*3125. Эдуард Стрельцов

[Советский футбол (Футбол СССР)]

[Igoruhanov85]

https://www.sports.ru/tribuna/blogs/...s/2743719.html
Блог Уральский Fantasista
2 марта 2020, 14:25

2020 год – знаковый для футбольного болельщика по многим причинам. Для болельщиков московского «Торпедо» этот год знаменателен и тем, что 9 октября исполнится ровно 60 лет со дня первого чемпионства! Но мне бы хотелось поговорить сегодня не о команде, а о футболисте, чье имя неразрывно связано с «Торпедо». При упоминании о нем у большинства любителей нашего отечественного футбола появляется небольшая грустинка в глазах…

Эдуард Стрельцов или, как обычно, его называли, Эдик – один из самых ярчайших футболистов, всенародно любимый и очень жестоко наказанный за то, чего не совершал.

О гении футбола словами мастера журналистики.

«Если кратко и предметно представить Стрельцова сегодняшним любителям футбола, то неким аналогом Эдика в молодости можно считать бразильца Рональдо. Но Рональдо знает весь мир, а Эдик же за рубежом известен мало. Но когда его видели иностранцы – в немногих, к сожалению, играх, - то впечатление он производил огромное. Шведы, в ворота чьей сборной он забил три мяча, Эдика прозвали «русским танком» - так пишет о Стрельцове Александр Павлович Нилин, журналист и спортивный обозреватель. Человек с богатым жизненным опытом, одноклассником которого был трехкратный олимпийский чемпион по хоккею «армеец» Виктор Кузькин, однокурсником школы-студии МХАТ – народный артист РСФСР Всеволод Шиловский, а другом, учившимся там же на курс старше – Владимир Высоцкий. Александр Павлович был знаком со многими писателями своего времени и читать его книги о футболе очень интересно. Был он дружен и с Эдуардом Стрельцовым.

Слово мэтру футбольной журналистики: «За мужскую команду завода «Фрезер» Эдик играл с 13 лет. Ему и денег то за выигранные матчи не платили, а просто кормили ужином и покупали мороженное. В юном Стрельцове выделяешь прежде всего, как решающее качество, ВИДЕНИЕ ПОЛЯ. Когда он принимал мяч на своей половине поля и начинал с ним движение вперед, на трибунах все поднимались на ноги в предвкушении блестящего футбольного спектакля».

Игроком сборной страны Стрельцов стал в предолимпийский сезон 1955 года. Очень сильно он провел сезон 1957 года. Сын Сергея Есенина, Константин Сергеевич, статистически запротоколировал 100 дней Эдуарда: 19 матчей и 31 гол. Дубль Болгарии и Финляндии, голы в ворота Венгрии и Чехословакии, Китая и Индонезии. И если финны с последними двумя сборными – явные аутсайдеры, то остальные сборные были в те времена очень крепкими командами. За «Торпедо» Эдик забивает 3 гола «Ницце» в Москве. Хет-трики во Франции «Марселю» и парижскому «Расингу», снова гол «Ницце». Вынос «Динамо» Тбилиси (6 мячей) из Кубка СССР, голы киевлянам и «Шахтеру», а в конце сентября решающий гол снова в ворота венгров!

От похвал своей игре он испытывал стеснение. Особенно, когда похвала была от тех, перед кем он сам благоговел. Вот, например, был такой случай, когда Стрельцова вместе с Валентином Ивановым включили в команду ЦСКА для поездки в ГДР – играть против их национальной сборной.

«Когда мы приехали на стадион, - рассказывал Эдуард, - я вспомнил, что плавки в гостинице забыл. Сказал об этом кому-то, кто рядом в тот момент стоял, а Григорий Иванович Федотов, он в ЦСКА вторым тренером был, оказывается, услышал. Да услышал-то ладно – что дальше-то произошло! Прямо неудобно рассказывать…Нам на разминку выходить – меня Григорий Иванович подзывает, протягивает плавки: «Держи». Он за ними в гостиницу съездил. Я сквозь землю готов провалиться, Григорий Иванович – мой кумир с детства, и такое вдруг – в гостиницу за моими плавками! Я лепечу: «Григорий Иванович, да зачем же вы, я бы…» А он мне: «Знаешь, я тоже играл, но как ты, Эдик, играешь…»Вот таким человеком был Григорий Иванович. Я тогда два гола забил, но перед Федотовым неловкость все-таки осталась…»

Трагическая череда событий.

В апреле выйдет фильм о Стрельцове с Александром Петровым в главной роли и мне будет очень интересно посмотреть на то, как будет показана атмосфера после победы сборной на Олимпиаде в Мельбурне. Ведь там произошли события, которые прямым образом повлияли на судьбу нашего футбольного таланта.

После победы игроки стартового состава получили по золотой медали. Эдик в финале не играл из-за травмированного Валентина Иванова: мэтр тренерского цеха Гавриил Качалин предпочел спартаковскую связку, и Стрельцова заменил Никита Симонян. Это знают многие. Как и то, что Никита Павлович потом предлагал Эдику свою медаль, но Стрельцов отказался: у меня еще все впереди мол…

Так вот, по понятиям тех лет, щедро наградив футболистов (Стрельцов получил звание заслуженного мастера спорта и стал кавалером ордена «Знак Почета»), власти вдруг забеспокоились. Не слишком ли? Как пишет Александр Нилин: «…Если кто помнит кинофильмы тех времен, то самым страшным грехом в них преподносилось зазнайство и отрыв от коллектива. Было принято тайное решение о «закручивании гаек» в спортивной среде. Динамовцы и армейцы оказались защищенными мощными ведомственными шефами с большими звездами на погонах. А вот «профсоюзники» были под боем…».

Тут и появился известный фельетон советского журналиста Семена Давидовича Нариньяни. Назывался он «Звездная болезнь». Фигурировал в этом фельетоне и друг Эдика – Валентин Иванов. Оба опоздали на поезд (причем Иванов брал за это вину на себя), увозивший сборную на отборочный матч к чемпионату мира. Лишь по приказу министра путей сообщения СССР они догнали его: поезд сделал остановку под Можайском. Конечно же, по прибытию обратно домой разразился бы страшный скандал, но Эдуард, играя уже с серьезной травмой, забил гол. Играл он в тот вечер так, что Качалин изрек: «Ты и на двух то ногах так никогда не играл, как на этот раз на одной».

Нариньяни изображал Эдика как зазнайку и барчука. Работая в «Правде», фельетон свой опубликовал в «Комсомолке» - желая возмутить чувства трудящихся. Описывал, например, неслыханно дорогой салат, заказанный Стрельцовым в ресторане. «Хотя вряд ли корректно укорять им вчерашнего мальчика военной поры, с детства недоедавшего, грызшего, как лакомство, жмых…». Откуда это мог знать Семен Давидович, работавший в «Комсомольской правде» в годы войны. На войне он не был, а ведь на момент вероломного нападения Гитлера ему было 33 года.

Сам Андрей Петрович Старостин заметил, что фельетон Нариньяни «…несомненно повлиял на судьбу Стрельцова, создав невыгодное для него общественное мнение».

Выше других Стрельцов себя, увы, никогда не ставил, в зазнайстве и высокомерии его обвинить нельзя. Увы, потому что доброжелательность и природный демократизм губили его: он просто не способен бывал отказаться от приглашения в любую компанию, к любому застолью. А уж пригласить Эдуарда стремились сотни любящих футбол людей.

Фельетонист дезинформировал читателей, утверждая, что Стрельцов из-за своего поведения хуже играет. Совсем наоборот: после гулянок, выговоров, раскаяний и обещаний исправиться на поле выходил все более искушенный мастер. В трагическом для себя пятьдесят восьмом году он играл как никогда сильно. У известного спортивного врача Олега Белаковского как то спросили: не сказывались ли на игре Стрельцова постоянные нарушения спортивного режима? Ответ доктора был однозначным: функциональные возможности Эдика были так велики, что никакие выпивки и загулы не могли их перечеркнуть.

«Не я должен был сидеть…»

В жизни вне футбольного поля Стрельцову не хватало самостоятельности в решениях и поступках, ее становилось, наоборот, все меньше. Любое окружение имело на него влияние, и, желанный во всякой компании, он никогда не становился в ней лидером и в быту никогда не верховодил. Друг и партнер Эдуарда Валентин Иванов в автобиографии отметит, что «…не было никого сильнее Эдика в футболе и слабее за пределами игры…».

В тот злополучный день, когда сломалась его футбольная судьба, Стрельцов после примерки костюмов, через несколько дней сборная страны отбывала на чемпионат мира в Швецию, ждал на улице Горького возле магазина «Российские вина» двух спартаковцев – Огонькова и Татушина.

Новые друзья запаздывали на встречу, и Стрельцов уже собирался ехать на такси домой к матери на Автозаводскую улицу…

Но пока останавливал такси, увидел проходившего мимо Сергея Сергеевича Сальникова – из уважения к возрасту заслуженного партнера Эдик выпил с ним в «Российских винах» по стакану сухого вина. А тут и спартаковцы подоспели. Покатили на дачу к их собутыльнику – летчику…

Слово Александру Нилину: «…В память о Стрельцове, неизменно откровенным со мной, я не хочу сейчас заниматься тем же, чем радетели о реабилитации – и восстанавливать мысленно безобразную картину происшедшего на даче. Однажды коснувшись этой темы в разговоре со второй женой Раисой, Эдик сказал ей, что не хотел бы больше никогда возвращаться к подобному разговору – и просил поверить ему на слово, что не был он виновен в приписываемом. А матери, когда Софья Фроловна приехала к нему в лагерь, коротко обмолвился: «Не я должен был сидеть». Мне же – причем, уверен, обращаясь не ко мне, а к сокращавшемуся неумолимо пространству оставшейся жизни – он совсем незадолго до своей кончины, когда сидели мы у него дома, - сказал в наступавшей полудреме: «Все-таки не пойму, за что меня посадили?».



Письма маме из лагеря.

Эти письма рассказывают о Стрельцове гораздо больше, чем сам он смог или захотел сказать, и несравненно больше, чем те, кто считал, что знаком с ним тесно и знают о нем все.

Письма Эдика маме – документ Времени. Здесь и отзвук послевоенного детства, безотцовщины с наибольшим доверием к матери. А еще неосознанное одиночество, на которое выдающийся человек обречен, хотя и окружен в своей славе множеством тянувшихся к знакомству с ним людей.…В них нет и намека на какую-то особенность своего положения в обществе. Популярность Эдуарда для начальников – это скорее минус для него, и вместо ожидаемых поблажек возможны и дополнительные придирки. Но к этому Стрельцов готов. Единственное, чего старается он избежать, так это лишних унижений. И как ни жаждет он досрочного освобождения, в письмах он все настойчивее просит мать – не унижаться ни перед кем в ее хлопотах за него, он потерпит, он все вытерпит…

«…Сейчас ждем какую-то комиссию. Пишут на нас характеристики. Но я думаю, что мне ждать нечего. Если б я был бы Иванов, а не Стрельцов, тогда еще надеяться можно было…»

«…с питанием здесь очень плохо и посылки пришли вовремя. Ты так много посылок не посылай. Сама не ешь, а мне шлешь, так делать не надо»…

«…мама, ты пишешь, что отбирают квартиру. Отдай им эту комнату и не расстраивайся. Буду жив и здоров, заработаем все потерянное, а если не заработаем, то проживем и на пятнадцати метрах. Самое главное для меня, это чтобы ты была жива и здорова…Приеду я только к тебе»…

«…Самое главное, мама, что ты веришь мне, а я тебя больше не подведу. Не так уж много осталось ждать, чтобы они убедились на деле, всего пять месяцев. Мама, ведь это не так долго. Правда?!»…

Человек с большим сердцем и чистой душой.

Начало болезни он, скорей всего, проморгал. Обратился в заводскую амбулаторию с большим опозданием. Считал, что беспокоят остатки воспаления легких.

Все, кто видел Эдика на похоронах Льва Яшина, ужаснулись его внешнему виду. Сам же он шутил, что, взглянув на Льва Ивановича в гробу, подумал: ну, вот и я за Левой следом.

Врачи, облучавшие его, не знали, что кроме дозы радиции в Электростали, он еще добавил, когда играл за ветеранов неподалеку от Чернобыля.

«Ехали мимо мертвых садов. Охранники, что вокруг поля стояли, падали в обморок. Андрей Якубик стал после игры бутсы мыть, я ему говорю: это не поможет…»

Нилин: «Ошарашенный его рассказом, я осторожно спросил: «А была ли необходимость ехать под Чернобыль на верную смерть?» Он с неохотой пробормотал: «Ну, ведь уважаешь их – людей…»

Умирал он в сознании, отказавшись от обезболивающих уколов... Близким он изо всех сил старался не выдавать безмерности своих страданий. Всем приходившим к нему в последнюю неделю он обещал, что в субботу, на день своего рождения он будет дома. Но 21 июля ему уже совсем было плохо. Жить оставалось меньше полутора суток. И все равно, когда ему называли тех, кто пришел к нему в этот день – он открывал глаза и приподнимал чуть руку на прощание.

Лишь вторая жена Раиса видела, как из-под закрытых век выкатывалась иногда мужская слеза…

[Игорь Рабинер]

https://www.sports.ru/tribuna/blogs/...m/2732027.html
Блог Спартак Плюс
19 февраля 2020, 11:02

Вторая часть интервью легендарного спартаковца, который ушел из жизни 11 февраля.

Это интервью Валерия Рейнгольда никогда не публиковалось. Мы делаем это сегодня, на девять дней со дня кончины известного форварда.

«Кто забил? Да вот, баранчик рядом со мной лежит»

— Над вами же сам Игорь Нетто как-то шефство брал?

— Прилетаем в Алма-Ату за два дня до игры. Нетто подходит к Николаю Петровичу (Старостину. — Прим. И.Р.) и говорит: «Валерку — ко мне в номер». — «Он же с Юрой Севидовым!» — «Никаких Юр. Эта шпана начнет играть в карты. Ко мне его!»

И вот я первый раз попал в нему в номер-люкс и обалдел. Он меня за руку водил в буфет в гостинице — да везде. Ребята хохочут. Ну а что мне делать? Вышли играть — я забил. У «Кайрата» была банда такая — грубияны страшные, били нас потрясающе. Володе Маслаченко, помню, голову пробили. И я там на 10-й минуте забил, а потом бодались еще 80 минут и выиграли — 1:0.

В три часа ночи Нетто позвонила жена, актриса Оля Яковлева. Она спрашивает: «Игорь, кто забил?» Он отвечает: «Да вот, баранчик со мной рядом лежит». Это он любя, конечно. У него все были баранчики. Но иногда были бараны. И совсем другим тоном.

В перерывах Игорь говорил редко. Только когда уже игра совсем не идет, он мог сказать: «Ну что, бараны, играть не умеют, кого набрали в команду!» А его Николай Петрович успокаивал сразу: «Кого взяли, с тем и играй, Игорь. Не хуже тебя и не лучше тебя. Это «Спартак»!»

За пределами поля — нормальный, вежливый, культурный. В общем, золотой мужик. В футболе — зверь! Разорвать мог любого и не любил проигрывать страшно. Но через десять минут остывал и становился совсем другим. Интеллектуал потрясающий. Здорово играл в шахматы, чуть ли не на уровне мастера спорта...

За Нетто мы всей командой ходили, просили, чтобы Симонян его из команды не отчислял, когда Игорь неправильно себя повел в перерыве матча с «Торпедо». Выступали те, кто постарше — Маслак, Гиля. И Нетто оставили. Он отдавался игре до конца, пахал как ишак.

Недаром около 11 лет Игорь был капитаном сборной. Когда у человека такая самоотдача, он может материться сколько угодно — все это будут нормально воспринимать. Потому что футболисты сами выбирают себе лидера, никто им этого не навяжет. Какой бы говнистый ни был у него характер.

— Играя в одной команде с Нетто, вы называли его по имени-отчеству?

— Это закон! Кроме Игоря Александровича — еще Анатолия Михайловича Ильина, спокойного, уравновешенного и очень скромного человека, которого считаю своим учителем. Вообще, всем этим людям поколения олимпийских чемпионов, спартаковцам до мозга костей, кланяюсь до земли.

Я счастливый человек, что успел поиграть в команде с такими людьми. Для меня это великое счастье. Стоять рядом с ними — уже почетно, не говоря уже о том, чтобы что-то выигрывать на поле! Они все любили «Спартак» в себе, а не себя в «Спартаке». И за «Спартак» готовы были в костер броситься.

Вот только мы после матчей ехали в семьи, а Нетто — в никуда. То Яковлева сидит в ресторане ВТО, то еще где-то задерживается. Личная жизнь у Нетто не сложилась. Может, поэтому он рано ушел из жизни. Хотя Ольга попала в театр за счет него. Потому что Игорь играл в «Спартаке», а знаменитые актеры и режиссеры были его болельщиками.

— Нетто никому в команде не рассказывал, что у него родной брат Лев по политической статье сидел. Об этом стало известно только в 90-е годы.

— А они с Левой долго не общались. Это Лева его пожалел и пошел на то, чтобы взять к себе жить в последние годы. В игровые годы и после них Игорь был занят женой и футболом. С футболом у него все сложилось здорово, а в жизни — беда.

— Почему у Нетто не сложилась тренерская карьера?

— Такие люди не могут быть тренерами, потому что слишком много копают под себя. Думают, что эти все не так делают, как он сам бы сделал. А они так не умеют! Игорь пробовал работать — в Африку ездил, в Азербайджан. Но дело еще было в его характере.

Он страшно не любил несправедливость. И мог поставить на уши начальство, от которого зависел. Рассказывал мне: «Валер, в Баку невозможно тренировать — одни ... (дураки), в футболе ничего не понимают». В Ярославле мог послать директора завода. Честный, кристально честный во всех отношениях. Таких людей мало — и они страдают, мучаются. Сами не понимая, что делают не так.

— Но с детьми любил работать, и Игорь Шалимов, помню, был ему очень благодарен.

— Ну а как не быть благодарным — оказаться в руках такого человека? А как Нетто обожал всех животных, как кормил дворняг, которые жили в Тарасовке! Говорил: «Они несчастные, бедные, ты-то в кровать пойдешь спать, а они где будут?»

— За ветеранов с Нетто играли?

— Много. Его 60-летие вместе праздновали. Женька Ловчев ему тогда машину подарил — новый «Москвич», иномарок не было еще. Сделали в честь Игоря турнир по мини-футболу в Лужниках с участием трех команд. В одной — Нетто, Маслак, Крутиков, Логофет, Севидов, Гиля и я, в другой — Черенков, Гаврилов, Хидиятуллин, Ярцев, Дасаев, третья — французский «Ред Стар», который мы 6:1 разделали.

А потом был концерт очень приличный во Дворце спорта, который тот же Ловчев организовал. В ресторане я подсел к Игорю, а у него слезы текут. Он говорит: «Меня не будут больше за ветеранов брать». Отвечаю ему: «Игорь, пока ты жив, мы на руках тебя на поле вынесем!»

— Потом у него уже был Альцгеймер, а он еще с вами на ветеранские матчи ездил?

— Да. Я много раз в то время жил с ним в номере. Забирал у него все деньги, чтобы он их не потерял, отдавал уже в Москве. Женька ему говорил перед игрой: «Выйди на пять-шесть минут». Нетто: «Хорошо». А потом с поля уходить не хотел, посылал, когда просили.

— Вы и со Стрельцовым за ветеранов играли?

— И много. Классный парень! Кстати, Эдик сам говорил мне, что, играя за «Торпедо», болел за «Спартак». Он был лучший футболист мира. И, если бы играл на чемпионате мира в Швеции, еще неизвестно, выиграла ли Бразилия ЧМ-58.

Власть Стрельцова захотела посадить — и посадила. Ничего там не было. Каждому в нашей среде известно, что дай он согласие еще до судебного процесса играть в московском «Динамо» — все вопросы были бы сняты, а дело — закрыто. Но он сказал «нет». Что ж, нет так нет. Со всеми вытекающими.

Трагедия была еще в том, что умер директор ЗИЛа Лихачев, очень влиятельный человек. Был бы он жив — ни за что не позволил бы, чтобы Эдик сел. Подставили его. Вообще, не пойми что творится в нашем отечестве. Сами себе плохо делаем, а потом жалеем.

— Кому было сложнее в заключении — Стрельцову или Севидову?

— Я общался с обоими — и понял, что Эдику. Юрка моментально нашел со всеми общий язык, его приняли и воры в законе, и другие заключенные. А Стрельцов поначалу повел себя немножко неправильно, и его немножко побили. Но потом все устаканилось.

— Нравится мне корень этого слова. Можете вспомнить, как ярко и небанально распивали с товарищами по «Спартаку»?

— Выиграли 6:1 в Ростове за четыре тура до конца чемпионского сезона. 6:1 — у команды, где играли такие люди, как Понедельник! Приезжаем ночью в аэропорт — рейс откладывают. Что делать? Ребята отправляют меня к таксистам: «Иди, ты шустрый». А тогда с напитками плохо было, и через таксистов вопрос можно было решить.

Так таксист оказался нашим болельщиком. Открыл багажник — а там пол-ящика шампанского. И говорит: «Берите все бесплатно!» Я Севидова зову, других, и мы это шампанское из горла дуем. Самолет опять откладывают, шесть утра. Выпили, садимся в аэропорту, вытягиваем ноги... Старостин идет — а он же непьющий. «Юра, устал?» — интересуется у Севида, который дубль сделал. — «Очень, Николай Петрович!» — с трудом выговаривает Юрка.

Наивный Николай Петрович подходит к Симоняну: «Смотри, Никита, как ребята устали. Даже ноги вытянули». — «Николай Петрович, какое устали? Да они же пьяные в дупель!» — «Как? Вот заразы! Я же только что с ними разговаривал!»

— Поколение олимпийских чемпионов всегда сидело в ресторане «Арагви». Вы — тоже?

— Нет, мы ездили в Новые Черемушки. У нас друг там работал директором шашлычной. Кабинет для нас был всегда открыт.

— Молодой Севидов был парень дерзкий?

— Еще какой. У Нетто же все в игре должно было через него крутиться, тогда все молодцы. А начало атаки у нас обычно было простое. Маслак (Владимир Маслаченко. — Прим. И.Р.) очень здорово, сильно и точно выбрасывал мяч. Он метров на 40 бросал его на фланг Крутикову, тот пасовал Нетто — и пошло-поехало. И однажды против «Торпедо» Крутиков, у которого была сумасшедшая скорость, смотрит на Игоря — но не отдает, а как рванет с мячом в свободную зону! Нетто орет: «Лохматый, ты куда бежишь?!»

Крутиков бежит, потом отдает Хусаинову. Гиля видит свободную зону справа, обыграл кого-то — и как рванул туда! Теперь Нетто уже ему кричит: «Отдай!» со всеми возможными в такой ситуации словами. Мы с Севидовым хохочем, хотя игра серьезная. И тут мяч доходит до штрафной, Гиля пасует Севидову — и тот с места левого инсайда бьет в штангу. Все по делу, здорово дошли до ворот.

И тут, когда Севид не забил, Нетто орет на него: «Ты, пижон! Глиста!» И тут Юрка разворачивается и посылает его на три буквы, назвав еще и старым. Приходим в раздевалку, выиграли. И тут Игорь говорит: «Николай Петрович, не могу с этими больше играть. Меня Севидов на ... послал».

Старостин выслушал его и спокойным голосом говорит: «Слушай, Игорь, ну мы же выиграли матч!» — «А вы что, считаете, что если мы выиграли, то меня на ... посылать можно?» — «Если тебя каждый раз Севидов будет посылать, а мы будем выигрывать, я это только приветствую!» Игорь орет теперь уже на Старостина: «Вы такой же ... (дурак)!» Все смеются, включая самого Николая Петровича.

Или вот еще традиционная история. День игры. К нам в дверь стучатся. Все уже позавтракали, зарядку сделали, и Игорь Александрович орет в коридоре Тарасовки: «Никита, что за дела? Кого набрал? Чего эти пижоны спят?» А время — 10 утра, и мы реально спим. До двух ночи разбирали, как нам играть против «Торпедо», на нервах все.

Старостин и Сальников ему говорят: «Игорь, успокойся, да они без зарядки выйдут и «Торпедо» обыграют, оставь ты их в покое. Ну, выйдут в 12 часов, побегают». — «Вы их распустили, Николай Петрович». Глаза открываем, сонные, выходим. Севидов — Нетто: «Ну что ты орешь, спать не даешь?» Выходим на улицу, вся команда смотрит. Я как рвану через все поле, чтобы он успокоился! Севидов опять к Нетто: «Пока ты рот разинул — он уже на той трибуне».

— Нетто был строже любого тренера?

— Расслабляться не давал. И на самом деле был прав — на зарядку люди до 9 утра все-таки должны выйти, нечего храпеть. А мы были молодые, не понимали этого.

— Дело Севидова могло закончиться иначе, чем десятью годами заключения?

— Только если еще хуже для Юрки. Академик Келдыш вообще просил расстрела. Могли поменять статью и дать «вышку» за преднамеренное убийство. В Советском Союзе если уж расстреливали директора Елисеевского магазина — что угодно могло произойти. А здесь первый человек страны по ракетному топливу!

Это же секундное дело. Старый академик Рябчиков вдруг решил перейти дорогу на Котельнической набережной. Два телохранителя рты разинули, а Юрка не среагировал и со светофора рванул...

Хотя умер-то Рябчиков не от того, что Севид на него наехал. Сын академика, болельщик «Спартака», в Тарасовку приезжал к нам и говорил, что умолял мать простить Юрку — ведь отец скончался не от полученных травм, а от разрыва сердца во время операции. С анестезией переборщили.

— Сам Севидов признавал, что за девять часов до трагедии он пообедал с коньяком...

— Да, Юрка поддатый был. Мы с халтуры приехали. Получили в тот день в клубе хорошие деньги. Офис «Спартака» тогда располагался на Красносельской. В Брянске сыграли товарищеский матч при полном стадионе, «окно» у нас в чемпионате было. Там нам прилично заплатили, но перечисление сделали по срочной почте через клуб.

Приезжаем в Москву, нам говорят: езжайте в «Спартак» — получите деньги за эту товарищескую игру и премиальные за последние победы в первенстве Союза. Получили много, и Юрка говорит: «Поехали, погуляем». Отвечаю: «Не могу, меня жена ждет, уже договорились». В итоге они поехали с Володей Янишевским. Доездились...

— В те времена ведь премиальные давали в зависимости от посещаемости матча?

— Высчитывалось так. Если в Лужниках 25 тысяч зрителей и больше — это полный сбор. То есть в случае победы мы получаем сто процентов премиальных — 72 рубля с копейками. Проигрыш и ничья — ноль, хотя я застал еще два года, когда за ничью 30 процентов платили. А если на стадионе меньше 25 тысяч — в зависимости от того, сколько. Например, при 18 тысяч получали 61 рубль.

— Мог Севидов после выхода из заключения вернуться на прежний уровень лучшего снайпера «Спартака»? Стрельцову-то удалось, он два раза подряд стал лучшим футболистом СССР.

— Конечно, мог. Он и хотел продолжить карьеру в «Спартаке», но его Симонян не взял. Может, им со Старостиным сверху так сказали. В результате Юрка пошел к отцу в «Кайрат», и они вышли в высшую лигу, а он забил больше всех. Тогда он играл на прежнем уровне.

— А правда, что игрокам «Спартака», и вам в том числе, запрещали писать письма Севидову в зону?

— Да, КГБ запретил. И когда вначале писали, там читали и предупредили — чтобы больше, ребята, такого не было.

— Правда, что, если бы не прошлое Севидова, то при его понимании футбола после окончания карьеры ему дали бы гораздо больше шансов стать хорошим тренером?

— Юра был тренером, еще когда играл! Все видел, все понимал. А в том, что не получилось с тренерской карьерой, сам виноват. В какой-то момент пошел во все тяжкие, начал немножко неправильно вести себя в бытовом смысле. Хотя тренировал рязанский «Спартак», ярославский «Шинник», другие команды.

При этом был очень справедливым и честным человеком, мог подойти к любому первому секретарю обкома и поставить вопрос ребром. Это многим не нравилось. Рядом с ним не было человека, который мог бы ему подсказать, как себя вести в качестве главного тренера — там повежливее, тут подипломатичнее. А футбол он понимал потрясающе, секретов в нем для Севидова не было. Это, конечно, от отца пошло, от Сан Саныча.

— Почему-то Севидов представляется любителем западной жизни.

— Так и было. Все время мурлыкал Луи Армстронга, Фрэнка Синатру. Балдел от них, пластинки с Запада тащил. «А тебе, — говорил он мне, — только Лидию Русланову слушать». Еще Гиля Хусаинов обожал джаз и блюз.

Правильно Симонян меня отчислил. Немножко зажрались мы!

— Как вас в 25 лет угораздило уйти из «Спартака»?

— Но я и начал рано — в 18. И эти годы провел с большой пользой — по одной медали каждого достоинства, два Кубка... В первых еврокубковых матчах команды в истории отдал две голевые Юрке Семину. Есть что вспомнить. Может, недоиграл года два в «Спартаке», зато оставил хороший след в Воронеже и Ярославле. Недавно вот ездил в Ярославль — народ меня встречал и целовал. Великое счастье, когда люди тебе пишут: «Спасибо за все». В Москве пять команд — люди разбалованные. А там — одна. И они все очень хорошо помнят.

— Вас вместе с Семиным, Дикаревым и Корнеевым отчислили из «Спартака» в октябре 1967 года после матча в Алма-Ате с жесткой формулировкой «для оздоровления коллектива».

— Ну да, потому что мы там на повышенных тонах разговаривали, и Никита Палыч нас отстегнул. Тренер всегда прав, но это потом понимаешь. К Симоняну за то отчисление у меня нет никаких вопросов. Он как был принципиальным, порядочным, честным человеком, так им и остался. Где-то мы не добежали, недоработали, но амбиций было много. Вот и было принято такое решение. Ребята рассказывали, что Николай Петрович пытался ситуацию сгладить, но не получилось.

— Решение было чисто футбольным? Никто не обвинял вас в сплаве какой-то игры?

— Чисто футбольным. Года два не встречались, а когда увиделись — обнялись, и все в порядке. На обиженных воду возят. А то, что мы сделали вместе, осталось с нами навсегда. Сейчас мы в отличных отношениях.

Думаю, что Симонян правильно сделал. Потому что надо было что-то менять. Команда просела, немного зажралась — в том числе и мы, наверное. А через два года после нашего ухода выиграла чемпионат. Значит, тренер был прав.

— Почему в самом сочном футбольном возрасте отправились в первую лигу, в воронежский «Труд»?

— Вначале я ушел в ЦСКА. И поиграл бы там, если бы не порвал ахилл. Всеволод Бобров сказал мне: не дай бог после этого ты не заиграешь, и я, мол, не хочу, чтобы ты, перейдя из «Спартака», оказался лишним. После этого звали в «Зенит», в «Шахтер», но внутри что-то щелкнуло — не хотел играть против «Спартака» в высшей лиге. И уехал в Воронеж.

Семин после нас попал в московское «Динамо» и заиграл на хорошем уровне. А мне Логофет много раз говорил: вернись, тебя возьмут с удовольствием. Но я уже считал, что добился всего, чего мог добиться как футболист. Скорость начала падать, то, что раньше давалось легко, стало получаться с гораздо большим трудом. Зато обыграл в Воронеже «Спартак» на Кубок!

— Причем в чемпионском для спартаковцев 69-м. И вы стали автором единственного гола.

— Два дня играли, с переигровкой! У «Спартака» вся будущая чемпионская основа была — Кавазашвили, Логофет, Папаев, Калинов, Хусаинов, Осянин, Ловчев... Женька все время плачется, когда вспоминает: «Ну как?!» «А просто, — говорю, — Жень: взял и ударил».

Я играл против Логофета, и он меня поволтузил. Ноги недели две болели — обработал Генка их хорошо. А после игры подошел ко мне и сказал: «Иди, извинись перед Симоняном. Тогда с нами уедешь и вернешься в команду». Ответил: «Никуда не пойду, мне не за что извиняться». Самолюбие еще било через край.

— Сейчас жалеете?

— Нет. Как Воронеж гулял после той победы! Страшно вспомнить! Дошли потом до четвертьфинала и проиграли будущему победителю, «Карпатам» из Львова.

Надо освободить Карпина и назначить Тихонова!
— Какие соперники для «Спартака» 60-х были самыми принципиальными?

— «Торпедо» и киевское «Динамо». Но за пределами поля — дружили, с теми же хохлами. Никакой злобы ни у нас к ним, ни у них к нам не было. Тот же Лобан (Валерий Лобановский. — Прим. И.Р.) был очень хорошим мужиком. До последнего дня с Генкой Логофетом дружил. И Базиль (Олег Базилевич. — Прим. И.Р.) тоже — да все хорошие ребята! Но футбол вещь такая, что, когда политика вмешивается, и на него рикошетит тоже.

— Как, по-вашему, возродить настоящий «Спартак»?

— Первое — Карпину надо освободить пост главного тренера. Он должен понять, что в «Спартаке» себя исчерпал. Не говорю про то, что он кончился как тренер. Посмотри годика полтора-два со стороны, съезди в Испанию, наберись побольше опыта и терпения, не будь злым, получше разговаривай с журналистами...

Меня возмущает такая вещь. Почему «Спартак» играет на ножах против ЦСКА, «Зенита» — но не в каждом матче? Почему вразвалочку выходит против «Крыльев», «Волги»? Читаю Карпина: «Я не могу настроить команду. Они сами должны себя настраивать!» Да после таких слов ты должен немедленно подать в отставку, если ты мужик! Как это — не можешь настроить? Как это — проигрываешь «Мордовии», когда очки позарез нужны, чтобы в Лигу чемпионов попасть?! Играют как попало!

— А кого вы видите на месте Карпина?

— Тихонова. Надо рискнуть. Да, опыта у него мало, но он есть. Голова у Андрея светлая, парень уравновешенный, разговаривает и мыслит по-футбольному. Юрка Семин с чего в «Локомотиве» когда-то начинал? В таком же возрасте почти. И чего достиг.

Считаю, что надо Тихонову дать карт-бланш. Как в свое время Симоняну и Романцеву. А главное, что требуется от хозяина клуба — не дергать. Дать два года спокойно делать команду и выполнять все просьбы по футболистам. Вот тогда «Спартак» возродится!

Для меня главное, чтобы «Спартак» не чемпионом один раз стал, а в футбол играл! Вспоминаешь Гаврилова, Черенкова, Дасаева, Хидиятуллина, более ранние поколения — все играли комбинационно, красиво, в средний и короткий пас. Не в колхоз, как Игорь Александрович (Нетто. — Прим. И.Р.) говорил.

А что такое нынешний «Спартак»? Абсолютно нулевая команда, которая потеряла все, в том числе уважение к зрителям. У нее вообще нет лица! Для меня это самое страшное. Они не знают, что надо на поле делать. Во главе с тренером, конечно. Да, Карпин играл с Мостовым в Испании, и он хочет перенести это на «Спартак». Но, милый мой, это делается очень осторожно. Ты же все испоганил! Деревня такая, что иной раз смотришь и думаешь: «Боже мой!»

Тот же Веллитон был — да сплыл. Ну не может человек прийти в команду, приносить пользу громадную, два года подряд становиться лучшим бомбардиром в России, не в последнем в Европе первенстве — и вдруг сдуться. В чем дело?

— В чем?

— В отношении. Карпин называет Ловчева дворником и говорит, что тренером «Спартака» надо назначить Рейнгольда и Бубнова. Что ты меня подначиваешь? Мне иногда говорят: «Что ты критикуешь?» Да потому что у меня душа болит!

Ты кто такой, Карпин? Ты играл в «Спартаке» три года, а я — восемь! Какое право ты имеешь называть Ловчева, лучшего игрока Советского Союза, дворником? Есть кинохроника, как играл Ловчев и как — ты...

Или не могу сравнить мастерство Карпина с Гавриловым — это небо и земля. Но каждому свое. Если бы на поле было 11 Гавриловых, тоже не было бы «Спартака» — кто-то и бегать должен, и подавать снаряды. И ведь к тому же Карпину на кривой козе не подъехать. Тренеры и футболисты — одно целое, ребята! Зачем вы строите из себя павлинов?!

— Помню, как-то вас с Евгением Ловчевым и Александром Бубновым не позвали на традиционные предновогодние посиделки спартаковских ветеранов, которые организует клуб.

— Меня сначала не позвали, а потом перезвонили и все-таки позвали. Я узнал, что звать нас запретил Карпин. Смотрю на эти вещи очень просто — не позвали, и ладно. А потом позвонил не Вячеслав Егорович (покойный ныне глава спартаковских ветеранов. — Прим. И.Р.), а Жора Ярцев. Я ответил: «Приеду, конечно. Чтобы ребят увидеть, потому что люди каждый день из жизни уходят». Столько эмоций, когда с ними общаешься!

Все они в один голос говорят мне: «Ты молодец». Мне приятно от них это слышать, ни один не сказал, что я горожу какую-то чушь, когда даю интервью. Мы-то многие, мол, не можем так откровенно говорить, потому что работаем, а ты просто красавец. Вот помните какой скандал был с Веллитоном и Акинфеевым?

— Как не помнить.

— Так вот, виноват во всем там был сам Акинфеев! Ты куда полез, Игорь? Ты уже полевой игрок! Ну, боролись в воздухе. Симонян со мной спорить начал, когда я приехал к нему в федерацию. Была борьба. Я говорю: «Никита Палыч, сколько раз Маслак или Яшин покидали штрафную? Но они же успевали! Почему Акинфеев не успел?» — «Валер, ну он ему в бок врезал». — «В какой бок? Никуда он ему не врезал. Столкнулись, упали, и он приземлился на синтетику на больное колено. Вот и «кресты». А Веллитон тут при чем, милый мой!

Я в той ситуации сначала вообще не за Акинфеева, а за Веллитона испугался, что такая махина из него грелку порванную сделает. Но Игорь расслабился. Он вообще, знаете, пижончик. Да, талант, реакция страшная. Но некоторые мячи вообще не тащит, провожает мяч взглядом.

А вот когда Дикань пошел на Кержакова, и тот ему коленкой засадил — тут было не специально. В этом моменте не виню ни вратаря, ни нападающего. Чисто футбольный эпизод...

— Как объяснить, что почти все поколение «Спартака» 60-х так рано ушло? Может, это следствие того, что оно росло в послевоенные годы?

— Нет. Мне все-таки кажется, что это неправильный образ жизни. Многие мои друзья, видимо, хотели догнать жизнь. То, что они упустили в молодости из-за сборов, режима и так далее, они решили компенсировать, когда закончили с футболом. Сколько людей из-за водки раньше срока ушло из жизни! Из всего чемпионского состава 62-го года остались Сережа Рожков, Володя и Борис Петровы, Толя Коршунов и я...

* * *

...Теперь нет и Рейнгольда. И его удивительные, колоритные истории, лихая бескомпромиссность, пусть даже часто и ошибочные, но кристально честные оценки — все это осталось в прошлом. Будем помнить.

[Rusteam]

http://www.rusteam.permian.ru/players/streltsov.html

Стрельцов, Эдуард Анатольевич. Нападающий. Заслуженный мастер спорта СССР (1957. В 1958-м лишен звания, в 1967-м звание присвоено вновь).

Родился: 21 июля 1937, поселок Перово Ухтомского района Московской области. Умер: 22 июля 1990, Москва.

Воспитанник команды московского завода «Фрезер» (первые тренеры – директор заводского стадиона Александр Васильевич Зайцев и работавший мастером в цехе Владимир Георгиевич Ермолаев, который возглавлял заводскую футбольно-хоккейную секцию, позже – Марк Семенович Левин).

Клуб: «Торпедо» Москва (1954–1958, 1965–1970).

Чемпион СССР: 1965. Обладатель Кубка СССР: 1968.

Лучший футболист СССР (по результатам опроса еженедельника «Футбол») 1967 и 1968 годов.

За сборную СССР сыграл 38 матчей, забил 25 мячей

(в том числе сыграл 6 матчей, забил 2 гола за олимпийскую сборную СССР.*)

Чемпион Олимпийских игр 1956 года.

* * *

ЯЗЫК ПАСА

Об игре Эдуарда Стрельцова много говорят, пишут, спорят. А что думает он сам о современном футболе? Что привлекает его в игре, а что отталкивает, в чем, по его мнению, ростки завтрашнего футбола, где их берегут, а где топчут? Итак, слово Эдуарду:

— Как-то меня спросили, за что я люблю футбол. Сам я себе такого вопроса никогда не задавал и потому сразу не нашелся, что ответить. Да и вообще, наверное, так ставить вопрос неразумно. Вот что больше всего ценишь в футболе? — можно спросить. Я ценю в футболе мысль, вижу в нем прежде всего игру, очень-очень интересную, главным образом потому, что в ней надо думать. К сожалению, есть такие футболисты — и самое обидное, молодые, — которые относятся к футболу чуть ли не как к нудной работе — пришел, отбегал без лишних размышлений, после душа прическу вылизал, галстук нацепил, и все тут. А что игра дала ему и другим — об этом он не задумывается.

Я участвовал в 1967 году в матче со сборной Англии. Такие матчи люблю. Не боишься потерять мяч, как сейчас говорят, импровизируешь. Тобой руководит не боязнь проиграть, а желание выиграть. И не просто выиграть, а выиграть красиво. Поле было мокрое — это немного мешало. Но зато какое там поле! Я впервые играл на «Уэмбли». Лучше поля, наверное, нет. Позавидуешь участникам чемпионата мира, можно было хорошую игру показать!.. Я люблю футбол за то, что он красивый, и за то, что он трудный, мужественный, может быть, даже опасный.

— Красоту все по-разному понимают.

— Я понимаю так. Нас одиннадцать человек. Мы разговариваем на языке паса. Пас нас связывает. Можно красиво обвести, эффектно ударить, картинно прыгнуть. Можно даже красиво бегать. Можно и нужно. Но самое главное — пас. И он должен быть мягким, точным, своевременным. Он должен быть умным, то есть неожиданным, застающим врасплох, хитрым, что ли.

Эдуард Стрельцов
Футбол становится все более сложным. И тренерам приходится голову ломать над тактическими сложностями, и игроку надо соображать чуть ли не в каждом эпизоде матча. Конечно, не любой футболист может стать организатором игры, но научиться понимать игру можно. Во-первых, к этому должен стремиться сам игрок. А во-вторых, надо найти средства, как этому научить. Сейчас, пожалуй, все знают, как приобретать физическую готовность, почти не осталось белых пятен в технике, быстро развивается командная тактика. Но вот о тактических тонкостях, о понимании игры мы говорим только расположившись вокруг макета поля, на котором переставляются маловыразительные фишки. Сколько лет, и все одно и то же! Это однообразие утомляет. Я замечаю, что молодые игроки, привыкшие к постоянным установкам и разборам на макете, сидят и ничего не воспринимают. Только вид делают, что слушают, а мысли их далеко.

— Это их вина или беда?

— Пожалуй, тут не только они виноваты. В наш век техники надо активнее пользоваться киносъемкой. Наглядные уроки всегда полезны. Знаю, что такие опыты уже проводятся, в некоторых командах приобретают аппараты. Но даже если нет такой возможности, кто мешает тренеру сесть вместе с игроками на трибуне во время какого-нибудь матча и на наглядных примерах провести занятие. Это, конечно, труднее, чем двигать фишки. Но если мы хотим научить молодежь думать, то надо и думать, как этому учить.

Вы, наверно, замечали, наблюдая за игрой, что часто угадываешь ходы: сейчас отдаст вправо, сейчас уберет мяч, сейчас побежит, сейчас остановится. И вдруг — но как редко! — неожиданный ход. Вот это настоящее!

В чем тут искусство? Предположим, у меня мяч. Вижу, что слева готовится открыться партнер, а справа совсем свободный партнер. И, конечно, все ждут, что я отдам ему мяч. И защитники этого ждут, и мне самому хочется так сыграть. Делаю вид, что так и поступлю. Маленькая пауза, а отдаю мяч все-таки влево. Это только пример. Пока у меня мяч, я еще множество деталей должен заметить: куда собирается двинуться защитник, под какую ногу партнеру лучше послать мяч, как мои партнеры расположены относительно ворот соперника, как смогут они продолжить комбинацию. В каждой игровой ситуации свои тонкости, и всю эту информацию ты должен обработать за секунду.

— Но иногда Стрельцов злоупотребляет пасом…

— Знаю и ничего не могу с собой поделать. Мне и тренеры об этом говорят. Валя Иванов говорит. Но сам-то он всегда играл в пас! Кстати, кто так играет, обычно много забивает. Иванов, Бесков, Сальников, Федотов — каждый больше ста голов. Моя бы воля, я бы хорошие пасы считал, а не голы. Шучу, конечно. Но и то и другое — точно считал бы. Мне и голы всегда нравятся не индивидуальные, а коллективные.

— А вот гол, что вы забили в 1966 году киевлянам, обыграв трех защитников и обманув вратаря? Гол, получивший приз за красоту?

— Удовольствия от него я получил меньше, чем от многих других голов. Вот, например, в Чили. Мы забили четыре гола. Именно четыре, хотя первый влетел от ноги чилийского защитника. Мне удалось дать верхом пас мимо вратаря прямо к Банишевскому. Если бы защитник не дотянулся, Толя легко отправил бы мяч в сетку. Но самый приятный гол из этих четырех для меня тот, что я забил с великолепного паса Толи Бышовца. Хотите верьте, хотите нет, я был очень рад, что именно он сумел дать мне такой пас. Потому что Толю все упрекают — и по-моему, справедливо — за индивидуализм, за то, что никогда мяч вовремя не отдаст. Он редко отдает. Многие говорят, что не умеет. Но вот доказал он, что умеет, во всяком случае, что может научиться.

Эдуард Стрельцов
Я глубоко убежден, что успех в конечном счете обеспечивают думающие игроки, те, что дают темп и направление матчу, понимают задачи — и свои, частные, и общие, команды, умеют решать их сознательно. Это, на мой взгляд, самое главное, и потому готов сто раз твердить о значении мысли в современном футболе. Из молодых игроков, из тех, кто выделяется в этом плане, могу назвать динамовца Козлова. Все время чувствуется, что он думает на поле, что его решения осознанны, неожиданны. Привлекает его находчивость, я бы сказал, игровой ум.

Чем больше у нас будет таких игроков, тем легче развиваться футболу. И я радуюсь, когда вижу, что игрок хочет учиться и учиться мыслить на поле. В Трнаве, в матче Кубка кубков, Паис дал такой пас, что мне только ногу осталось подставить…

Нет, не просто ногу подставил Стрельцов. Пас действительно был хороший. Но как Эдуард его принял, как мощно двинулся вперед и как точно и несильно пробил в угол! Я не стал спорить со Стрельцовым. Его послушать — так он сам ничего особенного и не делает. И даже раньше, когда его задача была забивать, все, по его словам, создавали ему Иванов и Сальников. А ведь для многих форвардов интерес только в том и заключается, чтобы самому забить! Да и мы, журналисты, слишком часто сортируем нападающих по числу забитых голов. Помню, как все огорчались, когда в 1965 году Стрельцов, вернувшись в футбол, долго не забивал. Передач великолепных делал столько, что другому на всю спортивную жизнь хватило бы. А мы говорили: забивать надо. Наконец где-то в середине сезона он забил два гола в матче с минским «Динамо». Мне пришлось писать об этой игре отчет в «Советский спорт». Фамилия Стрельцова упоминалась дважды: «С ходу пробил в нижний угол» и «добил мяч в сетку». И все тогда говорили, что он отлично сыграл. А это был далеко не лучший его матч. Вот в прошлом году с тем же минским «Динамо» (хотя торпедовцы и проиграли — 0:1) он действительно сыграл великолепно.

— Что толку, раз мы проиграли? Нельзя получить удовольствие от своей игры, если команда проиграла. После поражения без люминала не заснешь.

— А после победы?

— Тоже. Но тогда и засыпать не стремишься. Приятно во всех деталях матч вспоминать. Вот и получается: сначала перед игрой не спишь…

— Перед любой?

— Конечно.

Когда видишь Эдуарда, первое, что замечаешь, — его усталое лицо. Большой футбол приносит игрокам не только удовлетворение от хорошей игры, от побед, не только утоление жажды борьбы, не только интересные поездки и славу, но и усталость. А усталость с годами накапливается. Но сейчас он улыбается. Потому что не только играть, по и говорить о футболе ему приятно.

— Обычно сравнивают бразильский и английский стили игры, — продолжает Эдуард. — Я больше люблю английский футбол. Бразильским восхищаюсь. Восхищаюсь Пеле, который может обвести троих, четверых, но всегда стремится дать хороший пас. Для него пас — главное. Восхищаюсь техникой бразильцев. Но люблю футбол английский. Он смелый, сильный, решительный. Красота его — в простоте.

— Но вы говорили, что футбол становится все более сложным?

— Говорил. Но речь шла не о конечном результате, а о пути к нему. А приобретение своего лица — процесс достаточно непростой и трудный. Он предусматривает, я бы сказал, титаническую работу по организации современной игры с учетом, конечно, возможностей игроков, их реальной силы. Отсюда и вытекают те принципы, которыми руководствуются тренеры в своей работе по организации игры.

Я — нападающий и именно поэтому начну с обороны. Футболисты хорошо знают такое высказывание тренера Э. Эрреры: «Спросите у любого нападающего, как ему легче играть — против зоны или против персональной опеки? Конечно, он ответит, что против зоны». А вот если бы меня спросили, я бы так не ответил. Приверженность Эрреры к персональному принципу, на мой взгляд, печально отразилась на судьбе и итальянского футбола, и «Интернационале».

Эдуард Стрельцов
Нет, против защитников, умеющих применять зонную оборону, играть, по-моему, труднее. Предвижу возражение: а ведь тебе самому трудно бороться с Аничкиным или Хурцилавой? Да, трудно. Но разве они чистые «персональщики»? Если бы они следовали за мной по пятам, мне, может быть, было бы легче, удалось бы увести их из центральной зоны куда-нибудь на фланг, там освободиться, вырваться в центр. Не тут-то было! Да, они персонально опекают меня, но главным образом в опасной для их ворот зоне. Причем имеет значение, как опекать. Если уж Аничкин и Хурцилава не успели овладеть мячом, они никогда не бросятся на меня, чтобы вырвать мяч, хоть вместе с ногой. Их мастерство позволяет им не дать себя обыграть, они не оставляют возможности найти острое продолжение. И потому мне часто приходилось просто отдавать мяч партнерам.

А вот Капличный и Плахетко не отходили от меня ни на шаг. И что ж, было только легче! Причем они этим создавали трудности и своему «чистильщику» Шестерневу. Уйдя от опекуна, я каждый раз встречался с ним в невыгодной для него ситуации: у меня мяч, я на ходу, есть пространство. Убежден, что если бы против меня играл Шестернев — а он это умеет делать не как «персональщик», а как Аничкин и Хурцилава (называю их потому, что просто нет термина), — мне было бы труднее, зато «чистильщику» позади Шестернева было бы легче.

Это примеры. Когда же спорят о методах обороны, то рассуждают абстрактно — зонная или персональная? Я считаю, что защитники киевского «Динамо» по своему мастерству несколько уступают Хурцилаве, Аничкину, Шестерневу. Если бы киевляне играли персонально, форвардам соперника было бы только легче.

А теперь представим себе оборону, построенную по зонному принципу, с участием трех классных защитников, о которых я говорил, то есть, попросту говоря, оборону сборной страны. Не вижу, как можно было бы с ней бороться. В нашей сборной еще несколько лет назад каждый из них получал задание играть персонально с таким-то номером соперника, причем в сборной и Аничкин, и Хурцилава не могли себе позволить даже на шаг отойти от подопечного. В клубах же, играя против меня, они действовали свободнее, по ситуации, по интуиции. В клубах они, право же, не были такими «персоналыциками», как в той сборной. В результате сборная тогда вместо атакующего игрока середины поля (типа Мунтяна) имела пятого защитника — четыре «персоналыцика» и «чистильщик». Хорошо, что жизнь опровергает эти «итальянские» теории.

— Но в «Торпедо» защитники часто получают задание действовать именно персонально.

— Верно. Но у нас молодые, недостаточно опытные защитники, и, главное, вместе они играют недавно. Зональная оборона облегчила бы им игру, как это произошло у киевлян, но потребовала бы большой сыгранности. К тому же киевские полузащитники выполняют — в значительной, на мой взгляд, степени — защитные функции. А это тоже нежелательно. Что бы там ни говорили, атака при этом ослабляется. Словом, идеальный случай — классные защитники, играющие «зону». К этому и надо стремиться.

— Ну, хорошо. Против какой обороны, по-вашему, труднее играть — ясно. Но с каким нападением играть против нее легче?

— С яркими крайними нападающими. Все дискутируют: нужны ли фланговые форварды? А я спрошу иначе: есть ли они у нас? Численко, Метревели, Хмельницкий — и все. Я же считаю, что они необходимы. Но, конечно, никто не говорит, что крайний форвард должен все время стоять на фланге. Если же утверждать, что на фланге должен уметь сыграть любой игрок, то это на практике приводит к тому, что не умеет играть никто. Юношеские команды, копируя мастеров, фланговых форвардов не воспитывают. На мой взгляд, вернее всего иметь фланговых нападающих, умеющих сыграть и в центре, и в глубине поля, а не ждать, пока центральные нападающие и полузащитники научатся играть на краю, тем более что никогда им этому не научиться в такой степени, как это умеют Метревели, Хмельницкий, Численко, которые, кстати, сформировались давно, когда даже еще не велись эти теоретические споры.

Эдуард Стрельцов
— Действительно ли крайние форварды — единственное средство в борьбе с плотной современной обороной? Ведь есть множество тактических приемов, позволяющих нападающим находить щели и просачиваться к воротам. Вот «Торпедо» нередко чуть ли не всю игру строит на острых контратаках.

— Вовсе нет. По-моему, надеяться на контратаки — это все равно что надеяться на ошибки соперника. В Минске динамовцы однажды нас штурмовали, а мы забивали на контратаках голы. Кажется, классический пример. Но почему мы забивали? Потому что они ошибались — шли вперед и оставляли нас, форвардов, двое на двое с защитниками. Бесспорно, надо уметь использовать ошибки соперника, уметь наказать его за них и провести результативную контратаку. Но заранее планировать контратаки?.. Никогда мы так не играли. Если кто из тренеров и скажет когда-нибудь: «Давайте играть на контратаках», то это равносильно предложению только обороняться. В общем, заранее обусловленная игра на контратаках не что иное, как завуалированный оборонительный вариант. А «Торпедо» никогда не отдавало предпочтения обороне перед атакой. И вдруг такая иносказательная форма упрека! Если соперник силен, он заставляет нас защищаться, мы защищаемся, контратакуем, но стремимся атаковать. Остро, решительно, даже зло.

— Как англичане?

— Да, именно, как англичане. Мне нравится, как они идут на мяч. На мяч, а не на игрока. Нравится, как они играют головой. Их атаки умны и логичны. И мощны. Они играют по-мужски. Уважают друг друга и не «ломают», как мы говорим, друг друга. Обидно за наш футбол, но в последние годы он становится более грубым. Наши защитники — конечно не лучшие, но ведь таких большинство! — уступая в мастерстве, не стесняются бить по ногам, охотиться за форвардами. Трудно даже найти виновного. Это сложная проблема. И неуверенность тренеров, на которых давит «начальство» и которые могут лишиться места из-за поражений, и либеральность судей, и реакция публики — победа «своих» любой пеной. Грубость вообще сейчас бич «номер один» мирового футбола. Но наш-то футбол не должен быть таким! Просто не представляю, как можно бить товарища, если хотите, коллегу, только потому, что он играет в майке другого цвета! А ведь футбол при всей его суровости как раз прекрасен тогда, когда на поле торжествует уважение к противнику.

Однажды так случилось, что на два матча с московским «Динамо» (кубковый и чемпионата) я выходил с травмой. Мне делали обезболивающие уколы. Динамовцы об этом знали. В первом матче против меня играл Маслов, во втором — Аничкин, и оба они не то что ударить по ногам — по правилам ни разу меня не толкнули. А я знаю, что некоторые другие защитники, наоборот, постарались бы сделать так, чтобы я ушел с поля. Теория «очки любой ценой» защитила бы их.

— Но не эта ли теория заставила и вас играть с травмой?

— Нет. Так случилось, что у нас некому было выйти на поле. А матчи эти были важными для «Торпедо». Разве, скажем, на чемпионате мира или олимпийских играх уйдешь из-за травмы? Футбол требует, я бы сказал, героизма.

Раз Стрельцов любит в футболе мужество, значит, думаю, ему должен нравиться и хоккей. И спрашиваю:

— А вы в хоккей играли когда-нибудь?

— Зимой иногда играю. Даже за первую клубную «Торпедо» выступал. Техника у меня не ахти какая. Зато скорость есть. На коньках я научился кататься поздно, лет в четырнадцать-пятнадцать. А то бы, может, и технику приобрел.

— И стали бы хоккеистом?

— Нет, конечно. В футбол-то я играю с детского сада. Гонял мяч и по снегу. Мяч — это, понятно, название условное. Но что-то гоняли. А хоккей я больше люблю смотреть.

Эдуард Стрельцов
— А футбол смотреть любите?

— Любой! С удовольствием смотрю, как играют на первенство Москвы наши заводские клубные команды. И всегда болею. Когда смотрю матчи мастеров или международные, то вроде как изучаю. А за торпедовцев, особенно за юношей и мальчишек, болею страшно.

— Значит, будете тренером?

— Хотя бы для того, чтобы с футболом не расстаться. Я без него жизни не мыслю. Старшим тренером команды мастеров я вряд ли смогу быть. Хочу заниматься с дублерами. И главное — учить, показывать, что и как делается. Фишки на макете — не по мне. Может быть, так рассуждаю, пока играю…

Мы беседуем у него дома. Входит жена Рая:

— Спросите его, почему он не любит выигрывать с крупным счетом?

— Да, не люблю я выигрывать 5:0. Как-то неловко перед соперниками. И жалко их. Неправильно это, конечно, но не могу себя перебороть…

Мне вспомнилось одно интервью с Пеле. «Почему вы редко бьете пенальти?» — спросили его. Оказывается, Пеле иногда стоит в воротах. И вот однажды ему били пенальти. Он говорит, что почувствовал такое отчаяние, беспомощность, бессилие, что с тех пор перестал бить одиннадцатиметровые. Ему жалко вратаря. И Стрельцов тоже ничего не может с собой поделать. Видимо, каждый большой мастер хочет играть на равных.

Разговор закончен, бабушка приводит с гулянья маленького Игоря, и тут Эдуард, немного смущаясь, говорит:

— В «Советском спорте» однажды была опубликована беседа с венгерским футболистом Месэем. Его спросили: «Ваше самое большое желание?» И он ответил: «Чтобы сыновья добились в спорте хотя бы таких же успехов, как я». Мне бы тоже этого хотелось.

В. ВИНОКУРОВ

Еженедельник «Футбол-Хоккей», 1969

* * *

ФОРВАРД НА ВСЕ ВРЕМЕНА

…Метко было замечено, что если бы Эдуард Стрельцов поехал в 1958 году на чемпионат мира в Швецию, то неизвестно еще, кто бы на том первенстве стал Пеле — сам Пеле или Стрельцов. В Швецию Эдуард Стрельцов не поехал.

Стрельцов Эдуард
Вспоминать сейчас тот страшный период в его жизни значит или соглашаться с официальной версией случившегося и искать слова оправдывающие то, что произошло на подмосковной даче за день до отъезда на чемпионат мира в Швецию, или напрочь все отвергать, утверждая, что судебный процесс — фальсификация, показуха, демонстрация борьбы за чистоту морального облика советского человека.

Так или иначе: он был обвинен в злостном нарушении дисциплины, дисквалифицирован (такая же участь постигла спартаковцев Б.Татушина и М.Огонькова) и осужден на семь лет исправительных работ по сфабрикованному обвинению…

…На Стрельцова» ходили всегда. И когда он 16-летним юношей появился в основном составе московского «Торпедо» (футбольная молва быстро разнесла по городу, что у «торпедчиков» в нападении появился парень, который в игре может делать все), и когда стал играть за сборную и приехал с ней из Австралии олимпийским чемпионом 1956 года, и когда играл в футбол в лагере, и когда вернулся в Москву и стал выходить на поле в составе клубной заводской команды в чемпионате города (во время первого матча на стадионе на Ширяевом поле публика едва забор не снесла, мечтая увидеть на поле Стрельцова), и когда вновь заиграл в «Торпедо», и когда заканчивал в силу разных причин в дубле, и когда начинал за ветеранов…

«Мяч, посланный Стрельцовым, имеет глаза» — про него было сказано. Стрельцов поражал своей непохожестью на других, кого мы видели и знали. Сейчас ни про одного футболиста — ни нашего, ни зарубежного — нельзя сказать: он похож на Стрельцова. Может быть, только Рональдо напоминает Стрельцова в молодости.

Мастерство Эдуарда Стрельцова — вневременное. Он из очень небольшого числа футболистов, появление которых можно представить в футболе 30-х годов, 40-х, 80-х и в сегодняшнем футболе.

Эдику Стрельцову из подмосковного Перова нравились динамовец Василий Трофимов, спартаковец Николай Дементьев, армейцы Григорий Федотов и Всеволод Бобров — из-за них он за армейцев и болел.

«Но по-настоящему, — признавался Эдуард Стрельцов в книге «Вижу поле…», — моей командой был, конечно, «Спартак». Спартаковская игра удивляла меня своей раскрепощенностью. Никто не жадничал — все играли в пас. Я чувствовал, что в «Спартаке» ценят игрока понимающего: когда придержать мяч, когда отдать. Мне хотелось, не скрою, играть в «Спартаке» и когда я уже вырос и в «Торпедо» считался стоящим игроком».

Вряд ли кто начинал в так называемом большом футболе раньше Стрельцова. Юный слесарь-лекальщик, грызший после войны жмых — есть было нечего, окончив семилетку, пошел на завод и за мужскую команду завода «Фрезер» играл, когда ему было лет пятнадцать. Игроки после матча заходили в кафе выпить-закусить и разговоры слушать.

Шестнадцатилетним Виктор Александрович Маслов, знаменитый торпедовский тренер, взял Стрельцова на южные сборы с командой мастеров — это произошло после того, как сыграли между собой юношеские команды «Торпедо» и «Фрезера». Перовский парень, росший без отца, с перенесшей инфаркт и болевшей астмой матерью, получившей инвалидность, пришел в команду в ватнике, с деревянным чемоданчиком в руках.

Эдуард Стрельцов

Маслов сразу сказал, что в «Торпедо» появился футболист, у которого великое будущее. Тренеры не всегда провидцы с первого взгляда. Несколько месяцев, например, понадобилось Анатолию Владимировичу Тарасову для того, чтобы признать в Валерии Харламове великого хоккеиста. Тот же Маслов, работая в киевском «Динамо», поначалу не воспринял появившегося в дубле Олега Блохина и даже выговаривал за его появление своему помощнику Михаилу Коману. О Стрельцове Маслов высказался в превосходных степенях сразу.

Связка Валентин Иванов — Эдуард Стрельцов приводила в ужас соперников «Торпедо» и сборной СССР. Однажды оба форварда опоздали на Белорусский вокзал к отходу поезда Москва — Берлин: сборная отправилась в Лейпциг на сверхважный дополнительный отборочный матч к чемпионату мира с поляками. Кто выиграет, решалось, тот и поедет на чемпионат.

На автомашине Стрельцов и Иванов догнали состав в Можайске, на полминуты поезд специально для них остановили. Опоздавших поставили на игру, но сказали, что только забитые мячи и победа позволят не возвращаться в дальнейшем к их проступку.

У Стрельцова была травма. Он попросил доктора Олега Белаковского сделать все возможное и невозможное: он должен был играть. Гол Стрельцов забил. Второй забили с его подачи. Тренер сборной Гавриил Дмитриевич Качалин, по свидетельству Стрельцова, сказал тогда: «Я не видел никогда, чтобы так с двумя здоровыми ногами играл, как сегодня с одной…»

«Знаешь, Эдик, я тоже играл, но как ты играешь…» — сказал однажды Стрельцову кумир его детства Григорий Федотов.

Возвращение Эдуарда Стрельцова в команду мастеров московского «Торпедо» в середине 60-х годов во многом произошло благодаря бывшему директору автозавода Павлу Дмитриевичу Бородину и парторгу завода Аркадию Ивановичу Вольскому — известному сегодня политику. Первую игру в Москве Эдуард Стрельцов, которого Валентин Иванов считал «сильнее всех на футбольном поле и слабее всех за его пределами», проводил за «Торпедо» в 1965 году против куйбышевских «Крыльев Советов».

«Выглядел он потяжелевшим, — рассказывает биограф Стрельцова Александр Нилин. — Новой пластики его движения по полю мы еще не различали, не умели оценить. Но никакой скованности в действиях его не замечалось — Стрельцов как будто и не уходил с этого поля. По ходу матча с «Крылышками» иногда возникало сравнение его с человеком, вернувшимся домой, где до странного ничего не изменилось. Для полной привычности обстановки не хватало только его самого».

Напрашивалось и возвращение в сборную СССР (он дебютировал в ней летом 1955 года, ему не было и восемнадцати), главный тренер которой Николай Морозов, конечно, хотел видеть Эдуарда Стрельцова в составе своей команды, готовившейся к чемпионату мира — 66 в Англии. Но в ситуации со сборной долгое время не мог помочь никто: КГБ не выпускал Стрельцова за границу. Все попытки «пробить» Стрельцова в Англию завершились безуспешно. В сборной он появился только после чемпионата мира: первым московским матчем стал матч с турками, первым выездным — 1 ноября 1966 года — в Милане против итальянцев. Всего же за сборную Союза Эдуард Стрельцов сыграл 38 матчей и забил в них 24 мяча — очень высокий коэффициент результативности.

Сергей ХРУСТАЛЕВ

* * *

СТРЕЛЬЦОВ. ВТОРАЯ ЖИЗНЬ В ФУТБОЛЕ

Эдуард Стрельцов
В год возвращения Стрельцова команда «Торпедо» выиграла первенство СССР. Но на чемпионат мира 1966 года в Англии Стрельцова не выпустили. Там у нас была хорошая команда — Яшин, Шестернев, Воронин, Численко… Заняла она почетное четвертое место. Но все-таки Эдуард Малофеев, прилично, а иногда просто хорошо игравший в середине 60-х, не был игроком, равным по классу своему знаменитому тезке… Наконец, по итогам 1967 года еженедельник «Франс футбол» отвел «якушинской» сборной СССР (уже со Стрельцовым и еще с Численко) первое место в Европе.

Стрельцов снова утвердился в сборной, ему даже разрешили выезжать с командой за границу (хотя начальство, видимо, до последнего побаивалось, что «обиженный» Стрельцов возьмет и останется в какой-нибудь Италии, Англии или Швеции, — об этом страхе красочно и откровенно рассказал Аркадий Вольский, в 60-е годы один из руководителей ЗИЛа).

Два года подряд, в 67-м и 68-м, Стрельцов признается лучшим футболистом страны. В 68-м наколотил в ворота соперников 21 гол, едва не став лучшим снайпером чемпионата. «Торпедо» в том сезоне выиграло Кубок СССР. В декабре 1967 года Стрельцову вернули звание заслуженного мастера спорта, присвоенное ему еще за победу в 1956-м в олимпийском Мельбурне. (Лишение звания заслуженного мастера спорта и последующее его возвращение — совсем даже не уникальная процедура в советском футболе. После неудачи на Олимпийских играх 1952 года сняли звания с Константина Бескова и Константина Крижевского, а с Бориса Аркадьева — звание заслуженного тренера СССР. И с Сергея Сальникова после ухода его из «Динамо» обратно в «Спартак» снимали «заслуженного». Власти творили с игроками, что хотели. Но Стрельцову не вернули звание с извинениями — а заново присвоили.)

Стрельцовская мощь никуда не исчезла, он по-прежнему мог принять мяч, пойти на защитников и забить гол. (Как сейчас помню Стрельцова, попершего на пару центральных защитников киевского «Динамо» — Соснихина и Круликовского, двинувшего на них неторопливо, без суеты, каким-то образом оставившего их за спиной и забившего свой вполне стрельцовский гол…) Мог забить красиво, мог и коряво, неэстетично затолкнуть мяч в ворота. И что-то новое обнаружилось в его игре, талант распасовщика, умение просчитывать ситуацию на поле на несколько ходов вперед и комбинировать…

Эдуард Стрельцов
Но при всем том возвращение Стрельцова можно было назвать успешным, невероятным, удивительным — как угодно, но его нельзя было назвать триумфальным. Не удалось вернуться на место героя — герою надлежит быть молодым, удалым, бесшабашным, способным сотворить на поле чудо. А вера в чудо, как о том многократно писалось, — наша национальная черта. Публика Стрельцова по-прежнему любила, уважала и даже по-новому ему, хлебнувшему тюремного, лагерного лиха, сочувствовала — но место Боброва во второй половине 60-х все-таки было вакантным…

К концу 60-х Стрельцов потяжелел, стал медлительнее, жена, по свидетельству сына Игоря, все чаще говорила ему: мол, хватит, сколько можно, ты уже немолодой… В 1969 году Стрельцов, играя за торпедовский дубль, получил тяжелую травму, разрыв «ахилла», и его карьера в большом футболе практически закончилась. Как говорит его сын, к этому времени он был «весь и побитый, и переломанный».

В 1971 году Стрельцов ушел — тихо, незаметно, без торжественных проводов и прощальных речей. И уход этот — совсем не рядовой факт советской футбольной жизни — не был, по сути, замечен и отмечен.

После ухода из большого футбола Стрельцов окончил Институт физкультуры и школу тренеров, но извилистый путь тренера команд мастеров его не привлекал. Сам он объяснял это так: «Понимаете, старший тренер должен быть человеком предельно требовательным, я бы даже сказал — жестким по натуре. Я же — мягкий человек. У меня бы рука не поднялась отчислить кого-нибудь из команды…»

Работал с детьми в клубе «Торпедо». Дело свое любил. Поигрывал за ветеранов. Сын рассказывал, что, когда Стрельцов уже закончил играть, он смотрел футбол у телевизора — и непроизвольно ногами начинал двигать… Как будто сам он там…

Конечно, Стрелец не доиграл, не добрал свое, не проявил себя в футболе так, как мог бы. Подсчитано, что он мог бы выступить на трех чемпионатах мира и трех чемпионатах Европы, — и не сыграл ни на одном.

Жизнь прожил незаурядную, нерядовую, в чем-то яркую, в чем-то действительно до обидного нелепую, никак уж не легкую — и, по большому счету, по размашистости, по высоте взлетов и глубине падений, по резкости изломов, очень-очень русскую. Как бы там ни было, Стрельцова будут помнить долго, до тех пор, пока у нас играют в футбол и любят футбол.

Сергей КОРОЛЕВ

Именем Эдуарда Стрельцова назван стадион «Торпедо» в Москве, а у главного входа на стадион «Торпедо» знаменитому советскому нападающему открыт памятник выполненный скульптором Александром Тарасенко. Также, ежегодно, начиная с 1997 года, лучшим футболистам страны вручается российская футбольная премия «Стрелец», получившая свое имя в честь Эдуарда Стрельцова.

* * *

ТРУДНОЕ СЧАСТЬЕ ЭДУАРДА СТРЕЛЬЦОВА

Есть одно имя в футболе. Оно в особом ряду. В силу особой зрительской симпатии. В силу неповторимого искусства Игры.

Шведские газеты окрестили этого футболиста в свое время «русским танком».

Стрельцов Эдуард
Сам Григорий Иванович Федотов, патриарх советского футбола, заметил как-то ему: «Знаешь, я тоже играл, но как ты играешь!..». Дальше не нашел подходящих слов.

Шахматист на футбольном поле. Драматург. Актер. Виртуоз. Явление.

И это все о нем.

А он — обыкновенный человек, с открытым улыбчивым лицом, теплыми наивными глазами. Он и внешне-то выглядел совсем не по-спортивному — тяжелый, грузный, даже сутуловатый…

Его необыкновенное мастерство — не результат, не следствие того, что хотел он на футбольном поле показаться, выгодно отличиться, выделиться из общей массы. Эта психология ему чужда. Он просто был самим собой.

Он всегда спешил. Спешил играть, жить в футболе. Как можно дольше общаться с мячом и полем. Будто боялся расстаться с ними, будто предчувствовал скорую беду. Так было с ним в первой половине жизни в большом футболе. До 1958 года, до Тарасовки. До того черного в его судьбе дня. Это было какое-то затмение. Он преступил закон. Не выдержал огромной ноши славы, упавшей на его плечи. Был суд и приговор.

После вынужденного перерыва, который изолировал его на многие годы от футбола, он опять спешил. Спешил творить на футбольном поле, поделиться с людьми своей радостью общения с любимым мячом. Будто опять предчувствовал безвременное расставание с ним…

Он ушел из большого футбола в расцвете сил и творческих помыслов. Ушел тихо, без шума. Не как другие знаменитости — при переполненных трибунах стадиона, с громкими рукоплесканиями и овациями, в сопровождении прощальных речей друзей-товарищей. Не было всего этого. Не хотел.

«…Накануне одного из первых матчей нового сезона заболел наш левый край А. Гулевский, — пишет Валентин Иванов в своей книге «Центральный круг», — и на его место поставили новичка — высокого плечистого парня с закрывающей лоб челкой, которая была тогда в моде у ребят… Знали о нем немного: что ему нет еще и семнадцати, что живет он в Перове и работает на заводе «Фрезер».

На поле он повел себя так, будто всю жизнь только и делал, что играл в основном составе «Торпедо». В первый раз, как к нему попал мяч, он пошел с ним прямо на защитника, легко обвел его, потом другого, третьего и прострелил вдоль ворот. Во время следующей нашей атаки он уже сместился поближе к центру и в удобный момент, не раздумывая и не сомневаясь, пробил по воротам. Пробил, не останавливая мяч, сильно и точно…

На разборе его похвалили, но он не выказал по этому поводу никаких эмоций. После третьего матча его вернули в дубль: выздоровел Гулевский — игрок, которого неудобно было отправлять на скамью запасных. И снова наш новичок не выказал ни огорчения, ни удивления, оставшись, как всегда, безучастным».

Это был он. Эдуард СТРЕЛЬЦОВ.

***

Накануне встречи с Эдуардом Анатольевичем я взял интервью у Никиты Павловича Симоняна:

— Эдика мы очень любили. Звали его Бэбби. Не только потому, что он был самый молодой в сборной страны. Нас, стариков, Эдик подкупал своей бескорыстностью, добродушием.

Заметьте, для юноши его возраста — а ему тогда было всего лет восемнадцать — это редкое свойство. Как правило, молодые люди, особенно молодые футболисты, — честолюбивы, тщеславны, да, а он… Я вам один случай расскажу. В Мельбурне было. В пятьдесят шестом году, на Олимпиаде. Вы, конечно, знаете, что наша, команда заняла там в труднейшей борьбе первое место. По положению, золотые медали вручали лишь тем, кто участвовал в финальной игре. Как известно, тренеры на финал, на последнюю встречу, поставили меня. Вместо Эдика. До этого он отыграл все предварительные матчи. Причем блестяще! И в том, что наша, команда дошла до финала, — немалая заслуга его. Словом, получил я золотую медаль — а никакой радости, совесть мучает. Иду к Стрельцову, говорю: «Эдик, эта золотая медаль не моя. Она твоя. Ты ее заслужил. Можешь взять ее себе». Эдик наотрез отказался: за кого, мол, меня принимаешь. А я все равно места себе не нахожу. Снова подошел к нему на следующий день. Теперь уже на теплоходе «Грузия» — в море, когда отплыли домой. Тут Эдик осерчал. Говорит: «Если ты еще раз предложишь мне свою медаль, обижусь».

***

Повторный матч с поляками, победитель которого попадал в финал первенства мира 1958 года, был назначен в Лейпциге. Так уж случилось, что Иванов и Стрельцов опоздали на поезд «Москва — Берлин», которым уехала в ГДР сборная СССР. Быстро сели в легковую машину и догнали поезд в Можайске. Вернее, приехали туда раньше поезда. Но он здесь не останавливался. Хорошо, что начальник станции оказался болельщиком московского «Торпедо». Остановил экспресс.

Эдуард Стрельцов
Потом, конечно, здорово попало Иванову и Стрельцову, Дело в том, что опоздали они на поезд из-за халатности Иванова. Стрельцов об этом — никому. Молча разделил ответственность пополам.

Кстати, в том матче с поляками он при столкновении с защитником получил тяжелую травму ноги. Упал и не мог подняться. Его на руках вынесли с поля. Подбежал доктор. Корчась от боли, Стрельцов простонал:

— Сделайте что-нибудь… я должен вернуться. Надо забить гол…

Доктор сделал невозможное. Стрельцов снова вышел на поле и забил заветный гол.

После игры старший тренер сборной Гавриил Дмитриевич Качалин, радостный и веселый, заметил:

— Я не видел никогда, чтобы ты с двумя здоровыми ногами играл так, как с одной.

* *

Сегодня как-то по-особому, с тоской и грустью, что ли, вспоминаем мы, поклонники таланта Эдуарда Стрельцова, то, как играл он. Можно ли забыть пусть далекие, давно вошедшие в историю, прекрасные страницы! Вспомним хотя бы одну из них.

1968 год, 8 ноября. «Торпедо» - «Пахтакор». Финальная встреча на Кубок СССР. 52-я минута. Стрельцов пяткой пробрасывает мяч между ног Иноятова, и Савченко оказывается один на один с вратарем. Удар. Гол. Победа…

Анатолий Папанов, любимый артист Эдуарда и страстный болельщик «Торпедо», пошутил по поводу легендарного стрельцовского паса пяткой:

— За что его люблю? Он, Стрельцов, пяткой думает…

Тут же добавил:

— Если серьезно: люблю этого футболиста за то, что на поле мыслит, думает. Можно красиво обвести, красиво ударить, красиво бегать. Но, если все без смысла, тогда футбол не футбол, а бог знает что. Самое главное в футболе — пас. Вот тут нужна красота! Он должен быть мягким, точным, своевременным. Он должен быть умным. Наконец — пластичным! А для этого необходима голова, необходимо мыслить. Этим бесценным даром и обладал мой кумир.

***

Когда слышу о необыкновенном таланте Эдуарда Стрельцова, приходит в голову любопытная мысль, давно вычитанные откуда-то строчки:

«Талант падает с неба. Если он упадет на камень, то погибнет. Если упадет в чернозем, то взойдет, даст цветы и плоды».

Талант Эдуарда Стрельцова с самого начала попал в благодатную почву. Судьба свела одаренного мальчика из Перова с директором стадиона завода «Фрезер» Зайцевым. Он занимался с ребятишками — не было тогда специального детского тренера по футболу. Зайцев однажды подарил Эдику новые бутсы. По тем временам, в начале пятидесятых, настоящие бутсы роскошью, богатством считались. Сколько же радости доставил этот подарок юноше!

— Зайцев меня и нападающим поставил. Центральным. Угадал… Потом настоящий тренер на стадионе «Фрезер» появился — Марк Семенович Левин. Он и рекомендовал меня в «Торпедо»…

Позднее в его жизни появились корифеи, мудрецы, футбольные академики — Виктор Александрович Маслов, Николай Петрович Морозов, Константин Иванович Бесков…

Это Маслов подсказал в свое время Морозову обратить на Стрельцова внимание. При этом добавил уверенно:

— Помяни мое слово, Петрович: это будет великий игрок!..

Ай да Маслов — ясновидец! Не зря торпедовцы звали Виктора Александровича «дед». То есть мудрец.

***

Спросили мудреца:

— Каким неоценимым богатством люди пренебрегают? Ответил мудрец:

Скромностью.

Непритязательность и скромность — этими неоценимыми человеческими достоинствами Эдуард Анатольевич никогда не пренебрегал, берег в себе с той поры, когда однажды оступился в юности. Даже при всем его футбольном величии. Он держал себя в жизни где-то за «кадром», не имея привычки выпячивать свое «я». Всего лишь одно тому подтверждение.

Он чувствовал себя очень неловко, узнав, что по результатам чемпионата 1967 года признан лучшим футболистом страны. Когда спросили, почему это радостное известие смутило его, ответил:

— Что бы испытывал на моем месте футболист, если бы его признали лучшим в то время, когда его команда заняла в первенстве страны лишь двенадцатое место?

***

Эдуард Стрельцов
Когда его «Торпедо» терпело неудачу, видели бы, как он переживал, места себе не находил, не спал ночами, люминал принимал, — вспоминает Раиса Михайловна, супруга Стрельцова. — Все ему казалось, что он виноват в поражении команды, что он что-то не так сделал на футбольном поле. Если же его команда выигрывала — все на лице написано. Сияет! Настроение такое — готов тебе все, что угодно сделать по хозяйству. А вообще-то он у меня молодец — помогает мне часто по дому. Даже окна моет… Да! Примерный семьянин. Очень ответственный. Аккуратный, На очередной матч как на праздник готовился. Сам футболку постирает, побреется, погладится. И идет. Когда возвращался с победой, мы с сыном Игорем, бывало, упрекнем его: «Что же ты, папа, не забил больше! Сколько у тебя было возможностей!». Отвечает: «Не хотел…» — «Как так?!« — «Да жалко стало. И так позабивали им. Хватит».

***

Эдика помнит и любит не только мое поколение, — сказал автору этих строк старший тренер «Торпедо» Валентин Козьмич Иванов. — Спросите любого сегодняшнего мальчишку, мало—мальски интересующегося футболом, и он ответит, кто такой Эдуард Стрельцов…

Есть среди них и счастливцы: не одну сотню ребятишек за последние годы обучил Эдуард Анатольевич футбольному искусству. Он детский тренер на стадионе «Торпедо». Воспитание юных футболистов, как считает Стрельцов, — его призвание.

Однажды он так отчитал набедокурившего ученика:

— Если когда-нибудь мне скажут, что из тебя вышел хороший футболист, но плохой человек, — это меня огорчит: значит, не на пользу пошла моя наука…

Говорят: истинная суть человека проявляется в его отношении к детям. Стрельцов любит их.

***

На стадионе «Торпедо» во время матча хозяев поля с минчанами я познакомился с Николаем Дмитриевичем Углановым из Минска. Болельщик — ну, такого еще не встречал. Все и всех в футболе знает. Помнит радиорепортаж Синявского с матча ЦДКА — «Динамо» Москва в 1946 году.

Ходячая футбольная энциклопедия, да и только!

Памятник Эдуарду Стрельцову.

— Что со Стрельцовым на поле ни вытворяли защитники! — вспоминал Николай Дмитриевич. — Толкали, цепляли, хватали за трусы, били по ногам, а он хоть бы что! Идет себе впереди — и мяч как приклеенный к ногам. Удивлялся я ему — будто без нервов: не отвечал никогда на грубость! Правда, однажды не выдержал… Могу и точную дату назвать — 11 апреля 1957 года. В Одессе на стадионе «Пищевик» торпедовцы Москвы играли с нашим минским «Спартаком» (теперешнее «Динамо»). Проиграл тогда «Спартак». Единственный, но красивый гол ему забил все тот же Стрельцов: ох как он обыграл двух защитников! И… А удар у него, сами знаете, был пушечный! Но спустя несколько минут допустил грубость — за товарища заступился, за Иванова. Того защитник «Спартака» Артемов локтем под дых ударил. Можно сказать, буквально нокаутировал. Ну, а Стрельцов возьми да ответь Артемову… После того случая его на три игры дисквалифицировали…

…За что его наши болельщики уважают? — продолжал старый болельщик из Минска. — Лично я, например… Как это выразить? Ну, смотрел на него на стадионе или когда по телевизору с его участием матчи показывали — он словно магнит приковывает к себе внимание. Бежит ли с мячом, стоит ли в ожидании его — во всем этом было что-то живое, доброе, человеческое. Даже со стороны было видно — обаятельный он человек.

В истории футбола не было еще случая, чтобы спортсмен после семилетнего вынужденного перерыва играл так же великолепно, как прежде. Игра же Стрельцова в шестидесятые годы, после возвращения, была даже качественно выше той — из пятидесятых. И мудрее. Стрельцов сумел сохранить себя для футбола, не потерялся, сумел выстоять в беде, которая случилась с ним в юном возрасте.

***

Незавидная, тяжелая судьба была у этого спортсмена. Как у всех послевоенных мальчишек. Рос без отца. Мать родом из Рязанской области, из крестьян. Инфаркт перенесла, получила инвалидность. Чтобы помочь ей, Эдик после семилетки пошел работать слесарем-лекальщиком.

— Он у меня очень добрый, внимательный, — рассказывает Софья Фроловна, мать Эдуарда Стрельцова. — Наверное, сама жизнь сделала его таким. Никогда не забуду тот вечер. Эдику было лет двенадцать. Начинало смеркаться, а он все гонял во дворе мяч с ребятами. Зову его: «Поздно уже, иди домой». Пошел. На ходу спрашивает: «Мама, кушать есть?». Что ответить? Ком застрял в горле… Он остановился, уставился в меня голодными глазами. А у меня слезы: «Нет, сыночек… И жмых кончился».

Так и лег спать голодный. А я себе места не нахожу. Вышла во двор, села на лавочку и плачу. Соседка из другого подъезда увидела меня, посочувствовала, и принесла кусок хлеба и пять рублей.

Вернулась домой, разбудила сына и даю ему хлеб. А он: «Мама, ешь сама. Ты болеешь — тебе нужнее». Когда я отказалась, он предложил: «Давай тогда пополам…».

***

— Какое ваше заветное желание? — спросил его.

— Чтобы мирно, спокойно, без войны жилось.

Не задал ему банальный, может быть, но уместный вопрос: «Счастливы?» Так уж получилось, что Эдуард Анатольевич под конец беседы сам незаметно заговорил о своем счастье:

— По молодости не задумывался, что это такое. Теперь, когда прожил полвека, понял: доставлять людям радость — вот в чем оно, счастье.

Роман КСИРОВ

Газета «Советский спорт», 11.07.1987

* * *

ПЕРВАЯ ОЛИМП НЕОФИЦ ДАТА МАТЧ ПОЛЕ

и г и г и г

1 3 26.06.1955 ШВЕЦИЯ - СССР - 0:6 ••• г
2 6 16.09.1955 СССР - ИНДИЯ - 11:1 ••• д
3 25.09.1955 ВЕНГРИЯ - СССР - 1:1 г
4 7 23.10.1955 СССР - ФРАНЦИЯ - 2:2 • д
5 8 23.05.1956 СССР - ДАНИЯ - 5:1 • д
6 9 15.09.1956 ФРГ - СССР - 1:2 • г
7 23.09.1956 СССР - ВЕНГРИЯ - 0:1 д
8 21.10.1956 ФРАНЦИЯ - СССР - 2:1 г
9 10 1 1 24.11.1956 ОГК (ФРГ) - СССР - 1:2 • н
10 2 29.11.1956 ИНДОНЕЗИЯ - СССР - 0:0 н
11 3 01.12.1956 ИНДОНЕЗИЯ - СССР - 0:4 н
12 11 4 2 05.12.1956 БОЛГАРИЯ - СССР - 1:2 • н
13 12 01.06.1957 СССР - РУМЫНИЯ - 1:1 • д
14 23.06.1957 СССР - ПОЛЬША - 3:0 д
15 14 21.07.1957 БОЛГАРИЯ - СССР - 0:4 •• г
16 27.07.1957 СССР - ФИНЛЯНДИЯ - 2:1 д
17 16 15.08.1957 ФИНЛЯНДИЯ - СССР - 0:10 •• г
18 17 22.09.1957 ВЕНГРИЯ - СССР - 1:2 • г
19 20.10.1957 ПОЛЬША - СССР - 2:1 г
20 18 24.11.1957 ПОЛЬША - СССР - 0:2 • н
21 18.05.1958 СССР - АНГЛИЯ - 1:1 д
22 16.10.1966 СССР - ТУРЦИЯ - 0:2 д
23 19 23.10.1966 СССР - ГДР - 2:2 • д
24 01.11.1966 ИТАЛИЯ - СССР - 1:0 г
25 10.05.1967 ШОТЛАНДИЯ - СССР - 0:2 г
26 28.05.1967 СССР - МЕКСИКА - 2:0 д
27 20 03.06.1967 ФРАНЦИЯ - СССР - 2:4 • г
28 21 11.06.1967 СССР - АВСТРИЯ - 4:3 • д
1 20.06.1967 СКАНДИНАВИЯ - СССР - 2:2 н
29 16.07.1967 СССР - ГРЕЦИЯ - 4:0 д
30 5 28.07.1967 ПОЛЬША - СССР - 0:1 г
31 6 04.08.1967 СССР - ПОЛЬША - 2:1 д
32 22 08.10.1967 БОЛГАРИЯ - СССР - 1:2 • г
33 15.10.1967 АВСТРИЯ - СССР - 1:0 д
34 31.10.1967 ГРЕЦИЯ - СССР - 0:1 г
35 06.12.1967 АНГЛИЯ - СССР - 2:2 г
36 25 17.12.1967 ЧИЛИ - СССР - 1:4 ••• г
37 24.04.1968 СССР - БЕЛЬГИЯ - 1:0 д
38 04.05.1968 ВЕНГРИЯ - СССР - 2:0 г

ПЕРВАЯ ОЛИМП НЕОФИЦ
и г и г и г

38 25 6 2 1 –

[Советский футбол (Футбол СССР)]

https://vk.com/sovfootball?z=photo-2...66393_28172447

[Советский футбол (Футбол СССР)]

https://vk.com/sovfootball?z=photo-2...66393_28172447

[Советский футбол (Футбол СССР)]

[Аксель Вартанян]

https://www.sport-express.ru/newspaper/2010-10-29/8_1/

ЦЕНТРФОРВАРД ПОД КОЛПАКОМ

Сложный путь прошли советские футболисты к золотому олимпийскому пьедесталу. Сложным и долгим было и возвращение с покоренного олимпа в столицу родимой отчизны: трехнедельное плавание на борту теплохода "Грузия" от австралийских берегов до Владивостока с последующим путешествием по самой длинной железнодорожной магистрали: Владивосток - Москва.

РАДОСТЬ - ОДНА НА ВСЕХ

На протяжении всего пути, на станциях и в городах, мимо которых мчался состав, люди приветственно машут руками. На стоянках подбегают к вагонам, жмут руки, обнимают, берут автографы.

Потрясающую историю рассказал Лев Яшин в книге "Счастье трудных побед": "На одном из полустанков у Байкала в наш вагон ввалился могучий старик, в тулупе, с окладистой бородой, в высоком треухе, весь заиндевевший на 30-градусном морозе. Его окающий бас прогудел на весь вагон:

- Где бы мне, сынки, Льва Яшина найти? Двести верст прошел, чтобы на него поглядеть, едва успел к поезду.

Когда я вышел из купе ему навстречу, он прижал мое лицо к колючей своей бороде, и мы трижды расцеловались... Он достал из торбы большого ароматного омуля с лоснящимися жиром боками.

- Вот, - говорит, - отведай с друзьями нашей байкальской рыбки".

Вратарь не упомянул об огромной бутыли с горячительным напитком - чтобы рыбку запивать. Может, цензор вымарал: книга готовилась к печати в начале антиалкогольной кампании. Другой олимпиец не так давно не об омуле журналисту рассказывал - о сосуде дедовом и о том, как быстро его ребята опустошили...

8 декабря 1956 года сборная СССР одержала в Мельбурне историческую победу. Ровно через месяц, 8 января 1957 года, Москва устроила олимпийцам торжественную встречу - многолюдный митинг на Комсомольской площади. Огромные транспаранты, исписанные белыми буквами на кумачовом фоне, цветы, улыбки, пламенные речи… Люди искренне восторгались героями, воспринимали их победу как личную. Радость была на всех одна.

На следующий день, 9 января, олимпийцам посвятили грандиозный вечер в Кремле. Дед Мороз в сопровождении ряженых провел гостей по мраморным ступеням в Георгиевский зал, в центре которого высилась огромная разукрашенная елка. Под звуки оркестра спортсмены закружились в танце. В разгар веселья в Большой кремлевский дворец прибыла партийная элита - Никита Хрущев, Николай Булганин, Анастас Микоян и гостивший в СССР премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай. Партия и правительство высоко оценили успех советских олимпийцев, обрушив на них град наград, а Всесоюзный комитет возвел победителей Мельбурна в сан заслуженных мастеров спорта.

Трудные, очень трудные задачи пришлось решать нашим спортсменам на Олимпиаде. С куда более трудными проблемами столкнулись они на родине: откуда взять силы, чтобы вовремя и, главное, на трезвую голову покинуть пьянящую атмосферу непрекращающегося праздника, как не поддаться чарующим звукам медных труб? Впереди новые, более ответственные турниры. Футболистам впервые предстояли отборочные матчи мирового первенства. К первому, с командой Польши, намеченному на июнь, надо было подойти в полной боевой готовности. Как это сделать, если по причинам, только что изложенным, подготовку к чемпионату пришлось начинать значительно позже обычного?

КОНТУРЫ СЕЗОНА

Открытие намечалось на 31 марта. За две недели, 16 марта, начальник Управления футбола Валентин Антипенок начертал корреспонденту "Вечерней Москвы" контуры сезона. Назвал даты отборочных матчей ЧМ-58 с поляками и финнами, рассказал о расширении географии советского футбола за счет класса "Б". Численность высшего класса осталась неизменной - 12. Циркуляция между "А" и "Б" сократится: туда и обратно проследуют по одной команде.

Первенство Союза разыграют: а) созданные при командах мастеров юношеские коллективы; б) футбольные школы молодежи (ФШМ); в) школьники всех союзных республик с Москвой и Ленинградом. И Кубков станет больше - два. Один - для мастеров, второй, массовый, разыграют коллективы физкультуры.

Упомянул он еще об одном новшестве: помимо вратаря разрешена замена полевого игрока. "Секция футбола СССР вышла с таким предложением в Международную футбольную федерацию, и оно принято", - не моргнув произнес Валентин Панфилович. Простим начальнику обычную (широко распространенную среди руководителей) человеческую слабость. Не мог он предположить, что через полвека кто-то раскопает в архивных недрах (ГАРФ. Фонд 7576, опись 2, дело 1134) переписку футбольных чиновников с ФИФА. Изобличают они функционера, мягко говоря и деликатно выражаясь, в уклонении от истины.

НЕ НА ТЕХ НАПАЛ

Советские деятели продолжали прессинговать ФИФА, добиваясь изменения правила № 3, касающегося замен. 14 - 15 августа 1956 года в отеле "Эксельсиор" югославского города Дубровник состоялось заседание судейского комитета ФИФА, где горячо дискутировался вопрос о заменах.

Англичан Стэнли Роуз предупредил собравшихся: ни исполком ФИФА, ни судейский комитет в правилах ничего менять не намерены. Уверенности в том, что большинство национальных федераций желают перемен, нет, так как многие страны (50 процентов) на вопросник об отношении к заменам не ответили. "К сожалению, несмотря на запрет, нарушения правила № 3 в последнее время в ряде стран возрастают", - вынужден был признать Роуз.

Многие делегаты предложили, чтобы не ставить ФИФА в неловкое положение, в кратчайшие сроки легализовать замены. "Большинство ассоциаций производят замены. Надо как можно быстрее решать этот вопрос. Речь идет об авторитете ФИФА", - заключил югославский представитель доктор Андрейевич.

Ситуация выходила из-под контроля. Консервативные англичане, заполонившие Комитет по правилам, продолжали упорствовать. ФИФА грозила санкциями, но реализовать их из-за массовых нарушений стало невозможно - не сокращать же наполовину свои ряды из-за пустяка.

Наши руководители воспользовались смутой, и 13 октября 1956 года Валентин Антипенок в письме генсеку ФИФА Курту Гассманну поставил того перед фактом: "Секция футбола СССР считает возможным разрешить в официальных соревнованиях замену двух игроков в любое время в ходе матча: вратаря и полевого игрока независимо от того, получил ли он травму или нет".

Решение Секции обосновал следующим образом:

"1. Вратарь - фигура специфическая. Выход его из строя снижает интерес к игре и не позволит объективно выявить победителя.

2. Поврежденный игрок, чтобы не дать преимущества сопернику, иногда в ущерб своему здоровью остается на поле, что часто приводит к усугублению полученной травмы и выводит его из строя на длительный срок.

3. Заменять только травмированного игрока нецелесообразно, так как в большинстве случаев невозможно прямо на поле определить - действительно ли игрок не может продолжать встречу или симулирует. Ни врач, ни тем более судья, разобраться в этом не в состоянии".

Гассманн - видимо, сознавая тщетность потуг надавить на Антипенка, - попытался образумить его, напомнив: "Международный комитет по правилам не внес никаких изменений в действующие правила. Прошу учесть, что в сезоне 1956/57 года они остаются в силе".

Не на тех напал. И это напоминание, и еще одно, прозвучавшее 21 июня 1957 года из резиденции ФИФА в Цюрихе с требованием подчиниться существующему закону, были проигнорированы.

ПРЕДСЕЗОННЫЕ СТРАДАНИЯ

О предсезонных страданиях команд на юге каждый год говорили в звуконепроницаемых помещениях. Я вас об этом постоянно с закулисных посиделок информировал. Ничего к сказанному добавить не могу: повторяться нет смысла, да и ценное газетное место транжирить почем зря ни к чему.

Спартаковский вратарь 40-х Алексей Леонтьев, не первый год уже сотрудничавший с "Советским спортом", вынес проблему на поверхность, написав картину яркими, сочными красками. Можете ознакомиться с фрагментами его статьи "В поисках полей...", опубликованную 23 марта:

"Утро. Футболисты готовятся к тренировке. Пора ехать!.. А между тренерами возникает горячий спор, повторяющийся изо дня в день.

- Поедем тренироваться на Золотой берег, - вносит предложение один из тренеров. - Там строили несколько полей.

- Ну, нет, - перебивает другой. - Строить строили, да не достроили. Поедем в Очамчире. До него хоть и 60 километров, но, говорят, поле ничего.

- Не знаю, кто тебе это сказал, - вмешивается третий. - Мне говорили, что оно из рук вон плохое. А вот в Ткварчели поле получше...

Только после длительного спора футболисты садятся в автобус и едут, наконец, на тренировку.

Но что представляет собой эта тренировка? Вот к мячу, застрявшему в грязи, устремляются два футболиста. Их единоборство, направленное на выбивание мяча из грязевой ловушки, не дает результатов. На помощь приходят товарищи. Футболисты изо всех сил пинают мяч, брызги летят во все стороны... К концу игры трудно бывает разобрать не только цвета футболок и трусов, но и лица футболистов - все становится черным...

В Сочи, Хосте, Сухуми, Гагре имеется по одному стадиону. Именно в эти города приезжает большинство команд. И начинаются споры между тренерами, когда и кому тренироваться, когда и кому играть. Составляются хитроумные графики тренировок... Наконец все урегулировано. Все довольны (хотя бы относительно). Но каким же образом поле может быть в хорошем состоянии, если на нем тренируются по пять-шесть команд и практически оно занято с раннего утра до темноты?..

И это повторяется из года в год, мешая командам мастеров качественно подготовиться к наступающему сезону".

Кто мог, тикал за рубеж. "Локомотив" часть февраля и март провел в еще дружественном, по крайней мере внешне, Китае. И готовился в более человеческих условиях, и баланс международных встреч улучшил - свой личный и советского футбола: в 8 встречах с китайскими командами 8 побед при разности мячей 31-3. Тбилисцы две мартовские недели провели в Бирме, а на обратном пути заглянули в Китай. Общий итог: +3=0-0, 15-5.

ЗАТО БЕСПЛАТНО

Весьма сожалею, но ничего обнадеживающего не могу сказать и о медицинском обслуживании лучших советских команд. Не повторять же бесконечную, бесперспективную историю о нежелании врачей работать в два раза больше за вдвое меньшую плату. Многие команды, оставшиеся без постоянных штатных докторов, пользовались дома и на выезде услугами ведомственных поликлиник: "Локомотив" - по линии МПС, динамовские коллективы - МВД...

Насколько квалифицированную помощь, не зная специфики спортивной медицины, оказывали футболистам эскулапы, говорить не берусь, зато знаю точно - бесплатную. Конституция СССР гарантировала.

О проблемах иного рода, нарушении техники безопасности игроков, говорила на пленуме Секции футбола Филиппова, член врачебной комиссии Всесоюзного тренерского совета: "Бич футболистов - повреждения голеностопного и коленного суставов. Мы неоднократно просили тренеров бинтовать эластичным бинтом, использовать голеностопники и наколенники, особенно тем, кто уже имел травмы. Один тренер ответил: "Я сам всю жизнь играл не только без наколенников, но и без щитков. Не позволю стеснять движения игроку и не позволю прививать телячьи нежности".

Правда, не все тренеры так поступали. Строго следили за здоровьем игроков тренеры сборных команд страны" (ГАРФ. Фонд 7576, опись 13, дело 147).

ПЕРВЫЙ МАТЧ, ПЕРВОЕ УДАЛЕНИЕ

С серьезными трудностями, помимо хронических, столкнулись при подготовке к сезону команды, отдавшие игроков в сборную. Особенно тяжело пришлось "Спартаку": весь основной состав (кроме вратаря) участвовал в олимпийском турнире. Чемпион приступил к плановым занятиям на следующий день после наступления Нового года, 2 января, а олимпионики присоединились к своим 15 февраля, всего за полтора месяца до начала первенства.

Волей календаря спартаковцы вступили в чемпионат на неделю раньше остальных. Границы и без того куцего подготовительного периода еще более сузились.

31 марта "Спартак" открыл сезон в Тбилиси. Впервые в истории отечественного футбола в составе одной команды на поле вышли девять олимпийских чемпионов и столько же заслуженных мастеров спорта. Десятый, Анатолий Ильин, был нездоров.

По тому, как развивались события, трудно было определить, в каких футболках играет чемпион. На фоне темпераментной, динамичной игры хозяев москвичи, за исключением нескольких эпизодов, выглядели тяжеловатыми, инертными. Правда, они первыми забили, но тбилисцы вскоре дефицит ликвидировали и не использовали несколько благоприятнейших шансов, чтобы уйти на перерыв с солидным преимуществом. Не хватило хладнокровия.

"Спартак" все же победил: не по игре - по воле случая. Ближе к концу вратарь Маргания выронил мяч за линию ворот после несильного удара Паршина.

Обычно первые праздничные календарные дни проходят без эксцессов. А тут в течение месяца отмечено несколько ЧП. За пять минут до окончания только что описанного матча случился инцидент. Цитирую отрывок из отчета в "Советском спорте" (02.04.57), подписанного Гаруном Акоповым и Львом Филатовым: "Незадолго перед концом матча с поля был удален центральный защитник Дзяпшипа, ударивший одного из спартаковцев в момент, когда игра была приостановлена". Уточняю: удар в лицо получил Анатолий Исаев.

Нарушителя наказали "по всей строгости" - дисквалифицировали на одну игру. Тихо, мирно, в кабинетной тиши. К позорному столбу игрока не пригвоздили, общественного суда не устроили. Ударил и ударил - не он первый, не он последний. Ни к чему бурю в стакане возбуждать.

Через десять дней менее значительное правонарушение (удар ногой соперника в борьбе за мяч) вызвало девятый вал. Разразился грандиозный скандал, чрезмерно раздутый властями. Лет десять назад я о нем рассказывал. Повторюсь, ибо случай не частный, касается не только футболиста, ставшего вдруг неугодным начальству. Речь пойдет о вопиющей несправедливости властей предержащих, двойных стандартах при вынесении наказаний (или их отсутствии) за идентичные нарушения, бытовавших в советском футболе и не изжитых по сей день.

АТУ ЕГО!

11 апреля в Одессе торпедовцы играли с минским "Спартаком". На 10-й минуте нападающий москвичей Стрельцов увенчал стремительный марш-бросок на вражеские позиции мощным орудийным залпом. Через одиннадцать минут одесский судья Михаил Шляпин удалил центрфорварда с поля за опасную игру против соперника, успевшего за полтайма изрядно допечь торпедовца. Случай рядовой - привычная коммунальная склока, каких на футбольных полях немало. Пристального внимания начальства такие мелочи не привлекали, гласности не предавались, бузотеров никто особо не тревожил.

Мгновенная и необычайно бурная реакция на удаление в Одессе, последовавшая вслед за ней широкомасштабная антистрельцовская кампания с привлечением народных масс и неадекватные проступку карательные меры предполагают участие в акции невидимого режиссера.

Заказчики, как и ныне, оставались вне пределов досягаемости. С исполнителями проще - волей-неволей они оставляют на месте преступления вещественные улики.

Клич "Ату его!" исторгли средства массовой (в то время и в самом деле массовой - центральные газеты издавались миллионными тиражами) информации. В тщедушном отчете, озаглавленном "Это не герой матча", "Советский спорт" от 12 апреля самой игре посвятил семь строк, проступку футболиста - вдвое больше: "Гол, забитый Стрельцовым, решил исход встречи. Но можно ли назвать центрального нападающего торпедовцев, неоднократного участника сборной СССР, героем матча? Нет! Через двадцать минут заслуженный мастер спорта Эдуард Стрельцов позволил себе безобразный поступок - ударил спартаковца Артемова, нанеся ему серьезную травму. Хулиган был удален с поля. И этот возмутительный поступок испортил впечатление о матче".

Срочно организуются письма возмущенных трудящихся. Скорость необыкновенная. Сразу после игры (по прочтении отчета в газете успеть невозможно, разве что телеграмму-молнию отправить) читатели-активисты дружно заскрипели перьями, и по истечении недели им дали возможность высказать многочисленным бездеятельным, инертным своим собратьям все, что они думают о поступке олимпийского чемпиона. "Зрители увидели на поле не футболиста высокого класса, а зазнавшегося барина, прогуливавшегося по полю в ожидании мяча, хулигана, попирающего нормы спортивного товарищества", - негодовал один из них. Оскорбительный для футболиста развязный тон автора отчета в "Советском спорте" и читателей походил на возмущенный хор, изрыгавший потоки брани в адрес подсудимых во время известных политических процессов 30-х годов.

Запущенная кем-то машина стремительно набирала обороты. В тот же день, сразу после игры, экстренно проводится собрание торпедовской команды. К чему такая спешка? Незапланированные собрания созывались обычно по поводу ЧП союзного масштаба, к коим проступок Стрельцова не отнесешь. На следующий день, 12 апреля, от судьи потребовали объяснительную записку, что тоже делалось в исключительных случаях (бесчинства зрителей, срыв матча, безобразное судейство, вызвавшее широкий общественный резонанс...).

Через несколько дней Секция футбола СССР, организация общественная, не столько решавшая, сколько послушно исполнявшая распоряжения многочисленных начальников, исполнила работу киллера: лишила Стрельцова звания заслуженного мастера спорта, объявила ему строгий выговор и дисквалифицировала на три игры. Но очень скоро, уже 20 апреля, свое (?) решение изменила: звание ЗМС вернула. Документ (ГАРФ. Фонд 7576, опись 13, дело 122) наводит на мысль, что где-то вверху - возможно, почувствовав, что перегнули палку, - решили чуть тормознуть и звания пока не лишать. Успеется. Причем велено было пересмотреть решение настолько срочно, что не успели собрать людей. Четырех членов Президиума, в том числе председателя Секции Валентина Гранаткина, к тому времени в Москве не было. Странно. Сначала единогласно вынесли санкции, через пару дней договорились собраться вновь, а сами разбежались кто куда. Потому и ограничились устным (телефонным) опросом и так же дружно, единогласно отреклись от принятого ими же пару дней тому назад постановления.

Впрочем, ничего странного. Кому придет в голову обвинять оркестр в том, что он послушно повинуется движению дирижерской палочки?

23 апреля "Советский спорт" радостно оповестил о решении Секции, выделив прописными буквами заголовок:

"Э.СТРЕЛЬЦОВ ДИСКВАЛИФИЦИРОВАН НА ТРИ ИГРЫ

Неспортивное поведение игрока московского "Торпедо" Э.Стрельцова вызвало единодушное осуждение любителей футбола и спортивной общественности. Редакция "Советского спорта" получила много писем читателей, обвиняющих Стрельцова в зазнайстве и высокомерии. Члены Всесоюзной секции футбола также осудили неспортивный поступок футболиста. Сам Стрельцов признал несовместимость его поступка с высоким званием советского спортсмена.

Всесоюзная секция футбола решила объявить Стрельцову строгий выговор и дисквалифицировать его на три игры".

"ЗА ТОВАРИЩА ЗАСТУПИЛСЯ"

Для определения соразмерности преступления и наказания необходимо воссоздать истинную картину произошедших на поле одесского стадиона событий: не по газетному же отчету или мнению читателей, подавляющее большинство которых и матча-то наверняка не видело, делать выводы.

Торпедовцы, вынужденные на собрании осудить товарища, больше говорили о работе минских костоломов. Тренер Виктор Маслов, завершая собрание, сказал: "После забитого гола Стрельцовым противник особенно сосредоточил свое внимание на игре Стрельцова, часто допуская недозволенные приемы".

Выходит, били Стрельцова, он ответил, за что и был наказан. Может, руководители и футболисты "Торпедо" сгустили краски, чтобы смягчить товарищу наказание? Ничего подобного. Все так и было. Это подтвердил возникший нежданно-негаданно через тридцать лет очевидец одесского матча - минчанин Николай Угланов. О той игре он вспоминал летом 87-го на страницах "Советского спорта" в материале "Трудное счастье Эдуарда Стрельцова". "Что со Стрельцовым на поле вытворяли защитники! Толкали, цепляли, хватали за трусы, били по ногам... Проиграл тогда "Спартак". Единственный, но красивый гол ему забил все тот же Стрельцов: ох, как он обыграл двух защитников! А удар у него, сами знаете, был пушечный! Но спустя несколько минут допустил грубость - за товарища заступился, за Иванова. Того защитник "Спартака" Артемов локтем под дых ударил. Можно сказать, буквально нокаутировал. Ну а Стрельцов возьми да ответь Артемову..."

Ай да болельщик! Все видел, все помнил, все знал. Стрельцов в самом деле за товарища заступился. В 89-м Валентин Иванов в беседе с корреспондентом журнала "Спортивные игры" подтвердил рассказ минчанина почти в тех же выражениях: "Был там один защитник, фамилии даже не вспомню, который так меня допекал с первых же минут, что, как говорится, хоть стой, хоть падай - бил по ногам без всякого зазрения совести. Боролись за верховой мяч, и он буквально нокаутировал меня, ударил локтем в солнечное сплетение. Подходит Эдик, а я не то что привстать, воздуха глотнуть не могу. Он посмотрел на меня и отошел. А через минуту-другую Эдика судья удалил с поля. Стрельцов, который никогда не грубил на поле, по-своему расплатился с хулиганом его же способом... Он вступился за товарища, не за себя. Стрельцов, когда ему втыкали, как у нас говорят, по обеим, не отвечал. А тут - за товарища... Закон дружбы был для него свят".

ПОЛУПРАВДА

Свой взгляд на вещи изложил в объяснительной записке арбитр Шляпин: "На 14-й минуте первой половины игры между командами "Торпедо" Москва - "Спартак" Минск за нетактичное поведение, выразившееся в замахе на игрока №3 "Спартака" т.Иванова (однофамилец торпедовца Валентина Иванова. - Прим. А.В.), мной был предупрежден игрок №9 "Торпедо" т.Стрельцов.

На 21-й минуте этой половины игры Стрельцов был удален с поля, причиной удаления было следующее: Стрельцов, идя с мячом в центр поля и видя, что его пытается атаковать игрок №5 "Спартака" Артемов, пустил ногу поверх мяча на колено Артемова. В результате чего Артемов получил травму колена...

В перерыве я зашел в комнату врача, где Артемову оказывалась медицинская помощь, и выяснил, что у Артемова ушиб колена со ссадинами от шипов" (ГАРФ. Там же).

Правду Шляпин сказал не всю. Объективности ради судье следовало живописать и художества минских защитников Иванова и Артемова, но тогда пришлось бы объяснять причину своего бездействия. К чему головная боль? Так истинные насильники предстали жертвами. И наоборот.

Протокол собрания торпедовского коллектива, объяснительная записка Шляпина и заявление Стрельцова, в котором он, не отрицая своей вины, просил оградить себя в будущем от грубых и провокационных действий защитников, легли на стол футбольных руководителей. Об их вердикте вы знаете.

Так справедливо ли был наказан Стрельцов? Если рассматривать его проступок изолированно, вне контекста времени, гуманного, доброго, либерального к заплечных дел мастерам, профессионально делавшим свое черное дело, - вполне. Шляпин, каравший в тот день избирательно, если усмотрел в действиях Стрельцова в игровом единоборстве с Артемовым злой умысел, обязан был его изгнать. Вопросов нет. Не могло быть претензий и к властям, правильно отреагировавшим на объяснения арбитра. Если бы только руководители были последовательны и принципиальны всегда, во всех случаях. Увы и ах. Реальная картина слишком далека от идеальной.

ПРАВОСУДИЕ ПО-СОВЕТСКИ

Я проанализировал все удаления в классе "А" и реакцию на них компетентных футбольных органов за период с 1954 по 1958 год - пятилетие, совпавшее с первым периодом трудовой деятельности и творчества Эдуарда Стрельцова. За это время в классе "А" судьи изгнали 45 футболистов. Нарушений, превышавших по степени тяжести стрельцовское, насчитал 28. Что ни говори, формально Стрельцов фолил в борьбе за мяч. Подобных стыков лицом к лицу в каждом матче видимо-невидимо. Судьи относятся к ним с пониманием ("футбол - не балет"), порой штрафуют, реже прикладывают "горчичник", удаляют в исключительных случаях. Другое дело - руко- (ного-) прикладство вне игровой обстановки, или, как пишут арбитры в протоколах, "после остановки игры". Такие действия и футбольный, и уголовный кодексы квалифицируют как хулиганские. Их-то за пять лет набралось около трех десятков - 28 раз за это удаляли. Как часто прощали - знать не дано. Нарушения вопиющие, бесчеловечные, среди них и "удар в лицо головой", и "удар кулаком в лицо, пошла кровь", и "умышленная грубость, соперник потерял сознание", и многое другое в том же роде. Реакция СМИ и властей на все эти варварские действия такова:

1) В 11 случаях центральные газеты, включая "Советский спорт", об этих безобразиях даже не упоминали, будто их и вовсе не было.

2) В 15-ти - информация подавалась на уровне констатации факта: "С такой-то минуты из-за удаления Х команда осталась в меньшинстве". Или: "За грубость был удален с поля (вариант - судья вынужден был удалить с поля) имярек". Только двум потасовкам с участием игроков сборной СССР было уделено несколько строк.

3) Никого из хулиганов хулиганами не назвали.

4) Фемида, обрушившая свой гнев на торпедовского центрфорварда, в течение пяти лет пребывала в состоянии летаргического сна: 12 злостных нарушений из 28 остались безнаказанными - без дисквалификации! 11 футболистов дисквалифицировали на одну игру, четверых - на две, и только одного - на три матча.

Никого из них не лишили спортивных званий, не выводили из состава сборной.

Во всех случаях дела рассматривала дисциплинарная комиссия. Только Стрельцовым занималась Секция футбола. Можете представить, чтобы делом о скандале на бытовой почве, тянувшем на небольшой денежный штраф, максимум на 15 суток общественно-полезных работ, занимался бы Верховный суд СССР?

5) Экстренных собраний не созывали.

6) От судей объяснительных записок не требовали.

7) Общественность не будоражили, писем не писали, во всяком случае, их не публиковали.

ПАСЫНОК

Забавную историю рассказал на совещании тренеров и начальников команд, посвященном "мерам по улучшению воспитательной работы", известный в те годы тренер Олег Ошенков. Одного футболиста, разбившего в кровь лицо соперника, решили крепко наказать. Наказали, дисквалифицировав на... один матч. Через две недели его стали расхваливать в печати, затем наградили орденом и присвоили престижное спортивное звание. А летом 57-го, перед отборочным матчем чемпионата мира, включили в состав сборной.

Да что тут толковать. И в очерченный нами пятилетний период, и до него, и после, отцы советского футбола проявляли нежные родительские чувства к шаловливым своим чадам. Отчего же как с пасынком обошлись со Стрельцовым? Может, пострадал он от необузданного минутного гнева начальства или стал случайной жертвой объявленной 11 апреля краткосрочной кампании - "Неделя борьбы за чистоту советского футбола"? Ни то, ни другое.

Анализ и сопоставление перечисленных событий и фактов сомнений в предвзятом отношении к Стрельцову не оставляют. Центрфорвард "Торпедо" и сборной Союза оказался под колпаком.

О ходе первенства в первые два месяца и весенних обострениях в некоторых регионах страны расскажу в следующий раз.

[Юрий Юрис]

http://torpedo-archives.narod.ru/Str...trel-95_SE.htm





Они прожили вместе почти 27 лет - или половину скупо отмеренного ему судьбой земного срока.

Зато по щедрости отпущенного Богом футбольного таланта его до сих пор сравнивают с Пеле - правда, с тоской в голосе, прибегая при этом непременно к сослагательному наклонению: «Эх, если бы, если бы...»

Но в этом же безысходном «если бы» вдруг самым чудесным образом меняется минор на мажор и притупляется печаль по несбывшемуся, когда близкие им обоим люди заводят разговор о ней: «О, если бы не она...»

Разыскать ее мне помогла Валентина Тимофеевна Яшина («Рая Стрельцова? Ну, конечно, видимся. Чаще на Ваганьково - где же еще?»). Я набрал телефонный номер, она сказала просто: «Приезжайте»

- Раиса Михайловна, к вам часто обращаются журналисты за интервью?

- Часто - не скажу, но бывает. В последний раз где-то с год назад кто-то приезжал.

- И всякий раз, наверное, спрашивают о том, что случилось с вашим будущим мужем летом 1958 года? Извините, но и мне от этого не уйти.

- Извиняться не надо. Потому что для меня, чтобы вы знали, это не самый трудный вопрос. Ответ на него я получила давным-давно. От самого Эдика, который однажды сказал: «Если сможешь - считай, что все это произошло не со мной. И тогда у нас все будет в порядке». Я, как видите, смогла, раз столько лет мы были вместе. Возвела внутри себя стену, высокий такой забор, который раз и навсегда отделил его прошлое от нашего общего будущего.

- Когда вы познакомились со Стрельцовым?

- Вскоре после его освобождения. Даже день точно запомнила - 12 февраля 1963 года. А в сентябре уже поженились. Быстро все у нас получилось.

- А до этого вы не знали его хотя бы издалека?

- Ну вы скажете тоже! Кто же в районе «Автозаводской», где я жила, не знал Стрельцова?! У них, торпедовских игроков, эта станция метро в те годы частенько была местом сбора, если куда ехать собирались. Все прохожие, а девчонки-то особенно, обращали внимание на шикарных парней в заграничных пальто и кепках. Правда, Эдика я как-то не выделяла из этой компании. Сашу Медакина знала, Славу Метревели. Я тогда в детской секции ЦУМа работала - заезжали они что-нибудь «по блату» купить.

- Стрельцов не заезжал?

- Нет. Холостого, бездетного парня этот ассортимент товаров вряд ли мог интересовать.

- Что он вам рассказывал о времени, проведенном в заключении?

- Да много чего рассказывал - на целую книгу потянет. Ему ведь сначала дали аж 12 лет, на полную катушку. Потом скостили до семи. Ну, а пробыл он там 4 года и 8 месяцев.

Сперва сидел в Ветлаге, а затем поближе к Москве - в Электростали, Туле. В Электростали на каком-то хитром подземном производстве работал и считал, что там облучился, поэтому лысеть так быстро начал. От роскошного кока на голове, памятного болельщикам 50-х, одни воспоминания остались. Но все равно, когда вернулся, парень был видный. Идешь, бывало, с ним по улице - узнают, оборачиваются. Его это всегда в смущение приводило, говорил: «Рая, к вам в ЦУМ не завезли случайно парики? Надо бы носить, чтобы поменьше пялились».

- Это верно, будто он в колонии в футбол продолжал играть?

- В Ветлаге об этом и речи быть не могло: колония строгого режима. Есть футбольная фотография, сделанная позже - то ли в Туле, то ли в Электростали. Какая уж там была у них команда, не знаю, не спрашивала. Скорее всего барак на барак сражались. Во всяком случае мячи ему торпедовский клуб посылал, это точно. По его просьбе. Передавали через маму, Софью Фроловну, которая ездила к Эдику на свидания. Она была, можно сказать, настоящей футбольной фанаткой. Ни одного матча с участием сына в Москве не пропускала, хотя Эдик почему-то не любил, когда Софья Фроловна на стадион приходила. Ей сейчас 82-й год идет, стала сильно болеть.

- Как встретили Эдуарда, когда он вернулся из лагеря?

- Нормально встретили. Я бы сказала, с достоинством. Но не так, конечно, как этого боксера Тайсона, о котором я недавно в вашей газете читала. Репортеры возле лагерных ворот не толпились, когда Эдик выходил. Директор ЗИЛа Бородин дал машину, а торпедовский администратор Каменский Юрий Валентинович за ним съездил. К Эдику очень хорошо, почти как отец родной, Аркадий Иванович Вольский относился — в ту пору он работал секретарем партийной организации ЗИЛа. Вольский очень хотел, чтобы Эдик как можно скорее в нормальную жизнь, в футбол вернулся. В этой спешке даже казус забавный вышел: Стрельцова с подачи, видимо, Вольского приняли на заводе в комсомол раньше, чем сняли судимость! Потом судьи, которые его делом занимались, с ума сошли: уже комсомолец, а еще с судимостью! Им легче было представить, что Земля вдруг завертелась в обратную сторону.

- Почему же так долго - целых два года - Стрельцов, уже будучи на свободе, не возвращался в футбол?

- Не пускали его, чего-то боялись. Очень трудно нам поначалу пришлось. Слесарем Эдик устроился на завод, в ОТК. Зарплата - 100 рублей. И главное - своей крыши над головой нет. У них с мамой была двухкомнатная квартира, но когда Эдика арестовали, к Софье Фроловне сразу же подселили какого-то пьянчужку, даже не учли, что она - инвалид второй группы. Наказали, словом, мать за сына. Это уже позже, в 1965-м, когда торпедовцы чемпионами страны стали, Эдик добился для мамы отдельной однокомнатной квартиры в Нагатино. Ну а мы чуть раньше двухкомнатную получили - сын в 64-м родился.

- Как отнеслись к вашему замужеству окружающие?

- В том смысле, «что станет говорить княгиня Марья Алексевна?» Нет, меня это совсем не тревожило. Состоялся единственный нелегкий разговор, когда мы с Эдиком решили заявление в ЗАГС подать, - с моей мамой. Она расстроилась, испугалась за меня, когда прознала о его прошлом. Впрочем, достаточно быстро убедилась, что волновалась напрасно.

- С лагерным прошлым Стрельцова ничто не связывало?

- Абсолютно. Он сразу порвал все ниточки. Даже на письма сидевших с ним вместе ребят не отвечал. Понимаете, в нем от блатного мира совершенно ничего не было. Ноль. Он был там чужой, и это, наверное, усугубляло его страдания в лагере. Мне было страшно одно время, когда Эдик опять заиграл, снова стал знаменитым футболистом, и к нам повадились заезжать освободившиеся зэки, причем совсем незнакомые: деньгами разжиться, одеждой. Едут домой через Москву, в адресном бюро Стрельцова вычислят - и в «гости». Откроешь иногда дверь — все внутри холодеет: стоит верзила небритый, перегаром дышит. Они Эдика за своего долго еще держали, и совершенно напрасно. У него с ними разговор был короткий: кто на словах не понимал, мог по лестничному маршу кубарем слететь.

- До вашего с ним знакомства у Стрельцова в прошлом была не только тюрьма, но и первая жена, дочь...

- Жена подала на развод сразу, как только беда с ним приключилась. Фактически предала. Он с ней после колонии никаких отношений не поддерживал. Помню, когда мы только поженились, пошли раз в кино, и я заметила, что какие-то две молодые дамы, севшие на несколько рядов сзади, как-то очень уж оценивающе меня разглядывают. Спрашиваю у Эдика: «Они - твои знакомые?» Он мне на ухо: «Не оборачивайся, пожалуйста. Одна из них - моя первая жена». Очень нужно, думаю, мне оборачиваться. Больше я ее никогда не видела.

С дочкой, конечно, все обстояло сложнее. Она родилась без него, и он жил, видимо, с чувством вины перед ней. Когда Милочке исполнилось 7 лет, Эдик почему-то тайком от меня решил поехать купить ей школьную форму. Причем об этом узнали жены других торпедовских футболистов - и давай у меня за спиной шушукаться. Я-то понимала, что он хочет оградить меня от своего прошлого, только делает это совсем неуклюже. Обиделась и сказала, что нечего таиться, коли речь идет о ребенке, который ни в чем не виноват и нуждается в отцовской заботе. И позже, когда он стал с командой выезжать за границу, всегда старалась напомнить, чтобы привез что-то для дочери.

- Он, вернувшись домой, сразу начал тренироваться с командой мастеров?

- Нет, конечно. Поначалу об этом и речи не шло. Он тренировался вместе с ребятами из цеховых команд, играли они на первенство завода. Но однажды — в 63-м или 64-м году, точно не помню, - торпедовцы взяли его с собой на какой-то товарищеский матч в Горький. На поле сразу не выпустили, но народ-то увидел и узнал Стрельцова. И такой, как рассказывали потом, болельщики скандал учинили! Пригрозили стадион спалить, если Эдик не выйдет. Дирекция стадиона перепугалась и уговорила торпедовских тренеров выпустить Стрельцова хоть на несколько минут. Иначе, говорят, точно спалили бы.

- От кого зависело его возвращение в большой футбол?

- От самых верхов, думаю, от ЦК. Вольский был туда вхож и, как я полагаю, сыграл главную роль. Кроме того, Аркадий Иванович добился - это мне известно доподлинно, - чтобы «невыездного» Стрельцова взяли вместе с «Торпедо» осенью 1966 года в Италию на матч Кубка европейских чемпионов с «Интером». Очевидцы рассказывали, что, когда самолет оторвался от шереметьевской бетонки и начал набирать высоту, Эдик заплакал...

- Он никогда не говорил вам, почему в том же 66-м не поехал в составе сборной СССР на чемпионат мира в Англию?

- Не помню, чтобы мы эту тему с ним обсуждали. Может, просто тренеров не устраивал. А может - боялись, перестраховывались, поскольку речь шла все-таки не о клубе, а о сборной. Его через год Якушин в сборную пригласил. К тому моменту проблема выезда уже была снята.

- Если мне память не изменяет, дважды подряд - в 1967 и 1968 годах - по опросам спортивных журналистов Стрельцов становился лучшим футболистом страны. Как он на это реагировал?

- С большой долей удивления. Конечно, доволен был, но вместе с тем признавался, что стать лучшим после 7-летней разлуки с футболом даже не мечтал.

- У него были поклонницы, к которым вы ревновали?

- Наверное, были. До 58-го года. Но когда мы поженились, я всех поклонниц отшила. По крайней мере их присутствие не ощущала.

- Он находился у вас под каблуком?

- Что-то вроде этого. Иначе не получалось. Эдик был насколько талантлив в футболе, настолько же беззащитен, беспомощен в обычной жизни, не приспособлен к ней. Добрый и доверчивый, как ребенок. Никому не мог отказать, если предлагали составить компанию, обидеть боялся. А по какому поводу у нас чаще всего стихийно возникают компании, вы знаете. Я соседку просила, когда уходила на работу: мол, за моим последи и в случае чего - позвони. Бывало, она звонила. Мои ЦУМовские девчата - а я в ЦУМе, страшно сказать, уже сорок второй год работаю — относились к моим проблемам с пониманием и всегда отпускали. Прилечу домой - благо мы уже недалеко от Курского вокзала жили, - гостей разгоню, да ему самому по первое число выдам.

- Обижался?

- А то нет. Обижался, конечно. Подуется полдня — и обида проходит.

- По дому вам помогал?

- Окна мыл, полы. О большем я его не просила.

- Обед мог сам приготовить?

- О чем вы говорите?! Яичница - самое сложное блюдо, которым ограничивались его кулинарные способности. Мало того, что все самой нужно было приготовить и в холодильнике оставить, следовало еще записочку написать, чтобы он не перепутал: это — на завтрак, это - на обед.

- После лагерей он, наверное, в еде был не очень привередлив?

- Как раз наоборот. Шутил: если в футболе не получится, то хотя бы по гастрономической части надо наверстать упущенное. Что попало не ел. Любил хорошую отбивную. Обожал салат из крабов и рыбу под маринадом.

- А чем увлекался кроме футбола?

- Много читал. Он в зоне одно время библиотекарем работал. Предпочтение отдавал книгам по истории. А когда видики появились, мог сутками напролет фильмы смотреть.

- Вредные привычки, против которых даже жена оказалась бессильна, у Стрельцова были?

- Только одна, самая распространенная - очень много курил. По две - две с половиной пачки в день. Когда я в очередной раз возмущаться начинала, говорил: «Пить могу бросить, курить - никогда». Эта привязанность к табаку у него от лагерных времен осталась.

- Что курил?

- Когда вернулся оттуда, кроме «Беломора», ничего не признавал. Потом как перешел на «Яву» явскую, так ей верен до конца и остался. Всякие там «Мальборо» или «Филип Моррис» не признавал, привозил из-за границы, но исключительно для угощения.

- Трудно вам было с ним?

- Как с большим ребенком - причем непослушным. Как- то, помню, собрала ему сумку - на сборы поехал. Сборная СССР почему-то тогда в Мячково их проводила, на торпедовской базе. Проходит два или три часа, звонит Якушин: «Рая, где Эдик?» - «Как где? К вам уехал». - «Его здесь нет».

Перепугалась я, что и думать, не знаю. Подняла на ноги дружка его, Славку-таксиста: может, ты знаешь? Пожимает плечами. Едем вместе искать. И находим - почти рядом с Мячковом, на Рязанском проспекте. Оказывается, заманили его в картишки перекинуться. Забираем, везем к Якушину, чтобы сдать из рук в руки. Я - как мама, приведшая за руку непутевого сына, который стоит с опущенной головой и канючит: «Михаил Иосифович, простите, пожалуйста, больше не буду». Другой бы, может, и не простил, но Якушин оставляет на сборе. А меня злость гложет и смех разбирает одновременно: то ли лучший футболист страны он, то ли детсадовец — этот мой Стрельцов.

- Из футбола он тяжело уходил, я имею в виду из «Торпедо»?

- Плохо он уходил. Даже не проводили как следует. Сезон вовсю шел, когда однажды Валентин Иванов, уже работавший главным тренером, сказал, чтобы завтра Эдик на тренировку не приходил, он ему больше не нужен.

- Это правда, что прочная на футбольном поле связка Иванов - Стрельцов в жизни таковой совсем не являлась?

- Она и на поле-то прочной была только до 1958 года. Когда же Эдик после семилетнего перерыва вновь надел торпедовскую футболку, он уже не мог утверждать, что Валентин рад этому возвращению.

- Почему?

- Точно не знаю. Но какая-то черная кошка между ними пробежала. Может, случившееся со Стрельцовым в 58-м и было той кошкой. По словам Софьи Фроловны, мамы Эдика, она не ощутила сострадания или просто хотя бы сочувствия к беде ее сына со стороны многих торпедовских звезд, игравших рядом со Стрельцовым.

- Вы считаете, что вашего мужа в 33 года, раньше времени, вынудили покинуть большой футбол?

- Я в этом не сомневаюсь. Он хотел и мог бы еще поиграть на стрельцовском уровне, но — увы. Назначили стипендию 130 рублей - чтобы имел возможность доучиться в институте физкультуры в Малаховке - и сделали ручкой. После института Эдик пошел работать в торпедовскую футбольную школу - уже до конца жизни.

- Однако мне помнится, что какое-то время он работал вторым, рядом с Ивановым, тренером «Торпедо».

- Было такое. Совсем недолго. Когда назначили, Эдик-то рассчитывал заниматься тренерским делом, а на него возложили функции администратора команды. Он рассказывал, что как-то раз Иванов попросил его выехать в Сочи и зарезервировать для «Торпедо» номера в гостинице. Причем непременно на одном этаже. Стрельцов поехал, номера забронировал - только на разных этажах, иначе не получилось. Прибыла команда, расселилась, и Валентин поручает Эдику следить за игроками и ему докладывать, кто когда приходит в номер. Стрельцов посчитал такое поручение для себя унизительным и работать с Ивановым отказался. Валентин, по-моему, именно этого и ждал.

- Как складывались у них отношения в дальнейшем?

- А никак. Разошлись как в море корабли. Даже по праздникам, не помню, чтобы перезванивались. Единственный раз за много лет я увидела Иванова в почетном карауле у гроба мужа на стадионе «Торпедо» во время гражданской панихиды.

- Чем занимается ваш сын? Одно время, лет десять - двенадцать назад, поговаривали о возможном появлении в футболе еще одного Стрельцова.

- Игорь, разумеется, не мог вырасти безучастным к футболу, имея такого отца. Но по большому счету у него не сложилось. Отчасти, я считаю, в этом виноват Эдик: маловато он ему внимания в детстве уделял, не брал с собой на сборы, не посвящал в тонкости футбольной кухни, как это делал, например, со своим сыном Валентином тот же Иванов. Наш Игорь поиграл немного в торпедовском дубле, потом с отцовской протекцией отправился на Украину, где год выступал за хмельницкое «Динамо». Я испереживалась, места себе не находила, а когда случился Чернобыль, категорически потребовала, чтобы он вернулся. В Москве еще немного пробыл в дубле «Динамо», и на этом его футбольная карьера закончилась. Теперь Игорь — капитан муниципальной милиции. Растит сына, моего внука — Эдика Стрельцова, которому сейчас 6 лет.

- Из числа учеников Стрельцова – выпускников торпедовской школы - есть известные в современном футболе имена?

- Выпуск он только один успел сделать, второй до конца уже не довел. А наиболее известный из стрельцовских воспитанников - пожалуй, Сергей Шустиков, сын Виктора Шустикова, с которым Эдик играл в одно время.

- Каким был круг знакомых, друзей у вашего мужа?

- Я уже говорила, что старалась - для его же пользы - круг случайных, шапочных знакомств сузить до предела, свести к нулю по возможности. Ибо, кроме очередного дежурного застолья, люди такого плана ничего предложить не могли, набиваясь к Стрельцову в друзья. Да и сам он, особенно с годами, стремился больше времени дома проводить, уставал от суеты - спутницы любой футбольной знаменитости. Настоящих друзей у него к концу жизни было совсем немного. Играя за сборную ветеранов, Эдик сблизился с Жорой Ярцевым. Ну а самым близким другом был Миша Гершкович, с которым они вместе в малаховском инфизкульте учились.

- Раиса Михайловна, ваш муж рано ушел из жизни. Если на минуту забыть святую истину о том, что все мы под Богом ходим, то как отыскать главный ответ на это давящее до сих пор всех, кто почитал его талант, «почему»?

- Вряд ли вообще существует единственный и конкретный ответ. Все это постепенно накапливалось, приближая развязку, начиная с 1958 года... Можно упрекать врачей, слишком поздно распознавших сидевшую в нем болезнь. Но нельзя гневить Бога, создавшего его таким, каким он был. Единственным и неповторимым. Во всяком случае, для меня.

- Как вы ощущаете, что Стрельцова- не забыли, помнят?

- А разве вы бы, например, со мной говорили, будь это не так? Иной раз не получается какое-то время к нему на Ваганьково вырваться, а приедешь — могила все равно ухожена чьими-то добрыми руками, цветы лежат. В феврале была — смотрю: у Льва Яшина, Игоря Численко и моего Эдика одинаковые букеты. Видно, кто-то из динамовцев к своим приезжал - и Стрельцова не мог обойти. Он заслужил, чтобы его помнили.

(«Спорт-Экспресс», 1995)

[Советский футбол (Футбол СССР)]

Человек с тяжёлой судьбой, но феноменальным футбольным талантом, кумир миллионов советских болельщиков