс не видел Рихарда
Зорге. Только один раз, проходя
под конвоем по тюремному коридору,
он увидел его ноги. Макс
узнал ботинки. Они виднелись в
промежутке между полом и
дверью. Видимо, Рихард стоял,
прижавшись лицом к двери камеры...
Теперь Макс знает, что, находясь
в тюрьме, Рихард делал все,
чтобы спасти жизнь своих друзей.
Это видно из всех его показаний.
Светлый ум Зорге безотказно
действовал и во время допросов
и на суде. Он доказал, например,
что ни ему, ни его друзьям нельзя
инкриминировать разглашение
японских государственных тайн,
так как все сведения такого рода
он получал из немецких источников.
А раз так, то эти сведения
уже не были японскими государственными
тайнами.
Весной сорок пятого года тюремщик
политической тюрьмы,
где сидел Макс, шепнул ему в тюремной
бане, что седьмого ноября
1944 года Рихард Зорге был
казнен.
БЕРЛИН
Капитуляция Японии принесла
свободу Максу и Анни Клаузенам.
Они явились к советским властям
и скоро уже были во Владивостоке.
Там они долго лежали в госпитале,
оправляясь от тюрьмы.
Затем — Москва...
Им предстояло решать, где оставаться
— в Советском Союзе или
возвращаться в Германию. Макс и
Анни решили ехать в Германию,
помогать у себя на родине воплощать
в жизнь те идеи, за которые
они боролись многие годы, за которые
пошел на смерть замечательный
человек и коммунист Рихард
Зорге.
Под именами Макса и Анни Кри-
стианзен жили в Берлине эти два
человека, ходили на субботники,
убирали улицы, работали, как и
все остальные берлинцы, помогали
строительству социалистической
Германии.
Недавно оба они были награждены
советскими орденами. Награды
им вручил посол СССР в ГДР
Петр Андреевич Абрасимов.
...Мы сидим с Максом Кристи-
анзен-Клаузеном в одном из кабинетов
редакции «Фрайе
Вельт»— журнала Общества германо-
советской дружбы. Прошло
всего несколько часов с начала
нашего разговора. А кажется, промелькнули
десятилетия...
Он говорит по-немецки. И лишь
изредка вставляет русские слова.
— Рихард Зорге был все время
нашим самым лучшим учителем и
самым лучшим другом. Анни и я,
мы никогда не сможем забыть
Рихарда...— Эту фразу он произносит
целиком по-русски, и я вижу,
что глаза его влажны...
Макс предлагает позвонить его
Анни. Она больна и поэтому не
могла принять участие в нашем
разговоре.
— Ей будет приятно,— говорит
Макс с нежностью и добавляет
тихо: — Она замечательная женщина.
Я ничего бы не стоил без
нее...
Макс Клаузен набирает номер
телефона, произносит несколько
слов по-немецки, и я вижу, как
теплеет его лицо. Затем передает
трубку мне.
— Как вы себя чувствуете, товарищ
Анни? — спрашиваю я.
— Сейчас лучше,— отвечает
почти без акцента далекий женский
голос.—Но вообще-то надежды
у меня мало... Сердце болит.
— Люди с больным сердцем
живут до ста лет,— пробую я шутить.
Анни смеется и отвечает:
— Ну, что ж, и я буду стараться...
Я прошу ее сказать несколько
слов советским людям и подношу
к трубке микрофон.
...Сейчас, дописывая эти строки,
я снова и снова включаю свой
диктофон и слышу глухой, взволнованный
голос:
— Я желаю вашей стране счастья.
Я желаю ей всего самого
доброго... Она достойна этого...
Берлин— Москва.
27