*7158. СТО ДНЕЙ ОДНОГО ВЕКА

[Вадим Эрлихман]

http://www.og.ru/archieve/2000/06/mat/exped.shtml

Из событий 1941 года эксперты и читатели единогласно выбрали начало Великой Отечественной войны. 22 июня в 3.15 утра немецкие войска пересекли границу Советского Союза на протяжении двух тысяч километров.

Вторжение

В июне 1941-го число задержанных нарушителей советской границы возросло в 3,5 раза. Многие - от простых солдат-перебежчиков до посла Германии Шуленбурга предупреждали о предстоящем вторжении и называли его дату. Но советские руководители продолжали убеждать армию и народ: войны не будет.

Из обращения Гитлера к немецкому народу 22 июня:

"Москва предательски нарушила условия нашего пакта о дружбе... Сейчас приблизительно 160 русских дивизий находятся на нашей границе и нарушают ее в течение многих недель. Теперь наступает час, когда нам необходимо выступить против этих поджигателей войны и евреев из московского большевистского центра. Да поможет нам Бог!".

Из приказа наркома обороны С. Тимошенко от 22 июня:

"В 4 часа утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города. Одновременно в разных местах германские войска перешли нашу границу. В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии приказываю войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их".

Армия вторжения насчитывала 3,3 миллиона человек. Немцы обладали многократным превосходством сил на направлениях главных ударов. Им удалось довольно быстро проникнуть вглубь территории СССР, поскольку укрепления на старой государственной границе Советского Союза (до раздела Польши в 1939 году) были срыты, а на новой границе - не построены (дабы не провоцировать немцев).

Из письма дочери политрука Виктора Левина:

"В полночь папа сказал: "Спите спокойно!" - и ушел дежурить. В 3 часа ночи зашумело, загудело, мама подумала, что это гроза, и подбежала к окну. О ужас! Все было в дыму, гремели выстрелы... Наши пограничники сражались храбро, но на них пошли танки. Отец, взяв связку гранат, бросился к вражескому танку и погиб...".

Из дневника убитого немецкого офицера за 26 июня:

"На нашем пути все выглядит страшно. Лежат средства передвижения разных видов, расстрелянные и сожженные, на некоторых видны следы гусениц наших танков. Над всей этой картиной разрушения витает трупный запах... Гражданских мы также бьем всеми видами оружия, находящегося на вооружении нашей армии. Жаль только, что не хватает веревок, чтобы вешать этих коварных скотов".

Приказ немецкого коменданта города Лида от 10 июля:

"Все, кто скрывает у себя евреев, комиссаров или красноармейцев, должны в трехдневный срок выдать их немецкому командованию. За нарушение - расстрел".

Растерянность в Кремле

Из воспоминаний члена Политбюро А. Микояна:

"Около 4 часов 22 июня меня разбудили: война. Сразу члены Политбюро собрались у Сталина. Решили, что надо выступить по радио. Предложили, чтобы это сделал Сталин, но он отказался - пусть Молотов выступит. Конечно, это было ошибкой. Но Сталин был в таком подавленном состоянии, что не знал, что сказать".

Из воспоминаний Н. Хрущева:

"Сталин был совершенно подавлен морально. Он сделал такое заявление: "Ленин нам оставил пролетарское Советское государство, а мы его просрали"... "Я, - говорит, - отказываюсь от руководства". Сказал и ушел. Сел в машину и уехал на ближайшую дачу".

К концу июня все же удалось собрать беспорядочно отступавшие части Красной армии в кулак и нанести несколько чувствительных ударов немцам. Одновременно советское руководство прощупывало почву для соглашения с Гитлером.

Из объяснительной записки генерала МВД П. Судоплатова в Совет Министров (1953 г.):

"В конце июня 1941 г. я был вызван в кабинет Берия. Он... приказал мне выяснить, на каких условиях Германия согласится прекратить войну против СССР. Берия приказал поставить вопрос... устроит ли немцев передача им таких советских территорий, как Прибалтика, Украина, Бессарабия. Для этой цели мне предложили встретиться с послом Болгарии в Москве Стаменовым как с человеком, близким к немцам...".

Не на жизнь, а на смерть

Сепаратный мир не состоялся. Опьяненный первыми победами фюрер и слышать не хотел о прекращении войны. Только за первый месяц немцы продвинулись вглубь Советского Союза почти на 600 километров, потеряв убитыми 150 тысяч человек. Потери Красной Армии были в 10 раз больше. Однако первые же бои развеяли миф о "легкой и скорой победе". Советские войска сопротивлялись упорно и отчаянно, и все больше немцев понимало, что Германия безнадежно теряет шансы на победу.

Из воспоминаний генерала В. фон Блюментроста (Мюнхен, 1958 г.):

"Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя".

[Артем Анфиногенов]

НЕ ЗНАЮ дня, оставившего во мне более глубокий след, чем 22 июня сорок первого года. Радиотрансляция из столицы настигла меня, пермского школьника, на углу Луначарского и Горького. Слух резануло слово "агрессор", исчезнувшее из обихода после заключения договора с Германией. Оно пронеслось из открытого окна углового дома, где на первом этаже жил прикованный к постели инвалид, герой боев у озера Хасан. Полученный им в награду приемник он делал предметом общественного пользования, выставляя его на подоконнике. Проходя мимо этого окна, я с неловкостью здорового малого всегда невольно убыстрял шаг. Но в ту минуту я встал с теннисной ракеткой, как вкопанный, под дождиком, прервавшим соревнования на кортах стадиона "Крылья Советов". Потом кинулся бежать и ворвался в дом с криком: "Война!" "Ты с ума сошел?!" - не поверила мама и заплакала... Одно из первых решений тех минут: "Вести дневник!" Намерение, исполнявшееся, вопреки армейским запретам, и в лётной школе, и на фронте.

Записи того дня сохранились. Вот несколько строк из них.

"В райкоме от нашей 21-й школы дежурили Толя Столяров, Олег Житников, Володя Левин и я. "Будете разносить повестки", - сказали нам. Но никаких повесток не было. От секретаря райкома Семенова ждут новостей, спрашивают про запись в сандружины, запасники демонстрируют свою готовность. "Я полный старший лейтенант! Полный!" - радостно заявил один из них и посмотрел на нас с превосходством. Треволнения и обиды нашего выпускного вечера не забыты, но они отошли, померкли. Глубокой ночью в кабинете Семенова при свете настольной лампы с зеленым абажуром мы сидели одни. Толя Столяров, ссутулившись, изобразил "как, наверно, сейчас в Кремле товарищ Сталин думает над картой...".

Рядовой Толя Столяров, болезненный мальчик, писавший хорошие стихи, погиб в сорок втором под Волчанском, лейтенант Олег Житников - в сорок пятом, в Восточной Пруссии.

Но это не всё и, может быть, даже не главное, что я обязан сказать сегодня о рубежном дне 22 июня 1941-го. Многолетние архивные разыскания, освобождая день начала войны от пропагандистского камуфляжа, привели к пониманию этого дня как Кровавого воскресенья. Второго Кровавого воскресенья. 9 января 1905 года, как нас учили, была расстреляна вера народа в царскую власть. Двадцать второго июня сорок первого года народ расплачивался за свою веру в режим сталинской диктатуры.

Другого события, которое бы так мощно поспособствовало ускорению и развитию порока безответственности, в нашей пооктябрьской истории не сыскать. О чьей-то ответственности за чудовищный общественно-политический дефолт сорок первого года речь просто не заходила. О ней не заикались, не могли заикнуться - ее не существовало в помыслах. Никто не виноват, никто ни за что не отвечает - недуг российского общества плодил метастазы, парализуя рост народного самосознания. Отсюда Афганистан, отсюда Чечня - все дозволено бесконтрольной власти. Отсюда же, в сущности, постыдная, глумливая кампания СМИ по созданию "новой версии" войны 1941 - 1945 годов, согласно которой она не была ни Великой, ни освободительной, ни народной, а была сталинской агрессивной войной ради установления мирового господства.