9000. ВЕК ШАХМАТ ЗАКОНЧИЛСЯ

[Сергей Королев]

Противоборство Ботвинника с Талем в начале 60-х было по-своему ничуть не в меньшей степени было по-своему ничуть не в меньшей степени противоборством сил и символов советского фундаментализма с духом изменений, свежим общественным ветром, чем матчи Карпова с Каспаровым (о чем в 80-е писали много и настырно). Просто тогда, в начале 60-х, нельзя написать где-нибудь в «Огоньке», что Таль-дитя оттепели, подбитое свежим историческим ветерком, порождение социального романтизма послесталинской новой эпохи, а Ботвинник-ортодкс по мышлению и поведению, советский человек до мозга костей, рудимент прошлого.
Забавно, но тогда, в 1960-м, это ментальное, я бы даже сказал социокультурное противостояние дополнялось, оттенялось и усугублялось противоположностью чисто шахматных стилей и принципов…..
Советская шахматная школа боролась с западными шахматистами, утверждала, себя в этой борьбе, постоянно демонстрировала свое (и, следовательно, правильного социального строя) неизмеримое превосходство-а после невозвращения Корчного стала бороться и с шахматами «антисоветскими». Никакой «чужой» не бывает так ненавистен. Как бывший «свой». Вспомним Ивана Грозного и князя Курбского, Петра I и царевича Алексея, наконец Сталина и Троцкого….. И эпоха тотального противостояния коварному изменнику и перебежчику Корчному была золотым временем для политиканов от шахмат.
Хотя, кто знает-возможно, несмотря на все, что было сказано выше, в том числе и об удивительно лояльном для крутых послевоенных лет отношении к Алехину, его гипотетический (подготавливаемый, но так и не состаявшийся из-зе его скоропостижной смерти) матч с Ботвинником мог бы стать первым матчем типа «Карпов-Корчной»…..
Кстати, в чисой политике дебют Каспарова не оказался удачным. Сначала была Демократическая партия Николая Травкина. Потом-разры с Травкиным. Раскол в партии, надежды на то, что вместе с ним, молодым чемпионом, харизматиком и интеллектуалом, уйдет изрядная часть ее членов. Но, как сказал Травкин, «Каспаров уйдет с одной шахматной доской»-и в принципе так и получилось. Затем, после паузы-политический роман с генералом Лебедем….. Где сейчас партия Лебедя, и кто помнит, как она называлась?!
И вот-итог. Совершенно аполитичный Владимир Крамник выиграл матч у Гарри Каспарова, и никто не может ничего сказать ни о глобальной политической подоплеке протвоборства (около-или анти-ФИДЕвские интриги политикой считать нельзя), ни о том, кто из них советский, кто антисоветский, кто дитя перестройки, а кто порождение новой консервативной волны.

[Сергей Королев]

На верхушке шахматной пирамиды нравы всегда были далеко не идиллические, да что там говорить, жестокие были нравы. Однажды в 50-х, Ботвиннику предложили сфотографироваться с ведущими шахматистами страны, членами сборной СССР. «С этими бандитами?»-возмутился наш шахматный патриарх. «Эти бандиты» в 1952 году выставили его, чемпиона мира, из состава команды, отправлявшейся на Всемирную шахматную Олимпиаду: «Стал плохо играть в шахматы»…..
Отношения Ботвинника и Бронштейна, Ботвинника и Петросяна, Карпова и Корчного, Карпова и Каспарова-более или менее известны. Назвать их просто неприязненными-значит сказать лишь самую-самую малость. И история матча между Ботвинником и Бронштейном в 1951 году, изложенная «от Михаила» и от «Давида»,-это две совершенно разные истории, они не имеют между собой ничего общего. Как и истории противоборства Карпова и Корчного, отраженные в книгах этих двух великих шахматистов.
За день до смерти Ботвинник дал свои последние указания: «Никаких пышных похорон. Никаких шахматистов. Хочу уйти спокойно».
Корчной вполне серьезно утверждал, что Спасский гипнотизировал его во время их белградского матча 1978 года и что в этом гипнотическом ремесле сам Таль был, по сравнению со Спасским, дилетантом, любителем. С равной настойчивостью Виктор Львович намекал на то, что Петросян пытался его отравить и что однажды случайной жертвой этих попыток стали две наши известные шахматистки (выпили предназначенный Корчному чай). Во всяком случае, по свидетельству гроссмейстера Шамковича, Корчной во время одной из совместных трапез только те блюда, который уже отведал сидящий vis-a-vis Петросян….
Но наряду со сложными личными взаимоотношениями (которое в самом худшем варианте подлежали разбору и расчистке с участием власти) существовала и этика корпоративная. Помочь товарищу или просто коллеге выполнить норму разряда или звания или получить приз, отдав в нужный момент пол-очка, а то и очко, считалось дело естественным (теперь это определяется фразеологизмом «лечь под»), а тогда таких слов, в этом, во всяком случае, смысле не использовали). Хотя эта «взаимопомощь» в конце концов банальна. Но ведь были, были и более широкие и значительные жесты! Один только пример, если хотите,-анекдот (ибо исторический анекдот-это не выдумка, а форма фиксации реального и типического). Однажды Пауль Керес играл с Исааком Болеславским. И вот в жесточайшем цейтноте и к тому же в тяжелой позиции Керес вдруг предполагает Болеславскому ничью. И Болнеславский неожиданно для всех соглашается. После партии Болеславского спросили: «Исаак Ефремович, почему, ну почему вы согласились?!» И умудренный жизнью Болеславский ответил: «Если Керес в таком положении предлагает ничью, значит, она ему очень нужна».
Для того чтобы эта ничья состоялась, не только Болеславский должен был быть мудрым и великодушным, но и второй участник эпизода должен был иметь безукоризненную человеческую (не путать с политической) репутацию. Керес такую репутацию в шахматном мире, безусловно имел. Ботвинник был известен своей ортодоксальностью и нетерпимостью, через 25 лет после окончанния войны он сказал о мастере Богатырчуке, ушедшем с немцами с Украины и эмиригровавшем потом в Канаду: «Я бы лично повесил его в центре города. Но о Кересе даже он отзывался весьма благожелательно. Очень ярко, хотя, быть может, чуть напыщенно-и обидно для всех прочих игроков-сказал о великом эстонском гроссмейстере Спасский: «Гулливер среди лилипутов». Но, думаю, Борис Васильевич, все же погорячился. Рассказанный выше эпизод показывает, что были, были в шахматах люди немелкие, и не один, и не два….

[Сергей Королев]

На протяжении десятилетий утверждалось, что советская шахматная школа-едина в своих творческих основаниях. Поскольку советские шахматисты стоят на плечах великих русских гениев, Чигорина и Алехина прежде всего, продолжают лучгие традиции игры яркой, комбинационной, основанной к тому же на самостоятельном развитии теории, а не на прагматичном использовании заимствованного, чужого, открытого другими.
При желании это можно было даже соотнести с загадочной русской душой, что, кажется, одним из первых сделал Ефим Боголюбов, чемпион России и едва ли не первый шахматный «невозвращенец»: он отметил славянское происхождение Чигорина, Алехина и его самого и вытекающую отсюда некоторую общность творческих установок.
Потому что преимуществами социального строя специфика отечественных шахмат не могла определяться-строй еще не затвердел, не кристаллизовался. Но затем, когда он определился, когда его основные блоки отлились, оформились, можно было эту победность соотнести уже и со строем.
О советской шахматной школе начали говорить незадолго до войны, после того, как в 1939 году вышла действительно замечательная книга историка шахмат Грекова о Чичерине, этот по определению Ботвинника «патриотический труд», а отлилось в бронзу, отчеканилось это понятие в первые послевоенные годы. Причем нарастание пропагандистских акцентов и муссирование сюжета о превосходстве советкой шахматной школы хронологически более или менее совпадает с началом полномасштабной борьбы с космополитизмом.
И в этом новом социально-историческом, формационном контексте советская, отечественная шахматная школа, традиция Чигорина-Алехина, а потом Чигорина-Алехина-Ботвинника в известном смысле противопоставлялась западной, нерусской шахматной школе. Хотя историческими антиподами Чигорина и Алехина и в этой концептуальной аранжировке по-прежнему оставались Стейниц и Капабланка. Люди, конечно, великие, но игравшие в более прагматичные, рациональные, с оттенком мертвенности, можно сказать, буржуазные шахматы. Голый расчет против порыва.
Боязнь риска и толки о ничейной смерти шахмат, стало быть, шли с той стороны, насаждались загнивающим капиталистическим Западом. Зато в СССР, где жизнь, в соответствии с принципами диалектического материализма, принималась как вечная борьба старого и нового (или, в философских терминах, как единство и борьба противоположностей), никаких разговорах о ничейном, сглаживающим все конфликты и противоречия вырождении шахмат не допускалось ни идеологически, ни политически.
Как хотите, что-то в этом от алехинского (или квазиалехинского?) противопоставления «арийских» и «еврейских» шахмат. Подвернутый миф о хорошей («нашей») и плохой («ненашей») школе, высоком нашем духе и их низком мещанском мироощущении.
Впрочем, это были скорее подтексты, презумпции. Впрямую данные тезисы, насколько мне известно, нигде и никогда не отстаивались.
Но если мы станем исходить из того, что советская шахматная школа продолжила творческую традицию Чигорина и Алехина, то Петросян и Карпов, эти предельные рационалисты и прагматики, да, возможно, и сам Ботвинник, всегда игравший в логичные, «правильные» шахматы, окажутся весьма и весьма относительная продолжателями чигоринско-алехинский идей.
Таль и Бронштейн-также, но по совершенно противоположным основаниям-романтики, фантазеры, а Таль еще и человек с авантюрной игроцкой жилкой. Недаром его дипломная работа в Латвийской госуниверситете была посвящена роману Ильфа и Петрова «12 стульев». Так что образ незабвенного Остапа Бендера незримо витал над молодым Талем, был как бы встроен в его персональный миф.
А «ранний» Корчной с его почти патологической жадностью к чужому шахматному материалу, готовностью ради конечной цели терпеть, страдать, ограничить себя-это гипертрофированная, почти что протестанская аскеза! Прихватить где-нибудь в дебюте какую-нибудь пешечку, вызвать огонь на себя, выдержать, вытерпеть,-и перейти в сокрушительную котратаку. Но контратака, игра от обороны, супербетон-это считалось тогда недостойным, ненашим в любом виде спорта (кроме бокса, может быть). Позор всяким там искусственным офсайдам! Ибо это противоречит национальному характеру, каким он понимает сам народ (а он, может, сам себя и не вполне адеквтно понимает). Ведь антирусский характер-это расчет вместо надлежащей размашистой удали.
А Полугаевский с его почти патологической приверженностью к получившему его имя гнилому и кривому, едва ли мазохисткому варианту в сицилианской защите? В котором он был неоднократно-и страшно, чудовищно бит?
«Чигоринцам» и «алехинцам», возможно, могли бы именовать себя Спасский и Каспаров. Впрочем, как раз Спасский обьявил, что советской шахматной школы не существовало, как не существовало фашистской шахматной школы, что все это ярлыки чисто идеологические. Что не помешало «позднему» Спасскому, обьявившему себя русским националистом, заявить (в разговоре с Корчным), что существует, существует сионистский заговор в шахматах, и Фишер, уже давно толкующий об этом, совершенно прав…..
Другой поворот темы, другая грань официозной постановки вопроса: советская шахматная шкала-это уникальное понимание шахмат как синтеза науки, спорта и искусства. Но если так, то что у Таля от науки, а у Карпова от искусства?
Несомненно, понимание шахмат как синтеза искусства, науки и спорта, подразумевающего постоянный поиск новых, неизведанных путей, непрерывное развитие, отсутствие шаблона, рутины и догматизма, широчайшие (как было принято писать тогда) возможности для творчества, интуиции и фантазии и т.д. и т.п.-идеологично. Определение советской шахматной школы становится, таким образом, адекватным определению в тогдашнем обществоведении социализма как самого передового, первопроходческого общественного строя.
Официальная пропаганда долгое время представляла дело так, будто советские шахматисты-это корпорация, где есть предельно советские Ботвинник или Карпов, а за ними-множество таких же помельче, но качественно, по своей внутренней структуре от грандов не отличавшихся……
На самом деле все наши лидеры были в творческом и в человеческом отношении очень-очень разные, все они были индивидуальностями, и в известном смысле каждый великий шахматист-Ботвинник, Смыслов, Таль, Петросян, Штейн, Геллер, всех перечислить невозможно, сам себе школа.
То есть в хрестоматийном, энциклопедическом смысле советской шахматной школы как сообщества шахматистов, имеющих общие творческие взгляды, не существовало, и не так уже не прав в конце концов Спасский, не без остроумия заметивший некогда, что самым ярким и типичным представителем советской шахматной школы был Роберт Фишер….. Хотя, быть может, мы обнаружим школу, если охватим взглядом не только 20-30 гроссмейстеров (примерно столько их было в 60-70-е годы), но несколько сотен мастеров и много тысяч кандидатов в мастера….. И это более массовое и, следовательно, стереотипное творческое, профессиональное сознание, сформированное советскими шахматными книгами и журналами, массовой литературой, наверное, более гомогенно. И в социальном плане, конечно, ближе к сознанию «среднего» советского человека, чем менталитет «гроссов»-насколько может быть близко к среднестатическому сознание человека, делающего какое-то получившее общественное признание дело лучше, чем 99, 9 процента его соотечественников.
И еще: в 40, 50, 60-е гг., несомненно, произошел гигантский качественный скачок в понимании шахмат, и главную роль в этом сыграли шахматисты из СССР. И уж это истинная правда. Так что если не школа-то плеяда уж точно. Против этого слова, наверное, никто не будет возражать. Плеяда, встроенная в госструктуру удобным для власти образом.
Но не все можно обьяснить строго научно, особенно в сфере творческой, культурной. Никто ведь так и не смог обьяснить причин той фантастической концентрации гениев, которых породила русская литература и музыка в ХIХ веке. Игра природы… Так и шахматы. Чисто рациональный систематизированный подход-организация, идеология, жесткое целеполагание-до дна проблему не исчерпывает. При всех организационных предпосылках должно было родиться сверхнормативное число потенциальных гениев, и только после этого, после акта появления на свет, они, потенциальные пока еще гении, могли быть погружены в такую среду, которая обрекает их на постоянное, порой каждодневное общение друг с другом-и на постоянное непримиримое соперничество. Но потенциальный гений не является в самый момент рождения гением шахматным, и, быть может, прав Алехин, заметивший в конце 20-х, что ограничение интеллектуальной свободы дает выход в расцвете шахмат и в других видах абстрактного подконтрольного интеллектуального творчества?

[Сергей Королев]

И вот сегодня эпоха кончилась, хотя в последнем мировом рейтинге в первой сотне ведущих шахматистов мира более 60 выходцев с пространства бывшего Союза. С почти все начинали «при СССР» и, таким образом. Генетически являются порождение советской школы. Россияне Каспаров и Крамник или, если хотите Крамник и Каспаров-сильнейшие в мире. И команда наша на последней Олимпиаде в Стамбуле стала первой. А школы-нет, ибо нет системы, прежнего государства, строя, прежнего социокультурного и политического контекста. Так, одни рудименты. Несколько великих стариков, воплощающих ее,-Смыслов, Бронштейн, и несколько чуть более «молодых», но, несомненно великих-Корчной, Спасский…. Наконец, последний, еще играющий «чисто советский» чемпион мира-Анатолий Карпов.
Век шахмат в России, увы, закончился. Советская шахматная школа-и в мифическом, и в реальном своем измерении-становится частью нашего прошлого. Рубежные даты. Пришедшие на этот год, это подчеркивают: 90-летие покойного Ботвинника, 80-летие благополучно здравствующего и почитаемого шахматным миром Смыслова, 70-летие великого бунтаря Корчного, 50-летие Карпова, которого мы еще помним юным, худеньким, двадцатилетни….. Да что там уход в Лету великой шахматной плеяды-кажется, еще немного, еще чуть-чуть и компьютеры, будь они неладны, вообще прикончат шахматы. Но нет, шахматы держатся, держатся за счет ярких, популярных личностей…. Хотя таких личностей, как прежде, личностей, могущих стать носителями Великого Мифа, уже очень, очень мало…..