*305. Вторая мировая война-3

[Сотрудник специального бюро министра иностранных дел Германии Хетцлер]

http://hrono.ru/dokum/193_dok/19390816hec.html

16 августа 1939 г.

В приложении направляю Вам письмо внешнеполитического деятеля лейбористской партии г-на Чарльза Родена Бакстона, находящегося в данный момент в Берлине. Это письмо содержит предложения, которые он сделал в беседе со мной, а затем, по моей просьбе, изложил письменно.

Бакстон подчеркивал, что в данном случае речь идет о личных предложениях. Со своей стороны я сказал ему, что эти предложения, как таковые, я принимаю к сведению тоже лично и что я также не знаю, интересуются ли такого рода предложениями в компетентных германских органах в данный момент, тем более что сейчас как раз наступил отпускной период.

Сопровождавший г-на Бакстона Т. К. П. Кэтчпул, о котором я сообщал в своем последнем письме, в конце беседы дал понять, что Бакстон знает Чемберлена и Галифакса и прежде всего поддерживает весьма тесную связь с Батлером. Поэтому возможно, что Бакстон сделал эти предложения, имея на это в известной мере согласие со стороны своего правительства 69) .

Д-р Хетцлер

ПРИЛОЖЕНИЕ

Письмо специалиста по вопросам внешней политики Ч. Р. Бакстона Хетцлеру
14 августа 1939 г.

В нашей сегодняшней беседе я предложил Вам план возможного урегулирования между Германией и Англией, и Вы попросили меня изложить его письменно. Я говорил только как частное лицо, и я должен совершенно определенно разъяснить, что я не уполномочен делать это кем-либо другим. Однако, как я надеюсь, я — настоящий европеец, изучал европейские вопросы в течение

стр. 248

многих лет и искренне стремлюсь к миру. То, о чем я Вам говорил, сводится к следующему: я полагаю, что урегулирование возможно, если это будет в то же самое время полное урегулирование всех спорных вопросов; если оно предстанет перед общественностью как единое целое; если оно будет основано на равноправии и взаимности; и если с обеих сторон будут предприняты определенные и конкретные шаги, которые устранят существующее недоверие и создадут чувство уверенности в том, что в настоящее время в европейских делах наступает совершенно новый этап.

Я изложил бы свои идеи в следующей форме:

Если бы Англия согласилась:

a) признать Восточную Европу естественным жизненным пространством Германии;

b) урегулировать колониальный вопрос, признав права Германии на ее бывшие колонии, и немедленно начать создание новой системы в Центральной Африке на основе решений Берлинской конференции (1885 г.) с новым разделом территорий;

c) отказаться от всех методов экономической конкуренции в Восточной Европе, за исключением обычной торговли и коммерции;

d) отказаться от всех так называемых союзов «окружения» в Восточной Европе;

e) содействовать непосредственным переговорам между Польшей и Германией о Данциге и «коридоре»;

f) заключить новое соглашение о военно-морском флоте;

g) заключить договор о всеобщем разоружении на широкой основе и на базе взаимности с учреждением взаимной инспекции.

В таком случае Германия согласилась бы:

a) признать Британскую империю естественным жизненным пространством Англии;

b) войти в систему европейского сотрудничества (например, конференция Германии, Англии, Франции, Италии, Польши, Испании) для нового урегулирования в Европе при общих гарантиях новых соглашений и для обеспечения независимости всех государств;

c) отказаться от соглашений «окружения» с Испанией, если таковые существуют;

d) подписать декларацию об автономии протектората;

e) заключить новое соглашение о военно-морском флоте;

f) заключить договор о всеобщем разоружении на широкой основе и на базе взаимности с учреждением взаимной инспекции.

Чарльз Роден Бакстон

Примечания:
69) После второй мировой войны в полной мере раскрылось лицемерно Англии и Франции, которые использовали московские переговоры как средство давления на фашистскую Германию в своих интересах и за спиной СССР с мая и до конца августа 1939 г. вели переговоры с Германией.

Инициатором этих переговоров была Англия. С ее стороны па различных этапах в них участвовали Чемберлена—Галифакс, ближайший советник Чемберлена Вильсон, министр внешней торговли Хадсон, представители партийного руководства: Болл — от консерваторов и Бак- стон — от лейбористов, парламентский заместитель министра иностранных дел Батлер, офицер командования английских ВВС Ропп; с немецкой стороны — германский посол в Лондоне Дирксен, его советник Кордт, правительственный чиновник по особым поручениям Вольтат, а также ряд других лиц. Роль посредников между Гитлером и Герингом, с одной стороны, и правительством Чемберлена, с другой, выполняли: шведский промышленник Далерус, верховный комиссар Лиги наций в Данциге Буркхардт, немецкий дипломат Тротт цу Зольц, принц Гогенлоэ и другие.

В основу переговоров была положена идея заключения нового «пакта четырех» (Англии, Франции, Германии и Италии) или, если на этом пути возникнут трудности (переговоры проходили без активного участия Франции и Италии), двустороннего англо-германского союза. В случае выгодной империалистической сделки с Германией (под видом «пакта о ненападении» и «договора о невмешательстве») Англия изъявляла готовность прекратить переговоры с СССР, отказаться от гарантий, данных Польше и другим странам, и даже пожертвовать интересами своей ближайшей союзницы — Франции (см.: Вторая мировая война. М . , 1974, т. I I , с. 146—150).

2 и 3 мая, а затем 10—14 июня 1939 г. состоялись визиты в Лондон высокопоставленного «посредника» между гитлеровской Германией и западными державами принца Гогенлоэ. В памятной записке на имя Хевеля, личного представителя министра иностранных дел при ставке Гитлера, Гогенлоэ сообщает о беседах с Ванситтартом, Эштон-Гуэт- кином, лордом Астором, герцогом Кентским и представителями деловых кругов. Во время одной из встреч Ванситтарт заявил, что «в общем и целом есть много пунктов, где Англия и Германия могут сотрудничать в экономическом отношении, например на Дальнем Востоке; есть общие интересы и в Испании».

Во время второй поездки в Лондон (10—14 июля) участники переговоров с английской стороны предложили конкретную программу, которая сводилась к следующему:

«а) Взаимоотношение политики «агрессивности» и «окружения».

б) Немецкое жизненное пространство.

в) Широкий экономический компромисс и сотрудничество.

г) Возврат колоний».

В сокращенном изложении Гогенлоэ это было точно то, что Вильсон изложил в июне и июле Вольтату, включая раздел сфер влияния, уступки в колониальном вопросе и метод тайных переговоров с представителями рейха.

8 июня 1939 г. состоялась встреча Чемберлена с Троттом. Британские политические деятели давали понять своим немецким собеседникам, что они готовы продолжать политику Мюнхена и предоставить Германии «свободу рук» в Восточной Европе (Documents on German Foreign Policy. 1918—1945. Serie D, vol. VI, p. 681—682).

Свидетельством определенного сближения точек зрения сторон может служить выступление Галифакса 29 июня 1939 г., выразившего готовность договориться с Германией по вопросам, которые, по его мнению, «внушают миру тревогу». Галифакс, в частности, сказал: «В новой обстановке мы могли бы обсудить колониальную проблему, вопрос о сырье, торговых барьерах, «жизненном пространстве», об ограничении вооружений и многое другое, что затрагивает европейцев» (Speeches on International Policy by Lord Halifax. Oxford, 1940, p. 296).

В июле 1939 г. Вольтат вторично посетил Лондон, и контакты возобновились. Гитлеровский план раздела мира на сферы влияния был подкреплен английским предложением о «сотрудничестве» с Германией в трех районах мира: в Британской империи, Китае и России. Таким образом, в числе территорий, подлежавших разделу, английская сторона назвала Китай и Советский Союз, с которым Великобритания в это время вела переговоры о совместной борьбе против фашистской агрессии.

Данные о закулисных контактах различных представителей Германии и Англии летом 1939 г. подтверждают полную обоснованность опасений, которые испытывал Советский Союз.

Некоторые западные политики и историки пытаются изобразить дело так, будто Советский Союз проявил «излишнюю подозрительность». Документы опровергают эти утверждения. Речь идет не о случайных контактах или о личной инициативе отдельных английских и немецких деятелей, а о широкой системе закулисных связей, в которую входили:

— прямые контакты высокопоставленных представителей английского правительства с немецкими эмиссарами (Вильсон — Вольтат, Хадсон — Вольтат, Вильсон — Хессе, Галифакс — Далерус, Репсимен — Геринг, Ванситтарт и Эштон-Гуэткин — Гогенлоэ), в ходе которых до сведения Гитлера и Геринга доводилась конкретная программа англо-германского сговора (план Вильсона);

— политические контакты деловых кругов обеих стран (соглашение в Дюссельдорфе, совещание Геринга с английскими бизнесменами, другие контакты через Далеруса), имевшие целью разработку планов экономического сговора;

— контакты официальных политических деятелей Англии с представителями так называемой «генеральской оппозиции», за которыми стояли военные круги гитлеровской Германии (Канарис, Гальдер и другие) ;

— зондажи английских эмиссаров через ведомство Риббентропа (поездки в Берлин Бакстона, Лейт-Росса, Друммонд-Вольфа и Эштон-Гуэткина), в ходе которых «дублировались» идеи Вильсона;

— регулярные связи представителей консервативной партии и ряда органов английской прессы с германскими дипломатами и разведчиками, направленные на подготовку английского общественного мнения к возможному сговору.

Все элементы этой системы в настоящее время подтверждены документально и говорят о двойной игре Запада в столь ответственный период европейской истории, когда мир ожидал создания действенного фронта против агрессии.

Печат. по изд.: «СССР в борьбе за мир...», с. 584—586, 249

Здесь печатается по кн.: Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937-1939 гг. в 2-х томах. Москва. Политиздат. 1981.

Электронная версия воспроизводится с сайта http://www.infanata.org

[Хронос]

http://hrono.ru/dokum/193_dok/19390816rozen.html
16 августа 1939 г.

А.Розенберг

16 августа в 4 часа дня меня посетил барон де Ропп, совершивший поездку в Южную Францию, на Корсику и побывавший в Лондоне. Он сообщил мне, что недавно беседовал с известными нам офицерами из генерального штаба британских военно-воздушных сил и министерства авиации. Там придерживаются того же мнения, что и раньше. Считают бессмыслицей, чтобы Англия и Германия оказались из-за Польши ввергнуты в борьбу не на жизнь, а на смерть 69) ; при нынешнем положении вещей результатом этого было бы лишь взаимное уничтожение авиации обеих сторон, а в конце такой войны — гибель всей европейской цивилизации, причем плоды этого пожала бы Россия, так и не применив оружия. Поляки оказывают нажим прежде всего на Форин оффис, чтобы в случае войны с Германией Англия выступила против Германии всеми имеющимися в ее распоряжении силами. Однако как раз перед лицом того факта, что вся тяжесть войны вначале ляжет на авиацию, влияние министерства авиации и генерального штаба военно-воздушных сил возрастает.

Барон де Ропп сказал мне, что он и его друзья, детально и на протяжении нескольких лет изучавшие Германию и национал-социалистское движение, не верят, чтобы Германия, даже одержав победу на Востоке, помышляла разгромить Англию или Францию. Напротив, он знает, что фюрер и наше движение всегда уважали Британскую империю как целое. Он и его друзья не могут также представить себе, чтобы мы хотели захватить какие-нибудь британские доминионы, что я подтвердил как позицию, которой национал-социалистское движение придерживалось до сих пор.

Барон де Ропп добавил, что в случае войны он будет назначен политическим советником министерства авиации по вопросам Германии, т. е. на должность офицера информационной службы, в обязанность которого входит анализ политического положения Германии и информации о ее намерениях. Он сообщил мне об этом в доверительном порядке, основываясь на нашем давнишнем знакомстве, поскольку он твердо убежден в том, что необходимо предпринять все, чтобы помешать войне. Однако в нынешней ситуации, по его убеждению, в случае военного конфликта между Германией и Польшей выступление Франции и Англии последует автоматически. Но даже и в этом случае в интересах урегулирования такого конфликта необходимо стремиться к тому, чтобы не дать превратиться ему во взаимное уничтожение. Здесь возможен вариант, когда Германия быстро покончит с Польшей, и хотя к этому времени война будет объявлена, она в этот период обеими сторонами будет вестись как оборонительная, т. е. артиллерия и другие обо-

стр. 250

ронительные средства возьмут на себя защиту границ, что же касается воздушных бомбардировок незащищенных городов, которые вызвали бы неистребимое чувство ненависти, то они совершаться не будут. На случай быстрого завершения германо-польского конфликта при этих условиях еще имелась бы возможность быстро ликвидировать войну, поскольку из-за государства, которое практически уже перестало бы существовать в своем первоначальном виде, ни Британская империя, ни Германия не поставили бы на карту свое собственное существование.

Что касается Франции, продолжал он, то в отличие от прошлого года настроения там чрезвычайно воинственны. Особенно резко возросло чувство ненависти по отношению к итальянцам, Корсику заполонили войска, а сами корсиканцы несомненно на стороне французов. Возникает вопрос: если в случае общего конфликта начнутся бои между французскими и итальянскими военно-воздушными силами, должно ли это автоматически привести к общей схватке между английской и германской авиацией?

Я принял эти сообщения к сведению и сказал, что только что возвратился из отпуска и не располагаю полной информацией о положении дел на данный момент. Де Ропп задал мне вопрос: «Считаете ли Вы, что в результате давления с английской стороны поляки стали бы благоразумней? Что можно было бы здесь предпринять? » При этом он попросил предоставить ему подробные материалы о жестоком обращении с немцами в Польше, по возможности документального характера. Я дал указание подготовить эти материалы к завтрашнему утру.

Я сказал ему, что поляки бесцеремонно отвергли первое благожелательное предложение фюрера *: возвратить Данциг и восстановить немецкие коммуникации между Восточной Пруссией и рейхом. Это произошло, вероятно, потому, что поляки во время своих прежних поездок в Лондон заручились где-то обещанием в прочной поддержке. Вероятно, можно предположить, что поляки идут ва-банк и намеренно провоцируют нас, в последние недели в неслыханных размерах усиливая преследования немцев, поскольку они не совсем уверены в поддержке со стороны Англии в случае самостоятельных военных мер, предпринятых по собственной инициативе. Они, по всей вероятности, хотят своими постоянными вызывающими выступлениями в печати и фактическими провокационными атаками вынудить Германию к какому-либо шагу и тем самым автоматически добиться полной поддержки со стороны Англии и Франции. Я считаю, продолжал он, что англичане могли бы заявить, что гарантии ** даны на случай иных условий, а не на случай тех, которые существуют сейчас. Ибо, если взять нынешнее положение, то поляки сознательно провоцируют германский рейх; тем самым, собственно, стараются заставить Англию вести игру за

стр. 251

Польшу. При оценке позиции поляков нужно также учитывать характер славянина, который в некоторых случаях теряет всякую сдержанность и способность трезво рассуждать и тогда в известном смысле в отчаянии обрекает свое дело на провал.

Де Ропп подчеркнул в конце беседы, что сам он совершенно точно знает, что Германия, укрепившись на Востоке, за что особенно настойчиво выступают как раз его друзья, так как в этом они не только не видят никакого вреда для будущего Англии, но даже усматривают положительный момент, вовсе не думает выступить затем против Британской империи. Однако эта идея, питаемая из определенных центров, прочно укрепилась в сознании французов и англичан, и искоренить эту мысль нелегко. Что касается его самого и его друзей, то они хорошо представляют себе положение вещей и сделают все, чтобы предотвратить роковое развитие событий.

Он сказал, что пробудет в Германии еще 8—10 дней.

Считаю своим долгом довести до сведения фюрера эту информацию, полученную из кругов британского министерства авиации, и сообщить о настроениях в самых влиятельных сферах генерального штаба британских военно-воздушных сил, тем более что подобные взгляды совпадают с тем, что публично высказывалось до настоящего времени этими кругами в их журналах.

А. Розенберг

стр. 252

Примечания:
* См. док. Запись беседы А. Гитлера с министром иностранных дел Польши Ю. Беком. 5 января 1939 г.

** См. док. Заявление премьер-министра Великобритании Н. Чемберлена в палате общин о предоставлении гарантий Польше. 31 марта 1939 г.

69) После второй мировой войны в полной мере раскрылось лицемерно Англии и Франции, которые использовали московские переговоры как средство давления на фашистскую Германию в своих интересах и за спиной СССР с мая и до конца августа 1939 г. вели переговоры с Германией.

Инициатором этих переговоров была Англия. С ее стороны па различных этапах в них участвовали Чемберлена—Галифакс, ближайший советник Чемберлена Вильсон, министр внешней торговли Хадсон, представители партийного руководства: Болл — от консерваторов и Бак- стон — от лейбористов, парламентский заместитель министра иностранных дел Батлер, офицер командования английских ВВС Ропп; с немецкой стороны — германский посол в Лондоне Дирксен, его советник Кордт, правительственный чиновник по особым поручениям Вольтат, а также ряд других лиц. Роль посредников между Гитлером и Герингом, с одной стороны, и правительством Чемберлена, с другой, выполняли: шведский промышленник Далерус, верховный комиссар Лиги наций в Данциге Буркхардт, немецкий дипломат Тротт цу Зольц, принц Гогенлоэ и другие.

В основу переговоров была положена идея заключения нового «пакта четырех» (Англии, Франции, Германии и Италии) или, если на этом пути возникнут трудности (переговоры проходили без активного участия Франции и Италии), двустороннего англо-германского союза. В случае выгодной империалистической сделки с Германией (под видом «пакта о ненападении» и «договора о невмешательстве») Англия изъявляла готовность прекратить переговоры с СССР, отказаться от гарантий, данных Польше и другим странам, и даже пожертвовать интересами своей ближайшей союзницы — Франции (см.: Вторая мировая война. М . , 1974, т. I I , с. 146—150).

2 и 3 мая, а затем 10—14 июня 1939 г. состоялись визиты в Лондон высокопоставленного «посредника» между гитлеровской Германией и западными державами принца Гогенлоэ. В памятной записке на имя Хевеля, личного представителя министра иностранных дел при ставке Гитлера, Гогенлоэ сообщает о беседах с Ванситтартом, Эштон-Гуэт- кином, лордом Астором, герцогом Кентским и представителями деловых кругов. Во время одной из встреч Ванситтарт заявил, что «в общем и целом есть много пунктов, где Англия и Германия могут сотрудничать в экономическом отношении, например на Дальнем Востоке; есть общие интересы и в Испании».

Во время второй поездки в Лондон (10—14 июля) участники переговоров с английской стороны предложили конкретную программу, которая сводилась к следующему:

«а) Взаимоотношение политики «агрессивности» и «окружения».

б) Немецкое жизненное пространство.

в) Широкий экономический компромисс и сотрудничество.

г) Возврат колоний».

В сокращенном изложении Гогенлоэ это было точно то, что Вильсон изложил в июне и июле Вольтату, включая раздел сфер влияния, уступки в колониальном вопросе и метод тайных переговоров с представителями рейха.

8 июня 1939 г. состоялась встреча Чемберлена с Троттом. Британские политические деятели давали понять своим немецким собеседникам, что они готовы продолжать политику Мюнхена и предоставить Германии «свободу рук» в Восточной Европе (Documents on German Foreign Policy. 1918—1945. Serie D, vol. VI, p. 681—682).

Свидетельством определенного сближения точек зрения сторон может служить выступление Галифакса 29 июня 1939 г., выразившего готовность договориться с Германией по вопросам, которые, по его мнению, «внушают миру тревогу». Галифакс, в частности, сказал: «В новой обстановке мы могли бы обсудить колониальную проблему, вопрос о сырье, торговых барьерах, «жизненном пространстве», об ограничении вооружений и многое другое, что затрагивает европейцев» (Speeches on International Policy by Lord Halifax. Oxford, 1940, p. 296).

В июле 1939 г. Вольтат вторично посетил Лондон, и контакты возобновились. Гитлеровский план раздела мира на сферы влияния был подкреплен английским предложением о «сотрудничестве» с Германией в трех районах мира: в Британской империи, Китае и России. Таким образом, в числе территорий, подлежавших разделу, английская сторона назвала Китай и Советский Союз, с которым Великобритания в это время вела переговоры о совместной борьбе против фашистской агрессии.

Данные о закулисных контактах различных представителей Германии и Англии летом 1939 г. подтверждают полную обоснованность опасений, которые испытывал Советский Союз.

Некоторые западные политики и историки пытаются изобразить дело так, будто Советский Союз проявил «излишнюю подозрительность». Документы опровергают эти утверждения. Речь идет не о случайных контактах или о личной инициативе отдельных английских и немецких деятелей, а о широкой системе закулисных связей, в которую входили:

— прямые контакты высокопоставленных представителей английского правительства с немецкими эмиссарами (Вильсон — Вольтат, Хадсон — Вольтат, Вильсон — Хессе, Галифакс — Далерус, Репсимен — Геринг, Ванситтарт и Эштон-Гуэткин — Гогенлоэ), в ходе которых до сведения Гитлера и Геринга доводилась конкретная программа англо-германского сговора (план Вильсона);

— политические контакты деловых кругов обеих стран (соглашение в Дюссельдорфе, совещание Геринга с английскими бизнесменами, другие контакты через Далеруса), имевшие целью разработку планов экономического сговора;

— контакты официальных политических деятелей Англии с представителями так называемой «генеральской оппозиции», за которыми стояли военные круги гитлеровской Германии (Канарис, Гальдер и другие) ;

— зондажи английских эмиссаров через ведомство Риббентропа (поездки в Берлин Бакстона, Лейт-Росса, Друммонд-Вольфа и Эштон-Гуэткина), в ходе которых «дублировались» идеи Вильсона;

— регулярные связи представителей консервативной партии и ряда органов английской прессы с германскими дипломатами и разведчиками, направленные на подготовку английского общественного мнения к возможному сговору.

Все элементы этой системы в настоящее время подтверждены документально и говорят о двойной игре Запада в столь ответственный период европейской истории, когда мир ожидал создания действенного фронта против агрессии.

Печат. по изд.: «СССР в борьбе за мир...», С. 586—588.

Здесь печатается по кн.: Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937-1939 гг. в 2-х томах. Москва. Политиздат. 1981.

Электронная версия воспроизводится с сайта http://www.infanata.org

[Министр иностранных дел Франции Ж. Бонне]

http://hrono.ru/dokum/193_dok/19390816bonne.html

16 августа 1939 г.

Генерал Думенк сообщает, что советская военная делегация с самого начала переговоров поставила, в качестве условия реализации военного пакта, уверенность Советской Армии в том, что в случае агрессии против Польши и Румынии она может пройти через Виленский коридор, Галицию и румынскую территорию. Генерал Думенк добавил, что это условие поставлено, наверное, лишь в связи с исключительно действенной помощью, которую русские намерены предоставить нам; он указывает также на большое значение, которое имеет с точки зрения рассеяния опасений польской стороны тот факт, что русские очень строго ограничивают зоны ввода своих войск, исходя исключительно из стратегической точки зрения.

Генерал Мюссе выехал 15 [августа] вечером в Варшаву с необходимыми инструкциями, чтобы незамедлительно войти в контакт по этому поводу с польским генеральным штабом 85) .

Вчера вечером я сам вызвал г-на Лукасевича и имел с ним беседу, содержание которой я Вам передаю в отдельной телеграмме. Необходимо, чтобы Вы лично решительно поставили перед г-ном

стр. 252

Беком вопрос о необходимости для польского правительства принять русскую помощь. Вам следует настойчиво подчеркнуть, что возможное русско-польское сотрудничество на восточном театре боевых действий является необходимым условием эффективности нашего общего сопротивления агрессивным планам держав оси, что, поскольку польское правительство много раз признавало ее необходимость, было бы опасно ждать начала военных действий, чтобы представить себе одну из основных форм этого сотрудничества; Вы добавите, что мы не можем предполагать, что, отказываясь обсуждать стратегические условия ввода русских войск, Польша приняла бы на себя ответственность за возможный провал военных переговоров в Москве и за все вытекающие из этого последствия. Вы можете также сделать упор на соображения, содержащиеся в телеграмме, которую вчера передал из Москвы г-н Наджиар *. Мне нет нужды доказывать Вам значение этого вопроса, от которого зависит в настоящий момент вся наша система безопасности в Восточной Европе 86).

стр. 253

Примечания:
* См. док. Записка министерства иностранных дел Франции премьер-министру Франции Э. Даладье. 16 августа 1939 г.

85) Для переговоров с польским генеральным штабом 15 августа 1939 г. в Варшаву был направлен генерал Мюссе.

19 августа генерал Мюссе в сопровождении английского военного атташе подполковника Суорда посетил начальника польского генерального штаба Стахевича. Они изложили «стратегические соображения», раскрывавшие значение для Польши помощи Советского Союза. Демарш, однако, полностью обесценивался тем, что вместо твердой постановки вопроса о необходимости предоставления права прохода советским войскам польскому правительству предлагалось дать молчаливое согласие на формулу, ни к чему в действительности не обязывавшую. Практически имелось в виду секретное соглашение между штабами, «не вовлекающее правительства соответствующих государств». Такая договоренность, разъяснял Суорд, «дала бы возможность делегациям, ведущим переговоры в Москве, свободно обсуждать различные связанные с этим военные факторы и выработать конкретный план, который польское правительство не обязано было бы учитывать до его представления в окончательной форме». Дополнительный аргумент в пользу этого предложения Суорд видел в том, что подобный план имел бы «предварительный характер» и был бы «сравнительно малозначащим», поскольку «окончательная договоренность по главным политическим вопросам еще не была достигнута» (Documents on British Foreign Policy; 1919—1939. Third Series, vol. VII, p. 135—136).

Такова была та «уловка», которая должна была дать возможность западным державам продолжать переговоры в Москве, даже выработать «конкретный план» и вместе с тем в критическую минуту оставить Советский Союз с пустыми руками, в чем и был ее главный смысл. Не менее коварной была приведенная «формула» и в отношении Польского «союзника» западных держав. Лишая Польшу единственного средства, способного спасти ее от катастрофы,— помощи Советского Союза, англофранцузская дипломатия отводила ей роль связанной жертвы, призванной отвлечь внимание хищника от других целей и вызвать его прыжок в желательном направлении.

Вечером 19 августа Бек, сославшись на решение Рыдз-Смиглы, сообщил официальный ответ польского правительства. Это был категорический отказ (Bonnet G. Defence de la Paix. Fin d'un Europe. Geneve, 1948, p. 282).

86) Роковую роль в судьбе Польши в этот период сыграла Франция. Отказавшись выполнить свои союзнические обязательства по отношению к Чехословакии в 1938 г. и делая все, чтобы не пришлось выполнять их по отношению к Польше, правительство Франции в 1938—1939 гг. было готово «любой ценой» договориться с Германией, пойти на соглашение с Гитлером, т. е. практически капитулировать. (Documents diplomatiques francais. 1932—1939. 2 serie (1936-1939), t. XI, p. 605—606). Поэтому подписание франко-германской декларации 6 декабря 1938 г. укрепило у Риббентропа и Гитлера «мнение в том, что более ничто не остановит движения Германии на восток и что Польша в тот день, когда она подвергнется нападению, будет в свою очередь покинута Францией, как была покинута Чехословакия» (Les evenements survenus en France de 1933 a 1945, vol. IV, p. 856). Развертывание фашистской агрессии весной 1939 г. ставило под угрозу безопасность самой Франции. В этих условиях отказываться от союзника, пусть даже не очень мощного, каким являлась Польша, было нельзя. Провозглашением «гарантий » в апреле 1939 г. французская дипломатия постаралась крепче привязать ее к себе. Но как сочетать это с подготовкой «второго Мюнхена »? Воспользовавшись начатыми переговорами с Польшей об уточнении обязательств, французский министр иностранных дел сумел придать им наиболее удобный, с его точки зрения, вид: сохраняя для Польши весь свой объем, они в том, что касается Франции, приобрели условный характер. Боннэ имел теперь возможность, сославшись на какой- либо подходящий предлог, аннулировать их.

В качестве такого предлога, на который делала ставку французская дипломатия, было нежелание польского правительства согласиться на получение военной помощи от Советского Союза.

«Добиваясь» от Варшавы согласия на проход советских войск, Боннэ искусно дозировал свою «настойчивость» с таким расчетом, чтобы этого согласия не получить. Цель Боннэ состояла в том, чтобы продолжать московские переговоры и вместе с тем сохранять возможность в критическую минуту отказаться и от подписания пакта с СССР, и от выполнения обязательств в отношении Польши. Это позволило бы ему либо заключить сделку с Гитлером, либо просто предоставить Польшу своей судьбе в расчете на то, что, сокрушив ее, гитлеровская армия вторгнется затем в пределы Советского Союза (Duroselle J.-B. Histoire diplomatique de 1919 a nos jours. Paris, 1957, p. 279).

Имелась ли у западных держав в тот момент возможность побудить польское правительство пересмотреть свою позицию в рассматриваемом вопросе? Безусловно. Политическое соглашение, подготовленное в ходе франко-польских переговоров летом 1939 г. и оформлявшее обязательства сторон по оказанию взаимной помощи, в результате маневров Бонна оставалось еще не подписанным. Не был также подписан и аналогичный англо-польский договор. Англо-французская дипломатия, таким образом, имела в своих руках мощный рычаг для воздействия на позицию правящих кругов буржуазной Польши. В заявлении, сделанном английскому поверенному в делах для передачи Галифаксу 19 августа, т. е. как раз в момент переговоров в Варшаве, Боннэ сообщил, что он был «счастлив, что политический договор с Польшей еще не был заключен », поскольку это давало средство давления на польское правительство (Documents on British Foreign Policy. 1919—1939. Third Series, vol. VII, p. 77—78).

Печат. по изд.: «Документы и материалы по истории советско-польских отношений», т. VII, с. 1 4 5 — 1 4 6 .

Здесь печатается по кн.: Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937-1939 гг. в 2-х томах. Москва. Политиздат. 1981.

Электронная версия воспроизводится с сайта http://www.infanata.org

[Э. Даладье]

http://hrono.ru/dokum/193_dok/19390816dalad.html

16 августа 1939 г.

Риббентроп показывает премьер-министру Франции Даладье место, где он должен поставить подпись под мюнхенским соглашением. 1938 г.

Имею честь препроводить вам при сем записку, воспроизводящую замечания, переданные мне нашим послом в Москве 15 августа, по вопросу о ходе военных переговоров, ведущихся в настоящее время между Францией, Великобританией и СССР.

Я был бы вам обязан, если бы вы соблаговолили рассматривать эти замечания как носящие строго конфиденциальный характер.

За министра иностранных дел,
вице-директор по делам Европы,
посланник А. Оппено

ЗАПИСКА О ФРАНКО-АНГЛО-РУССКИХ ВОЕННЫХ ПЕРЕГОВОРАХ

По сообщению нашего посла в Москве, то, что предлагает русское правительство для осуществления обязательств политического договора, по мнению генерала Думенка, соответствует интересам нашей безопасности и безопасности самой Польши.

Отнюдь не стараясь использовать переговоры для того, чтобы получить нашу солидную поддержку на Западе в обмен на ограниченную поддержку с его стороны на Востоке, СССР предлагает нам, по мнению г-на Наджиара, вполне определенную помощь на

стр. 253

Востоке 87) , не предъявляя дополнительных требований на Западе, но при условии, что Польша своей отрицательной позицией не сделает невозможным создание на Востоке фронта сопротивления с участием русских сил. В случае неудачи в этом вопросе русские не претендуют на то, чтобы мы оказывали им поддержку на Западе в тот период, пока Польша, вследствие ее отказа, будет держать их вдали от операций на Востоке. Действительно, заявляют они, в этом случае военные переговоры, а следовательно, и политический договор, одной из основных целей которого является оказание Советским Союзом помощи Польше, были бы беспредметными.

Едва ли, пишет по этому поводу наш посол в Москве, можно что-либо противопоставить этому утверждению, которое подводит нас к самой сущности вопроса. Даже если бы русские удовлетворились тем, что на Востоке предусматривалась бы только ограниченная помощь и простые меры, вытекающие из позиции выжидания, на чем должны настаивать перед ними, согласно полученным инструкциям, французская и английская миссии, то все же, по мнению г-на Наджиара, польский вопрос не мог бы быть обойден, не говоря уже о румынском вопросе. Наконец, возникли бы сложные проблемы транзита, снабжения и коммуникаций, и они оказались бы не разрешенными без участия или молчаливого согласия варшавского правительства.

Ссылаться же на сложность положения для того, чтобы замаскировать настоятельную необходимость добиться в Москве результатов без того, чтобы Польша, которой мы предоставили гарантию *, согласилась позволить нам уточнить условия русской поддержки, без которой наша гарантия могла бы оказаться слишком тяжелой или неэффективной, означало бы, по мнению г-на Наджиара, пытаться строить на песке.

Предоставляя Польше гарантию, мы должны были поставить условием этой гарантии советскую поддержку, которую мы считаем необходимой. Обстоятельства, которые весной оправдывали принятие этого решения, в настоящее время, несомненно, представляются более благоприятными. Во всяком случае, по мнению нашего посла в Москве, необходимо, чтобы поляки поняли сейчас, пока еще не слишком поздно, необходимость занятия менее отрицательной позиции.

В связи с этим Наджиар считает, что генералу Думенку должно быть оказано полное доверие и что, не устанавливая никаких ограничений, кроме тех, которые ему подскажет его опыт, мы должны были бы уполномочить его на обсуждение всех проблем, которые выдвигает эффективное участие русских сил в борьбе против агрессии на Востоке.

Будущая военная конвенция должна, разумеется, быть представлена на одобрение заинтересованных правительств. Поэтому ее нельзя заключить в полном объеме без согласия поляков, посколь-

стр. 254

ку французское правительство могло бы дать свое окончательное согласие только после того, как оно снеслось бы по этому вопросу с Варшавой. В связи с этим Наджиар напоминает, что генерал Хунтцигер один заключил конвенцию с Турцией и что британское правительство затем одобрило ее.

Главное на данном этапе, говорит в заключение наш посол в Москве, состоит в том, чтобы продвинуть вперед военные переговоры с СССР и не идти на разрыв, причиной которого явился бы наш отказ от обсуждения по существу тех определенных проблем, которые возникают в связи с вопросом о русской поддержке на Востоке.

стр. 255

Примечания:
* См. док. Заявление премьер-министра Франции Э. Даладье в парламенте о предоставлении гарантий Греции, Румынии и Польше. 13 апреля 1939 г.

87) Вопрос об эффективном советско-французском военном сотрудничестве рассматривался еще в 1937 г. Так, в начале 1937 г. советский военный атташе во Франции получил запрос французского генштаба о формах и размерах помощи, которую СССР мог бы оказать в случае германского нападения на Францию и Чехословакию. 17 февраля 1937 г. полпред и военный атташе СССР в Париже сообщили начальнику французского генерального штаба, а затем и премьер-министру Франции ответ Генштаба СССР:

«Военная помощь СССР может иметь два варианта.

1. Если Польша, состоявшая в союзе с Францией, и Румыния, состоявшая в союзе с Францией и Чехословакией, выполнят свой долг и дадут согласие на проход советских войск каждая соответственно через свою территорию на основе решения, принятого ими самостоятельно или в соответствии с решением Лиги наций,— в таком случае СССР имеет возможность предоставить свою помощь и поддержку всеми видами войск.

Это при необходимых условиях должно быть определено специальным соглашением между заинтересованными странами.

2. Если по непонятным причинам Польша и Румыния воспротивятся тому, чтобы СССР предоставил помощь Франции и Чехословакии, и если они не захотят разрешить проход советских войск через их территорию,— в таком случае помощь СССР неизбежно будет ограничена.

СССР сможет направить свои войска морским путем на территорию Франции и военно-воздушные силы в Чехословакию и Францию.

Размеры этой помощи должны быть определены специальным соглашением между заинтересованными государствами.

В этих обоих случаях СССР предоставит помощь военно-морскими силами.

СССР сможет поставить Франции и Чехословакии: бензин, мазут, масла, марганец, продукты питания, вооружение — моторы, танки, самолеты и др.». Генеральный штаб СССР со своей стороны просил дать ответ на следующие вопросы:

«1. Какую помощь Франция могла бы предоставить СССР, если бы он подвергся нападению со стороны Германии? Каким путем должен быть установлен размер этой помощи?

2. Какое оружие Франция могла бы поставить СССР?»

Ответа на эти встречные вопросы, однако, так и не было получено.

Приведенный документ имеет громадное принципиальное значение, так как он показывает, что Советское правительство было преисполнено решимости осуществлять самое тесное сотрудничество с Францией в борьбе против возможной агрессии со стороны гитлеровской Германии. В частности, Советский Союз был готов вести с Францией переговоры с целью выработки конкретных условий оказания взаимной помощи, т. е. о заключении соответствующей военной конвенции. Более того, советским заявлением от 17 февраля был сделан существенный шаг в деле выработки условий этой конвенции. К сожалению, правительство Франции не поддержало эту инициативу (см.: Документы внешней политики СССР. М., 1976, т. XX, с. 703—704).

Печат. по изд.: «СССР в борьбе за мир...», с. 589—590.

Здесь печатается по кн.: Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937-1939 гг. в 2-х томах. Москва. Политиздат. 1981.

Электронная версия воспроизводится с сайта http://www.infanata.org

[Хронос]

http://hrono.ru/dokum/193_dok/19390816voen.html

16 августа 1939 г.

Начало заседания в 10 час. 25 мин. Окончание заседания в 13 час. 55 Мин.

Ген. Думенк (председательствующий). Объявляю заседание открытым. Слово предоставляется адмиралу Драксу для заявления.

Адм. Дракс. Я очень сожалею, что миссия сегодня опоздала на заседание. Это произошло вследствие того, что когда мы приехали в посольство, то должны были заняться уточнением формулировок некоторых вопросов, которые нас интересовали. Вместе с тем мне хотелось бы после перерыва поставить несколько вопросов морского порядка, но один вопрос я хотел бы задать сейчас, так как все остальные вопросы будут от него зависеть. Возможно, что ответ на этот вопрос советская миссия сможет дать либо сейчас, либо после перерыва.

Ген. Думенк. Слово предоставляется генералу Хейвуду.

Ген. Хейвуд. Мы хотели бы узнать, какие силы франко-британского морского флота, по Вашим предположениям, должны участвовать в операциях в Балтике и типаж этих судов.

Ген. Думенк. Программа нашего сегодняшнего заседания — это замечания советской делегации относительно тех принципов, которые были советской миссии переданы. Я хотел бы спросить маршала Ворошилова, может ли он сейчас дать свои замечания.

Ворошилов Климент ЕфремовичМаршал К. Е. Ворошилов. На первый вопрос, оглашенный генералом Хейвудом, я прошу разрешения дать ответ несколько позже. Что же касается второго вопроса, поставленного г-ном председателем, то, мне кажется, мы вчера условились сначала заслушать сообщения об авиации Англии и Франции, а затем перейти к вопросу о принципах, сообщенных французской миссией.

Ген. Думенк. Возможно, что произошло недоразумение, мы не расслышали друг друга, но я не вижу никаких неудобств в том, чтобы начать сейчас сообщение о воздушных силах.

стр. 255

Слово предоставляется маршалу воздушного флота Англии Бернету для сообщения о британских воздушных силах.

Маршал Бернет. Общая политика применения британских авиационных сил, кроме тех, которые находятся в Сингапуре, Адене, в Средиземном море, Суэцком канале, Индии и доминионах, заключается во взаимодействии с французской авиацией на Западном фронте.

Каковы те военные объекты, которые в настоящий момент имеют жизненное значение? Часть истребительной авиации останется в самой Англии для уничтожения тех сил противника, которые могут напасть на Англию. Нашей истребительной авиации в этом случае будет помогать вся организация противовоздушной обороны: прожекторные части, аэростаты заграждения, а также части звукоуловителей.

Условлено, что часть нашей авиации будет действовать с французской территории, где для этой цели заранее подготовлены аэродромы. Вы поймете, что это даст большое преимущество в стратегическом отношении для увеличения радиуса действия нашей авиации.

Наши авиационные базы в Англии защищены лучшими средствами в мире, которые непрерывно развивались с 1917 года, так что в настоящее время эффективность действия всех средств противовоздушной обороны этих баз находится на очень высоком уровне.

Мы в состоянии проводить действия нашей бомбардировочной авиации в глубоком тылу Германии. Бомбардировочная авиация с английских баз может в течение продолжительного времени и непрерывно поддерживать бомбардировку тылов Германии. Причиной этого будет то, что мы будем иметь за собой все ресурсы английской промышленности. Кроме того, мы имеем дополнительное преимущество, заключающееся в том, что мы обладаем большим количеством хорошо натренированных и обученных авиационных механиков. Это сильно облегчает разрешение проблемы снабжения и эксплуатации. Вопросы снабжения и эксплуатации материальной части гораздо легче разрешаются тогда, когда наши самолеты действуют с английских баз, чем в тех случаях, когда операции производятся из баз, выдвинутых вперед (Франция, Средиземноморское побережье), которые требуют поддержания связи с ними. Из этих баз, находящихся в Англии и расположенных во Франции, мы имеем возможность достигнуть всех важных объектов Германии.

Из прессы Вам, очевидно, известно о больших авиационных перелетах, которые были произведены из Англии до Средиземного моря, в частности до Марселя и обратно. И это было проделано не один, а несколько раз.

С каждым днем британская авиация становится все сильней и сильней. Увеличивается не только продукция промышленности, но также и выпуск пилотов и технического обслуживающего персо-

стр. 256

нала, необходимого для авиации. Мы придаем большое значение авиационным техникам, на ответственности которых лежит поддержание самолетов в хорошем состоянии. Вопрос о правильной эксплуатации самолетов становится все более и более трудным по мере совершенствования самолетов.

Мы против того, чтобы построить больше самолетов первой линии, чем мы можем содержать во время войны. Мы придерживаемся такой точки зрения, чтобы иметь на первой линии такое количество самолетов, которое мы можем поддерживать постоянно в течение довольно длительного периода за счет имеющихся у нас резервов. В частности, мы предпочитаем иметь 1000 самолетов первой линии и в течение шести месяцев войны количество их поддерживать на том же уровне, чем иметь несколько тысяч самолетов первой линии, но которые не могут быть сохранены в этом количестве.

Для советской авиации представляет интерес узнать, что авиация первой линии в метрополии перешагнула уже 3000 самолетов. Сюда не включаются учебные самолеты и самолеты, которые ждут отправки за море. Но приведенная цифра не может, однако, дать настоящего представления об огромных возможностях британской авиации во время войны. Мы придаем большое значение тому, чтобы действия бомбардировочной авиации носили непрерывный и продолжительный характер. Состояние промышленности и обученности личного состава (пилоты, техники) дополняет общую картину состояния нашей военной авиации.

Остановлюсь на системе подготовки наших кадров авиации. Для обучения и совершенствования людей, успешно окончивших школы пилотажа, мы имеем около 15 школ. Из этих школ повышенного типа пилоты направляются немедленно в боевые эскадрильи. Подбор производится в следующем порядке. Отбирается молодежь, пригодная по своим физическим данным к службе в авиации. Эта молодежь проходит в школах первоначальное обучение. Часть этой молодежи, выдержавшая положенные испытания по пилотажу, идет затем в указанные выше школы, которые делятся на две категории. Первая категория — это школы, где проводится изучение материальной части современного самолета. В школах второй категории проводится изучение боевого применения самолета (бомбардировка, аэрофотосъемка, стрельба). Пилоты, наиболее подходящие для истребительной авиации, направляются в истребительные эскадрильи. Пилоты, наиболее подходящие для ведения дальних разведок и для бомбардировочной авиации, направляются соответственно в разведывательные и бомбардировочные эскадрильи. Наконец, пилоты, наиболее подходящие для службы в войсковой авиации, перед тем, как быть направленными в свои части, проходят краткосрочные курсы по своей специальности.

Количество этих школ во время войны будет значительно увеличено. Существующая в настоящее время организация позволяет

стр. 257

провести это увеличение. Если война разразится завтра, то это можно будет сделать немедленно.

Кроме того, мы имеем также школы для обучения всего обслуживающего нелетного состава. Число этих школ увеличивается, и много школ уже находится в стадии формирования. Имеются также гражданские школы при авиационных заводах. Мы посылаем авиационных техников на заводы для того, чтобы они изучали там современные самолеты по мере их появления. Набираются эти техники и из строевых частей, и их учебных депо. Часть пилотов после прохождения пятилетней службы переходит в запас, что позволило нам создать значительный резерв.

Что касается размера промышленной продукции наших авиационных заводов, то я могу привести здесь следующие цифры: это производство перешагнуло уже за 700 самолетов в месяц. Сюда не входят гражданские и учебные самолеты. Цифры производства гражданских самолетов я точно не знаю и говорю здесь только о военных самолетах. Эта продукция производится без увеличения обычного числа смен рабочих на заводах. Большая часть заводов работает в одну смену и часть — в две смены.

В случае войны эта промышленность может давать значительно большую продукцию. Мы имеем очень большие промышленные резервы, которые нами пока не тронуты и которые будут использованы в случае войны. Мы имеем в настоящее время много заводов, производящих автомобили, мотоциклы и другую продукцию мирного назначения, которые во время войны могут быть использованы для производства военной авиационной продукции.

Из того, что я здесь сказал, Вы можете себе составить представление о мощи британской авиации. К концу последней войны мы имели самую мощную авиацию в мире. В своих частях и соединениях мы имели более 22 тыс. самолетов. Это, конечно, не значит, что все они могли быть одновременно использованы, подняты в воздух.

Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что если бы в скором времени разразилась война, то мы начали бы ее в более благоприятных условиях, чем это было в прошлой войне. Я уверен, что мы добьемся более удивительных результатов, чем мы имели к концу прошлой войны.

В настоящее время мы имеем систему непрерывного снабжения нашей бомбардировочной, а также истребительной и разведывательной авиации всеми необходимыми ресурсами. Мы уже сейчас принимаем меры к увеличению продукции всех необходимых материалов (горючего, смазочных масел и пр.) и [к] созданию необходимых резервов для облегчения последующего расширения этого снабжения на время войны.

Мы изложили сейчас в кратких чертах состояние, в каком находится британская авиация, и рассказали о том, что она может делать. Я надеюсь, что несколько позднее мы сможем обсудить наилучшие способы применения тех огромных авиационных сил,

стр. 258

которые будут находиться в распоряжении СССР, Франции и Великобритании.

Ген. Думенк благодарит маршала Бернета за сделанное им сообщение относительно британской авиации. К нему присоединяются маршал К. Е. Ворошилов и адмирал Дракс.

После этого объявляется перерыв на 15 минут.

(После перерыва.)

Ген. Думенк. Заседание возобновляется. Слово предоставляется генералу Валену для сообщения о французской авиации, Ген. Вален. Я хочу в свою очередь дать характеристику французской авиации.

Я хочу начать с организации материальной части для того, чтобы удовлетворить желание генерала Локтионова и ответить на поставленные им вопросы, беря за принцип такое же представление *, как маршал Вернет. Я хочу начать с материальной части, затем перейти к личному составу, к организации баз и аэродромов, мобилизации и организации различных служб и закончить свое сообщение действиями воздушных сил на Западном фронте. Но до этого позволю себе сделать два замечания. Первое: я буду говорить только о самолетах первой линии, иначе говоря, относительно самолетов, которые могут быть мобилизованы немедленно и которые обеспечены для этого экипажем, вооружением, снабжением и запасными частями. При этом нужно иметь в виду, что аппаратам первой линии соответствует определенный резерв. Этот резерв зафиксирован для истребительной авиации в 200% и для всех прочих категорий — в 100%. Например, когда я говорю о 100 самолетах-истребителях первой линии, это значит, что имеется в резерве 200 самолетов, которые могут выполнять боевые функции. Второе замечание: говоря об этих воздушных силах, я буду иметь в виду только воздушные силы метрополии и Северной Африки и не буду принимать во внимание различные воздушные силы, расположенные в колониях. Их задачей является оборона самих колоний, но они могут быть в случае надобности использованы в качестве подкрепления для основных сил.

М а т е р и а л ь н а я ч а с т ь . Количество самолетов первой линии в настоящее время около 2000, из которых 2/з являются самолетами современными со скоростью истребителей от 450 до 500 км/час при усовершенствованном вооружении и для бомбардировочных самолетов — от 400 до 450 км/час с радиусом действия от 800 до 1000 км и с тоннажем бомб, которые они могут поднять, от 1000 до 2500 кг.

Эта авиация в последнее время развивается быстрыми темпами вследствие возможностей нашей индустрии. Предусмотрено, что наша авиация в 1940 г. будет иметь 3000 самолетов первой линии.

стр. 259

Для того чтобы закончить вопрос о материальной части, я скажу, что мобилизация французской индустрии в отношении материальной части авиации позволяет поддерживать количество самолетов первой линии постоянно на названном мною уровне. Через три месяца после начала войны количество производимых самолетов будет превышать имеющиеся потери, и это количество будет возрастать в пропорциях, сравнимых с прошлой войной.

Л и ч н ы й с о с т а в . Как во всех технических войсках,обес- печение авиации личным составом является наиболее трудно разрешимой проблемой. Методы, которыми мы добиваемся подготовки личного состава для нашей авиации, сводятся к следующему.

Д о п р и з ы в н а я п о д г о т о в к а . Эту подготовку проходит молодежь, желающая обучаться летному делу, в общественных авиационных организациях, задачей которых является научить их владеть легкими самолетами.

Молодежь, желающая обучаться различным специальностям авиационного дела, проходит эту учебу в школах, находящихся в ведении аэроклубов.

Наконец, это обучение проводится в военных летных школах, количество которых все время увеличивается.

Далее идет подготовка авиационных техников, техников по вооружению, техников по спецоборудованию, электриков. Все они проходят обучение в специализированных военных школах. Я Вам не даю цифры, потому что в сравнении с тем, что сообщил Вам маршал Вернет, это произвело бы на Вас недостаточное впечатление, между тем как наши методы различны. Мы имеем по каждой специальности основные школы, которые заполнены до предела, не для всех, правда, специальностей, а только для летчиков, авиационных техников и техников по вооружению. Имеются, кроме того, дополнительные возможности для укомплектования наших авиационных частей техническим составом.

П о д г о т о в к а з а п а с а . Все резервисты содержатся или в действующих соединениях, и в этом случае они рассматриваются как личный состав действующей авиации, или в специальных центрах обучения резерва, где они могут проходить стажировку в обязательном или добровольном порядке.

О р г а н и з а ц и я н а з е м н ы х б а з . Кроме баз мирного времени мы организовали базы военного времени. Для этой цели в последнее время были предприняты очень большие усилия. В настоящее время по всей территории Франции мы имеем базы, рассчитанные на обслуживание всего французского и английского воздушных флотов. Эти базы построены с учетом различных вариантов ведения войны, согласно тем предположениям, которые были изложены. Каждая база рассчитана на прием не менее 20 самолетов и обеспечена всеми необходимыми средствами снабжения.

Маршал К. Е. Ворошилов. Является ли такая база полностью обеспечивающей непрерывность боевых действий авиации, или она

стр. 260

является такой базой, на которой можно остановиться отдохнуть, заправиться и вылететь в другое место?

Ген. Вален. Я сейчас скажу, что имеется на этих базах. Там имеются все средства снабжения, которые состоят из подземных бензохранилищ со всеми механизмами, необходимыми для быстрой заправки, складов боеприпасов, средств связи в виде подземного телефонного узла, запасных материалов маскировки (краски, полотно, сетки) и нескольких тысяч квадратных метров стальных решеток, позволяющих быстро исправлять повреждения, нанесенные аэродрому бомбардировкой. Кроме того, здесь имеются части наземных войск, именуемые ротами обслуживания. Эти роты обслуживания имеются на территории каждого аэродрома вне зависимости от того, есть там самолеты или нет. На их обязанности лежит организация обороны аэродрома, а также обслуживание всех запросов и нужд тех частей, которые занимают или будут занимать данный аэродром.

М о б и л и з а ц и я . Вся воздушная армия может быть приведена в боевую готовность через 4 часа. В чем это заключается? Военная авиация после приказа рассредоточивается для того, чтобы не пострадать от воздушных бомбардировок, и направляется в места, которые являются не оперативными аэродромами, а специальными аэродромами для рассредоточения. Делается это для того, чтобы в самом начале не открывать противнику своих оперативных аэродромов.

С л у ж б ы . Службы воздушного флота имеют примерно такую же организацию, как и службы сухопутной армии. Некоторые службы, в частности служба санитарная, действуют абсолютно одинаково.

Организация службы снабжения горючим и службы снабжения боеприпасами разработана весьма детально. Она включает подземные склады на самих базах. Наиболее важные склады в тылу являются также подземными. Эти склады питаются либо с помощью поездов, либо по шоссейным дорогам, действующим в мирное время. Отправление поездов предусмотрено в транспортных планах. Кроме того, их снабжение предусмотрено автотранспортом. Обслуживание производится специальными подразделениями, которые называются ротами. В частности, например, имеются рота снабжения горючим и рота снабжения боеприпасами. Эти роты располагают современными средствами передвижения и вообще необходимыми техническими средствами, в частности средствами перекачки, а также грузовиками с кранами — для перевозки и разгрузки боеприпасов. Все эти роты в настоящее время уже существуют. Они будут удвоены в первый же период войны за счет специальной реквизиции машин. В частности, необходимые машины могут быть взяты из топливной промышленности.

Перехожу теперь к общему вопросу о применении авиации. Командование французского воздушного флота предполагает максимальное использование возможностей авиации для того, чтобы

стр. 261

в возможно короткий срок добиться сосредоточения авиации там, где этого требует положение.

Для этой цели авиация на территории Франции и Северной Африки располагает базами, о которых я уже говорил, причем количество этих баз не менее трех для каждого соединения, состоящего из 20 самолетов. Все эти базы и их снабжение предусмотрены для всех случаев военных действий. Расположение этих баз по отношению к линии фронта зависит от театра военных действий: оно будет в Альпах одно и на севере Франции — другое.

Благодаря такой организации, в случае необходимости, нет надобности перевозить с собой наземное оборудование и обслуживающий состав. Это позволяет авиации маневрировать весьма быстро и сосредоточиваться на имеющихся точках.

Следовательно, если нужен будет технический персонал, его можно перебрасывать самолетом, так как на пунктах, куда он прибудет, имеется все необходимое для того, чтобы существовать несколько дней.

Таким образом, имеется возможность, в зависимости от обстановки, переносить центр действий авиации туда, где это в данный момент всего более необходимо.

Эта организация, кроме того, облегчает защиту от нападения воздушного противника, в частности от нападения бомбардировщиков. Имеющиеся на этих базах роты обслуживания позволяют самим самолетам быстро менять аэродромы в случае их разрушения или вероятного нападения. Это также представляет большое преимущество.

Работа по созданию указанных баз стоила очень дорого, но она была необходима, В результате проведенной работы каждое соединение самолотов располагает тремя оборудованными базами.

В настоящее время построено достаточное количество этих баз для французской авиации, а также и для английской авиации, которая должна будет действовать на территории Франции. Предусмотрены все мероприятия для того, чтобы по мере развития французской авиации сохранить этот принцип трех баз для каждого соединения самолетов.

Таким образом, то, что сказано о французской авиации, почти не отличается от того, что было доложено маршалом Бернетом относительно авиации английской. Обе наши авиаций стренированы для совместных действий, и значительное количество бомбардировщиков французского воздушного флота проводило уже перелеты над Англией.

Истребительная авиация, действуя совместно с противовоздушной артиллерией, защищает наиболее жизненные центры против воздушных атак неприятеля. В частности, она прикрывает все важнейшие объекты, разрушение которых могло бы повлиять на ход военных операций: железнодорожные узлы, шоссейные магистрали, мосты и сосредоточения сухопутных и воздушных сил, а

стр. 262

также промышленные предприятия, необходимые для нужд обороны.

Бомбардировочная авиация имеет своей целью разрушение исключительно военных объектов, расположенных на территории неприятеля, и избегает действий против мирного населения и гражданских сооружений. Объекты действия нашей бомбардировочной авиации те, которые неприятель прикрывает своей истребительной авиацией и противовоздушной артиллерией. Объекты действия бомбардировочной авиации, очевидно, одинаковы во всех странах.

Весьма сложный вопрос — последовательность атак на различные объекты. Последовательность этих атак может быть решена только в зависимости от конкретных действий в данное время на данном фронте.

На этом я заканчиваю свое выступление.

Ген. Думенк. Могу ли я от нашего общего имени поблагодарить генерала Валена за сделанное им сообщение? (Маршал К. Е. Ворошилов и адмирал Дракс благодарят генерала Валена за его сообщение.)

На вопрос, поставленный адмиралом, можно ли получить ответ сейчас?

Маршал К. Е. Ворошилов. Я попрошу г-на адмирала и высокое совещание разрешить нам представить ответ на следующем заседании.

Примечания:
* Так в тексте.

Печат. по изд.: «СССР в борьбе за мир...», с. 591—599.

Здесь печатается по кн.: Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937-1939 гг. в 2-х томах. Москва. Политиздат. 1981.

Электронная версия воспроизводится с сайта http://www.infanata.org

[Хронос]

http://hrono.ru/dokum/193_dok/19390816voen2.html

16 августа 1939 г.

(Продолжение)

Ген. Думенк. Наша программа теперь предусматривает замечания советской делегации относительно трех принципов. Можно ли попросить г-на маршала сделать сейчас эти замечания?

Маршал К. Е. Ворошилов. Советская военная миссия основательно ознакомилась с тремя принципами, врученными ей главою французской военной миссии г-ном генералом Думенком.

Эти три принципа об организации обороны договаривающихся сторон слишком универсальны, абстрактны, бесплотны и никого ни к чему не обязывают. Я их, разумеется, разделяю, так как против них трудно возразить. Но они, не представляя ничего конкретного, могли бы послужить материалом разве только для какой- либо абстрактной декларации. Мы же собрались здесь не для принятия общей декларации, а для выработки конкретной военной конвенции, которая должна определить количество дивизий,.

стр. 263

артиллерийских орудий, танков, самолетов, морских эскадр и пр., совместно участвующих в деле обороны договаривающихся стран.

В этом заключается наш ответ на представленные три принципа.

Ген. Думенк. Я хочу сказать маршалу, что он очень строг по отношению к моим принципам.

Маршал К. Е. Ворошилов. Жесткость моего ответа определяется жесткостью современного военно-политического положения. Еще два дня тому назад адмирал Дракс заявил о том, что Германия отмобилизовала уже 2 млн. войск и готова выступить 15 августа, т. е. вчера, против одной из миролюбивых стран. Хотя прогноз адмирала Дракса, к счастью, не оправдался, тем не менее напряженность политического положения в Европе не уменьшилась, а, наоборот, увеличилась. Отсюда следует, что совещание военных миссий Великобритании, Франции и Советского Союза, если они всерьез хотят прийти к конкретному решению вопроса о совместных действиях против агрессии, должно, не тратя попусту времени на ничего не значащие декларации, поскорее решить этот основной вопрос.

Ген. Думенк. Я хочу следовать тем советам, которые дал мне маршал Ворошилов, и предлагаю исправить эти пункты на основе того, что было вчера доложено начальником Генерального штаба командармом Шапошниковым. Нужно поручить кому-нибудь написать проект и внести новое предложение на обсуждение.

Маршал К. Е. Ворошилов. Я считаю, что еще не наступил момент для редактирования какого-либо документа. Мы не разрешили кардинального вопроса для советской стороны, а именно — вопроса о пропуске Вооруженных Сил Советского Союза на территорию Польши и Румынии для совместных действий вооруженных сил договаривающихся сторон против общего противника.

Только после положительного разрешения указанного вопроса мы могли бы приступить к обсуждению заслушанных здесь в общем абрисе планов представителей трех военных миссий.

До сих пор мы только обменялись сообщениями. Я лично полагаю, что это — только начало наших конкретных разговоров об определении количества вооруженных сил каждой стороны и их применении против агрессии в Европе.

Ген. Думенк. Не находит ли г-н маршал возможным, не теряя времени, уточнить эти цифры в виде предварительного проекта параграфов (статей) конвенции?

Маршал К. Е. Ворошилов. Я полагаю, что до тех пор, пока наша советская миссия не будет иметь ответа на наш вопрос, теперь уже всем известный, о котором миссии Великобритании и Франции запросили свои правительства, всякая предварительная работа является, до известной степени, бесполезной.

Ген. Думенк. Я принимаю к сведению сказанное г-ном маршалом и предлагаю перейти к вопросу о том, что же мы будем делать на следующем заседании. Можем ли мы заслушать сообще-

стр. 264

ние начальника Воздушных Сил генерала Локтионова относительно воздушного флота Красной Армии, которого мы еще не слышали?

К тому, что я уже передал маршалу в виде ряда вопросов, есть еще некоторое количество вопросов, которые, с разрешения маршала, мы хотели бы задать советской миссии и на которые мы с удовольствием заслушали бы ответы. Эти вопросы написаны по-английски, и я даю их сейчас прочитать моему соседу (передает генералу Хейвуду).

Маршал К. Е. Ворошилов. Лучше просто передать эти вопросы в письменном виде. Я прошу разрешения дать ответ нашей миссии на одном из ближайших заседаний. Пожелание г-на председателя относительно заслушивания доклада об авиационных силах Советского Союза будет выполнено, так как советская миссия не желает быть в долгу у французской и английской миссий.

Ген. Думенк. Я предлагаю, если со стороны маршала и адмирала не будет возражений, следующее заседание устроить завтра.

Маршал К. Е. Ворошилов. Я хотел бы просить г-на генерала Думенка и г-на адмирала Дракса ориентировочно сообщить, когда они ожидают ответа от своих правительств на наш вопрос.

Ген. Думенк. Как можно скорее.

Маршал К. Е. Ворошилов. Если ответ, которого ожидают английская и французская миссии, может надолго затянуться, мне думается, что нам придется, после нашего сообщения относительно авиационных сил СССР, наши заседания прервать до получения ответа.

Ген. Думенк. Мне бы хотелось, помимо заслушивания сообщения генерала Локтионова, получить также ответы на вопросы, которые только что переданы маршалу, потому что они являются очень важными.

Маршал К. Е. Ворошилов. Может быть, они очень важны, но мы с ними еще не познакомились. Нам нужно с ними познакомиться, после чего мы в состоянии будем сказать, будем ли мы отвечать на эти вопросы до получения ответа от правительств Англии и Франции или только после получения этого ответа на наш вопрос.

Адм. Дракс. Я не имею возможности сообщить о том, когда будет получен от правительства ответ, так как это зависит от самого правительства.

Ген. Думенк. Я прошу Вас сообщить на завтрашнем заседании: когда советская миссия сможет ответить на заданные нами вопросы — непосредственно сейчас же или после. Я думаю, что, может быть, мы могли бы продолжать работу, считая, что будет получен положительный ответ на вопрос, поставленный советской военной миссией.

Маршал К. Е. Ворошилов. Работать совместно наша миссия, к сожалению, не сможет до тех пор, пока мы не предположительно, а реально будем знать, как правительства Великобритании и

стр. 265

Франции рассматривают наше участие в совместных действиях против агрессора.

Ген. Думенк. Я думаю, что можно считать сегодняшнее совещание закрытым и открыть его завтра в 10 часов утра.

Предложение принимается.

ВОЕННЫЕ ВОПРОСЫ
К СОВЕТСКОЙ ВОЕННОЙ МИССИИ

1. Каково мнение советской военной миссии о возможности вступления Италии в войну:

а) в случае, если Советский Союз подпишет пакт с Францией и Англией; б) если Советский Союз не подпишет пакта с нами?

Если мнение советской военной миссии таково, что Италия, возможно, вступит в войну, то каково ее мнение относительно возможных действий Италии, если она будет вести операцию из Албании?

2. Из трех разных вариантов действий, намеченных советской военной миссией, какой вариант, по ее мнению, вероятнее всего будет принят Германией?

3. Может ли советская военная миссия дать более точные данные относительно районов румынской территории, в которые, по ее мнению, необходимо получить право доступа и в которых она считает желательным ведение операций?

4. Что предполагает делать Советский Союз при втором варианте, если Болгария объединится с Венгрией против Румынии? Какую помощь он может оказать в этом случае Турции?

5. Какое количество грузов может регулярно направляться по железным дорогам в Польшу:

а) из Мурманска,

б) от Черного моря?

По каким железным дорогам может быть направлен поток грузов, чтобы как можно меньше мешать снабжению русской армии?

6. Каким советским портом (портами) на Черном море мы можем пользоваться для подвоза снабжения на русско-польско-румынский фронт?

7. а) Если вопрос о пропуске советских войск в Польшу будет решен в соответствии с пожеланиями, выраженными советской военной миссией, согласен ли Советский Союз принять участие в обеспечении Польши снабжением, вооружением, сырьем и другими промышленными материалами?

б) Тот же самый вопрос относится к Румынии.

8. Какое количество очищенных нефтепродуктов может поставить Советский Союз в случае войны? Будет ли он иметь достаточное количество танкеров для их перевозки?

стр. 266

ЗАЯВЛЕНИЕ, КОТОРОЕ ДОЛЖНО БЫТЬ
СДЕЛАНО ПОСЛЕ ЭТИХ ВОПРОСОВ

Мы приготовили ряд вопросов относительно советской политики в области авиации, но, так как планы советской авиации будут вскоре изложены и так как это изложение может содержать ответ на некоторые из этих вопросов, мы предполагаем отложить все вопросы, касающиеся авиации, до ознакомления с планами советской авиации.

ВОЕННО-МОРСКОЙ ВОПРОС

Какие типы франко-английских военных судов и в каком количестве должны, по вашему предположению, действовать в Балтике?

Печат. по изд.: « С С С Р в борьбе за мир...», с. 6 0 0 — 6 0 4 .

Здесь печатается по кн.: Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937-1939 гг. в 2-х томах. Москва. Политиздат. 1981.

Электронная версия воспроизводится с сайта http://www.infanata.org

[Г. Дирксен, посол Германии в Великобритании]

http://hrono.ru/dokum/193_dok/19390816dirk.html

16-18 августа 1939 г. *

I. Май 1938 г.- Мюнхен.

II. Мюнхен - Прага.

III. Прага.

IV. Май 1939 г.- начало войны.

1) Политика окружения в полном ходу.

2) Растущее противодействие политике окружения.

3) Средства ослабления напряженной обстановки.

4) Данцигский кризис и усиление воинственных настроений.

5) Позиция германской прессы в отношении Англии.

6) Английское предложение о переговорах, сделанное через сэра X. Вильсона.

7) Итоговый обзор.

8) Отношение к предложению сэра X. Вильсона в Берлине. .

I

Май 1938 г.- Мюнхен

Мое назначение в Лондон застало меня в Александрии 2 апреля 1938 г. 10 апреля я прибыл в Берлин. 30 апреля я выехал в Лондон.

стр. 267

Позиция Англии в отношении Германии в это время определялась двумя различными фактами или тенденциями: все усиливающимся влиянием премьер-министра Чемберлена на внешнюю политику и аншлюсом Австрии.

После того как Чемберлен, будучи министром финансов, еще до своего назначения премьер-министром, оказывал чрезвычайно сильное влияние на судьбы своей страны — но больше в области финансов и экономики, а также в области имперской политики — став премьер-министром, он начал руководить также и внешней политикой Англии. Зная укоренившуюся силу пассивного сопротивления чиновников министерства иностранных дел в отношении несимпатичных им направлений внешней политики, он опирался в проведении своих внешнеполитических планов больше на сэра Хораса Вильсона — «статс-секретаря имперской канцелярии». Далее он освободился от министра иностранных дел Идена, ответственного за неудачу абиссинской политики, и назначил министром иностранных дел преданного ему лорда Галифакса. Послом в Берлин он назначил против воли министерства иностранных дел сэра Невиля Гендерсона.

Во внешней политике целью Чемберлена являлась попытка добиться соглашения с тоталитарными государствами. В начале марта 1938 г., по его распоряжению, правительству рейха было сделано очень несовершенное и недостаточное предложение по урегулированию колониального вопроса, которое Гендерсон передал лично фюреру (ответа со стороны Германии не последовало). Он начал также переговоры с Италией о ликвидации абиссинской проблемы и о разграничении интересов на Ближнем Востоке. Эти переговоры привели в апреле к заключению широкого соглашения.

В противовес этому положительному направлению в англогерманских отношениях имелись и отрицательные влияния, вызванные аншлюсом Австрии. Англия, которая задним числом охотно утверждает, что она приветствовала все справедливые действия германской политики и осудила только ликвидацию чехословацкого государства, в действительности осуждала от начала до конца все действия Германии, предпринятые ею для справедливой защиты своих жизненных интересов, и отвечала на них яростной газетной травлей. Так было с занятием Рейнской области, позднее — с разрешением судето-немецкой проблемы и весной 1938 г. с аншлюсом Австрии. Последний повлиял на Англию тем сильнее, что информация британского правительства была явно крайне недостаточной и исходила от легитимистских кругов Австрии: во всяком случае, в Лондоне были неизвестны сила стремления Австрии к аншлюсу и подготовка к нему. Отношение общественности было поэтому единодушно отрицательным и враждебным: «похищение Австрии» — насилие над Австрией — было лейтмотивом и оставалось таковым долгое время.

Также и в позиции самого правительства в отношении Герма-

стр. 268

нии проявлялась известная двойственность: в то время как лорд Галифакс дорожил установившейся связью с германским посольством,— например, он информировал нашего поверенного в делах первым из иностранных представителей о политических результатах визита Даладье в Лондон — министерство внутренних дел денонсировало англо-германское паспортное соглашение. Что указанные Англией паспортно-технические причины в данном случае не были решающими, стало ясно после того, как Германия пошла навстречу английским возражениям; несмотря на это, денонсация не была взята обратно. Из этого стало ясно, что министерство внутренних дел хотело отклонить ходатайства о разрешении въезда, нежелательные ему по тем или иным причинам; нежелательными же были для него какие бы то ни было выступления в положительном национал-социалистском духе.

Англо-германские отношения характеризовались, таким образом, уже и в это время сосуществованием на английской стороне двух друг другу противоречащих тенденций.

Как только замолкла враждебная газетная кампания по поводу аншлюса Австрии, на первый план, в известной мере неизбежно и автоматически, выступила чехословацкая проблема. Уже при моем первом посещении лорда Галифакса этот вопрос явился, по его инициативе, основной темой разговора. Я, согласно поручению, сказал ему, что мы стремимся к мирному разрешению судето-не- мецкого вопроса, но что притеснению судетских немцев должен быть положен конец. Чешский кризис последних дней недели 21 мая поставил судето-немецкий вопрос на первое место в ряду европейских проблем, которое он и занимал вплоть до своего разрешения на Мюнхенской конференции. Во время этого кризиса английское правительство безоговорочно оставалось в плену чехословацкой алармистской информации или ложной информации своей секретной службы и своих военных атташе; оно прямо исходило из того, что чешские сообщения о сосредоточении германских войск должны были быть на чем-то основаны, и направило соответствующие предупреждения по нашему адресу. Было очевидно, что буквальное повторение англичанами чешских инсинуаций должно было вызвать острейшую реакцию со стороны Германии. Таким образом, кризис последних дней недели стал одним из поворотных пунктов в англо-германских отношениях в отрицательном направлении.

Как только стало известно действительное положение вещей, наступило некоторое отрезвление и установилось более критическое отношение к Бенешу; но это произошло слишком поздно, чтобы сгладить возникшее в Германии впечатление. Вслед за тем появилась тенденция разрешить признанный опасным судето-немецкий вопрос приличным образом, в благоприятном для Германии смысле. Лицо, близко стоящее к французскому посольству в Лондоне, подало нам мысль, чтобы мы предложили плебисцит в Судетской области. Это предложение было бы, вероятно, принято

стр. 269

Англией и Францией. В ответ на мою телеграмму по этому поводу я вскоре получил указание оставить это предложение без последствий.

В последующие месяцы чехословацкий вопрос потерял свою непосредственную актуальность, хотя политическая общественность еще живо занималась им. Особенно большое влияние оказало посещение Генлейном Лондона. О том, что правительство искало способа мирного разрешения вопроса, свидетельствовало несколько статей в «Таймс», представлявших пробные шары в смысле отторжения Судетской области или, по крайней мере,— плебисцита. Этим статьям приписывалась официозная инспирация.

На общее настроение оказывала в это время очень сильное влияние правительственная пропаганда вооружения, особенно в области авиации. В этом же направлении действовала кампания травли немцев, проводившаяся большей частью прессы. Широкие массы начинали думать, что война неизбежна, и были объяты истерической паникой. Домашние работники отказывались поступать в дома, находящиеся на южном побережье, потому что боялись немецких бомб. У советника посольства, который хотел снять дом, были трижды взяты владельцами обратно готовые к подписи контракты; мотивировка: ввиду предстоящей войны с Германией, контракт с членом германского посольства не имеет смысла. Вообще повсеместно жаловались на то, что дома в Лондоне почти не находят покупателей, тоже из страха перед германскими бомбами. Это настроение народа выразилось также в сильном давлении парламента на правительство с целью усиления авиационного вооружения и проведения более эффективных мер противовоздушной обороны. Ответственные министры, лорд Уинтертон и Суинтон, должны были капитулировать перед этим настроением. Англия осознала, что она перестала быть островом.

Англо-германские отношения испытали некоторый сдвиг в связи с обсуждением вопроса о принятии на себя Германией австрийских долгов. Вследствие нашего отказа уступить английским требованиям, возник довольно резкий обмен мнений, во время которого англичане грозили, что они задержат причитающиеся им, по их мнению, суммы при сведении торгового баланса [с Германией]. Введение принудительного клиринга означало бы торговую войну. Однако в конце концов договорились о переговорах на широкой базе по австрийским долгам и хозяйственным вопросам. Эти переговоры проводились в Лондоне и привели наконец к соглашению от 1 июля. Это соглашение не только весьма благоприятно повлияло на экономические отношения и на Сити, но создало также и во внешнеполитическом отношении благоприятную атмосферу.

Эта благоприятная атмосфера была еще более улучшена визитом адъютанта фюрера капитана Видемана. В течение лета он был здесь неоднократно, однако раньше не беседовал с официальными лицами. Теперь он прибыл с ведома фюрера, чтобы по по-

стр. 270

ручению генерал-фельдмаршала Геринга позондировать, будет ли визит последнего в Лондон встречен одобрительно. Г-н Видеман имел продолжительную беседу с лордом Галифаксом, который привлек к ней Кадогана. Английское правительство живо приветствовало мысль о приезде фельдмаршала. Галифакс пошел так далеко, что сказал, что прекраснейший момент его жизни наступил бы тогда, когда фюрер проехал бы рядом с королем по Mall ** во время официального визита в Лондон. Капитан Видеман сообщил мне о своих беседах и, по моей настоятельной просьбе, взялся проинформировать рейхсминистра иностранных дел, который до этого времени не имел никакой информации по этому вопросу; это казалось мне наилучшим выходом из затруднительного для меня положения — быть информированным о внешнеполитическом шаге, о котором рейхсминистр иностранных дел не был информирован.

Политическая и эмоциональная ценность этих предварительных переговоров была сильно снижена тем, что они, благодаря одной из обычных нескромностей, попали в английскую прессу и были использованы для самых сенсационных комментариев. Этот проект был оставлен Берлином без последствий. Дальнейшие переговоры с английскими деятелями велись в последующие два месяца через посредство княгини Гогенлоэ.

Несколькими днями позже — около 24 июля — я взял отпуск и нанес, в числе прочих, прощальный визит сэру Хорасу Вильсону. Он спросил меня, не хочу ли я видеть премьер-министра, и спустя некоторое время проводил меня в рабочий кабинет премьера. В 20-минутной беседе Чемберлен выразил свое опасение по поводу германо-чехословацкого конфликта и попросил, чтобы со стороны Германии не были предприняты слишком поспешные шаги, так как всякое применение силы может быть чревато далеко идущими последствиями. Пусть британскому правительству дадут время; оно сделает все возможное, чтобы привести к мирному разрешению вопроса. О решении английского правительства послать лорда Ренсимена посредником в Прагу — о чем было опубликовано в печати одним или двумя днями позднее — Чемберлен мне ничего не сказал.

Также и этот визит был разглашен в прессе и снабжен искажающими истину комментариями, особенно по поводу того, что инициатива якобы принадлежала мне и что мой визит находится будто бы в связи с визитом Видемана. В результате моего настоятельного объяснения по телефону с Вильсоном прессе было сделано дополнительное сообщение; его нельзя было, однако, назвать поправкой, так как и оно было неправильно и искажало действительность. Рейхсминистр иностранных дел дважды по телефону говорил со мною по этому поводу; я дал ему все нужные объяснения.

стр. 271

Общая тенденция английской политики в отношении чехословацкого вопроса определялась все яснее в течение лета: британское правительство явно хотело избежать войны при малейшей к тому возможности. Оно стремилось найти выход, который удовлетворил бы германские требования. Оно, по-видимому, было готово оказать сильное давление на чехов при условии, что не будут применяться никакие насильственные методы, а только методы переговоров. В противном случае была опасность, что Англия выступит на стороне наших противников. Этой линии придерживались мои устные и письменные донесения.

В конце июля я прибыл в Берлин в отпуск. Я сделал довольно обстоятельный доклад рейхсминистру иностранных дел; был также приглашен к заместителю фюрера в Мюнхен, которому я тоже сделал доклад; я имел продолжительную беседу с г-ном фон Нейратом.

Приблизительно 8 августа я получил частное письмо от Чемберлена, который мне сообщил об уже состоявшемся отъезде лорда Ренсцмена в Прагу и о значении его миссии; она, по его словам, служит делу мира и является попыткой найти решение, приемлемое для обеих сторон. Чемберлен просил меня, или внушал мне мысль, поставить об этом в известность фюрера во время моего ближайшего доклада.

Так как я был на лечении в Рейхенгалле и уже до этого, соответственно существующим правилам, записался через канцелярию министра иностранных дел на доклад к фюреру, я попытался получить точное указание времени приема. По, несмотря на все усилия штаатсминистра Мейснера, в Берггоф я не попал.

Между тем напряженность положения увеличилась под влиянием продолжавшихся и усилившихся притеснений судетских немцев чехами и их возрастающего отчаяния, особенно во время партийного съезда. На мои неоднократные попытки получить у рейхсминистра иностранных дел указание о дате приема для доклада фюреру, чтобы передать ему сообщение Чемберлена, я был наконец допущен незадолго до начала чая, который фюрер давал для почетных иностранных гостей. Доклад длился очень короткое время — около 5—7 минут. Я сообщил содержание чемберленовско- го письма, на что фюрер заметил, что английский генерал Гамильтон ему сказал, что Ренсимен является либералом до мозга костей и что он имеет слабое представление о тех проблемах, которыми должен будет заниматься. На мое замечание, что он с ними еще познакомится, фюрер возразил, что для этого ему уже не хватит времени. На этом разговор, продолжительность которого была сокращена промежуточным телефонным звонком доктора Лея по поводу его трудовых отрядов, был окончен.

Рейхсминистр иностранных дел, занятый в то время обсуждением вопроса о невозвращении на их посты послов в Лондоне и в Париже, был принят фюрером для краткой беседы перед моим докладом фюреру и после моего доклада. Он дал мне указание

стр. 272

оставаться пока в Германии; такое же указание получил от него и граф Вельчек.

После большой речи фюрера 12 сентября в Нюрнберге последовало дальнейшее обострение положения, которое в конце концов разрешилось поездкой Чемберлена в Верхтесгаден. Я, согласно указанию, поехал вместе с чинами министерства иностранных дел в Мюнхен и Верхтесгаден, но не был привлечен к совещанию в Берггофе и, только возвращаясь в автомобиле вместе с сэром Хорасом Вильсоном в Мюнхен, я начал принимать активное участие в деле. Вильсон был, видимо, вполне доволен результатом своего участия в переговорах, но подчеркивал большие трудности, которые придется преодолеть Чемберлену, чтобы склонить парламент и французов в пользу наших требований.

В годесбергском совещании я участвовал таким же образом: я охал с сэром Хорасом Вильсоном в автомобиле из Кёльна в Го- десберг. Вильсон был, видимо, вполне удовлетворен тем, что было уже достигнуто, т. е. тем, что Чемберлену удалось уговорить французов и чехов согласиться на уступку Судето-немецкой области после плебисцита. Он упомянул о договоре о ненападении, который должен быть дарован остальной Чехии. Большое значение он придавал прежде всего тому, чтобы сроки, устанавливаемые немцами, не были столь короткими и ультимативными, потому что из-за этого все соглашение может потерпеть крах. Когда я сообщил об этом рейхсминистру иностранных дел, он ответил: «Три дня!» К участию в годесбергских переговорах меня не привлекали, и я не имел случая беседовать ни с рейхсминистром иностранных дел, ни с фюрером. На обратном пути в Кёльн сэр Хорас Вильсон был крайне озабочен и подавлен.

В Мюнхенской конференции я не участвовал. На мой телефонный запрос в министерство иностранных дел я получил указание отправиться снова к своему посту через Берлин. Я ограничился прощальным визитом статс-секретарю, так как мне не было дано возможности явиться к рейхсминистру иностранных дел. Берлин был под впечатлением, что подписанный в Мюнхене англо-германский протокол мало внесет изменений в существующее положение.

II

Мюнхен — Прага

Когда я 6 октября возвратился в Лондон и был информирован о тамошнем настроении, мне показалось, что самым важным результатом перенесенного кризиса является то, что англо-германские отношения от него не пострадали. Кризис рассматривался скорее как стихийная катастрофа, которая благополучно миновала и за которую не нес никто ответственности. Распространилось понимание искусственности чешского государства и его непрочности. Втайне были рады тому, что теперь Чехия в резуль-

стр. 273

тате Мюнхенской конференции окончательно перестала быть яблоком раздора. Подписанный в Мюнхене фюрером и Чемберленом протокол рассматривался как новая основа и путеводная нить для развития англо-германских отношений («мир на всю жизнь нынешнего поколения»). На эту основу опиралась вера в возможность урегулирования счетов и ослабления напряженности обстановки. Предметом обсуждений был вопрос, какие проблемы имеются между обеими странами и как можно их разрешить.

Одновременно, главным образом под давлением парламента и в сопровождении большой шумихи в печати, снова началась гонка вооружений, и стали восполняться пробелы, которые обнаружились в конце сентября во время военных приготовлений.

Первой тенью, которая пала на эту картину англо-германских отношений, не безотрадную, если наблюдать события из Англии, была речь фюрера в Саарбрюккене (о менторстве; нападки на Идена, Черчилля, Купера). Несмотря на это, последующие недели принесли с собой различные речи Чемберлена, сэра Самуэля Хора, сэра Джона Саймона и др. с прямым или косвенным предложением по адресу Германии, чтобы она сформулировала свои требования, дабы можно было начать переговоры; в этих речах были упомянуты колонии, сырье, разоружение; в частных беседах, в качестве программы, называлось разграничение сфер экономических интересов; понятие «жизненное пространство» вошло в обиход лишь позднее. Говорились также справедливые и дружественные слова о немецком народе («мужественная, сильная и храбрая раса»). Тенденция провести различие между немецким народом и его руководящими деятелями и натравить их друг на друга только еще намечалась; она решительно выступила на передний план в последующие месяцы. Эта тенденция имела исходным пунктом Мюнхенскую конференцию и якобы наблюдавшиеся там проявления мирных настроений у публики.

Упомянутые выше мысли, высказанные в различных речах, были мне повторены сэром Самуэлем Хором во время совместного воскресного отдыха в Питворт-хауз.

Так как с немецкой стороны не только не последовало никакого дружественного ответа на этот английский зондаж, но были сделаны даже отрицательные официальные заявления и высказывания в прессе, то английские голоса, предлагавшие объясниться и начать переговоры, постепенно замолкли. Ввиду отсутствия официальных указаний я ограничился тем, что обосновывал нашу отрицательную позицию недоверием, вызванным чрезмерным вооружением Англии, кампанией в прессе, враждебными нам статьями Дафф-Купера и т. д., а в остальном старался поддерживать прежнюю температуру до выяснения положения на более широкой основе.

Выяснение произошло вскоре, в результате антиеврейских демонстраций в Германии 10 ноября. На них в Англии последовала необычайно сильная реакция, частично вызванная чисто эмоцио-

стр. 274

нальными причинами и недостаточным пониманием немецкой точки зрения, частично раздуваемая преднамеренно. Все антигерманские и проеврейские элементы выступили на арену и развернули безудержную антигерманскую пропаганду — особенно эмигранты, влиятельная часть политических и хозяйственных общественных деятелей, зависимых от евреев, ультрапацифисты и т. д. Многочисленные официальные лица заняли враждебную нам позицию в речах и публичных выступлениях. Фонд лорда Болдуина сборами [денег], анонсами и т. д. дал новый толчок антигерманской пропаганде под маской человеколюбия. В эти недели заглохли все голоса благоразумия и всякое стремление взаимно объясниться. В декабре наступило некоторое успокоение. Новый инцидент, длившийся недолго, возник в результате проекта чемберленовской речи на банкете ассоциации иностранной прессы; этот проект заставил меня перед самым банкетом отказаться за всех немецких участников от присутствия на нем.

Когда затем к концу декабря наступило некоторое затишье, снова возник вопрос: каким путем можно сдвинуть с мертвой точки англо-германские отношения, чтобы развивать их в смысле протокола, подписанного фюрером и Чемберленом в Мюнхене? Я пришел к выводу, что экономический путь открывает наибольшие перспективы. Для Германии экономические вопросы стояли на первом плане; в своей речи от 30 января фюрер поставил в центре вопрос о германском экспорте, как вопрос жизненной необходимости, и заявил, что предвидит целый ряд мирных лет; лондонский визит Шахта в декабре проложил путь для экономического сотрудничества; во время моего пребывания в Берлине в середине января рейхсминистр иностранных дел полностью согласился со всеми этими идеями. С английской стороны я заметил во время подготовительных бесед живое сочувствие этим мыслям.

Поэтому с середины декабря я доказывал с возрастающей энергией в своих беседах с влиятельными англичанами, что необходимо попытаться разрядить напряженную обстановку на почве экономических вопросов: имеется много трений политического характера, но в экономических интересах обеих стран имеются элементы общности и совместного развития; кроме того, они стоят у нас на первом плане. Необходимо и целесообразно поэтому достигнуть совместными усилиями успокоения и доверия в области экономики, а дальше — видно будет. Эти мысли я развил, например, перед лордом Ренсименом во время моего воскресного отдыха в Броккет-холле, причем он мне заявил, что Чемберлен специально поручил ему заниматься германскими вопросами. Я подробно разговаривал об этом также с лордом Галифаксом и с другими влиятельными лицами. Что эти беседы оказали свое действие, я заметил через несколько месяцев, когда лорд Ренсимен заговорил со мной о высказанных мною тогда предположениях.

Это был благоприятный момент для большей активизации в экономической области в том отношении, что представлялись раз-

стр. 275

личные возможности для реализации подобного курса: в конце января состоялся ежегодный банкет англо-германской торговой палаты; в это время происходили переговоры об угле, которым с английской стороны придавалось большое значение; и, наконец, планировались переговоры между центральными промышленными объединениями обеих стран. Все три возможности были использованы в активном смысле: на ежегодный банкет торговой палаты с обеих сторон явились многочисленные видные представители — министериаль-директор Виль, министр внешней торговли Хадсон и многие другие. Пользуясь этим случаем, с английской стороны был впервые пущен пробный шар: не посетит ли рейхс- министр хозяйства Функ Лондон? Значительно продвинулись вперед и переговоры об угле, благодаря уступкам с обеих сторон, и завершились тем, что был положен конец сбиванию цен и перехватыванию различных рынков. Заключение договора было демонстративно отпраздновано банкетом, на котором присутствовал и произнес речь также министр торговли Стенли. Переговоры между руководящими объединениями обеих сторон были назначены на конец февраля в Дюссельдорфе, и с обеих сторон был намечен первоначальный состав делегаций 26) .

Самым значительным шагом вперед была попытка пригласить рейхсминистра хозяйства Функа посетить Лондон. В первый раз эта мысль была высказана на банкете торговой палаты; она была повторена в последующие дни столь настойчиво, что было необходимо получить ответ из Берлина. Ответ гласил, что г-н Функ не может в данный момент приехать в Лондон по причине перегруженности работой и что он не может также указать время своего приезда в Лондон позднее. Несмотря на это, с английской стороны не отказались от мысли об обмене визитами с участием министра торговли Стенли. Сэр Фредерик Лейт-Росс посетил меня для разговора по этому поводу. В то время как с германской стороны так и не могло быть дано положительного ответа, английские инстанции продолжали настаивать на визите Стенли и предложили, в качестве ответного шага с германской стороны, мое выступление на банкете, организуемом участниками переговоров об угле, с речью, в которой упоминалось бы об обмене визитами. Это предложение мы должны были принять; проект речи, которую я должен был произнести на банкете, я представил по его указанию рейхсминистру иностранных дел. Она была составлена в подчеркнуто трезвом и деловом духе.

В торжествах по поводу заключения соглашения об угле приняли участие все руководящие представители германской угольной промышленности и их английские коллеги. На банкете произносились подчеркнуто дружественные речи, в том числе и министром Стенли. Английские участники неоднократно подчеркивали, что сотрудничество с их германскими коллегами протекает без трений, при полном доверии и несравненно более успешно, чем с американцами. При этом окончательно договорились о поездке

стр. 276

Стенли в Берлин на устраиваемый там банкет той же отрасли промышленности. Также было все условлено и относительно совещания руководящих объединений в Дюссельдорфе. Чем дальше, тем становилось яснее, что с английской стороны этой встрече придавалось большее значение, чем это оправдывалось не слишком важными вопросами, включенными в порядок дня; эти переговоры должны были быть использованы для установления личного контакта, чтобы вообще договориться о совместных действиях английской и германской промышленности. Атмосфера была необычайно благоприятной и действовала разряжающим образом также в политической сфере.

У меня тогда, т. е. в конце февраля, не было никакого повода предполагать, что этому развитию событий будет нанесен удар со стороны политических взаимоотношений — предстоявшими событиями в Чехословакии. Когда я, в середине января, был по служебным делам в Берлине, рейхсминистр иностранных дел, который в своей первой беседе проявил холодность в отношении Англии, четырьмя днями позже, в последней беседе, обнаружил живейший интерес к вопросу о дальнейшей активизации англо-германских отношений на экономической основе. Так как в эти самые дни в Берлине была получена записка Муссолини о его переговорах с Чемберленом в Риме, из которой было видно, что Чемберлен просил содействия дуче в деле улучшения англо-германских отношений, то я полагал, что это обстоятельство обусловило и нашу более благоприятную позицию.

Это мое впечатление усилилось благодаря тому обстоятельству, что вскоре после моего возвращения в Лондон был вызван в Берлин к рейхсминистру иностранных дел советник по делам печати д-р Хессе, который получил секретное поручение установить, с целью общего сближения, контакт с английским правительством через посредство начальника отдела печати при канцелярии Чемберлена Стюарта, хорошо знакомого Хессе. Имелось также в виду предложить заключить договор о ненападении, для подписания которого рейхсминистр иностранных дел изъявил готовность приехать в Лондон. На эти предложения, высказанные д-ром Хессе Стюарту, последний ответил, что важность дела требует обращения в политически ответственные инстанции. После этого д-р Хессе был приглашен на беседу к сэру Хорасу Вильсону, который занял позицию слушателя ***. Дальнейших высказываний с английской стороны в отношении этих заявлений, однако, не последовало, потому ли, что политические события (Чехословакия) сделали ответ ненужным, или же потому, что англичанам не было приятно это сближение неофициальными путями. В пользу последней версии говорило замечание, которое мимоходом обронил в разговоре со мной Галифакс: «Господину фон Риббентропу нужно приехать в Лондон». Я в категорической форме разъяснил

стр. 277

ему, что неправильно отвечать таким образом на инициативу рейхсминистра иностранных дел; последний ищет пути к ослаблению напряженности отношений с Англией, но сообщил свои соображения в Англию неофициальным путем, чтобы не подвергать себя опасности официального отказа.

Когда я в конце февраля был на открытии выставки древне-японского искусства в Берлине, я заболел гриппом и не мог принять никакого участия в каких-либо мероприятиях и лишь в последние два дня перед моим отъездом имел деловые совещания. В это время усилились слухи, что в марте произойдет обострение отношений с Чехословакией, вследствие которого может стать необходимым молниеносное германское вторжение. У рейхсминистра иностранных дел не было времени принять меня, так что я не получил относительно этого никакого точного подтверждения, а равно не получил никакого указания, в каком духе разговаривать или какую позицию занять в отношении вероятной реакции Англии на германское вступление в Чехословакию.

При своем возвращении в Англию 9 марта и до 15 марта я нашел там все то же оптимистическое настроение, которое там господствовало в феврале. Как раз предстояла поездка Стенли в Берлин — 17 марта,— и было очевидно, что британское правительство придавало ей большое значение. Что она с английской стороны была задумана как акт большой политической важности, выяснилось из высказываний самого Стенли лишь позднее, после того как она потерпела крах. Также лишь позднее выяснилось, что британский кабинет, согласно информации, полученной г-ном штаатсратом Вольтатом, в конце февраля принял решение о возврате колоний Германии.

Приняв во внимание этот ход событий, становится очевидным, что британское правительство имело намерение снова пойти на сближение с Германией, которое остановилось на мертвой точке после Мюнхена, а также после еврейского инцидента.

III

Прага

Когда примерно 12 марта разразился конфликт между Чехией и Словакией — вследствие того что Прага вынудила смену кабинета в Словакии,— английская печать не проявила особенно живого интереса к этим событиям. Также и отделение Словакии было воспринято спокойно; пресса заявляла довольно единодушно, что эти события не касаются Великобритании.

В противоположность этому германское вступление в Богемию и Моравию и занятие Праги явились поворотным пунктом в англо- германских отношениях и вообще в британской внешней политике. События 15 марта воздействовали на умы англичан трояким образом:

стр. 278

1) В смысле политического соотношения сил присоединением Богемии и Моравии и превращением Словакии в протекторат была превзойдена та мера приращения могущества, которую Англия была готова предоставить Германии в порядке односторонних действий без предварительного соглашения с Англией. Уже аншлюс Австрии был воспринят отрицательно, так как он означал изменение соотношения сил в пользу Германии. Присоединение Судетской Германии в результате Мюнхенской конференции было воспринято как большое дипломатическое поражение, но оно было все же проглочено — с затаенной мыслью, что теперь поставлены на карту положение Англии в мире и все мировое положение.

2) Во внешнеполитическом отношении — в отношениях обоих народов друг к другу — односторонняя ликвидация Чехословакии рассматривалась как нарушение мюнхенского соглашения, как нарушение текста или, по крайней мере, духа этой сделки. На настроения широких масс еще сильнее действовало впечатление, что Чемберлен «остался в дураках», что это было «нечестно» по отношению к старому человеку, который в сентябре прошлого года три раза летал на самолете в Германию, чтобы «спасти мир».

3) Все представление, которое составил себе средний англичанин о национал-социализме, было поколеблено. Одним из немногих основных принципов национал-социализма, которые стали понятны англичанину и которые до некоторой степени были ему доступны, была расовая теория. Он вспомнил также данные немцами заверения, что Германия не заинтересована в присоединении к ней чуждых по происхождению и по расе чехов. Он воспринял как необъяснимое противоречие между принципами и поступками тот факт, что немцы присоединили около 7 млн. расово чуждых им людей.

Вышеуказанными размышлениями, чувствами и впечатлениями была в известной мере выбита почва из-под англо-германских отношений. Само собой разумеется, такое отношение к германскому вторжению в Богемию и Моравию было в большей своей части неправильным или, по крайней мере, пристрастным и совершенно не считалось с ходом развития событий. Оно не принимало во внимание, что положение в остальной Чехии становилось все неустойчивее, что катастрофу вызвало выступление пражского правительства против Словакии, что присоединение Богемии и Моравии произошло по инициативе президента Гаха, что протекторат не был инкорпорирован, а получил широкую автономию.

Для того чтобы все эти контраргументы возымели действие, уже не было времени. Вступление в Прагу подействовало на английскую общественность, как гром с ясного неба. После того как она оправилась от первого шока,— с натиском и быстротой, опрокидывавшими все доводы здравого смысла, начало формироваться мнение, основанное на полном непонимании действий Германии. Не было ни времени, ни возможности воздействовать на общественное мнение в пользу Германии,— разве только в частных

стр. 279

разговорах. 15-го стало известно о занятии Праги, а уже 19-го были отозваны послы обеих сторон.

Официально известие о занятии Праги было сначала принято неплохо. Чемберлен и Галифакс сделали в этот же день умеренные заявления в парламенте: в том смысле, что, несмотря на осуждение, надо продолжать прежнюю политику. Разумеется, тут же было объявлено, что визит Стенли не состоится, но в остальном не было еще заметно никаких существенных признаков того поворота в общем настроении, который произошел через несколько дней.

Обострение позиции Англии исходило первоначально не от правительства, а от политической общественности, от парламента, из избирательных округов; в Лондоне оно было тем сильнее, чем теснее был контакт между депутатами и их избирательными округами. Причины этого затишья перед бурей и развязывания бури широкими политическими кругами были различны: средний англичанин, который медленно соображает, должен был сначала оправиться от первого шока, полученного от неожиданного известия, и уяснить себе значение события. Когда это произошло, его охватили уже охарактеризованные выше чувства и соображения. К этому еще присоединилось другое обстоятельство решающего значения: консервативным избирателям стало ясно, что ликвидация чехословацкого государственного образования означала не только политическое поражение Чемберлена вследствие краха его политики «умиротворения», но также одновременно ставила под угрозу его внутриполитическое положение, а с ним и власть консервативной партии вообще. Все силы, заинтересованные в сохранении и поддержании этого положения, особенно вся партийная машина, были пущены в ход и оказывали из избирательно-тактических, соображений давление на Чемберлена и кабинет, чтобы отказом от политики умиротворения и более резким языком в отношении Германии выбить оружие из рук партий оппозиции (особенно оппозиционных групп внутри консервативной партии) и отдать дань настроениям избирателей.

Одновременно оживились также влиятельные, действующие за кулисами, враждебные немцам элементы, особенно в Форин оф- фис, и склонили министра иностранных дел Галифакса, который сам по себе был верен премьер-министру, изменить курс британской внешней политики. Не подлежит сомнению, что в эти дни в Форин оффис была выработана политика окружения.

Под давлением этих влияний Чемберлен выступил в пятницу 17 марта в Бирмингаме с известной речью в очень резком тоне. Она положила начало политике окружения заявлением, что Англия вступит в контакт с другими единомыслящими державами.

С этого времени события начали развиваться быстрее. У меня в эти дни были два острых столкновения с Галифаксом, который не только категорически высказался против присоединения Богемии и Моравии и не хотел слушать никаких контраргументов, но

стр. 280

и вообще встал на дыбы и сознательно усугублял остроту положения: он наотрез отказывал в каком-либо извинении за наглое оскорбление фюрера в палате общин депутатом Дафф-Купером, которого спикер не призвал к порядку; он угрожал высылкой германских подданных и требовал отзыва одного члена посольства. В тот же самый день, 18-го, посол Гендерсон был демонстративно вызван в Лондон для «доклада».

В эти дни и до начала следующей недели враждебное немцам настроение еще более возбудилось в результате следующих обстоятельств: депутаты, которые посетили в воскресенье свои избирательные округа для общения с избирателями, вернулись под впечатлением крайне враждебного отношения [к немцам], которое господствовало в стране, и в соответствующем духе воздействовали на правительство. Таким образом, события развивались в обратном направлении по сравнению с 1936 г. при занятии Рейнской области, когда сначала правительство и парламент были за войну, но под влиянием умеряющего воздействия избирателей должны были высказаться в пользу большей сдержанности.

Далее настроение было подхлестнуто враждебной кампанией в печати по поводу того, что Германия якобы имеет завоевательные намерения в отношении Румынии. При переговорах по заключению торгового договора, в связи с интригой частнопредпринимательского характера со стороны румынского посла в Лондоне Ти- леа, правительству и общественности была внушена навязчивая идея, что предстоит германское вторжение в Румынию. Это истерическое настроение умов усиливалось еще благодаря слухам, что Германия закончила большие военные приготовления на польской границе, также с намерением вторгнуться в Польшу или по крайней мере в Данцигскую область.

После того как стало известно об отзыве Гендерсона в Лондон, я также получил в субботу 18 марта указание прибыть в Берлин для доклада. В воскресенье я выехал и прибыл в Берлин в понедельник 20-го. Рейхсминистр иностранных дел не имел времени принять меня с докладом. После пятидневного ожидания я поехал в Гредицберг, с согласия рейхсминистра, предоставив себя в его распоряжение. Однако я не был вызван для доклада, а получил приглашение на банкет для почетных гостей фюрера и на выступление фюрера 28 апреля. Однако и здесь я не имел возможности сделать доклад рейхсминистру иностранных дел. Когда я затем 2 мая получил указание вернуться на свой пост, я заявил, что я это могу выполнить только после доклада рейхсминистру. Во время состоявшейся вскоре после этого беседы с рейхсмини- стром иностранных дел он дал мне указания в том смысле, что мы не хотим войны с Англией, но ко всему готовы. Если Польша заденет Германию, она будет разгромлена. Мы подготовлены к войне на 10 лет, даже на 20 лет. Англичане должны отказать Польше в своей помощи.

6 мая я снова прибыл в Лондон.

стр. 281

[Г. Дирксен, посол Германии в Великобритании]

IV

Прага — начало войны

1) Мероприятия по окружению в полном ходу. За мое отсутствие произошел большой поворот в английской внешней политике, сказавшийся в следующем: на некоторое время прекратились попытки разрядить напряженность в отношениях с Германией путем прямых переговоров. Вместо этого была предпринята попытка организовать мировую коалицию против Германии, чтобы силой воспрепятствовать расширению германского жизненного пространства, и, так сказать, под наведенным револьвером заставить Германию высказать свои желания перед этим трибуналом, который и вынесет затем свое решение.

В первом порыве ярости английское правительство осыпало гарантиями целый ряд государств. Эти гарантии были односторонними, если соответствующее государство было против двустороннего договора; эти гарантии были двусторонними, если данное государство было согласно включиться в союзную систему. По- спешнейшим образом был заключен тесный союз с Польшей, не в последнюю очередь вследствие ложных известий о германском вторжении.

По возвращении в Лондон я попытался составить себе представление о том, ведут ли англо-германские отношения неудержимо к войне, или же имеется еще надежда на мир. Когда я судил об общем положении, находясь в Германии, война казалась мне неизбежной, ибо Англия совершенно явно вела политику окружения с величайшей энергией, не считаясь с политическими, военными и финансовыми жертвами, а Германия, согласно речи фюрера в Вильгельмсгафене, не могла, как в 1914 г., спокойно ожидать, пока вокруг нее будет полностью сковано железное кольцо.

Мои первые лондонские впечатления, казалось, подтверждали это мнение. Мероприятия по окружению достигли как раз того момента, когда в них должен был быть включен Советский Союз. Начались те затяжные и переменчивые переговоры, которые продолжались все лето. Характерно было то упорство, фанатизм, почти истерия, с которой политическая общественность подгоняла переговоры и понуждала правительство к все большим и большим уступкам, с тем чтобы пакт был заключен по возможности скорее. Все пощечины со стороны Советского Союза были приняты; поддавались на каждую, все более дерзкую русскую уловку и подошли наконец вплотную к тому, чтобы путем уступки в вопросе о «косвенной агрессии» отдать на милость России малые государства.

Из поведения общественности было ясно, что это давление с целью скорейшего заключения соглашения оказывалось потому, что коалицию без русской помощи считали недостаточно сильной для того, чтобы она выполнила свое назначение. Довольно силь-

стр. 282

пая печать истерии, лежавшая в Англии на всех этих соображениях, не производила впечатления силы.

Параллельно с русскими переговорами велось в течение всех летних месяцев бесчисленное количество отдельных технических переговоров с другими участниками политики окружения: финансовые переговоры с Польшей; военные переговоры с Польшей в Лондоне; визит генерала Айронсайда в Варшаву; кредиты для Румынии и Турции; турецкая военная миссия в Лондоне; воздействие на Югославию.

Благодаря этой продолжающейся активности усиливалось, особенно за пределами Англии, впечатление, что Англия хотела с максимальной быстротой сделать окружение непроницаемым и тем самым хотела увеличить и увеличивала опасность войны. Этим были окончательно подавлены еще не исчезнувшие здравые тенденции, тем более что пресса не знала границ в своей лживой и клеветнической кампании. Например, «Санди экспресс» опубликовал целую серию статей под заголовком: «Человек, который убил Гитлера». Из этих статей следовало, что фюрер якобы убит уже некоторое время тому назад и что он с тех пор заменен двойником, заготовленным заранее! Далее в различных газетах было помещено сообщение, что Геринг якобы ранен во время покушения на его жизнь, и т. д. и т. д.

Отношение властей к немцам было также крайне недружелюбно. Ландесгруппенлейтер Карлова и 5 других членов национал- социалистской партии были высланы за пределы Англии без всякого на то повода. Некоторые германские купцы из рейха, которые работали в Англии уже 10—15 лет, были лишены права жительства, другим же не был разрешен обратный въезд в Англию. Для немецких детей, которые учились в английских школах, стало практически невозможно дальнейшее посещение школы вследствие враждебной и подстрекательской в отношении немцев системы преподавания.

2) Растущая реакция против фронта окружения. При ближайшем исследовании различных течений оказалось, что не все то было золото, что блестело, т. е. что не все то, что выдавало себя за фронт, полный решимости воевать, было таковым в Действительности. Все более выкристаллизовывались небольшие, но влиятельные круги, для которых фронт окружения был не самоцелью, а средством достижения цели, т. е. Англия сознавала превосходство Германии и невозможность для себя играть роль равноправного партнера при переговорах. Она хотела посредством вооружений и образования коалиции принудить Германию заявлять свои дальнейшие требования путем переговоров. При этом можно было убедиться в растущем понимании этих требований. Даже понятие «жизненное пространство» проложило себе дорогу в английское словоупотребление.

Одновременно с этими, более благоразумными тенденциями шло все более возраставшее отрезвление в отношении действен-

стр. 283

ности создаваемого единого фронта окружения. В то время как по случаю включения Турции в этот фронт царило безграничное ликование, все более возрастало разочарование в отношении Польши и России: постепенно убеждались в непрочности польского государства, в сумасбродстве его великодержавных вожделений и его неутолимой нужде в деньгах. Советский Союз вызывал неудовольствие все более обременительными условиями, предъявлявшимися им в переговорах, своим явным недоверием к Чемберлену и суровой холодностью, которой он отвечал на английское ухаживание.

Эти настроения проявились в нескольких речах Чемберлена и Галифакса, в которых ясно выражался принцип двухсторонней политики Англии или политики двойного действия, как она иначе называется. Англия хочет посредством вооружений и приобретения союзников усилиться и поравняться с осью, но в то же время она хочет попытаться путем переговоров прийти к полюбовному соглашению с Германией и готова для этого принести жертвы: в вопросе о колониях, о приобретении сырья, о жизненном пространстве, о сферах экономических интересов. Таковы были крылатые слова, которые употреблялись без каких-либо конкретных предложений.

3) Пути к успокоению. После того как я позондировал почву и открыл вышеупомянутые тенденции, я счел наиболее эффективным воздействие на руководящие круги Англии по двум линиям: сначала — предостережением против политики фронта окружения, а затем — конструктивными примирительными предложениями.

Мои предупреждения о тяжких последствиях продолжения политики окружения я инфильтрировал в политические каналы тремя способами: частью лично, частью через поставленных мною на эту работу членов посольства, в особенности через советника по делам печати, частью путем бесед: а) с официальными лицами, b) с политическими деятелями (депутатами, публицистами и т. д.), с) с соответствующими членами дипломатического корпуса.

В своем воздействии на должностных лиц я был ограничен известными рамками вследствие того, что сдержанность вменялась мне в обязанность. Поэтому я должен был отказаться от официальных обращений к Чемберлену или Галифаксу. Мне удалось, однако, с течением времени установить желаемые контакты иным путем. Во время завтрака у заместителя министра Батлера, где кроме нас двоих присутствовали только Галифакс и Кордт, я имел долгую беседу с Галифаксом. Я обстоятельно говорил с сэром Хорасом Вильсоном (значит — с Чемберленом) и имел несколько бесед с лордом Четфилдом и лордом Ренсименом.

Воздействие на лиц из политических кругов не представляло больших трудностей. Такие беседы происходили по инициативе самих членов парламента, не говоря о журналистах и публицистах.

стр. 284

Двумя важнейшими пунктами в моих высказываниях были: а) говоря коротко: своей гарантией Польше Англия отдала судьбу всеобщего мира в руки второстепенных польских чиновников и военных (провокация столкновений в [польском] коридоре или в Данциге); b) опасность для Германии английской политики окружения ясна всему германскому народу; он единодушен в решимости отразить эту опасность и не допустить повторения 1914 г. Оба эти главные положения были дополнены дальнейшими подробными разъяснениями; в особенности я старался просветить англичан, не сведущих в континентальных и особенно в восточноевропейских вопросах, относительно природы польского государства и относительно наших притязаний на Данциг и [польский] коридор.

Мои усилия в направлении конструктивной политики, т. е. возможности достигнуть успокоения методом переговоров, имели задачей установить прямой контакт между фюрером и каким- либо руководящим английским деятелем. Независимо от того, что мне это вообще казалось наиболее быстрым и верным путем к цели, в правильности этой мысли меня убеждало одно высказывание, приписываемое фюреру. Он, говорят, высказал уверенность, что в прямой беседе на немецком языке с порядочным, прямодушным англичанином найдет без особого затруднения удовлетворительное решение всех спорных вопросов. (Эти слова были мне позже — в конце июня — подтверждены бароном Гей- ром через г-на Хевеля.) Эту мысль о прямом объяснении с влиятельными англичанами пустить в ход было не трудно, так как они сами время от времени высказывали эту же мысль. Что это предложение встретило благоприятный прием, убедительнее всего было доказано тем, что оно было высказано мне третьим лицом в качестве его собственной мысли.

Но трудно было найти лицо, которое было бы симпатично фюреру, т. е. прямую, честную, солдатскую натуру, и которое вместе с тем владело бы немецким языком. Я думал о Батлере, Айрон-сайде, Берджине, Эддисоне, Четфилде,— у всех чего-нибудь недоставало: мешало либо незнание немецкого языка, либо недостатки характера. Наиболее подходящим казался мне лорд Чет- филд. Насколько распространена была мысль о таком объяснении, показало мне замечание сэра Хораса Вильсона, что имеется в виду выдающаяся личность из английского хозяйственного мира. Позже через посредствующее лицо мне было сообщено Чемберленом и сэром Хорасом Вильсоном, что всякого рода личности, выдающие себя за влиятельных политиков,— как лорд Моттистон — навязывались со всех сторон и что необходима величайшая секретность. Этот посредник предоставил себя в распоряжение для дальнейшего обмена мыслями и был использован. В конце концов дело приняло другой оборот и закончилось беседами, которые штаатсрат Вольтат и я имели с сэром Хорасом Вильсоном.

стр. 285

4) Данцигский кризис и усиление воинственного настроения. Насколько трудным стало продвижение подобных планов и как усложнилось общее политическое положение, обнаружилось, когда данцигский вопрос выступил на первый план и английские обязательства в отношении Польши подверглись первому испытанию. По мере того как со стороны Данцига все настоятельней выдвигалось требование о его возвращении в состав империи и Данциг принимал меры самообороны, английской общественностью овладевала все возрастающая нервозность. Питаемый различными источниками, хлынул в английскую печать поток ложных сообщений о сосредоточенных в Данциге армейских корпусах, о введенной туда тяжелой артиллерии, о сооружении укреплений и т. д. Эта враждебная кампания достигла своего кульминационного пункта в первые дни июля, когда в конце недели сообщения Юнайтед Пресс из Варшавы о данцигско-поль- ском кризисе, ультиматуме и т. д. вызвали в Лондоне настоящую панику и кризисное настроение. Создатели паники были скоро выявлены посольством — это были американские круги, работавшие через американское посольство в Варшаве. Впервые со всей отчетливостью проявилась заинтересованность Рузвельта в обострении положения или войне для того, чтобы сначала добиться изменения закона о нейтралитете, а затем, чтобы, благодаря войне, быть вновь избранным.

Эти интриги и кризисы оказали непосредственное влияние, поскольку они принудили Чемберлена сделать еще более ясно сформулированные заявления, что всякое изменение статус-кво в Данциге будет означать для Англии необходимость выполнить свои союзные обязательства. Одновременно все более возрастали возбуждение, враждебность к немцам, решимость воевать или фатализм широких масс населения. Представление, что всякое изменение существующего положения, предпринятое без согласия Польши, будет иметь следствием объявление войны Германии со стороны Англии, овладело, как маниакальная идея, умами широчайших кругов Англии.

В начале июля настроение населения могло быть охарактеризовано в следующем разрезе: первая прослойка представляла собою численно незначительную, но политически влиятельную группу, которая сознавала опасность принятого курса и стремилась каким-либо образом прийти к соглашению с Германией,— однако она была в известной мере в плену своей собственной политики; затем следовал более широкий круг решительных и подстрекающих к войне врагов Германии, состоящий из группы Черчилля — Идена — Эмери — Купера с их приверженцами, из леволиберальных, ультрапацифистских элементов, из газетной группы вокруг «Дейли кроникл», «Йоркшир пост», «Манчестер гардиен», из влиятельных еврейских групп, из эмигрантов, американского влияния и т. д. Третий слой — широкая общественность, у которой не было ненависти к Германии, но которая

стр. 286

устала от «вечных помех для спокойного развития», ответственность за которые она возлагала на Германию. Ее чувства могут быть лучше всего выражены фразой: «Если борьба неизбежна, не будем ее откладывать». Боевое настроение находило общую поддержку в ощущении, что недочеты в вооружениях преодолены и что особенно в отношении авиации и противовоздушной обороны Англия вооружена в достаточной мере.

Трудности на пути к разряжению атмосферы проявились, таким образом, с полной очевидностью и были следующим образом охарактеризованы мною в моих беседах с Галифаксом, Вильсоном и многими другими лицами: сложность английской параллельной политики действует на внешний мир как неискренность. С одной стороны — дела: лихорадочная политика окружения и гонка вооружений; с другой стороны — слова: мир и дружба с Германией. Дальнейшим препятствием в деле успокоения является блокирование всех возможностей переговоров из-за все более определенных заявлений Чемберлена, которым соответствует все более явный отказ Польши пойти на какие-либо уступки. И, наконец, самой большой трудностью в деле умиротворительных переговоров является подогревание общественного мнения через печать, так что всякая попытка успокоения клеймится как государственная измена.

5) Позиция германской прессы в отношении Англии. Неудивительно, что при этих обстоятельствах немцы не имели благоприятной атмосферы для ослабления напряженности отношений, а также и никакого желания рассмотреть, какую цену имеют более миролюбивые, случайные высказывания британских государственных деятелей — как, например, речи Галифакса в палате лордов и в Чатам-хауз. Германская пресса рассматривала отношения с Англией исключительно с точки зрения английской политики окружения и полемизировала с английской прессой, которая давала ей для этого чрезвычайно богатый материал. Другого тона, чем фортиссимо, нельзя было и ожидать от германской прессы, так как она уже с осени 1938 г. взяла самый резкий тон в отношении Англии и статьи без полемической тенденции были редкостью. Хотя публика в обеих странах настолько привыкла к взаимной вражде английской и германской прессы, что действие этой вражды притупилось, однако, время от времени, то личные нападки германской печати на руководящих английских деятелей, то насмешливые замечания о короле, то кампания по поводу палестинских зверств, направленная против английской армии, вызывали взрывы озлобления и еще более сокращали возможность примирения между Германией и Англией. Поэтому советник посольства по делам печати справедливо поставил вопрос о прекращении этой пропаганды и указал на то, что «достаточно дуновения ветра, чтобы побудить льва сделать прыжок!». Иногда создается впечатление, писал он, словно хотят вывести из терпения англичан раньше, чем настанет пора штурмовать Польшу.

стр. 287

Наряду со столь серьезными возможностями, связанными с позицией германской прессы или с методами германской пропаганды, можно оставить без рассмотрения более мелкие промахи или бестактности, которые делала германская пропаганда. Следует упомянуть только, что было бесспорнейшей ошибкой перевести на английский язык статью рейхсминистра Геббельса в «Фелькишер беобахтер», направленную против пропагандиста Стефена Кинг-Хэлла, и распространить ее в Англии. Полемика, рассчитанная на немецких слушателей, теряет свое действие в отношении английских слушателей, тем более что перевод имеет погрешности и так цепляется за оригинал, что немецкие жаргонные выражения, как «старый честный морской волк», переводятся: «вы можете рассказывать эти сказочки морячкам, вы, почтенный, старый британский Джек Тар». С другой стороны, заслуживает внимания, что деловые брошюры разъяснительного характера о Данциге, как, например, брошюра Фукса, были замечены и оказали свое хорошее действие. Также и данцигский профессор Хаферкорн сумел добиться успеха во влиятельных английских кругах как своими письменными, так и устными выступлениями.

В общем, если наблюдать [события] из Англии, то отношение германской публицистики к Англии производило такое впечатление, что каждое слово примирения с английской стороны в отношении Германии характеризовалось как признак слабости и упадка, в то время как решительный тон рассматривался как наглый вызов.

6) Английское предложение открыть переговоры. В середине июля в англо-германских отношениях наступило некоторое успокоение. Оно было вызвано отрезвлением, наступившим после разоблачения интриг подстрекателей к войне за кулисами данциг- ского кризиса, успокоительными известиями из Германии об уходе в отпуск руководящих лиц, большим спокойствием в Данциге и намерением английского правительства распустить парламент на каникулы.

В связи с этим или по случайному совпадению вылились в позитивные действия уже упомянутые выше конструктивные тенденции в британском правительстве, которое, взамен негативизма фронта окружения, стремилось посредством переговоров с Германией достигнуть соглашения с нею. С этой целью обратились к приехавшему в Лондон для переговоров штаатсрату Вольтату, который еще до этого завязал хорошие отношения с соответствующими лицами и, действуя в качестве экономического особоуполномоченного по 4-летнему плану, мог подчеркнуть экономическую сторону переговоров. Инициатива исходила от сэра Хораса Вильсона, ближайшего сотрудника и советника Чемберлена. Когда г-н Вольтат находился в Лондоне в июле для участия в китоловных переговорах, Вильсон пригласил его для беседы, во время которой он, на основе подготовленных заметок, развил программу широкого урегулирования англо-германских

стр. 288

отношений. Программа предусматривала соглашения политического, военного и экономического характера.

В политической сфере предусматривался пакт о ненападении, заключающий отказ от принципа агрессии. Сокровенная цель этого договора заключалась в том, чтобы дать возможность англичанам постепенно отделаться от своих обязательств в отношении Польши на том основании, что они этим договором установили бы отказ Германии от методов агрессии.

Затем должен был быть заключен договор о невмешательстве, который служил бы до некоторой степени маскировкой для разграничения сфер интересов великих держав. В военном отношении были предусмотрены переговоры о заключении соглашения об ограничении вооружений на суше, на море и в воздухе.

В экономической сфере были сделаны предложения широкого масштаба: предусматривались переговоры по колониальным вопросам, об обеспечении Германии сырьем, о разграничении индустриальных рынков, по международным долгам, по применению клаузулы о наибольшем благоприятствовании.

Основная мысль этих предложений, как объяснил сэр Хорас Вильсон, заключалась в том, чтобы поднять и разрешить вопросы столь крупного значения, что зашедшие в тупик ближневосточные вопросы, как данцигский и польский, отодвинулись бы на задний план и могли бы тогда быть урегулированы между Германией и Польшей непосредственно.

Значение предложений Вильсона было доказано тем, что Вильсон предложил Вольтату получить личное подтверждение их от Чемберлена, кабинет которого находится недалеко от кабинета Вильсона. Однако Вольтат уклонился от этого, чтобы не нарушить неофициального характера своей миссии.

Министр внешней торговли Хадсон также просил г-на Вольтата, через посредство норвежского делегата на китоловной конференции, встретиться с ним для беседы. Посоветовавшись со мной, г-н Вольтат удовлетворил его желание. В продолжительной беседе Хадсон развил мысль об англо-германском экономическом сотрудничестве в области внешней торговли. Он указал на то, что перед обоими народами находятся три обширные области, представляющие необъятное поприще для экономической деятельности: английская империя, Китай и Россия. О них возможны соглашения, так же как и о других странах; на Балканах Англия не имеет никаких экономических притязаний. Говорилось и о финансовых вопросах. Однако не было речи о предоставлении Германии займа для перестройки военной экономики на мирную. Г-н Вольтат вынес впечатление, что Хадсон хорошо знаком с этими вопросами и является человеком смелых комбинаций.

После беседы с Хадсоном штаатсрат Вольтат имел второе собеседование с Вильсоном, во время которого Вольтат получил подтверждение хадсоновских предложений.

стр. 289

Факт беседы Вольтат — Хадсон, вследствие нескромности последнего, стал известен прессе, был представлен ею сенсационным образом и был поставлен в связь со слухами, циркулировавшими в последние дни в Сити и на Флит-стрит, о предоставлении Англией Германии займа в 1 миллиард фунтов стерлингов для перевода германской экономики на мирное положение. По этому поводу Хадсон сделал в воскресных газетах бестактные и еще более взбудораживающие разъяснения. Жажда сенсации и в этом случае присоединилась к желанию известных английских кругов душить в зародыше всякий проблеск возможности соглашения. Однако атмосфера не слишком ухудшилаеь, и продолжение собеседований не стало невозможным, ибо переговоры Вильсон — Вольтат остались неизвестными прессе, а английская нескромность была принята в Берлине сравнительно хладнокровно.

Через несколько дней после отъезда г-на Вольтата известный умеренный политик лейбористской партии Чарльз Роден Бакстон посетил советника посольства Кордта и развил перед ним в более законченной форме мысли, которые находились в несомненном родстве с предложениями, изложенными сэром Хорасом Вильсоном; Бакстон лишь сильнее подчеркивал политическую сторону англо-германского примирения, чем экономическую. Бакстон считал необходимым возвращение к методу тайной дипломатии, так как народы [по его словам] столь возбуждены и атмосфера столь сгустилась, что публичные [выступления] государственных деятелей принесли бы больше зла, чем блага.Посредством тайных переговоров должно быть подготовлено политическое соглашение, как это было в 1904 г. при заключении Антанты с Францией или в 1907 г. при заключении Антанты с Россией. (Тот факт, что Чемберлен в это самое время в палате общин упомянул о продолжительном времени, которое потребовалось для заключения Антанты с Францией и Россией, говорит за то, что Бак- стон, видимо, обсудил свой план с официальными лицами или даже, быть может, был ими инспирирован.) Англия стоит теперь — так говорил далее Бакстон — перед теми же проблемами, что и тогда; тогда дело шло о разграничении жизненных пространств и сфер интересов с Францией и с Россией. Великобритания, таким образом, обещала бы уважать германские сферы интересов в Восточной и Юго-Восточной Европе. Следствием этого было бы то, что Англия отказалась бы от гарантий, данных ею некоторым государствам, находящимся в германской сфере интересов. Далее, Великобритания воздействовала бы на Францию в том смысле, чтобы Франция уничтожила свой союз с Советским Союзом и свои обязательства в Юго-Восточной Европе. Свои переговоры о пакте с Советским Союзом Англия также прекратила бы. Германия же должна была бы объявить о своей готовности к европейскому сотрудничеству и согласиться на всеобщее сокращение вооружений. Об этом разговоре, точно так же, как, разу-

стр. 290

меется, и о беседе с сэром Хорасом Вильсоном, был представлен отчет министерству иностранных дел.

Напоминания относительно приступа к примирительной акции с английской стороны продолжались в последующие дни и были переведены на официальные рельсы. Ввиду того, что моя беседа с г-ном Батлером не состоялась до начала наших обоюдных отпусков вследствие преждевременного отъезда Батлера, г-н Бат- лер передал мне через г-на Кордта, что сэр Хорас Вильсон желает говорить со мной. Чтобы не привлечь ничьего внимания, я посетил Вильсона 3 августа на его частной квартире и имел с ним почти двухчасовой разговор. В основных чертах беседа эта протекала в тех же рамках, что и беседы Вольтата. Я придавал значение тому, чтобы получить от него подтверждение предложений, которые он сделал Вольтату. Вильсон это и сделал, так что аутентичность проекта не подлежит сомнению.

Для меня особенно важно было выяснить взаимоотношение между вильсоновскими предложениями и английской политикой окружения. И по этому пункту Вильсон подтвердил мне еще более ясным образом, чем Вольтату, что с заключением англо-германской Антанты английская гарантийная политика будет фактически ликвидирована. Соглашение с Германией предоставит Англии возможность получить свободу в отношении Польши на том основании, что соглашение о ненападении защитит Польшу от германского нападения; таким образом, Англия освободилась бы начисто от своих обязательств. Тогда Польша была бы, так сказать, оставлена в одиночестве лицом к лицу с Германией.

По моему настоянию, сэром Хорасом Вильсоном был разъяснен также и вопрос, каким образом, ввиду разжигания английского общественного мнения, следует вести переговоры и спасти их от судьбы переговоров с Вольтатом. Он без обиняков признал, что Чемберлен сильно рискует, вступая па этот путь, и подвергает себя опасности падения. При большой ловкости и строгой секретности можно было бы обойти этот подводный камень. Но английское правительство должно иметь уверенность в том, что его инициатива встречает такую же готовность с немецкой стороны. Не имело бы никакого смысла начинать переговоры, если бы предстоял новый кризис. Поэтому английское правительство хотело бы знать, как принял фюрер вольтатовский отчет; предвидит ли он на ближайшие месяцы спокойный период для переговоров и, наконец, склонен ли он со своей стороны проявить готовность к переговорам путем ли публичного заявления или доверительным путем. Во всяком случае, для английского правительства было бы большим разочарованием, если бы с нашей стороны не было ответа па английскую инициативу. И тогда катастрофа осталась бы единственной альтернативой.

Я возражал на некоторые слишком обличительные суждения Вильсона, как, например, об атмосфере недоверия после Праги, об односторонних военных приготовлениях Германии. Вообще же

стр. 291

я больше слушал, чем говорил, к чему меня обязывало хотя бы уже то, что у меня не было никаких данных относительно того, как был принят отчет Вольтата о его лондонских беседах руководящими германскими инстанциями. Мне было лишь известно из личной телеграммы рейхсминистра иностранных дел, запросившего о содержании политических переговоров Вольтата, и из телеграммы статс-секретаря, что отчет Вольтата был препровожден фельдмаршалом Герингом рейхсминистру иностранных дел.

7) Оценка демарша Хораса Вильсона. Рассматривая политику английского правительства летом 1939 г., вылившуюся в демарш сэра Хораса Вильсона, становится ясным, что, чем дальше, тем все более усиливалась реакция против поспешно начатой опасной и легкомысленной политики окружения. По-видимому, одновременно с непрерывно увеличивающимся разочарованием по поводу переговоров с Россией усиливалась тенденция к конструктивной политике в отношении Германии, которая воплотилась в предложениях Чемберлена — Вильсона штаатсрату Вольтату и мне. Чемберлен, как объясняют его сторонники занятую им внутриполитическую позицию, вынужден был уступить натиску общественного мнения, твердо веря, что вскоре оно образумится. Затем он решил, что пришло время, чтобы овладеть общественным мнением и направить его по намеченному им пути, т. е. поступить так же, как он поступил в абиссинском деле. Таким образом, теперь он захотел использовать разочарование политической общественности в отношении России для того, чтобы снова взять курс на соглашение с Германией.

Невероятные трудности, с которыми такое начинание столкнулось бы в Англии, мною уже отмечены: блокирование всех возможностей вести переговоры вследствие английских заявлений о Данциге и разжигание общественного мнения. С другой стороны, следует подчеркнуть, что в предложениях сэра Хораса Вильсона эти трудности были учтены (сравнение с заключением Антанты в 1904 и 1907 гг.; секретность переговоров) и содержались осуществимые, или, по крайней мере, достойные попытки их осуществить, возможности. Позиция Чемберлена была, во всяком случае, достаточно прочной, чтобы, при данных обстоятельствах, осуществить его план. Влиятельные лица указывали неоднократно мне на то, что избиратели стоят за Чемберлена независимо от того, выступит ли он перед ними с лозунгом «война» или «мир». Эта констатация была, безусловно, правильной. Для значения, которое придавали Чемберлен и Вильсон своим предложениям, характерно то, что Чемберлен был готов подтвердить их Воль- тату и что Вильсон, кроме того, настойчиво подчеркивал то большое значение, которое придает английское правительство германскому ответу, и считал, что альтернатива будет заключаться в том, чтобы скатиться к войне.

Трагедией и решающим моментом в возникновении новой англо-германской войны следует считать то, что Германия тре-

стр. 292

бовала для себя равного места мировой державы рядом с Англией, и Англия в принципе была готова согласиться на это. Но в то время как Германия требовала немедленного, всеобъемлющего и недвусмысленного осуществления своих требований, Англия хотя и была готова отказаться от своих обязательств на востоке, а тем самым и от политики окружения, равно как соглашалась предоставить Германии преобладающее положение на востоке и юго-востоке Европы и приступить к переговорам о полноценном сотрудничестве с Германией в мировом масштабе, но с тем, что все это должно быть достигнуто путем переговоров и постепенного изменения английской политики. Это изменение должно было быть осуществлено в течение месяцев, а не дней или недель.

Далее, с точки зрения техники и атмосферы переговоров дальнейшие затруднения были вызваны тем, что [как раз] в тот период, когда англичане были готовы вести эти переговоры и делать уступки, до переговоров дело не дошло; имеется в виду период от Мюнхена до Праги (исключая период антиеврейских демонстраций в Германии в ноябре м-це). После Праги наступил общеизвестный крутой поворот в английской политике, а также во внутреннем отношении каждого англичанина к Германии. Политика окружения стояла на первом плане. Когда же в июльской акции Чемберлена и Вильсона снова проявились примирительные тенденции, то европейская атмосфера была сильно насыщена электричеством. Проверка опытом, не могло ли это предложение привести к мирному исходу,— не была сделана.

8) Отношение Берлина к английскому предложению о переговорах. Через неделю, после беседы с сэром Хорасом Вильсоном, я уехал из Лондона. Еще в июле я выразил желание приехать в середине августа в Берлин для доклада и остаться в Германии до съезда партии. Рейхсминистр иностранных дел удовлетворил мою просьбу. Как мне позже стало известно, мне было бы предложено попросить отпуск, если бы я этого не сделал сам; так было с послом в Париже графом Вельчеком. В понедельник 13 августа я прибыл в Берлин. За день до этого закончились переговоры с графом Чиано в Фушле и в Оберзальцберге. Я попросил дежурных чиновников канцелярии министра доложить о моем прибытии рейхсминистру иностранных дел и узнать, должен ли я явиться к нему с докладом в Фушль, и если должен, то когда. В течение следующих дней на мои запросы мне отвечали, что по интересующему меня вопросу не получено никаких указаний от рейхсминистра иностранных дел. Я спрашивал также статс-секретаря фон Вейцзекера, когда я могу явиться для доклада в Фушль. Г-н фон Вейцзекер обещал мне еще специально написать рейхсминистру иностранных дел о приеме меня для доклада; позднее он прочитал мне отрывок из своего письма рейхсминистру иностранных дел, кратко излагавший то, что я говорил статс-секретарю, в особенности относительно позиции Англии в случае германо-польской войны.

стр. 293

В эти же дни мне неоднократно говорили в Берлине, что рейхс- министр иностранных дел убежден, что в случае германо-польской войны Англия не выступит на стороне Польши. Далее я узнал, что донесение г-на Вольтата о его лондонских беседах воспринимается и рассматривается скорее в качестве общей картины настроения. Мое же донесение о беседе с сэром Хорасом Вильсоном**** было принято как дальнейшее свидетельство слабости Англии.

Ответа от рейхсминистра иностранных дел на мое обращение не последовало. Было ясно, что он не имеет времени или желания выслушать мой доклад, т. е. точно так же, как это было во время мартовского кризиса, когда я был вызван для доклада в Берлин и затем не был принят. Так как я чувствовал тяжесть лежащей на мне ответственности и не имел возможности сделать устный доклад, то я решил показать в короткой памятной записке *****, какую позицию займет Англия в случае германо-польской войны.

Я указал на то, что польский вопрос сам по себе не является решающим для Англии, по что решающим является стремление воспрепятствовать одностороннему расширению могущества Германии на континенте. Если даже Англия и не обязана автоматически вмешаться в германо-польский конфликт, то все же следует считать ее вмешательство против нас в высшей степени вероятным. Эту памятную записку я переслал 18 августа заказным письмом статс-секретарю с просьбой о передаче ее рейхсминистру иностранных дел, что и было исполнено.

Я просил и получил от статс-секретаря разрешение остаться до дальнейших распоряжений в Гредицберге. 16 августа я выехал сюда, где и занялся составлением упомянутой памятной записки. Однако мои услуги в дальнейшем не потребовались.

Фон Дирксен

Постскриптум. Я составил эту записку потому, что считал себя обязанным письменно изложить, как развивались англо-германские отношения во время моего пребывания в Лондоне на случай, если когда-нибудь впоследствии возникло бы желание собрать весь имеющийся материал по этому вопросу. Эту обязанность я ощущал тем сильнее, что незадолго до возникновения войны все важнейшие бумаги посольства в Лондоне должны были быть сожжены; донесения же министерству иностранных дел не содержали некоторых подробностей. Настоящая записка была составлена по памяти, без помощи документов.

Фон Дирксен

стр. 294

Примечания:
* Записка составлена в этот период.

** The Mall — улица, которая ведет к Букингемскому дворцу.

*** См. док. Запись беседы главного советника правительства Великобритании по вопросам промышленности X. Вильсона с советником по делам печати посольства Германии в Великобритании Ф. Хессе. 20 августа 1939 г.

**** См. док. Запись беседы посла Германии в Великобритании Г. Дирксена с главным советником правительства Великобритании по вопросам промышленности X. Вильсоном. 3 августа 1939 г.

***** См. док. Письмо посла Германии в Великобритании Г. Дирксена статс-секретарю министерства иностранных дел Германии Э. Вейцзекеру. 19 августа 1939 г.

26) В феврале — марте 1939 г. в Дюссельдорфе проходили переговоры между «Федерацией британской промышленности» и немецкой «Имперской промышленной группой». Их участниками были официальные представители двух самых влиятельных и мощных объединений капиталистов Германии и Великобритании. Это было совещание подлинных хозяев двух европейских держав. Лондонский журнал «Экономист» имел веские основания назвать дюссельдорфские переговоры «беспрецедентными в истории в смысле масштабов».

15 марта 1939 г., в день, когда Германия завершила ликвидацию чехословацкого государства, в Дюссельдорфе было подписано совместное заявление, вошедшее в историю как «Дюссельдорфское соглашение».

Проект его был подготовлен английской делегацией, возглавлявшейся У. Ларком. Совместное заявление провозглашало необходимость развития торговли между обеими странами и содержало далеко идущие соглашения, практически — картельный сговор в ряде отраслей. К этому времени уже существовали многочисленные картельные соглашения между немецкими и английскими фирмами, однако представители немецких фирм были весьма скептически настроены по поводу того, достаточно ли будут действенны эти соглашения в случае перехода на мирную продукцию. Даже перспектива получения английских кредитов не казалась для немецких промышленников особенно привлекательной (Teichova A. Die geheimen britisch-deutsclie Ausgleichversuche am Vorabend des zweiten Weltkrieges.— Zeitschrift fur Geschichtswissenschaft, 1959, N 7).

«Дюссельдорфское соглашение» было задумано как очередной шаг к политическому сближению с гитлеровской Германией. В этом смысле соглашение было своего рода экономическим дополнением мюнхенского сговора в сентябре 1938 г.

«Дюссельдорфское соглашение» явилось отражением курса британских правящих кругов, рассчитанного па поощрение германской экспансии на восток Европы.

В Вашингтоне были серьезно обеспокоены опасностью англо-германского экономического сговора, имевшего и антиамериканскую направленность. Серьезное беспокойство вызвало соглашение и в Восточной Европе, так как означало усиление германского и английского наступления на восточноевропейских рынках. Английская общественность высказала негативное отношение к соглашению.

На фоне встречи в Дюссельдорфе становятся понятными многие события «закулисного фронта», где ведущими деятелями оказывались представители делового мира.

Здесь печатается по кн.: Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937-1939 гг. в 2-х томах. Москва. Политиздат. 1981.

Электронная версия воспроизводится с сайта http://www.infanata.org

[Граф фон дер Шуленбург]

http://www.aroundspb.ru/variety/docs...akt.php#nazad3

Меморандум

Секретно

Я начал беседу с Молотовым около 20 часов 15 августа заявлением, что в соответствии с информацией, которая дошла до нас, советское правительство заинтересовано в продолжении политических переговоров, но что оно предпочитает, чтобы они происходили в Москве.

Молотов ответил, что это так.

Тогда я зачитал господину Молотову содержание инструкции, которая мне была прислана, причем немецкий текст переводился на русский сразу же, параграф за пара-графом. Я также информировал Молотова о содержании приложения к инструкции, которую я получил. Молотов принял к сведению мое сообщение о том, что согласно инструкции Имперского Министра иностранных дел я прошу аудиенции у господина Сталина, а также мое заявление, что в дополнение к беседе с Молотовым условием предполагаемого визита Имперского Министра иностранных дел ставятся широкие переговоры с господином Сталиным. Молотов ответил жестом согласия на пожелание Имперского Министра иностранных дел о том, чтобы содержание инструкции было передано господину Сталину в возможно более точном виде.

Молотов выслушал зачитываемую инструкцию с напряженным вниманием и дал своему секретарю указание записывать как можно более полно и точно.

Молотов затем заявил, что ввиду важности моего сообщения он не может дать мне ответ сразу же, но должен сначала представить доклад своему правительству. Он может, однако, сообщить уже сейчас, что советское правительство тепло приветствует выраженное германской стороной намерение улучшить отношения с Советским Союзом. Сейчас, перед тем как он, вскоре после получения инструкций своего правительства, выскажет мне дальнейшие соображения, он хочет выразить свою собственную точку зрения относительно предложений германского правительства.

Поездка Имперского Министра иностранных дел в Москву потребует обширных приготовлений, чтобы предполагаемый обмен взглядами принес какие-нибудь результаты. В связи с этим он просит меня сообщить ему, соответствуют ли фактам следующие сообщения.

В конце июня этого года советское правительство получило от своего поверенного в делах в Риме телеграфное сообщение о беседе последнего с Министром иностранных дел Италии Чиано. В этой беседе Чиано заявил, что Германия разрабатывает план, целью которого является существенное улучшение германо-советских отношений. В этой связи Чиано указал на следующие пункты плана:

1. Германия не относится с неприязнью к идее использования своего влияния на Японию с целью улучшения ее отношений с Советским Союзом и прекращения пограничных споров.

2. Далее предусматривается возможность заключения с Советским Союзом пакта о ненападении и совместное гарантирование безопасности прибалтийских государств.

3. Германия готова заключить с Советским Союзом торговый договор на широкой основе.

Содержание вышеперечисленных пунктов вызвало со стороны советского правительства большой интерес, и он, Молотов, очень хотел бы знать, в какой степени план, сформулированный Чиано в только что упомянутой форме советскому поверенному в делах, соответствует действительности.

Я ответил, что заявление Чиано, очевидно, основано на известном нам сообщении здешнего итальянского посла Россо. Содержание сообщения Россо в целом основано на его собственных выводах.

На вставленный Молотовым вопрос, была ли эта информация выдумана Россо, я ответил, что она правильна лишь частично. Как знает Молотов, мы хотим улучшить германо-советские отношения и, естественно, обсуждаем вопрос о том, может ли произойти это улучшение и в какой степени. Результат этих обсуждений содержался в моих сообщениях, которые известны Молотову, и в заявлениях Имперского Министра иностранных дел и господина Шнурре господину Астахову.

Молотов ответил, что вопрос о том, информировал ли Россо правильно свое правительство, его более не интересует. Советское правительство в настоящий момент заинтересовано, кроме всего прочего, в получении информации о том, существуют ли на практике планы подобные тем, которые содержались в сообщении Россо, или что-нибудь похожее, и придерживается ли все еще германское правительство этой линии. Он, Молотов, услышав сообщение из Рима, не увидел в нем ничего невероятного. В течение всех последних лет советскому правительству казалось, что правительство Германии не желает идти на улучшение отношений с Советским Союзом. Теперь ситуация изменилась. На основании бесед, которые имели место в течение нескольких последних недель, советское правительство вынесло впечатление, что германское правительство действительно искренно в своих намерениях внести изменения в отношения с Советским Союзом. Он считает заявление, сделанное сегодня, решающим в том смысле, что в нем эти намерения были выражены особенно полно и ясно. Что касается советского правительства, то оно всегда занимало доброжелательную позицию в вопросе об установлении хороших отношений с Германией, и оно радо, что и германская сторона теперь занимает такую же позицию. Не такую уж огромную важность представляет собой вопрос о том, действительно ли соответствовали германским намерениям пункты, содержащиеся в сообщении Россо. У него, Молотова, создалось впечатление, что в них было много правды, так как эти мысли соответствовали тем, которые выдвигались германской стороной в течение нескольких последних месяцев. В связи с этим он выразил удовлетворение по поводу того, что экономические переговоры в Берлине продолжаются и несомненно обещают хорошие результаты.

Я заметил, что ход экономических переговоров удовлетворяет также и нас, и спросил, как он представляет себе modus procedenti 28 в дальнейших политических переговорах.

Молотов повторил, что кроме всего прочего он заинтересован в получении ответа на вопрос о том, имеется ли со стороны Германии желание уточнить более конкретно пункты, выделенные в сообщении Россо. Так, например, советское правительство хотело бы знать, видит ли Германия какую-нибудь реальную возможность повлиять на Японию с целью улучшения ее отношений с Советским Союзом. “А еще, как обстоят дела с идеей о заключении пакта о ненапа дении? Относится ли германское правительство к этой мысли с симпатией, или это вопрос подробно еще не рассматривался?” — таковы точные слова Молотова.

Я ответил, что что касается отношений с Японией, то Имперский Министр иностранных дел уже говорил господину Астахову, что у него на этот счет есть свое собственное мнение. Таким образом, можно предположить, что Имперского Министра иностранных дел может заинтересовать и этот вопрос, тем более что его влияние на японское правительство определенно не маленькое.

Молотов заявил, что все это его очень интересует, и в связи с этим он заметил, что Чиано сказал советскому поверенному в делах, что идеи, содержащиеся в сообщении Россо, он поддерживает полностью. Он [Молотов] продолжил, что в связи с предстоящей поездкой в Москву Имперского Министра иностранных дел советскому правительству было бы очень важно получить ответ на вопрос о том, готово ли германское правительство заключить с Советским Союзом пакт о ненападении или что-нибудь в этом роде. Ранее упоминалась возможность “восстановления и обновления прежних договоров”.

Я подтвердил господину Молотову, что мы действительно обсуждаем новый порядок вещей, основанный или на том, что было, или на принципиально новых отношениях. Я затем спросил его, могу ли я сделать вывод, что вопросы, поднятые им передо мной, заключают в себе существо возможной беседы с Имперским Министром иностранных дел в Москве и что он [Молотов] сообщил их мне только для того, чтобы я мог подготовить к этим вопросам Имперского Министра иностранных дел.

Молотов ответил, что он все еще не готов делать мне дальнейшие заявления по вопросу о визите сюда Имперского Министра иностранных дел. Ему кажется, однако, что для подобной поездки необходимо предварительное выяснение и подготовка определенных вопросов, чтобы все не ограничилось просто беседами, проведенными в Москве, а были бы приняты конкретные решения. Он искренне присоединяется к моему заявлению о том, что желательно скорейшее урегулирование отношений. Он также придерживается мнения, что желательно поторопиться, чтобы ход событий не поставил нас перед совершившимися фактами. Он должен, поэтому, повторить, что, если германское правительство настроено благожелательно к идее заключения пакта о ненападении и если мое сегодняшнее сообщение содержит эту или похожую идею, более подробное обсуждение этих вопросов состоится немедленно. Он попросил меня представить моему правительству информацию в этом духе.

Граф фон Шуленбург

Москва, 16 августа 1939 г.

[Граф фон дер Шуленбург]

http://www.aroundspb.ru/variety/docs...akt.php#nazad3

Письмо

Москва, 16 августа 1939 г.

Многоуважаемый господин Статс-секретарь!

В связи с моим вчерашним разговором с господином Молотовым я хотел бы немедленно обратить Ваше внимание на следующее:

Довольно неожиданно господин Молотов оказался угодлив и откровенен. У меня создалось впечатление, что предложение <з визите Имперского Министра очень польстило лично господину Молотову и что он рассматривает это как действительное; доказательство наших добрых намерений. (Я напоминаю, что, согласно газетным сообщениям, Москва просила, чтобы Англия и Франция прислали сюда министра, и что вместо этого прибыл только господин Стрэнг, так как Лондон и Париж были разгневаны тем, что господину Ворошилову не разрешили принять приглашение на британские маневры, что, на самом деле, совершенно другой вопрос, поскольку высокопоставленные советские русские никогда не ездят за границу.)

Во вчерашнем заявлении господина Молотова должна быть также по достоинству отмечена умеренность его требований по отношению к нам. Он ни разу не использовал слов “антикоминтерновский пакт” и не требовал от нас, как он делал это в предыдущей беседе, “отказа” от поддержки японской агрессии. Он ограничил себя высказыванием соображения о том, что мы могли бы способствовать урегулированию советско-японских отношений.

Более существенным является его совершенно ясно выраженное желание заключить с нами пакт о ненападении.

Несмотря на все попытки, мы так и не смогли выяснить абсолютно точно, каковы пожелания господина Молотова в вопросе о прибалтийских государствах. Похоже, что он упомянул о совместных гарантиях прибалтийским государствам как об одном из пунктов сообщения господина Россо, но он не потребовал от нас определенно дать такие гарантии. Мне кажется, что подобные совместные гарантии находятся в противоречии с линией поведения советского правительства на англо-французских переговорах.

Все это в действительности похоже на то, что в переговорах здесь в данный момент мы как будто бы достигли желаемых результатов.

С сердечным приветом остаюсь, господин Статс-секретарь, всегда преданный Вам,

граф фон Шуленбург