*149. Суперкомпьютер рассчитал, при каких условиях сменится власть в России

[Слон]

http://slon.ru/blogs/karelovs/post/609699/
Если у идеи в некой социальной сети меньше 10% убежденных сторонников, такая идея никогда не станет доминирующей

Сергей Карелов


Суперкомпьютер рассчитал, при каких условиях сменится власть в России
Фото: ИТАР-ТАСС

Вывод из заголовка осмелюсь сделать на основе научной работы, опубликованной американскими учеными. Статья называется «Social consensus through the influence of committed minorities» («Достижение социального консенсуса в результате влияния убежденного меньшинства»). Работа выполнена учеными из политехнического института Ренсселара (Rensselaer Polytechnic Institute, штат Нью-Йорк, США – старейший национальный технический университет) в рамках цикла работ по исследованию социально-когнитивных сетей. Под это направление работ в 2009 году Пентагон выделил десятилетний грант в $35,5 млн, на который в институте Ренсселара был создан исследовательский центр Social Cognitive Networks Academic Research Center (SCNARC). Партнерами SCNARC стали корпорация IBM и несколько американских университетов.

Задача у центра SCNARC нешуточная. Поскольку уже ясно, что современное общество – это огромная социальная сеть, по которой курсируют идеи, знания, мифы, слухи и т.д., то можно попытаться понять законы, по которым они распространяются. Не менее важно понять, во что эти идеи, знания, мифы и слухи превращаются в головах людей (в убеждения, сомнения, страхи и т.п.), и как влияют на эти процессы такие факторы, как доверие, убежденность, пассионарность и пр. Кроме того, перед исследователями были поставлены и другие, более практические задачи. Например, в разных организациях или институтах у людей, которые работают вместе, складываются разные роли, – они могут быть «наставниками», «друзьями», «соперниками». Перед SCNARC был поставлен вопрос: можно ли оказать влияние на производительность наставничества?

Чтобы исследовать эти вопросы, нужно было построить соответствующие математические модели и опробовать их работу на мощных суперкомпьютерах. Что и было сделано.

Статья «Social consensus through the influence of committed minorities», описывающая первые результаты, полученные центром SCNARC, вышла в солидном научном журнале «Physical Review E» Американского Физического общества (APS). Она вызвала шквал комментариев (более 10 000 ссылок в Google) на свой основной вывод. Этот вывод гласит:

Если у идеи или концепции в социальной сети меньше 10% убежденных сторонников, эта идея или концепция никогда не станет в этой сети доминирующей. Но как только таких убежденных сторонников станет более 10%, идея начнет лавинообразное распространение до тех пор, пока не захватит большинство участников сети.

Объясняя работу этого правила, директор SCNARC Болеслав Шиманский приводит примеры недавних событий в Тунисе и Египте. «В этих странах диктаторы были у власти десятки лет, а потом вдруг все менялось буквально за пару недель». Такие переломные моменты ученые SCNARC назвали Tipping Point, и при моделировании на суперкомпьютере они наблюдали их во множестве исследовательских примеров.

Единственное дополнительное требование к выполнению «правила десяти процентов» – твердая убежденность изначальных сторонников идеи или концепции. Другими словами, изначальные сторонники идеи не должны менять своих убеждений. Иначе, лавинообразный процесс не начнется.

Важно понимать также, что такая закономерность работает в случае любых технологий общения – это могут быть и социальные сети, и личные контакты, и телефон, и письма и т.д... Исследователи взяли несколько моделей. В рамках одной из них «все общаются со всеми», другая предусматривала наличие лидеров – «концентраторов общения». В обе модели были внедрены «истинно верующие» (true believers) – это тип людей с четким мировоззрением и бескомромиссными идеями; они абсолютно убеждены в своей правоте и жестко отсекают попытки переубедить их. В ходе математического моделирования процессов общения стал наблюдаться колебательный эффект. Авторы исследования описывают его так: «Как только агенты перемен начинают убеждать все больше и больше людей, ситуация начинает меняться. Сначала люди начинают сомневаться в своих собственных взглядах, а затем полностью принимают новые взгляды и распространяют их еще больше. Но даже если «истинно верующие» успешно влияют на соседей, то ничего не меняется в рамках более широкой системы, как мы увидели, при их процентном содержании меньше 10».

Мне кажется, что с помощью этого простого правила легко не только объяснить события в Тунисе и Египте, но и предсказать, например, судьбу оппозиции на российских выборах. Ведь в стране нет ни одной оппозиционной партии или социальной группы, число убежденных сторонников которой составляло бы десять и более процентов. А как же коммунисты, – спросите вы. А вот так и получается, что даже у коммунистов по-настоящему убежденных сторонников менее 10% электората. Ко всему прочему, коммунисты – группа сравнительно закрытая, имеющая возрастные и социальные ограничения, мало пересекающаяся с наиболее активной частью населения. Ну а про остальные партии и движения все еще более ясно: нет простой и ясной идеи и нет необходимых 10% ,свято верящих в нее. В том числе все очевидно про судьбу «Правого дела».

Получается, что до тех пор, пока «настоящих буйных» той или иной расцветки не станет в стране более 10%, получать поддержку большинства и побеждать на выборах будут те, у кого в данный момент власть, административный и медиаресурс. Ну а когда какая-то идея наберет ту самую магическую «десятину», никакой административный ресурс уже не поможет. Так посчитал суперкомпьютер. И с этим не поспорить даже способному на многое российскому Центризбиркому.

[Слон]

http://slon.ru/russia/trinadtsat_fra...-1201764.xhtml

Иван
Давыдов

Алексей
Пономарев

2014-й стал еще и годом слов. И даже бесконечный поток ошеломляющих событий, из которых каждое – свидетельство зари какого-то нового, еще небывалого мира, этих слов не затмевал. Наоборот, любое событие молниеносно обрастало речами по поводу, их цитировали, производя тем самым новые слова, и если бы слова можно было гнать по трубам на Запад за доллары, мы бы просто не почувствовали падения цен на нефть.

Но, увы, остается только вспомнить слова, которые, как кажется авторам, для портрета ушедшего уже почти года важнее прочих. Мы отобрали чертову дюжину фрагментов речей самых разных людей, и не только тех, кто говорит в силу профессиональной обязанности. Мы и правда думаем, что эти слова в 2014 году меняли мир.

***

Когда появляются сильные конкуренты, в данном случае в лице России, у кого-то это вызывает беспокойство, кому-то это очень не нравится, кто-то начинает бояться, не понимая того, как глубинно, качественно изменилось российское общество. В этом смысле Олимпиада для нас важна, потому что она, как мне кажется (и мне бы очень хотелось, чтобы так было), приоткрыла как бы не просто двери в Россию, а приоткрыла русскую душу, душу нашего народа, чтобы люди посмотрели и поняли, что нечего бояться, мы готовы к сотрудничеству, мы открыты для этого сотрудничества.

Владимир Путин
Интервью представителям центральных телеканалов, приуроченное к закрытию Олимпиады в Сочи, 25 февраля 2014 года

Год начинался с Олимпиады, Олимпиада вопреки многим мрачным прогнозам оказалась праздником. Интеллектуалы спорили, можно ли в сценах церемонии открытия Игр высмотреть новую российскую идеологию, и все следили за победами спортсменов. Теперь слова президента, искренне довольного Олимпиадой, кажутся образцом изощренной иронии. Теперь мир и, главное, мы сами знаем, «как глубинно, качественно изменилось российское общество».

***

Да и Россия – единственная страна в мире, которая реально способна превратить США в радиоактивный пепел... Суть в том, что даже если люди во всех наших командных пунктах после вражеской атомной атаки замолчат, неуязвимая система автоматически отправит в полет наши стратегические ракеты из шахт и с подводных лодок в правильном направлении.

Дмитрий Киселев
Программа «Вести недели», 16 марта 2014 года

Слово «Киселев», кажется, уже и само стало политологическим термином. Его можно писать с маленькой буквы, чтобы обозначить то, что одни считают нагромождением пропагандистской лжи и агрессивного бреда, а другие – официальной позицией РФ по наиболее важным вопросам внешней и внутренней политики. Но «радиоактивный пепел» – полноценный мем, а мартовское выступление знаменитого телеведущего – едва ли не первый случай прямой угрозы применить в случае необходимости ядерное оружие. Прежде, даже во времена советские, подобная риторика считалась недопустимой. После Киселева этот северокорейский аргумент вошел в моду, и многие политики взяли его на вооружение.

Отдельно заметим, как мало понадобилось времени, чтобы от олимпийских восторгов перейти к восторгам совершенно иного рода.

***

Сегодня, спустя уже много лет, я слышал, как крымчане, совсем недавно, говорят, что тогда, в 1991 году, их передали из рук в руки просто как мешок картошки. Трудно с этим не согласиться. Российское государство, что же оно? Ну что, Россия? Опустила голову и смирилась, проглотила эту обиду. Наша страна находилась тогда в таком тяжелом состоянии, что просто не могла реально защитить свои интересы. Но люди не могли смириться с вопиющей исторической несправедливостью. Все эти годы и граждане, и многие общественные деятели неоднократно поднимали эту тему, говорили, что Крым – это исконно русская земля, а Севастополь – русский город. Да, всё это мы хорошо понимали, чувствовали и сердцем, и душой, но надо было исходить из сложившихся реалий и уже на новой базе строить добрососедские отношения с независимой Украиной. А отношения с Украиной, с братским украинским народом были и остаются и всегда будут для нас важнейшими, ключевыми, без всякого преувеличения.

Владимир Путин
Выступление перед депутатами Государственной думы, членами Совета Федерации, руководителями регионов России и представителями гражданского общества, 18 марта 2014 года

Знаменитая, по-настоящему историческая, поскольку касалась событий, реально меняющих ход мировой истории, «крымская речь» Путина. Данный отрывок важно вспомнить не только для того, чтобы отметить специфическую логику российской политики, внутри которой аннексия куска чужой территории (как бы мы ни относились к истории с Крымом, Украина ее трактовать по-другому просто не может) не мешает строительству «добрососедских отношений», но еще и потому, что к концу года описание причин, обусловивших «возвращение полуострова в родную гавань», в устах президента приобретет новые оттенки.

***

Сейчас я буду кричать «Христос воскресе!», а ты ее жестоко насилуй.

Владимир Жириновский
Слова, обращенные к помощнику во время выхода к прессе после одного из заседаний ГД РФ, 18 апреля 2014 года

Вице-спикер парламента не просто оскорбил беременную сотрудницу одного из государственных агентств. Хотя, конечно, был скандал, однопартийцы нелепо оправдывались, объясняя, что их лидер находился под действием препарата «Циркодин», дисциплинарный комитет защищал ветерана политики от нахальных журналистов, а нахальные журналисты хоть и грозились объявить ветерану бойкот, да так и не объявили.

Но ведь на самом деле Владимир Вольфович, подтвердив в очередной раз слухи о собственной гениальности, в одной фразе сформулировал и традиционные ценности, поиском которых озабочено государство Российское, и главные принципы нашей внешней политики. Извиняться не за что.

***

Народ Украины одурманен. За двадцать лет успели промыть мозги (ударение на первый слог) с помощью «Эммануэль», с помощью мультфильмов «Губка Буп» (так!) и всяких уродцев, мутантов и тому подобное. Вы сейчас смотрите, может, даже улыбаетесь, но что-то внутри дрожит. Готовьтесь, суки, мы придем за вами, вам гореть в вечном огне.

Александр Филиппов, ополченец
Видеообращение к врагам, опубликовано на YouTube в июне 2014 года, дата записи неизвестна

Это фрагмент важный не только потому, что ополченец формулирует красиво. За время донбасской войны «ополченец» внутри российской пропаганды превратился в идеальный объект для подражания, простого, скромного и настоящего героя наших дней. А о том, что в Новороссии строят идеальное государство, основанное на принципах социальной справедливости, говорили все – от Александра Проханова до Владимира Соловьева. Тем интереснее ознакомиться со списком ценностей идеального государства, так сказать, в первоисточнике.

***

В районе Тореза только что сбили самолет Ан-26. Валяется где-то за шахтой «Прогресс». Предупреждали же – не летать в нашем небе. А вот и видеоподтверждение очередного «птичкопада». Птичка упала за террикон, жилой сектор не зацепила. Мирные люди не пострадали.

Неизвестный автор
Сообщение в день катастрофы малайзийского «Боинга» на Украине в группе «Сводки от Стрелкова Игоря Ивановича», крупнейшем сообществе «ВКонтакте», посвященном информационной поддержке действий сепаратистов, 17 июля 2014 года, 17:50 (мск)

Тут, наверное, комментарий не нужен. Эти слова, которые потом старательно вычищали из социальных сетей, войдут еще в учебники истории.

***

Мы даже не знали, зачем едем. Просто ехали, и все. Заблудились, потом нас обстреляли с минометов, а потом со стороны России по нам еще и «Град» лупанул. В России всем нам пудрят, **** [трахают] мозги. Так скажу. Потому что тут на самом деле все по-другому. Не так, как говорят по телевизору. А мы, простые пацаны, которым сказали – они сделали, как пушечное мясо едем сюда. Не зная, зачем и почему.

Иван Мильчаков, ефрейтор 331-го полка 98-й Свирской дивизии Воздушно-десантных войск Вооруженных сил РФ
Речь на допросе СБУ после попадания в плен на территории Украины, 25 августа 2014 года

Так мы узнали, что российские военные на Украине есть.

***

В Костроме простились с десантником Анатолием Травкиным. Около месяца назад он отправился в Донбасс и погиб в бою. О своем решении он не сказал ни жене, свадьбу с которой сыграл незадолго до отъезда, ни командованию части, в которой служил. Официально он просто взял отпуск.

Репортаж «Первого канала» с похорон погибшего десантника, 4 сентября 2014 года

А так мы узнали, как нам будут объяснять наличие российских военных профессионалов на Украине.

***

Придется воспользоваться рецептами советских бабушек. Вспомнить, как варить клейстер и как ставить заплатки. А может, и как строгать мебель. <…>

Конечно, мне очень жаль людей, считающих количество сортов колбасы завоеванием демократии. Жаль, что нельзя разделить общество: желающие возвращения СССР со всеми его плюсами и минусами – направо, желающие колбасы – налево.

Таким демократам можно предложить только уехать: мир большой, стран с колбасой много.

А мы будем штопать колготки.

Это не страшно.

Я тоже жила в 80-х. Я умею.

Ульяна Скойбеда
«Не в колбасе счастье». «Комсомольская правда», 8 августа 2014 года

Ульяна Скойбеда, главный и не вполне все-таки оцененный певец эпохи Путина Третьего, нашла правильные слова, чтобы описать начало жизни под санкциями. Совсем ведь еще недавно, в начале августа, россияне не очень-то ясно понимали смысл слова «зато» в расхожей фразе «зато Крым наш».

***

Западные политики не понимают сути России, ее основ и принципов, в отличие от россиян, которые в настоящее время воспринимают атаки на президента как атаки на свою страну и лично на себя. Есть Путин – есть Россия, нет Путина – нет России.

Вячеслав Володин
Из выступления на закрытой встрече в рамках дискуссионного клуба «Валдай», 23 октября 2014 года

Знак равенства поставлен. О сплочении народа вокруг фигуры национального лидера говорили многие, но отвечающий в администрации президента за внутреннюю политику специалист внес долгожданную ясность, выбросив из схемы все лишнее. Путин с этого момента равен России. Путин – это и есть Россия. Никакой иной России просто нет.

***

И именно на этой духовной почве наши предки впервые и навсегда осознали себя единым народом. И это дает нам все основания сказать, что для России Крым, древняя Корсунь, Херсонес, Севастополь имеют огромное цивилизационное и сакральное значение. Так же, как Храмовая гора в Иерусалиме для тех, кто исповедует ислам или иудаизм. Именно так мы и будем к этому относиться отныне и навсегда.

Владимир Путин
Послание Федеральному собранию, 4 декабря 2014 года

Меньше года с момента произнесения «крымской речи». Но эта, новая речь – про вечность и с вечностью. Из времени Россия выпадает, а способы объяснять присоединение Крыма меняются.

***

Мы говорим на весь мир, что являемся боевой пехотой Владимира Путина. Мы с вами, а нас десятки тысяч человек, прошедших специальную подготовку, просим национального лидера России считать нас добровольным спецотрядом Верховного Главнокомандующего, готового защитить территориальную целостность России, выполнив боевую задачу любой сложности. Мы твердо осознаем, что в России есть регулярная армия, авиация, флот и атомные силы, однако есть задачи, которые решаются только добровольцами. И мы с вами решим их. Америка, Европа объявили России экономическую войну. Они пытаются вызвать в стране хаос, панику, массовые беспорядки. Но российский народ объединился вокруг своего лидера Владимира Путина. Врага России, где бы он ни был, мы встретим в его же логове. Мы об этом заявляем на весь мир, чтобы всем было ясно и понятно. Да здравствует наша великая родина Россия. Да здравствует наш национальный лидер Владимир Путин! Аллаху акбар!

Рамзан Кадыров
Речь в Грозном перед несколькими тысячами чеченских силовиков, 28 декабря 2014 года

«Аллаху акбар!» – ответили вождю вооруженные до зубов пехотинцы Путина и покинули стадион города Грозный на бронеавтомобилях «Каратель». И лучшего финала для разговоров о «русском мире», которые весь год звучали из всех электрических приборов, придумать просто нельзя.

***

Обвиняемых Олега и Алексея Навального признать виновными. Олегу Навальному назначить наказание в виде трех с половиной лет лишения свободы, Алексею – три с половиной года условно.

Елена Коробченко
Замоскворецкий суд города Москвы, 30 декабря 2014 года

[Слон]

https://slon.ru/posts/58371
21 октября, 15:09

«Международный Мемориал» продолжает цикл экспертных лекций и дискуссий под названием «В какой стране мы живем». Среди лекторов – ведущие эксперты: социологи, экономисты, политологи. Проект курирует Николай Петров, заведующий лабораторией методологии оценки регионального развития НИУ ВШЭ. Партнеры проекта – департамент политической науки НИУ ВШЭ и Slon Magazine.

В первой лекции проекта социолог Лев Гудков рассуждал о возвращении тоталитарного сознания. Slon Magazine представляет вторую лекцию – выступление Владимира Милова и Бориса Макаренко.

***

Владимир Милов, председатель партии «Демократический выбор»

Я сегодня тут в роли практика. Я возглавляю политическую партию «Демократический выбор», которая в последние годы имела большой опыт – как самостоятельного участия в выборах в самых разных регионах страны, так и в коалициях с другими политическими силами. Могу потом поподробнее об этом рассказать. И я сам выдвигался в том числе на выборах, хотя меня не зарегистрировали два раза – в 2009 и 2014 годах. Несмотря на это, я оптимистически отвечаю на вопрос: пациент – он жив или мертв? И есть ли у нас публичная политика или нет?

У нас идут разговоры о том, что политики нет, оппозиции нет, бессмысленно участвовать в выборах и т.д. Но если вы посмотрите, кто именно говорит такие вещи, то вы увидите, что с таких пессимистических позиций выступает практически подавляющее меньшинство практикующих политиков, которые, собственно, с населением общаются и пытаются участвовать в выборах. Большинство же тех, кто работает в политическом поле, как раз настроены продолжать и настроены довольно оптимистично по поводу перспектив и возможностей. Негативные комментарии мы слышим со стороны экспертов и комментаторов, которые смотрят со стороны.

Публичная политика, безусловно, есть в нашей стране. Но поле для публичной политики было очень сильно ограничено в результате контрреформ. Ключевые этапы, события этих контрреформ: формирование в 2001 году политической силы, которая изначально претендовала на статус супермонополии в российской политике и была создана именно для этого – слияние «Единства» и «Отечества». В 2003-м эта сила получает конституционное большинство в Государственной думе и единолично принимает широкий набор ограничительных законодательных актов, ограничивших свободу прессы, общественной деятельности, собраний, выборов, партийной деятельности и т.д.

Но тем не менее публичная политика существует, как вот такое деревце, которое прорастает в трещине в асфальте. Оно такое кривенькое, косенькое, но оно живет и так или иначе тянется к солнцу. Питает его, безусловно, спрос, то есть наличие в обществе серьезного запроса на политику как инструмент решения общественных проблем, улучшения нашей окружающей жизни и т.д. Безусловно, такой запрос есть. К сожалению, у нас, на мой взгляд, есть большой дефицит серьезных исследований на эту тему. Именно со стороны спроса, запроса в обществе на политику как явление, на политическую конкуренцию, но тем не менее все-таки такие исследования существуют и, на мой взгляд, они показывают очень высокую степень заинтересованности у людей в публичной политике.

В частности, в пик выброса негативной общественной энергии зимой-весной 2011–2012 годов Михаил Дмитриев из ЦСР проводил такое исследование, не столько количественный, сколько качественный анализ умонастроений в обществе, по-моему, около 50 регионов они исследовали. И он тогда очень четко формулировал, что ключевой общественный запрос к политической системе, к власти в целом – это то, что называется delivery. То есть люди хотят, чтобы власть, избранные начальники, политические деятели, политические силы приносили результат в виде конкретных улучшений их жизни.

На мой взгляд, это то, что общество действительно хочет от политической системы. И, собственно говоря, вот эта игра в перетягивание каната, которая у нас сейчас идет между действующей властью и обществом, состоит в том, что власть стремится как можно дальше увести общество от постановки вопроса, в том числе в жесткой форме, о том, «что ты сделал для хип-хопа в свои годы» и где результат всего этого долгого сидения в своих креслах, долгого правления.

В каждом четвертом регионе в областных центрах и даже в некоторых крупных райцентрах действующий губернатор выборы проиграл – не смог набрать 50%

Это делается через разные инструменты. Это делается через формирование пропагандистской повестки, далекой от повседневных нужд людей. Мы видим, что внешней политикой – Украина, Америка, теперь Сирия – они намеренно уводят людей от серьезного анализа окружающей действительности, от постановки критических вопросов о результатах деятельности власти. Основная стратегия властей по отношению к выборному процессу вообще (и на местном, и на региональном уровнях) теперь уже, как мы убедились в связи с манипуляциями вокруг выборов в Госдуму и на федеральном уровне, – это стратегия на понижение явки. Потому что чем выше явка на выборах, тем больше вероятность, что эти критические вопросы встанут ребром и будут озвучены. Тем не менее мы видим, что в массе случаев острые критические вопросы к власти по поводу результатов ее работы все равно всплывают, часто в совершенно неожиданных формах, в самых разных политических кампаниях и на выборах самых разных уровней.

Вот самая простая картинка: у нас была история не просто со вторым туром, а с поражением на губернаторских выборах. Причем это было видно давно: Иркутский регион преподносил всякие сюрпризы, там было много поражений «Единой России» на выборах мэров. Иркутск, в прошлом году – Новосибирск, до этого Екатеринбург. Это такие яркие кейсы. А если вы посмотрите системно, то увидите: губернаторские выборы в этом году были в 21 регионе. И там очень очевидная тенденция, если просто зайти на сайт ЦИК и посмотреть на результаты. Очень простое явление. В областных центрах и даже в некоторых крупных райцентрах в каждом четвертом из этих регионов действующий губернатор выборы проиграл – не смог набрать 50%.

Даже в тех регионах, где результат был 70–80% по области, очень видна эта лесенка – с 90% в отдаленных районах до чуть-чуть выше 50% в областном центре и опять-таки в некоторых крупных райцентрах. То есть мы видим, что среди городского населения довольно очевидно формируется этот запрос – я бы не торопился называть это запросом на перемены – скажем так, запрос на критическое осмысление итогов работы действующей власти, которая уже достаточно давно находится на своих постах. И при первой возможности появляются политики и политические силы, которые готовы представить некоторую альтернативу, и, несмотря на все ограничения, фальсификации, админресурс, они могут и выиграть. Когда я с международными коллегами обсуждаю эту ситуацию, они знают, что у нас все очень нечестно и все фальсифицировано, и очень удивляются, что у нас на довольно крупных местных, а теперь даже и на региональных выборах партия власти может потерпеть поражение. Это не вписывается в характеристики однородной и авторитарной страны. Но это просто от того, что все эти региональные сюжеты, к сожалению, у нас не получают довольно серьезного освещения в независимой прессе федерального масштаба.

При первой возможности появляются политики и политические силы, которые готовы представить альтернативу, и, несмотря на все ограничения, они могут и выиграть

Если же посмотреть на ситуацию со спросом на какую-то альтернативную федеральную повестку, то здесь ситуация намного хуже. Но это вовсе не потому, что у нас в стране нет публичной политики. Это потому, что в нашей стране запрос на публичную политику – и это следующий момент, о котором я бы хотел сказать, – исключительно локализован, и это очень важно понимать тем, кто пытается в этой сфере работать. Локализован по повестке, по сюжету и т.д. Я не имею в виду предельную локализацию до какой-то утлой конкретики, типа конкретного капитального ремонта, ЖКХ и так далее. Я имею в виду, что людей гораздо более интересуют вопросы о том, кто у них в регионе будет губернатором или мэром, будет он избираться или назначаться, каким образом делятся бюджетные деньги и полномочия между региональным и муниципальным уровнем, каким образом формируется механизм обратной связи между властью и обществом на региональном и локальном уровне, механизмы ответственности власти.

Вот эти вещи интересуют людей намного больше, чем любая федеральная, прежде всего идеологическая повестка. Это не уникальное явление для России. Если посмотреть на какие-то крупные страны федерального типа, те же США, то там очень похожая ситуация. Это связано с тем, что люди не чувствуют возможности как-то серьезно повлиять на этот космос, на большой федеральный уровень, на смену курса. И вообще, может быть, с точки зрения их частной жизни их это не очень-то интересует. Социальный контакт между властью и обществом в России в последние 15 лет, на мой взгляд, был основан именно на такой модели: у людей появилось достаточно широкое – намного шире, чем раньше, – поле возможностей проявить и реализовать себя в частной жизни, в обмен на это им было предложено отказаться от участия в более серьезных общественно-политических процессах национального масштаба. Люди этот контракт приняли, и я думаю, что выход из этого контракта будет делом очень непростым и длительным.

И нам надо с этим примириться. Мне кажется, что те люди – а их довольно много, например, в политизированном слое в Москве, – которые надеются на очень быструю идеологическую смену настроений в обществе и смену идейного вектора развития государства, пытаются бежать впереди паровоза и просто недооценивают громадную инерцию в обществе.

Резюмируя эту часть, я хочу сказать, что запрос на публичную политику носит прежде всего в широком смысле слова локальный характер, можно его понимать как региональный, как городской, как местный, но точно не связанный с какой-то большой и тем более идеологической федеральной повесткой. И это создает определенные сложности, потому что в региональной, местной политике намного труднее быть независимым политиком. Скажем, я уже почти полтора десятилетия публичный критик действующей власти, и это очень сильно сказалось на моих возможностях просто себе на жизнь зарабатывать. Но тем не менее в Москве я это могу делать. В регионах это практически невозможно. Реально обеспечивать себе элементарную достойную жизнь, еще и находить какие-то средства на политику просто невозможно, если ты открытый критик действующей власти. Приходится каким-то образом мимикрировать.

Поэтому я скептически смотрю, как комментаторы из Москвы критикуют политиков в регионах за то, что они недостаточно оппозиционны Путину, «Единой России» и т.д. Ну, ребята, вы даже с ними не разговаривали тет-а-тет многие (это я обращаюсь к воображаемому оппоненту в данном случае), а очень многие люди даже в «Единой России» предельно критически настроены к действующей системе, но им приходится ради выживания так работать.

Тем не менее есть и плюс в том, что этот запрос на публичную политику достаточно локализован по повестке. Плюс в том, что в большинстве регионов, где все-таки политическая жизнь существует (мы не берем Кемерово и Кавказ, это отдельный разговор), нет доминирующего фактора популярности национального лидера, который есть в российской политике в целом. Как правило, там намного легче мобилизовать людей по поводу критической оценки действующего губернатора, мэра, главы района. Мы видим, что это довольно часто происходит. Скажем, в последние пять лет массив избирателей, которые, несмотря на весь админресурс, выбрали-таки оппозиционных мэров, составил пять миллионов избирателей. И это не считая Москвы и Петербурга: в Москве 30 тысяч голосов не хватило до второго тура, а в Петербурге они просто испугались проводить конкурентные выборы губернатора, потому что там вероятность проигрыша была очень большой. Так что вот эти результаты говорят о том, что стакан на 20% полный и что запрос на публичную политику есть. Я бы всем коллегам просто рекомендовал дальше его внимательнее изучать именно с точки зрения стороны спроса.

Заканчивая, я хочу сказать, что в публичной политике огромная проблема состоит именно в том, что касается предложения. Здесь играет ключевую роль фактор барьеров – барьеров для входа новых политических сил и барьеров, связанных с тем, что, не будь у так называемых системных парламентских партий сильных игроков в регионах, они бы вообще давно ничего не собирали. Они были бы где-то на уровне там СПС и «Яблока» в худшие годы. Потому что их популярность очень низка. Зато у этих партий есть довольно много харизматичных и сильных политиков на местах, которые их в итоге и вытягивают. И там идет очень сложное балансирование между тем, чтобы не умереть совсем и все-таки дать этим местным харизматикам как-то разгуляться, а с другой стороны, это стадо контролировать, чтобы оно не вышло за пределы лояльности. Но тем не менее эта система барьеров очень сильно сужает рамки предложения на публичном политическом рынке.

Очень многие из тех, кто занимается политикой, до сих пор так и не сообразили, что нужно работать в регионах и с локальной повесткой. Многие до сих пор слишком зациклены на попытке навязать людям федеральную повестку, которая им не нужна, неинтересна. Она может быть даже теоретически интересна, но они не чувствуют, как они могут реально на нее повлиять, и смотрят на людей, которые предлагают эти идеи, как на каких-то непонятных чужаков. Так что на этом рынке, скажу как оптимист, скорее всего, все в порядке со спросом, а вот с предложением есть большие проблемы. И в том числе то, как мы работали на региональных выборах, например в нашей Демократической коалиции в течение последнего полугода, и сейчас активно обсуждаем кампанию в Госдуму, говорит о том, что впервые за долгое время есть позитив: основные участники, лидеры понимают важность выхода на этот рынок с предложениями, которые действительно интересны, нужны людям, на которые есть спрос. Насколько это получится, покажет время.

В двух словах: публичная политика есть. Она просто не такая, как многие обсуждали в политизированных московских кругах в течение длительного времени. Не надо понимать ее как спрос на идеологемы, спрос на борьбу каких-то федеральных повесток. Она другая. Нам надо с этим примириться. Это нормально, мы не уникальная в этом смысле страна. На всем этом фоне существует большой запрос на ответственность власти, на сменяемость власти, и мы видим, что он прорывается во многих важных местах, и я думаю, что это будет только усиливаться.

Борис Макаренко, председатель правления центра политических технологий

Мы совпадаем в оценках с Владимиром Миловым процентов на 70–80. Мне многое не придется повторять. Публичная политика в стране, естественно, есть. И политика есть, и публичная есть, только она немножко другая.

Я начну с цитаты из колумниста «Газеты.ru» Дмитрия Воденникова. Точнее, он цитирует своего друга, русскоязычного израильтянина: «Не важно, кто пишет и о чем. Почти все, что пишется на русском, заряжено чрезмерной агрессией и нервозностью. В этом равны правые и левые, либералы и патриоты, верующие и атеисты, геи и гомофобы». Понятно, почему наша публичная политика столь конфронтационна, несменяемость власти и зажим конкуренции сводят все общественные размежевания: город – село, центр – периферия, богатые – бедные – к одному вопросу: ты власть или ты не власть. Причем я не употребляю даже слово «оппозиция», потому что сразу много вопросов возникнет, кого можно считать оппозицией, кого нет, какая это оппозиция. И поскольку власть несменяема, то и нет смысла искать компромисс и согласие, как делают правые и левые условно в любой демократической системе. У нас в публичной политике либо ведут войну на уничтожение – это относится к оппозиции, либо дают отпор этой оппозиции и доказывают, что они всегда и во всем правы. Я привожу цитату из дискурсивной теории демократии.

В демократии нужно сказать: «Я сделал – он гад, я добился, я победил – он провалил». В недемократии: «Имеется мнение. Было решено. Было достигнуто»

Это рассуждение американского политолога Ричарда Андерсона, мне оно очень нравится: «В демократии дискурс – это конкуренция за голоса избирателей, за поддержку своей программы действий. Вне демократии – это дискурс правителей и подданных. Власть там икона». Очень легко это доказывается. Если посчитать количество страдательных залогов в демократическом и недемократическом дискурсе, то в демократии страдательных залогов мало, в недемократии – много. В демократии нужно сказать: «Я сделал – он гад, я добился, я победил – он провалил». В недемократии: «Имеется мнение. Было решено. Было достигнуто». Почему? Потому что субъект политики никому не должен ничего объяснять. Это власть, которая есть икона на стене. Вот она все делает – и хорошее, и плохое. А все остальные – так, винтики, пассивные слушатели. Это нас возвращает к известной теории: культура граждан, культура подданных. Это описано в классической книге «Гражданская культура» В. Алмонда и С. Вербы.

Разница между гражданином и подданным в чем? Подданный тоже понимает, что такое политика, он понимает, что с ним делает власть, и может быть этой властью очень сильно недоволен. Но подданный не мыслит себя субъектом этой политики, он даже не думает о том, что на власть может как-то повлиять. Он может либо благодарить власть за хорошее, либо проклинать ее за плохое. Но он вне этой политики. Гражданин – активный человек, не только понимает власть, но и стремится оказывать на нее влияние. Вот из того, что у нас граждан мало и становится меньше (я к этому вернусь далее), и берутся многие проблемы нашей публичной политики сегодня. Что такое вообще публичная политика, если это конкуренция?

Когда мы говорим «конкуренция», мы и, к сожалению, очень многие наши политики, в том числе и демократические, конкуренцию понимают как то, что в демократии, ну, естественно, в Англии как старейшей, понимается как «horse race» – «лошадиные скачки».

Вот замечательная карикатура из журнала «Панч» полуторавековой давности – о том, как в Израиле выигрывают выборы. Его конь лучше скачет, он более ловкий наездник, на нем более яркий камзол. И у нас вот с этим «horse race» плоховато, но оно есть, какая-никакая конкуренция существует. А вот чего у нас нет совсем, так это второй составляющей политической конкуренции, причем в демократиях эти две составляющие равновелики. Вторая составляющая – это deliberation, извините за корявое русское слово, делиберация, которое я дальше буду употреблять. Это конкуренция идей, конкуренция программ. Вот с этим совсем швах. Причем во всех лагерях – и у власти, и у оппозиции.

Как в 2008 году сказал Владимир Путин: «Кампания идет хорошо без этих вот дебатов». То есть нечего тут обсуждать. Почему? Потому что «власть – это актор, а все остальные – подданные, которым дозволяется этому актору аплодировать, ну, иногда, может, немного плакать и жаловаться».

Посмотрим на наш партийный спектр, на делиберацию по-русски. «Единая Россия» в 2007 году шла на выборы с лозунгом «План Путина», каковым объявлялась совокупность восьми на тот момент посланий Федеральному собранию. Лев Гудков из Левада-центра спросил россиян: «Верите ли вы, что у Путина есть план?» 60% сказали: «Да, верим». Дальше Лев Дмитриевич приставал к россиянам: «А можете ли вы объяснить, в чем состоит этот план?» – «Да, можем», – сказали 6%. Но «Единая Россия» набрала-то 64%, то есть гораздо ближе к 60%, чем к 6%, что является эмпирическим доказательством того, что россиян как подданных конкретное содержание этого плана не интересует, потому что они к этому не имеют никакого отношения. Они верят, что у их лидера есть план и что этот план все равно будет реализовываться. Соответственно, это было восемь лет назад, я думаю, мало что изменилось – уж точно не в лучшую сторону.

[Слон]

http://slon.ru/russia/pokolenie_70_k...v-689567.xhtml

Дмитрий Травин


Фото: кадр из фильма "Щит и меч"/РИА Новости

По-разному говорят о том, кто управляет сегодняшней Россией. Олигархи, сотрудники госбезопасности, питерские, друзья Путина... Существует еще один срез проблемы. Россией управляет поколение, сформировавшееся в 70-х. Условно говоря, поколение 1952–1965 г.р. (от Путина до Медведева). У поколений всегда есть своя специфика. В зависимости от тех условий, в которых формировались люди, они оказываются подвержены доминирующим идеям эпохи или, наоборот, бывают циничны и прагматичны, мало во что верят, умеют приспосабливаться к сложившимся обстоятельствам.

В нашей стране бывали поколения, ортодоксально верившие в коммунистическую идею и не щадившие отца родного ради светлого будущего. Бывали и те, кто, разочаровавшись в сталинском опыте, хотели социализма с человеческим лицом. Поколение 70-х формировалось в те годы, когда уже не было иллюзий насчет работоспособности советской экономики, когда деградация Брежнева и большей части Политбюро стала очевидна для всех, когда про светлое коммунистическое будущее рассказывали лишь анекдоты. Люди, управляющие сегодня Россией, с детства привыкли не ставить больших недостижимых целей, а обращать себе на пользу ту реальную жизнь, что протекала за окном. Биографии многих ведущих политиков, бизнесменов, журналистов, деятелей культуры нашего времени демонстрируют эту специфику поколения 70-х. Возьмем для примера лишь наиболее известные фигуры.

Владимир Путин, как известно, еще будучи школьником зашел на Литейный, 4 («Большой дом» – здание КГБ в Ленинграде), чтобы выяснить, как попадают туда на работу. Встретивший юношу «ответственный товарищ» посоветовал получить высшее образование. Лучше всего – юридическое. Что Путин и сделал, превратившись со временем в профессионала, чья реальная жизнь сильно разошлась с мечтой о геройских буднях разведчика.

Мечта формировалась под воздействием шестидесятнических книг и фильмов типа «Щит и меч» (телевизионный «хит» конца 60-х), в которых наш разведчик, герой-одиночка, добивается того, что не могли сделать целые армии. Но в реальности герой должен был методично работать с агентурой, превратившись, как сам он отмечал, в «специалиста по общению с людьми». Разведчик Александр Белов (он же Иоганн Вайс) в считанные мгновения преображал мир чудовищным напряжением сил. Владимир Путин не преображал ничего: жил за границей, ходил на службу, пил пиво, общался с людьми, получал звания, приобретал опыт, который, в конечном счете, и обусловил взлет его карьеры.

Дмитрий Медведев на 13 лет моложе Путина. Шестидесятничества он не застал вообще. Когда танки давили Пражскую весну, ему было лишь три годика. И для него в жизни вообще никогда не было избыточного романтизма, как отмечал сам Медведев в беседе с Николаем Сванидзе. «Не помню, чтобы мы мечтали завоевать мир», – уточняет одна из его однокурсниц. И в добавление к этому очень точно подмечает, что случаи выбора романтической профессии имелись (пойти в милицию – бегать по крыше с пистолетом), но при выборе между аспирантурой и чем-то более близким к романтике всегда предпочтение отдавалось первому варианту. Ведь это – статус, востребованность, это высший уровень».

Михаил Ходорковский (1963 г. р.) чуть старше Медведева. Казалось бы из другой команды, из оппозиции. Но, по сути, чрезвычайно похож на своих более «правильных» товарищей. Он – просто образец прагматизма. Начал делать бизнес в конце 80-х еще под комсомольской крышей. Называлось тогда это «Центр НТТМ» (научно-технического творчества молодежи). К подобному «творчеству» относилось, помимо всего прочего, формирование «завтрака в дорогу» для продажи на вокзале. Брали булочку, кусок колбасы, сырок и помидорчик. Тратили на все про все 14 копеек. Затем клали в бумажный пакет и продавали по полтиннику. Помимо операции «Завтрак в дорогу», практиковали еще операцию «Варенка». Брали в магазине дрянные советские штаны для пролетариата, обрабатывали специальным раствором и продавали втрое дороже как модные джинсы.

Любопытно сравнить биографии Владимира Путина и Эдуарда Лимонова. Не только потому, что они стали антагонистами в политике, а еще и потому, что их юность была чрезвычайно похожа. Оба были неблагополучными подростками. Оба откровенно называли себя шпаной. Оба росли во дворе: один – в ленинградском, другой – в харьковском. Но Лимонов на девять лет старше. Он формировался как явный шестидесятник, а Путин вырос в эпоху прагматизма.

И вот результат. Лимонов в конце 50-х полагает, что «в Советском Союзе должна быть диктатура шпаны, а не пролетариата. Ведь шпана по праву куда более развитая, ловкая и умная, чем пролетариат». Лимонов не просто мечтает о власти. Он мыслит в категориях марксизма (пусть самых примитивных). Свои революционные идеи мечтатель обосновывает ссылкой на революционную историю страны. На то, что «у большевиков и Ленина тоже была совсем маленькая банда в 1917 году. Однако они взяли власть». И недаром, в конечном счете, созданную им партию Лимонов называет национал-большевистской. Этот партайгеноссе весь еще живет в рамках старой советской традиции.

У Путина никакой подобной философии нет. Он не фантазирует в юности насчет власти шпаны. Он взрослеет, умнеет и, наконец, выбивается из шпаны в чекисты, притом, что папа-чекист был как раз не у него, а у Лимонова. Путин пытается добиться того, что можно в конкретных условиях. Но в конечном счете, когда условия меняются, он приходит к власти и приводит с собой свою группировку – людей, бесспорно, более развитых, умных и ловких, чем пролетариат. Ярких представителей поколения семидесятнутых.

Еще один любопытный пример – два брата Чубайсы, Игорь (1947 г. р.) и Анатолий (1955 г. р.). Старший сформировался в период «оттепели», младший – уже после подавления Пражской весны. Игорь активно протестовал в 1968 году. Он прошелся с чешским флажком по Одессе, а вернувшись в Ленинград, повесил стенгазету с осуждением оккупации. Это могло кончиться исключением из комсомола и университета. Замяли дело с трудом, но вскоре Чубайс-старший уже донимал каверзными вопросами заезжего лектора. По сей день Игорь Борисович остается примером жесткой оппозиционности.

Анатолий Борисович, в отличие от него, – пример прагматизма. Он в своей жизни сосредоточился не на демонстрации протеста, а на практическом осуществлении реформ. Чубайс-младший всегда готов к заключению компромиссных соглашений ради реализации поставленных целей и встраивается даже в ту систему, которая в целом противоречит его убеждениям. Крохотный шанс на практический успех ему важнее пышной декларации взглядов.

Не будем, конечно, преувеличивать роль поколенческого фактора в жизни страны, поскольку большое значение имеют и другие моменты. Но все же думается, что одной из важнейших причин построения рыночной экономики в форме «капитализма для своих» без всяких признаков либеральной демократии стал прагматизм людей, сформировавшихся в 70-е. Прагматизма демократии это поколение не понимает. Или, точнее, оно не видит смысла заниматься ею уже сейчас. Дети 70-х рассматривают демократию примерно как игру, приемлемую для богатых стран, но не слишком подходящую для нас. А слова, что, мол, надо думать о будущем России, встречают скептической ухмылкой. Они с детства помнят разговоры о светлом будущем и то, что из этого вышло на практике.

173

[Слон]

http://slon.ru/russia/kto_sleduyushc...v-829808.xhtml

Софья
Шайдуллина

Екатерина
Смирнова

Иероним Босх (ок. 1460 -1516) "Фокусник"
После того как депутаты лишили неприкосновенности Геннадия Гудкова, многие заговорили о новых кандидатах на вылет из Государственной думы, в том числе и среди партии власти. Slon попросил нескольких политологов оценить возможность повторения такого сценария с кем-то из других парламентариев.

Михаил Виноградов,
руководитель фонда «Петербургская политика»:

– Консолидированное голосование ЕР по Гудкову (несмотря на то что депутаты не любят лишать коллег неприкосновенности и отдельно не любят СКП, больше сочувствуя прокуратуре) показало, что урок лояльности выучен неплохо. Депутаты услышали основной посыл: Дума должна, прежде всего, в оперативном режиме и без особых проволочек принимать приоритетные инициативы исполнительной власти, а быть «местом для дискуссий» только во вторую очередь. Прагматической необходимости лишать мандата еще кого-то нет – статус депутата после дела Гудкова снизился в достаточной степени. Излишнее усердие в этом вопросе власти не выгодно.

Марк Урнов,
научный руководитель факультета прикладной политологии ВШЭ:

– На самом деле, много, кто теперь на очереди – если один раз не получилось, то почему бы не повторить? Я так понимаю, что даже «Единая Россия» раскололась в связи с этой ситуацией. Ходят слухи, что и администрация президента заинтересована в том, чтобы многих погнали из партии. Начинаются разборки, и есть ощущение, что мы все будем наблюдать немаленький скандал. В СМИ кто-нибудь что-то сольет наверняка. Справедливороссы тоже не угомонятся и продолжат выкладывать информацию о «золотых кренделях». Если Единая Россия хочет выжить, то ее руководству придется чистить свои ряды.

Игорь Бунин,
доктор политологических наук, президент фонда «Центр политических технологий»:

– Я не могу, конечно, назвать кандидатуры, поскольку все это решается на самом высшем уровне, а знать божью волю я не могу. Но могу рассказать о двух возможных стратегиях, одну из которых в итоге выберет власть. Первая: полностью переформатировать всю элиту и сделать ее не просто подконтрольной, но совсем зависимой. В этом случае совершенно необходимо будет ликвидировать у депутатов всю зарубежную недвижимость, и плохо придется уже не только всем остальным партиям, но и «Единой России». Вторая: выборочно принимать меры по повышению дисциплины. Вспомним случай с Ходорковским. Одного наказали, все притихли. Случай с несчастным Гудковым из этого же ряда. Видите, три «эсера» уже отозвали свои подписи под парламентским запросом в Конституционный суд на проверку справедливости отзыва мандата Гудкова. Кто это был? Петров, Михеев и Чепа – предприниматели. Получается, что протестовать и восставать сейчас смогут только те, у кого точно нет никакого бизнеса. Мне известно, что его нет у Ильи Пономарева. Поэтому ему, до изобретения какого-то другого способа, ничего не грозит. По известной причине ничего не грозит и членам партии «Единая Россия», но только в случае второй стратегии. Первая коснется всех и будет неудачной для власти. Если раньше в этом стеклянном доме все, на самом деле, дружили, несмотря на идеологические разногласия, как в сатирической книжке «Республика товарищей», то теперь начнется конкуренция и поведение пауков в банке. Теперь все будут говорить, мол, у такого-то есть своя компания, давайте его уберем, а я сяду на его место. Существующий в Думе консенсус разорвется.

Александр Морозов,
директор Центра медиаисследований УНИК:

– Чтобы кто-то «вылетел» из Думы, необходимо решение Следственного комитета или Генпрокуратуры. В ближайшее время никаких новых запросов не будет. Гипотетически для Кремля хорошо бы выкинуть из Думы и Илью Пономарева. Но, я думаю, с ним поступят как-то иначе, чем с Гудковым. Остальным ничего не грозит, хотя, разумеется, большинство депутатов ГД имеют и бизнес, и офшоры, и участвуют в лоббировании. Голосование по Гудкову показало, что нынешняя Госдума – это «парламент самоубийц». Депутаты голосуют за законопроекты, которые уничтожают их собственный социальный вес, респектабельность и окончательно превращают их в клоунов. Они это хорошо понимают и стремятся извлечь выгоду из позиции клоунов. Дальше нас ждет увлекательный сюжет с «национализацией бизнеса». Депутаты будут голосовать законопроект, который позволит людям Путина держать деньги в офшорах, а остальным – мелким предпринимателям – это будет запрещено. Предполагается, что таким образом у нас возникнет «национальная буржуазия». Она и должна будет изображать политическую лояльность.

И Гудков – это просто такой же символический жест, как и посадка Ходорковского. И сейчас, и тогда – никого больше ни изгонять, ни сажать не пришлось. Все поняли, как надо жить. Депутату Исаеву ничего не грозит. Он может продолжать паясничать сколько угодно.

[Слон]

https://Republic.ru