*258. Равенство не значит справедливость

[Андрей Карев]

http://www.kasparov.ru/material.php?id=5928398DAC4F2

"Коррупция ворует будущее". Фото: Александр Воронин, Каспаров.Ru

26-05-2017 (17:30)

Коррупция делает жизнь в стране приемлемой для большинства людей
update: 26-05-2017 (19:22)

Участник III Форума свободной России политолог Вячеслав Иноземцев на дискуссионной панели "Системный кризис в России: мифы и реальность" заявил, что российское общество крайне плохо рефлексирует на ту ситуацию, которая происходит в стране. По его мнению, протесты 2011-2012 годов никак не повлияли на нынешний режим и в ближайшие годы не стоит ожидать каких-то кардинальных изменений. Почему в России нет партий, есть ли тогда смысл участвовать в выборах и может ли произойти революция? Об этом в интервью Каспаров.Ru рассказал Вячеслав Иноземцев.

— Вы сказали, что общество никак себя не проявляет, но сколько общество будет все это терпеть и во что это может вылиться?

— Я не могу этого сказать, потому что этого никто не знает. Моя идея заключается в том, что общества как такового нет. Общество — это совокупность людей, связанных какими-то определенными социальными связями, где человек воспринимает себя как более-менее активный субъект. Есть группы интересов, которые сталкиваются между собой, но находят какой-то баланс. Это может быть даже не обязательно демократическая система.

В любом случае общество — это совокупность групп, которые имеют определенные интересы и балансируют между собой. В России этого не существует. В России нет ни профсоюзов, ни политических партий, ни мирных объединений.

— Вы считаете, что имеющиеся у нас партии, такие как ПАРНАС, партия Навального — это не партии?

— Это вождистские группировки. Это боевые отряды определенных лидеров, группы поддержки. Нам нравится Вова, нам нравится Леша, нам нравится Игорь — машем флажком.

Нет политики, найдите хоть одну политическую партию, которая объединена определенным четким политическим подходом. Как коммунисты могут ходить крестными ходами вокруг храмов, это коммунисты?

Я хочу сказать, что общество абсолютно деструктурировано. Существуют некие группы или яркие личности, которые абсолютно рационально действуют в рамках этого квазиобщества. Они пытаются извлечь максимальную выгоду для себя. В этом отношении они прекрасно приспосабливаются.

Собственно говоря, феномен Путина обусловлен тем, что он очень четко показал всем: вы можете дать взятку, вы можете договориться с кем-то о чем угодно, но как только вы применяете коллективное давление, вы ничего не достигаете, потому что против этого государство всегда стоит стеной.

В бизнесе вы можете коррумпировать кого-то, получить любую лицензию или разрешение, но если вы начнете создавать предпринимательскую ассоциацию, у вас ничего не получится. Это прекрасная тактика, которая показала, что индивидуально можно добиться всего, коллективно — ничего. Это изумительная вещь, путинское ноу-хау, которое он прекрасно применил. В результате получилась атомизированная масса, которой он руководит.

— А могли бы вы нарисовать тогда идеальную картину, как должны взаимодействовать в обществе политические партии?

— Я не могу нарисовать такую картину. Существуют вполне понятные политические партии в большинстве европейских стран, которые ориентированы на интересы своего избирателя. Есть консервативные партии, они ориентированы на свободу предпринимательства, минимальное вмешательство государства и морально-нравственные ценности, и есть социал-демократические партии, ориентированные на серьезную роль государства, на перераспределение доходов, на поддержку малоимущих, на определенную культурную и прочую политику. Это фундаментальный водораздел. Дальше идут более конкретные разделы, президентская, парламентская форма правления, экологические вопросы и так далее, но все эти группы выстроены по роду концептуальных построений. У нас таких партий нет ни одной. Если вы посмотрите на программу партии "Единая Россия", которая с 2002 года дошла без изменений до сегодняшнего дня, вы увидите, что там было сказано все то же, что и сейчас, включая и тезис про "осажденную крепость".

— В ближайшее время стоит ждать изменений?

— В ближайшее время мы увидим только ухудшения. Опять-таки, я с глубоким уважением могу относиться к господину Навальному, который делает очень большую работу, безусловно, мобилизуя общество. Но и у него те же вождистские механизмы, он таким же человеком является, как и Путин. Те же самые демократические попытки объединения вокруг ПАРНАСа — это была битва нескольких эго, идеология которых была абсолютно чепуховой.

— Тогда есть ли сейчас смысл заниматься какой-то политической деятельностью?

Мой главный тезис заключался в том, что Андрей (Илларионов) абсолютно прав:

все собравшиеся здесь могут абсолютно расслабиться лет на пять, занявшись, как я сказал и как он сказал, созданием каких-то разумных программных инструментов для создания определенного образа будущего.

Я с этим полностью согласен.

В стране сейчас нет ни политики, ни политиков. В стране есть масса и определенное количество диссидентов. Диссиденты должны создать определенный интеллектуальный продукт. Они должны создать ту идеологию, вокруг которой можно было бы объединяться безотносительно того, входят ли в эту группировку Илларионов, Каспаров, Навальный, Петров, Сидоров, Иванов. Вот этого каркаса, который бы продолжил существование после исчезновения Путина, — нет. Его надо создавать, в данном случае Андрей абсолютно прав.

Нужно создать научную и идеологическую основу с четкой программой, которая, может быть, никогда не сумеет свалить режим, но зато в случае его собственной деструкции сможет предложить что-то людям, которые останутся у разбитого корыта.

— В интервью на "Эхе", вы говорили, что невозможно считать 20 лет подряд, что наше население голосует так, как будто не имеет мозгов. Вам не кажется, что общество голосует за президента исключительно из-за пропаганды?

— Население голосует за отсутствие перемен. Сегодня самая рациональная модель поведения — минимально высовываться, решать свои проблемы. Нынешняя система дает для этого все возможности. Вы скажете, что у нас безумное общество произвола, — это правда, но произвол не только против населения, оно им тоже пользуется. Когда мы говорим о том, что у нас полно коррупционеров, то забываем, что они не возникают из ниоткуда.

Коррупция — это механизм связи между нашим населением, бизнесом и властью. Коррупция делает жизнь в стране приемлемой для большинства людей.

— Вы считаете, что они поддерживают коррупцию?

— Они не могут не поддерживать, они в ней участвуют. Когда вы в ней участвуете на уровне дачи взяток милиционеру, но выходите на площадь потому что в ней участвует слишком богатый Сечин — это выглядит смешно. Коррупция в России — доминанта. В нее вовлечено большинство населения. И это происходит и в России, и в Украине, и во всех постсоветских странах. Единственный пример успешной борьбы с коррупцией находится здесь, в балтийских странах, в Польше во многом. Но опять-таки, я знаю много друзей в Польше, которые рассказывают, что они прекрасно работали со своими российскими контрагентами до начала 2000-х годов, потому что коррупция была абсолютно одинаковой что там, что там. И она исчезла в течение года после вступления Польши в Евросоюз, потому что механизмы были выстроены так, что сам вопрос, где можно коррумпировать — исчез.

Я абсолютно убежден в том, что победить коррупцию изнутри ни в России, ни в Украине невозможно. Ее можно победить только в том случае, если антикоррупционные правила будут внесены извне.

— Какие-то другие страны, альянсы передадут нам эти правила?

— Именно так. Я не вижу иной возможности.

— На прошлом форуме часто звучала мысль о том, что нынешний режим может смениться только через революцию. Разделяете ли вы эту мысль?

— Я ничего плохого в революции не вижу. Но сама по себе революция есть абсолютно естественное явление, которое во многих обществах происходило и которое реально движет историю вперед. В этом отношении я не вижу никаких противопоказаний для того, чтобы она случилась. Но я не вполне уверен, что она может у нас произойти. У нас есть хороший пример Советского Союза, В принципе, когда Советский Союз вступил в такой кризис, он был и экономическим, и ценностным, и политическим — это был очень глубокий кризис. В первый момент этого кризиса советская элита стала просто разбегаться. Если мы посмотрим начало 1991 года, то вспомним, что невозможно было найти человека на должность замминистра в советское министерство — все понимали, что корабль тонет. Нынешний режим может рухнуть в такой же ситуации. Должен случиться такого масштаба экономический кризис, чтобы владение, собственность на Российскую Федерацию стали обузой. Собственность предполагает определенные инвестиции в нее. Если вы купили сеть бензозаправок, она должна работать, если вы купили акции компании, она должны производить продукт, который должен скупаться. Такого рода активы стараются получить чиновники, губернаторы и все, кто только может.

На самом деле единственный шанс, что эта банда начнет уходить от власти, заключается в том, что все эти активы будут убыточны в течение нескольких лет.

Вот такого масштаба кризис показывает, что "нахапанная" собственность становится бессмысленной и имеет даже отрицательную ценность. Это и есть важнейший элемент кризиса. Вот тогда "нахапавшие" просто понимают, что надо убытки зафиксировать, отбыть по месту назначения, куда они вывезли свои капиталы, и успокоиться там.

— То есть возможен только такой, "лайтовый", экономический вариант, не кроваво-революционный?

— А я не вижу революционного варианта. Кровавая революция может быть на каких-то националистических настроениях, это очень возможно. Но вокруг чего она может сложиться? Что может вывести народ на кровавую революцию? Когда борьба с коррупцией вызывала кровавый переворот? Революционная ситуация заключается в том, что люди не могут жить в тех условиях, в которых они хотят. На сегодняшний день люди в Российской Федерации могут жить только в тех условиях, которые есть: в условиях постоянной лжи и двусмысленности, имперской идеи, которая подпитывает огромное количество населения. Им это нужно.

Разгоните этот режим, вместе с ним уйдет колоссальное количество иллюзий. Я, объективно говоря, не вижу причин для таких революционных перемен.

Россия — страна определенной культурной исторической традиции. Даже если посмотреть на то, что происходило в Восточной Европе в последние 30 лет — нигде революций кровавых не было. Единственная произошла в Румынии, когда убили Чаушеску, но, по большому счету, это был тот же случай, что и в Киеве, где собрался Майдан и начали расстреливать людей. Но власть на сегодняшний день в России вполне понятлива, чтобы не допустить такого развития событий, а если это случится — будет более решительной и задавит этот процесс. Проблема заключается в том, что пассионарии, которые могли бы провести такую революцию, уезжают из России десятками тысяч в год. Когда я был на Болотной в 2012 году, я познакомился там приблизительно с 20 новыми друзьями. Из них 13 сегодня в России не живут. При таком масштабе оттока активных сил и притока, извините, товарищей из Киргизии, которые получают за тысячу долларов паспорт и будут молиться на Владимира Владимировича до конца своих дней, я не вижу оснований считать, что здесь есть революционная ситуация. Будь Россия с закрытыми границами, как Советский Союз, этот режим давно бы не существовал, его бы снесли, как в 80-е годы. То, что она открытая — это великое для Путина благо. То есть у него есть два ноу-хау: открытые границы и возможность договориться на индивидуальном уровне с кем угодно и о чем угодно.

[Владислав Иноземцев]

http://www.kasparov.ru/material.php?id=592AAE530813C

28-05-2017 (14:17)

https://youtu.be/v3__ANnH_hk
В современном мире люди гораздо важнее территорий

[Владислав Иноземцев]

https://www.gazeta.ru/column/vladisl...10708517.shtml
06.06.2017, 08:21
О том, почему в России так не любят «цветные революции»

Кадр из фильма «Украина в огне» (2016). Режиссер Оливер Стоун Another Way Productions

Вот уже много лет — по крайней мере, с зимы 2004–2005 годов, когда массы людей в Киеве впервые вышли на майдан Незалежности — отечественная политическая элита ведет отсчет прецедентов «смены режимов», проводимых «империалистами» из США и НАТО.

Соединенные Штаты, разумеется, выглядят для российских политиков исчадием ада — и нужно признать, что история американских вмешательств в дела самых разных стран действительно не может не впечатлять.

Даже если не говорить о случаях прямых военных операций по свержению неугодных правительств (а только в Латинской Америке до конца Второй мировой войны их было предпринято около двадцати, да и позже они продолжались, пусть и не с той интенсивностью — от Гренады в 1983 году до Ирака в 2003-м), США практически постоянно участвовали в приготовлении переворотов в разных уголках мира.

Сирия в 1949 году и Иран в 1953-м, Гватемала в 1954-м и Индонезия в 1957-м, Конго в 1960-м и Доминикана в 1961-м, Боливия в 1964-м и 1971-м и Чили в 1973-м — список этот далеко не полон.

При этом, готовы мы признать данный факт или нет, Советский Союз, хотя и был долгие годы второй глобальной сверхдержавой, в общем-то не мог похвастаться ничем подобным. Политика поддержки режимов, выбиравших в 1960-е и 1970-е годы ориентацию на построение «социализма», проводилась Москвой вполне осознанно, но ни один режим такого рода не был реально создан советскими усилиями. Революции, восстания и гражданские войны на Кубе и в Никарагуа, в Эфиопии и Анголе, перевороты в Ливии и Египте — все эти события произошли без советского участия, а большинство стали неожиданными для Кремля.

Конечно, там, где СССР чувствовал себя столь же вольготно, как США в Латинской Америке, преград для вмешательства не существовало, и подтверждениями тому стали Венгрия в 1956 году и Чехословакия в 1968-м. Однако, повторю, на более отдаленной периферии преимущество оставалось за Западом.

Удержав чуть ли не ценой глобальной войны Кубу в 1960-е, СССР «вчистую» проиграл Конго в 1960-м и Чили в 1973-м.

Несколько позже случилась эпопея, которая, казалось, способна была многое изменить. Соединенные Штаты вмешались в конфликт, где Советский Союз прямо поддерживал Демократическую Республику Вьетнам — и после более чем десятилетней войны коммунистические силы победили. Однако всего через три с половиной года СССР совершил ту же ошибку, что и американцы, свергнув режим Амина и втянувшись в гражданскую войну в Афганистане, в которой США стали активно поддерживать противостоящих «шурави» моджахедов. Итог этой войны всем хорошо известен.

Окончание ХХ века стало временем отказа большинства ведущих стран от прямого вмешательства в дела других государств и подрыва их суверенитета в том же ключе, как это происходило во Вьетнаме или Афганистане.

Вторжения — как оба раза в отношении Ирака — осуществлялись многосторонними силами при наличии повода, так или иначе определявшегося резолюциями международных организаций. И именно по мере того, как ведущие игроки стали отходить от прямого применения силы, «мягкая сила» стала основным рычагом политических перемен.

Сегодня процессы, происходившие на протяжении последних пятнадцати лет во многих странах мира, именуются «цветными революциями», или ускоренной демократизацией. Иногда они случались на фоне столкновения прозападных и традиционалистских сил, а иногда стихийно разгорались в странах, где диктатуры становились совершенно нетерпимыми.

Однако все эти случаи объединяло одно: они заставали Россию врасплох.

И потому во все большей мере злили ее руководство и рассматривались как враждебные по отношению к нашей стране. Между тем если мы и должны кого-то винить в этом, то только самих себя.

В конце 1999 года только самый недалекий политик мог сомневаться в том, что режим Милошевича себя изжил и у президента Югославии нет политического будущего. Россия была столь же популярна в этой стране, как и прежде; российские войска за несколько месяцев до событий совершили рискованный бросок из Боснии в Косово, заняв аэропорт Приштины.

Самым логичным в этой ситуации было бы начать налаживать связи внутри югославской оппозиции, с тем чтобы сохранить свое влияние в регионе после неизбежных перемен.

Однако ничего подобного предпринято не было: Милошевич закончил дни в Гааге, Приштина стала столицей независимого Косово, и даже Черногория ушла от Сербии в НАТО, став перед этим несостоявшейся жертвой гротескного пророссийского мятежа.

В конце 2003 года также немногие могли предполагать, что у коррумпированного режима Шеварднадзе есть хоть какие-то шансы продолжать удерживать власть в Грузии. Все ведущие политики страны — Бурджанадзе, Саакашвили и Жвания — выступали его оппонентами. Массовые выступления после фальсифицированных выборов привели к власти новые силы. И хотя Саакашвили вовсе не был изначально антироссийским политиком, упорное отторжение Москвой молодого руководства сделало свое дело.

Затем Кремль активно поддерживал Абашидзе в Аджарии и приютил его после восстановления грузинского суверенитета над Батуми.

На следующий год все повторилось на Украине, где будущий президент Ющенко вовсе не был — что я могу засвидетельствовать лично — антироссийским политиком.

Однако Россия сделала все, чтобы поддержать «преемника» Кучмы Януковича, — и жестоко промахнулась.

А потом еще раз наступила на те же «грабли» в 2014-м. В промежутках мы попадали в неприятные ситуации в Молдове, предоставляли убежище беглому президенту Киргизии Акаеву, ну и много чего еще случилось за эти годы.

Все эти случаи объединяет одно очевидное обстоятельство. Россия всегда и во всех ситуациях поддерживала только действующую власть — даже тогда, когда она вовсе не обязательно была пророссийской или обходилась нам недопустимо дорого.

Почему в 2004-м не стать было на сторону Ющенко и установить тесные связи с новой, более демократической Украиной? Чего мы боялись? Что если бы будем уважать волю украинского народа, этот народ не будет уважать нас?

Почему Россия никогда не пыталась «выращивать» талантливых оппозиционных политиков, которые могли бы претендовать на победу на демократических выборах, но были бы при этом пророссийскими?

Почему мы всегда вкладываем деньги и усилия только в тех, кто сейчас находится у власти, — даже если эти люди помыкают нами и совершенно не гарантированно являются пророссийскими?

Сегодня, после нескольких бурных лет, на постсоветском пространстве относительно спокойно. Но в конце этого года пройдут выборы президента в Киргизии, которые могут принести сюрпризы. В 2018 году должна избрать нового президента Армения, где Саргсян талантливо изменил конституцию, чтобы пересесть в становящееся более важным, чем президентское, кресло премьера — и тут неожиданности еще более вероятны, учитывая активные протесты, уже несколько раз прокатывавшиеся по стране.

В Казахстане никто не может прогнозировать, что случится после ухода Назарбаева, — но с высокой степенью уверенности можно утверждать, что пророссийских политиков в республике нет вообще.

Даже в Белоруссии, «инвестируя» десяток миллиардов долларов ежегодно в поддержание личной власти Лукашенко, мы не слишком-то контролируем ситуацию.

На мой взгляд, Россия упускает — или, скорее всего, уже упустила — шанс активного влияния на происходящее в постсоветских государствах.

Шанс, который открывался вместе с динамичной политикой, с постоянной игрой «на два фронта»: и на действующую власть, и на выращенную оппозицию, которой эту власть всегда можно было бы легитимно заменить, если она в тот или иной момент перестает соответствовать нашим интересам. В любом случае, страна, в которой в постоянной борьбе сменяют друг друга две, пусть и в разной степени пророссийские силы, гораздо более предсказуема, чем диктатура, вождь которой высасывает из Москвы деньги под предлогом того, что альтернативы ему нет.

Сегодня умение влиять на политику государств сателлитов является столь же несомненным признаком великой державы, как и наличие ядерного оружия, — только намного более функциональным.

Однако Россия не перестает клеймить подобное влияние как вмешательство и посягательство на суверенитет.

На мой взгляд, причина такого нашего «консерватизма» до банальности понятна. За ней не стоит ничего принципиального. Просто способность Запада менять режимы в ходе относительно мирных народных выступлений так уязвляет нас потому, что в Кремле понимают: у нас самих кишка тонка повторить подобные эксперименты. Нет ни куража, ни ума, ни осмотрительности, чтобы «провернуть» что-либо похожее. И потому что ничего этого у нас нет, российские ребята гибнут в Сирии, защищая тамошнего диктатора, а пенсии российских стариков идут на субсидирование махинатора, который, похоже, действительно возомнил, что он сделает своим преемником сыночка-тинейджера.

Мы не любим «цветные революции» по одной простой причине: мы просто не умеем их готовить. Умели бы — не пришлось бы «с грустью констатировать», что бедную Россию вытесняют то из одной «исконно дружественной» ей страны, то из другой…

[Владислав Иноземцев]

http://echo.msk.ru/blog/v_inozemcev/2012930-echo/
12:40 , 05 июля 2017

АВТОР
д.э.н, директор Центра исследований постиндустриального общества

Илья Пономарев опубликовал пост, очень похожий на тот, который, признаюсь, я хотел разместить в сети несколько последних недель.
Сегодня, пожалуй, никто не может пройти мимо феномена Алексея Навального, и я всё чаще сталкиваюсь с критикой в его адрес со стороны уважаемых мною людей – того же Ильи, Андрея Мовчана, Карины Орловой, Андрея Илларионова и многих других.

Я не могу присоединиться к некоторой части их замечаний в адрес г-на Навального: я не политик и не гражданский активист, и не могу оценивать его поведение по отношению к коллегам по оппозиционному лагерю, которое часто ставят ему в упрёк.
Однако я не могу не согласиться с тем, что как направление, в котором зовёт нас Алексей, так и образ будущего, который он рисует своими словами и действиями, не кажется слишком уж привлекательным.

Попытаюсь пояснить свои слова всего лишь двумя аргументами.

С одной стороны, я вижу как Алексей – демонстрируя выдающиеся качества политика-популиста, сегодня столь востребованные – становится по сути единственной фигурой, позиционирующей себя как «оппонент №1» Владимира Путина.
Однако я убежден, во-первых, в том, что при ставке на харизматичность и лозунговость ни у кого нет шансов победить нынешнего президента – самого опытного и умелого демагога, которого знала Россия за последнее столетие; во-вторых, в том, что создавая условия для противостояния двух «мачо», Алексей во многом задаёт новую парадигму российской политики, в которой умеренным и рациональным лидерам не остаётся места, а борьба за избирателя ведётся на сугубо эмоциональном уровне; в-третьих, в случае практически нереального успеха г-на Навального мы получим такого же лидера, как и в 1999 г.: не опирающегося на известную обществу команду индивидуалиста, единственным лозунгом которого является пусть и не «равноудалённость олигархов», а борьба с коррупцией (что во многом то же самое).

Я не могу переубедить никого, что уверен, что нашёл своё новое «наше всё»; у меня нет никаких претензий к Алексею, но я просто не могу назвать его политиком своей мечты.
Я, наверное, крайне несовременен, но таковым для меня остаётся скорее мягкий политик с глубокой приверженностью демократии и европейским ценностям – человек типа Михаила Горбачёва или Вацлава Гавела.

С другой стороны, учитывая современное состояние российского общества, поддержка Алексея кажется мне контрпродуктивной.
Силы, стремящиеся к переменам, остаются в маргинальном меньшинстве (тут я не могу согласиться с Ильёй, мечтающим о том, что «котёл вот-вот взорвётся» — про такой сценарий я слышу каждый месяц как минимум уже десять лет). Для формирования критической массы проблем потребуется не менее десяти (если не больше) лет. Это время гораздо правильнее было бы потратить на формирование широкого круга диссидентов, объединённых стремлением служить стране после смены режима и готовых бороться за претворение своего видения будущего страны в жизнь.
В начале 1990-х в России были такие люди – та же Межрегиональная депутатская группа и её союзники, которые так или иначе выдвинули Бориса Ельцина, но не совладали с его харизмой, и в результате мы получили войну в Чечне, расстрел Белого дома, прекрасно продуманную приватизацию, и, как финал, Владимира Путина.

Сегодня у Алексея Навального нет даже такой группы поддержки, которая была бы известна чем-либо, кроме статуса его «фанатов».
Я не верю в то, что повторение фарса 2020-х будет достойным следствием трагедии 1990-х. Гражданское общество в стране ни тогда, ни сейчас не готово привлечь своих кумиров к ответу, если они начинают скатываться к авторитаризму – поэтому никакого контроля за сильным лидером нет и не будет.

Кроме того, что достойно отдельного абзаца, у меня есть полная уверенность в том, что Алексею Навальному не стать президентом ни в 2018-м, ни в 2024-м году.
Поддерживая его, сторонники нынешнего лидера будут раз за разом девальвировать протест, оттягивая активистов от альтернативных лидеров и кампаний более низкого уровня. Когда через десять лет Алексей перестанет быть «подающим надежды», окажется, что среда недовольных «зачищена» приблизительно так же, как сегодня «зачищена» российская политическая элита.

Еще раз хочу отметить: я не призываю кого-либо отказываться от поддержки г-на Навального.
Очарованность проходит тяжело и, если проходит, оставляет в душе опустошение. Я просто поясняю свою позицию, которая стала для меня самого более понятной по размышлению над мнениями моих друзей и коллег, озвученными в последнее время.

[Владислав Иноземцев]

http://www.rbc.ru/newspaper/2017/07/...7947faa6a2b604
Газета № 120 (2617) (1107) Политика, 10 июл, 18:27 35 332

Шесть лет назад «многополярность» оппозиции подталкивала власть к уступкам. Сегодня же протест монополизирован, и шанс добиться уступок минимален В последнее время многие эксперты стремятся осмыслить отличия двух волн протеста: нынешней и той, что поднялась немногим более пяти лет назад — «летней» и «зимней». Я хотел бы остановиться на их фундаментальном различии, которое определяет и все остальные, менее значимые, особенности.

Протест надежды

События 2011 года были «протестом надежды» — возмущением, возникающим в условиях, когда позитивные тренды резко заменяются противоположными. Это возмущение имеет политическую природу, четко осознаваемые причину и объект и почти не зависит от экономической конъюнктуры. В России в 2011 году экономический рост составил 4,3%. Средние зарплаты в стране достигли рекордных $800 в месяц, если пересчитывать по текущему рыночному курсу. Шла «перезагрузка» отношений с Западом. На этом фоне решение Владимира Путина вновь стать президентом и явные нарушения на думских выборах вывели на улицы тысячи людей и лидеров всех оппозиционных сил. Лозунги были ясны: власть здесь — «мы», не хотим больше Путина, все несогласные едины. Появились новые символы (белая лента), новые структуры, новые смыслы.

Подобные протесты не уникальны. Таким, например, был первый Майдан. Экономический рост на Украине в 2004 году составил 12,1%, но подтасовки на выборах привели к «оранжевой революции», остановить которую оказалось невозможно. Десять лет спустя, в 2013 году, зарплата в стране выросла на 20% за год, достигнув рекордных $440 в месяц, но отказ от перспектив евроинтеграции (пусть и иллюзорных) вывел на улицы сотни тысяч и закончился «революцией достоинства». Когда у людей возникает мечта и кажется, что она может сбыться, но что-то встает на пути, протестные движения могут быть очень эффективными.

Протест отчаяния

Возмущение 2017 года выглядит на этом фоне «протестом отчаяния»: шансов на смену направления движения нет, нет и широких сил, которые могли бы хотеть этой смены. Людям дали символический Крым ценой экономического кризиса. Два года продолжается спад, зарплата опустилась до $600 в месяц, отношения с Западом до предела напряжены, общество бредит войной, чуть более чем полгода назад граждане голосовали на парламентских выборах за «партию власти» с небывалым единодушием. И тут оппозиция зовет народ бороться с коррупцией. Месседж выглядит подобострастным: мы понимаем, что вы тут навсегда, можете и дальше воевать в Сирии и в Донбассе, только угомоните коррупционера Медведева и приструните Чайку. Такие протесты тоже возникали много где и довольно часто, и власти традиционно «решали вопрос» демагогией и деньгами. Достаточно посмотреть на волну, чуть было не поднявшуюся в Москве в связи с «реновацией»: ряда уступок, пока лишь продекларированных, оказалось достаточно, чтобы она сошла на нет.

«Протесты отчаяния» могут оказаться очень эффективными в обществах с выстроенными горизонтальными структурами: партиями, профсоюзами, широкими общественными движениями. В этом случае присутствуют инструменты давления на власть по экономическим, в целом-то, вопросам. В обществах деструктурированных, где уровень солидарности очень низок, шансов на это почти нет.

Однако помимо главного отличия нынешнего протеста от протеста 2011 года есть еще и масса других.

Монополизация протеста

Первое касается организации протестов. Выступления осенью 2011–2012 годов, по сути, только «структурировались» лидерами оппозиции, тогда как движение самоорганизовывалось. Сцена на тех митингах была заполнена лидерами, чье появление внушало надежду на объединение. В митингах участвовали депутаты Госдумы, лидеры официальных партий, десятки деятелей культуры и даже миллиардер Михаил Прохоров.

Сегодня протестное движение во многом стало результатом деятельности Алексея Навального и его соратников. По сути, это театр одного актера — и так его воспринимает большинство участников прежних протестов. Этот тренд указывает на малые шансы протестантов быть услышанными. Во время любой из «цветных революций» непримиримые противники забывали о разногласиях — достаточно посмотреть на то, кто шел во главе колонн по проспекту Руставели в 2003 году, кто стоял на Майдане в 2004 и 2014-м и кто был на сценах митингов на Болотной и Сахарова. Сегодня в протестном движении возобладали другие принципы. Во-первых, упор на простой лозунг, а не на программу действий. Во-вторых, ставка на харизму и вождизм, сопоставимые с харизмой и вождизмом действующего президента. В-третьих, готовность на компромиссы (в контексте тех же Крыма и Украины) ради популярности. Не буду оценивать эффективность этой тактики, но ее отличие от прежней не вызывает сомнений.

Состав участников

Второе. Практически все отмечают неожиданно активное участие молодежи и подростков в недавних протестных акциях. На мой взгляд, это легко объяснить, если исходить из их экономической природы. Кризис довольно сильно ударил по благосостоянию людей, и многие сегодня вынуждены экономить, отказывая себе в том, что еще недавно было привычным. Обсуждения новых жизненных стратегий, которые происходят в семьях, резонируют в сознании молодежи, тесно связанной социальными сетями. При этом подростки не имеют «сдержек», какие есть у взрослых: они не могут потерять работу, не боятся спецслужб, наконец, они не жили в 1990-е, с которыми старшее поколение может сравнивать нынешний уровень жизни, находя его приемлемым.

Озабоченность современных участников протеста — это беспокойство о том, найдется ли им место в жизни. Озабоченность протестантов 2011 года скорее сводилась к тому, не потеряют ли они уже достигнутое. Выступавшие 5–6 лет назад видели свободу, которой их лишали, нынешние с ней даже не знакомы. Это означает, что глубина мотивации сторонников Навального ниже, несмотря на кажущуюся бóльшую революционность, чем у участников протестной волны 2011 года. Поэтому углубления и расширения нынешнего движения я бы не ждал.

Лайки вместо действий

Третье имеет отношение к медиа и социальным сетям. Чтобы стать значимым фактором общественной жизни, альтернативные движения должны приковать к себе внимание элит и среднего класса. Практически всегда это достигалось через телевидение, радио и прессу — тем самым события обретали подчеркнутую значимость. Это было во всех успешных протестных революциях и даже в 2011 году. Сегодня новые оппозиционеры сделали ставку на интернет, YouTube, информационные каналы, посты и ролики. Но здесь, как мне кажется, кроется значительная опасность. Полагая, что профессия журналиста и авторитет прессы уже в прошлом, «новые протестующие» порождают феномен отождествления восприятия информации и самого действия. Когда вы читаете о миллионном митинге — это одно, когда разговор вождя с камерой воспроизводится на экране вашего планшета — это совсем иное. Монолог компьютера заменяет солидарность, лайки и посты — действия. Интернет-активность подменяет как сам реальный протест, так и то интеллектуальное наполнение, которое должно у него быть.

Реакция «верхов»

Четвертое обстоятельство. В 2011 году власти выглядели растерянными, внутри самой правящей элиты существовал заметный раскол, участниками протестов были многие «системные» политики. Митинги были разрешены, серьезных эксцессов вплоть до 6 мая 2012 года практически не отмечалось. Сейчас кремлевский круг сплочен, никакого «противостояния» между «либералами» и «силовиками» нет. Власть подготовилась к столкновению с народом, и задержания на каждом митинге по тысяче человек — уже не сенсация. Нет сомнения в том, что протесты будут продолжаться еще некоторое время, но мне не кажется, что Навальный является тем «тараном», который пробивает кремлевские стены. Напротив, «многополярность» оппозиции 2011 года заставляла Кремль лавировать, новая же ситуация практически это исключает. Когда оппозиция сведена к одному человеку, шанс на уступки минимален. Именно поэтому осенью и зимой 2011 года произошла либерализация избирательного законодательства, а сегодня мы видим лишь ужесточение норм и правил, которым не видно конца.

Последствия поражения

Как я уже сказал, «протест надежды» и «протест отчаяния» отличаются тем, что первый может привести протестующих к победе, а второй — нет. Однако последствия поражения и в первом, и во втором случаях схожи: недовольная часть общества деморализуется и ищет индивидуальные стратегии выхода. Их, если учитывать свободную от табу сферу частной жизни и все еще открытые границы, власть запрещать не собирается. Поэтому я рискну предположить, что дальнейшая российская история окажется чреватой не скорой революцией, сколько постепенной деградацией власти. Сегодня бороться с коррупцией, как предлагает Навальный, или оптимизировать госаппарат, за что выступает Кудрин, — лишь продлевать этот процесс. Гораздо правильнее смотреть за горизонт путинской эпохи, в середину 2020-х, осмысливая концептуальные черты новой России. И в этом лидеры протестов 2011 года могут быть куда более полезны, чем предводители протестов 2017-го.

Автор директор Центра исследований постиндустриального общества
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.

[Владислав Иноземцев]

http://echo.msk.ru/blog/v_inozemcev/2019852-echo/
08:19 , 17 июля 2017
автор
д.э.н, директор Центра исследований постиндустриального общества

На прошлой неделе страстный радетель народных интересов, сенатор Алексей Александров не смог сдержать своего возмущения недовольством некоторых россиян стремительным (в два раза) ростом зарплат депутатов Красноярского краевого законодательного собрания.
Сенатор заявил, что депутаты должны зарабатывать «гораздо больше», чем врачи и учителя, потому что работа у них «ответственная».

Мне сложно судить о моральном облике человека, который полагает, что, например, труд врача не предполагает такой ответственности, как труд депутата.
Оперировать на сердце или отмерять нужную долю лекарства, видимо, гораздо менее важно, чем нажимать на кнопки за отсутствующих по ещё более важным причинам коллег. Однако хотелось бы обратить внимание не на этическую, а на фактологическую сторону вопроса.

Вряд ли кто-то возразит против того, что самое хорошее образование и медицинское обслуживание сегодня практикуется в Соединённых Штатах.
Наверное, потому что ответственные парламентарии принимают там ответственные решения, коль скоро, как сообщил нам господин Александров, «именно от результатов его (депутата) работы зависит положение врача, учителя, а также больного и школьника».
Так вот: член Палаты представителей получает сейчас $174,000 в год (ставка эта не меняется почти 10 лет). Согласно отчету о зарплатах врачей (Physician Compensation Report) за 2014 год оказывается, что подобных нищебродов в американском медицинском сообществе нет вообще: семейный врач получает в среднем $176,000, врач скорой помощи – $281,000, анестезиолог – $338,000, ортопед – $413,000. Мне кажется, можно не объяснять, почему в США производится 1,2 млн операций по замене суставов ежегодно, тогда как у нас – чуть больше 50 тыс.

Что касается учителей, тут дело обстоит хуже: в обычной государственной средней школе зарплата учителя составляет около $49,000 в год.
При этом стоит заметить, что с учётом всех обычных вычетов получающий такую зарплату отдаёт в виде подоходного налога около $3,500 ежегодно, тогда как с дохода конгрессмена налог составит около $44,000. Разница — около 2,5 раз, а если взять среднюю от зарплаты врача и учителя – то чуть более 35%. Учитывая, что средняя зарплата учителя в России составляет 32 тысячи рублей, зарплата депутата Государственной Думы не должна превышать 80 тысяч (а составляет она сейчас… 800 тыс., т.е. в десять раз больше «справедливого» значения.

При этом господин сенатор обмолвился о том, что депутаты не могут обходиться без машин и офисов.
Относительно последнего нельзя не согласиться, но вот остальное – большой вопрос. В той же Америке конгрессменам никто машин не покупает (про водителей я и не говорю). Считается, что слуги народа способны, получая по $10,000 чистыми в месяц, купить себе «тачку». Равно как и снять или купить в ипотеку квартиру или дом в Вашингтоне или окрестностях. Почему в России невозможно представить себе такую же жизнь, мне сказать сложно. Может быть, депутаты пояснят, почему они (с учётом «неденежного довольствия») назначили себе самые высокие зарплаты в мире?

Однако есть ещё одна сторона вопроса.
Если в тех же Соединённых Штатах, в Великобритании или в Германии подавляющее большинство депутатов избираются в парламент, будучи до этого местными депутатами, занимая должности в исполнительных органах власти на уровне штатов, земель, и городов, или работая юристами и сотрудниками некоммерческих организаций. В Бундестаге нет ни одного парламентария, который бы работал в бизнес-структурах хотя бы за семь лет до избрания. У нас же не менее половины народных избранников занимались и занимаются предпринимательством и вовсе не бедствуют. Самый большой доход депутата Госдумы превысил в прошлом году $10 млн, а самого богатого регионального парламентария, заседающего в городском совете Улан-Удэ – почти… $42 млн. Только почему-то ни Бурятия, ни Россия в целом как-то не соответствуют по благосостоянию большинства своих граждан ни Аляске, ни Германии… Может, попробовать декоммерциализировать госслужбу, если уж повышение зарплат в ней сверх «международно признанных уровней» так ничего и не дало?..

[Владислав Иноземцев]

http://echo.msk.ru/blog/v_inozemcev/2022698-echo/
12:42 , 21 июля 2017

автор
д.э.н, директор Центра исследований постиндустриального общества

В общем, мы узнали, в дополнение к уже известному, что в Донбассе произошли «трагические события». Что Россия должна бы хотеть помочь «русскому миру», но вряд ли может это сделать, так как воевать с братским украинским народом, видите-ли, очень дорого: на своих пенсионеров денег не хватает. При этом санкции против России нужно отменить, на внешнюю политику особенно не отвлекаться, а бороться с коррупцией. Мне кажется, что последнее в конце 1980-х именовалось «борьбой с привилегиями», в начале 2000-х — «равноудалением олигархов», а сейчас вот появилось новое название (не слишком-то и оригинальное, при всём при том). Но, по-моему, никогда ещё такого вопиющего пренебрежения к другим цивилизованным нормам и столь фантастического братания с нерукопожатными людьми не было (и даже сложно было себе представить). В общем, Алексей Анатольевич пытается в который раз «оприходовать» тех лохов, которых в России всегда было с избытком, и которые, на мой взгляд, и есть источник российских проблем. Я желаю ему, как и Игорю Ивановичу, успехов в аккумулировании поддержки данной категории граждан, но просил бы сторонников обоих из числа моих друзей выйти, а от моей страницы отписаться. Заранее крайне признателен…

[Владислав Иноземцев]

http://echo.msk.ru/blog/v_inozemcev/2027390-echo/
08:53 , 29 июля 2017
автор
д.э.н, директор Центра исследований постиндустриального общества

Недавно в ответ на какой-то из постов в Facebook один из друзей раскритиковал меня за мои позитивные оценки действий, которые были предприняты в последнее время Соединёнными Штатами и их союзниками в отношении России. При этом друг — отнюдь не сторонник всего происходящего в стране; он решительно выступает за борьбу с коррупцией, за прозрачность власти и за всё такое. Но главный его тезис был очень чётким: критиковать Путина приемлемо и нужно, а поддерживать антироссийские санкции — это предательство.

Собственно говоря, сейчас вся риторика российской политической элиты сводится к тому, что очередные ограничительные меры против России — это чересчур и вообще «невозможно бесконечно терпеть хамство в отношении нашей страны» (В.Путин). Действительно, санкции касаются «нашей страны», но есть одно существенное обстоятельство, отражённое радостно воспринятыми в своё время словами В.Володина о том, что Путин — это и есть Россия. Если понимать эти бессмертные слова буквально (а учитывая современную систему отечественной власти, как-то иначе их трактовать сложно), то любые санкции против Путина не могут не стать санкциями против России. И именно это и происходит сегодня.

Владимир Путин откровенно и чётко сказал, что он был инициатором отторжения Крыма от Украины. Его решения были в течение нескольких часов формально институционализированы карманным парламентом. Более того, они были поддержаны подавляющим большинством населения. Это стало исходным пунктом — фактически Россия приняла на себя коллективную ответственность за действия своего первого лица. Очень скоро не только у страны, но даже у «парламента» перестали спрашивать согласия на те или иные шаги — например, на участие войск в войне в Донбассе, результатом которой стали значительные потери среди мирных жителей, причём не только Украины. Чтобы освободиться от международной изоляции, власть начала авантюру в Сирии, которая не обеспечила желанного диалога. Когда он не получился, Кремль решился на вмешательство в избирательную кампанию в США, что переполнило чашу терпения в Вашингтоне. При этом если вспомнить недавнее прошлое, окажется, что только в России кандидат Трамп имел перед выборами подавляющее преимущество в симпатиях над кандидатом Клинтон. То есть и тут Россия действовала ровно так же, как Путин, подтверждая мудрость нынешнего председателя Государственной Думы.

Сегодня в России нет ничего независимого от Путина, что имело бы хоть какое-либо значение на международной арене. Российская армия — это Путин как её верховный главнокомандующий. Парламент — тоже понятно; как говорится в известном анекдоте, «мы все здесь Володины». «Газпром» — несомненно. Стоит ли сомневаться в том, что команда на дезинформационную войну в Европе и на кибератаки против Америки исходила с самого верха? Я так не думаю. И не Россия (а тем более — не русские) вызывают отторжение в Вашингтоне и Киеве, Брюсселе и Лондоне, а президент Российской Федерации и санкционированные им действия. И, честно говоря, они не могут вызывать никакого иного отношения.

Политика санкций потому порождает такое смешение чувств в российском обществе, что она возвращает всех нас в ситуацию столетней давности, во время, когда все пороки царизма (в настоящее время лакируемого прихлебателями режима) рисовались несущественными теми «патриотами», которые призывали сплотиться вокруг власти в империалистической войне. В то время, как известно, Владимир Ленин призвал революционный пролетариат «использовать затруднения своего правительства и своей буржуазии для их низвержения» (Ленин, В.И. «О поражении своего правительства в империалистской войне» [ПСС, т. 26, с. 290]) — и, на мой взгляд, тактически он был совершенно прав, так как без использования этих «затруднений» никакой успех революции был невозможен. Сегодня мы видим повторение пройденного: власть осознанно нагнетает новые «затруднения», подставляя страну под удар, и полагает, что опасности, грозящие стране, спишут все претензии к власти. Если её расчёт правилен, то противостояние с остальным миром будет усиливаться, а грабёж России чиновничеством — продолжаться. Если же в России появится понимание того, что она не идентична Путину, что будущее страны — не только в слепому подчинению воли правящей клики, но интеллектуалам всё же придётся перечитать знаменитый ленинский текст. И на это очень стоит потратить полчаса — там найдётся много такого, что заставит задуматься, в каком 17-м году мы живём…

[Владислав Иноземцев]

https://youtu.be/e20PHtk5rVM

[Владислав Иноземцев]

http://www.kasparov.ru/material.php?id=59A3F485B1E9B
28-08-2017 (13:58)

Назначенные в Общественную палату смогут входить в Думу так же просто, как и назначившие их

! Орфография и стилистика автора сохранены

Впечаляющая новость, конечно! Самый демократичный в мире, самый открытый для своих избирателей парламент сегодня решил ввести для членов т.н. Общественной палаты (ну, в общем, одного из отделений Администрации президента) упрощённый порядок доступа в здание на Охотном ряду. То есть теперь назначенные администрацией в Общественную палату граждане смогут входить в Думу так же просто, как и те, кто их назначил.

За них можно только порадоваться - не в пример остальным гражданам России. Если предполагать, что именно граждане избрали своих депутатов, то я вообще не вижу причин и даже поводов для того, чтобы им ограничивали общение со своими избранниками.

В США, например, любой человек может совершенно свободно войти в Конгресс, а также во все административные здания, где находятся кабинеты сенаторов и членов нижней палаты. Вас попросят только пройти досмотр на металлодетекторе - и идите куда хотите, требовать паспорта никто не будет, если, конечно, вы не ведете себя неадекватно (в Пентагоне всё намного сложнее - там не обойтись без предъявления документа с фотографией, где бы они ни был выдан, и получения бейджа, но о заветном русском propusk'е и тут не заходит речи).

Почему у нас не так? Мне кажется, ответ на этот вопрос очевиден, и он не имеет ничего общего с безопасностью или созданием оптимальных условий для работы депутатов.

Просто гражданам позволяют беспрепятственно посещать своих представителей там, где они их избирают. К России это, судя по всему, не относится - что признают сейчас и сами наши думцы. Их избиратели и так свободно их навещают.

Все они - никакие не представители народа, а работники "властной вертикали". Все они - володины. И совершенно этого не стесняются, раз принимают таки решения...