*611. О национальной демократии, государственничестве и патриотизме

[Егор Холмогоров]

http://izvestia.ru/news/595502
11 ноября 2015, 17:04 | Общество |

О том, почему для гармонизации социальных отношений необходимы визовый режим и контроль въезда
Смертельно опасная миграция

Помню, как 12 лет назад у нас кипели жаркие общественные дискуссии вокруг гибели в Северной столице таджикской девочки. И вот настала очередь трагедии с таджикским мальчиком. Представители среднеазиатских диаспор и их группа поддержки взволнованно говорят о преступлении российских мигрантофобов. Под преступлением понимается отнятие полицией у родителей маленького Умарали Назарова, который после этого умер в больнице.

Полицейские настаивают, что действовали по закону; врачи — что ребенок поступил тяжело больным, после ненадлежащего ухода; родители и их защитники — что мальчик был абсолютно здоров, отобран у матери-мигрантки и погублен врачами в больнице. Любые утверждения о том, что ребенок был заражен цитомегаловирусом и тяжело болен, фактически — при смерти, объясняются этой стороной стремлением спасти честь полицейского мундира и белого халата.

Разобраться в этом клубке непросто. Прежде всего, когда детей без самой крайней необходимости отбирают у родителей, это плохо, и все сорняки «ювенальной юстиции» надо выкорчевывать. Когда дети при этом погибают, это в любом случае катастрофа. Но насколько объективны обвинения в том, что трагедия произошла, если полиция и врачи и впрямь были виноваты, из-за предполагаемой мигрантофобии? Или же с русской семьей из социально неблагополучного контингента поступили бы так же?

Я вижу в этой трагедии повод для серьезного анализа именно потому, что уверен: точно такое же могло случиться не только с мигрантами, но и с петербуржцами. Но нет никакого оправдания для кампанейщины, навязывающей нам чувство вины, обвиняющей нас в мигрантофобии, представляющей наш «недостаточно толерантный» народ едва ли не коллективным убийцей таджикского мальчика.

Когда одни и те же люди в соседних записях в соцсетях обличают петербургских полицейских за пренебрежение жизнями мигрантов и настаивают, что Варвара Караулова отправилась в ИГИЛ «в поисках путешествий и любви», мне становится не по себе. Меня поразила крайняя агрессивность представителей диаспор, которые вскакивали с мест в студии Останкино во время обсуждения этой трагедии, размахивали руками, оскорбляли собеседников «фашистами». Оппоненты настолько не скрывали своего желания «разобраться» с теми, кто не спешит радоваться незваному гостю, точно чувствуют за своей спиной какую-то жесткую и неумолимую силу.

Продавливалась установка, что национальное большинство всегда априори виновато перед мигрантами, а мигранты всегда априори правы. Нас подводили к мысли, что если Средняя Азия поголовно вступит в исламистские ряды, то виновата будет якобы наша русская нетолерантность и нежелание широко держать двери открытыми. Мол, молодые выходцы из Узбекистана, Таджикистана, Туркменистана покидают негостеприимную Россию с опаленным сердцем и готовы стать экстремистами. А потому нужно больше гостеприимства.

Куда уж больше! Криминальная хроника сегодня выглядит как сводки с театра боевых действий, причем на острие удара как раз дети. «В Бирюлево задержан педофил из Средней Азии, напавший за один день на двух 12-летних девочек», «Педофил из Таджикистана напал на 13-летнюю жительницу Дмитрова», «Мигрант из Кыргызстана подстерег и изнасиловал 11-летнего мальчика за торговым центром в Протвино», «Самара: уроженец Узбекистана хитростью проник в дом, изнасиловал двух 11-летних девочек и ограбил квартиру». Всё это новости последних двух недель. И на этом фоне сообщается об обеспокоенности правозащитников: «У нас воспринимают мигрантов как какую-то опасность».

Указание на этот клокочущий хаос часто пытаются парировать тем неотразимым доводом, что граждане России тоже совершают преступления. Вот именно. Преступность «местного» происхождения никуда не девается. Криминальная хроника говорит о том, что по мере нарастания экономических трудностей Москва превращается в опасный криминальный регион, на фоне чего особенно странно выглядит сокращение штата полиции. Но только теперь горкой сверху к этому добавляется еще преступность импортная, которая не вытесняет, а дополняет локальную, особенно по тяжким статьям.

Столь же беспомощно звучит аргумент «они работают вместо вас». Вместо нас — это вместо миллионов безработных? Огромное количество людей в стране сейчас с удовольствием работали бы вместо мигрантов за ту же зарплату.

Да и как работают? Выразительная сцена этого лета: по московскому парку идет маленький худенький мальчик и опрастывает урны с мусором в тележку, которую толкает перед собой. Ему лет 10–11, то есть он не может и не должен работать. Тут же рядом в траве в группке валяющихся на газоне пузом кверху гастарбайтеров его брат или отец, который и получает зарплату за детский труд. Но если с мальчиком на работе что-то случится — он простудится или его придавит чем-то тяжелым, то обвинят опять же «нетолерантное» российское общество.

Кампанейщина лишь подогревает неприязнь к приезжим у граждан России, поскольку смерть ребенка-мигранта используется исключительно для того, чтобы сконструировать из мигрантов новую привилегированную группу в нашем обществе, очевидно по образцу беженцев в ЕС. Мы отлично знаем, как функционируют наши госслужбы, — в первую очередь они обращают внимание на тех, за кем кто-то стоит и от кого могут быть неприятности. Подавая через ТВ сигнал «От мигрантов могут быть неприятности», мы добьемся лишь одного — в случае появления такого ребенка в больнице всё внимание персонала будет сосредотачиваться на нем, ради его родителей будут нарушаться порядок и карантин. И всё это в ущерб всем остальным. Тем, за кого некому заступиться.

Летом 2013 года мы с Анатолием Вассерманом сделали репортаж о сокращении роддомов в Ярославской области. Роженицу несколько часов возили между Весьегонском, Рыбинском и Ярославлем, прежде чем приняли в роддом. Ребенок погиб. Заступиться за этих сокращенных детей в списанной в утиль русской глубинке оказалось некому. Может быть, это совпадение, может быть — нет, но наша передача после этого закрылась.

В связи с тяжелейшим вирусным диагнозом погибшего Умарали и, возможно, его родителей важен еще один аспект. Не один я заметил, что в последние годы вирусные инфекции стали всё жестче, мучительнее и опаснее. Очевидно, мы имеем дело с приходом новых вирусов. Откуда? Именно из глубин Азии. А массовая миграция пробивает иммунный барьер, поскольку иммунитет и санитарная безопасность — явления коллективные. В случае дальнейшего штурма нашего санитарного барьера мы рискуем оказаться в положении индейцев, которым европейцы после Колумба принесли смертельные болезни. А степень готовности нашей медицины к отражению атаки понятна как раз из трагической истории с Умарали. Мы не готовы. Только выводы из нее следуют противоположные тем, что делает миграционное лобби.

Определенная миграционная закрытость повышает уровень жизни в стране. А чем выше уровень, тем больше ценят мигранты возможность сюда переселиться, тем на большие жертвы готовы пойти, тем большую лояльность они согласны проявить к стране, в которой хотят жить и работать. То есть закрытая, культурно целостная Россия сможет гораздо более эффективно влиять на соседей и защищать себя от угрозы ИГИЛ, чем нынешняя — с границами нараспашку.

Гораздо больше гармонизации отношений способствовали бы жесткие меры, такие как визовый режим и контроль въезда. Они сократили бы скорость ротации мигрантов и позволили бы уже прибывшим освоиться в России, выучить русский язык хотя бы в объеме словарного запаса Эллочки Людоедки, начать аккультурацию и ассимиляцию. Сейчас же всё движение в этом направлении разбивается: каждая новая волна мигрантов обновляет кишлачный уклад предыдущей.

При этом характерно вот что. Миграционные правила для граждан Украины, которые, как ни крути, куда для нас ближе в культурном плане, с 1 ноября ужесточены, за исключением жителей Донбасса. Возникает вопрос, а как быть с жителями сожженной Одессы, куда деваться тем, кто не хочет жить в Днепропетровске? По сути повторяется судьба русских изгнанников из Средней Азии, и снова им никто не рад.

Получается какая-то гонка преследования. В 1990-м на площадях Душанбе, Ташкента, Бишкека, скандировали: «Русские, убирайтесь!». Русские убрались. Качество жизни в этих странах стремительно упало. Те люди с площадей отправились вслед за русскими. И вот они уже в эфире наших телеканалов грозят с нами «разобраться». Только на этот раз нам уже некуда убираться.

[Егор Холмогоров]

http://izvestia.ru/news/596488
19 ноября 2015, 15:23 | Политика |
О том, чем закончилась попытка гедонистической цивилизации превратить национальные государства в «государства комфорта»

Когда-то отважные французские шевалье-крестоносцы шли в атаку с кличем: "Монжой Сен-Дени!". Могли ли они себе представить, что не в далекой Сирии, а у самих ворот Сен-Дени разыграется битва не с англичанами, не с тевтонцами, не с русскими казаками, а с сарацинами? Сегодня название северного пригорода Парижа ассоциируется с неблагополучием, беспощадно вытесняющей коренных жителей миграцией и терроризмом. В ходе спецоперации французской полиции в Сен-Дени были схвачены несколько радикальных исламистов.

Оказавшись несколько лет назад у порога знаменитого собора - усыпальницы французских королей – я был поражен. В округе не было ни одного европейского лица. Резвилась ребятня всех оттенков кожи, кроме светлого. Руины франкской мечети им были явно безразличны, тем более что в своих учебниках они читали не "наши предки галлы были светловолосыми и голубоглазыми", а "наши многонациональные предки были мультирелигиозны и поликультурны".

Я неслучайно сказал "руины". Большинство из исторических гробниц - новодельные кенотафы под которыми нет даже костей. Подлинники были разрушены, а кости разметаны в 1793 году революционными толпами, провозглашавшими "Свободу, Равенство, Братство". Между тем, что произошло тогда, и тем, что происходит в Париже сегодня, есть очевидная связь.

Алексис де Токвиль, подводя итоги революционной эпохи увидел её корень не в свободе и не в братстве, а в равенстве. "Постепенное установление равенства условий есть предначертанная свыше неизбежность. Этот процесс отмечен следующими основными признаками: он носит всемирный, долговременный характер и с каждым днем все менее и менее зависит от воли людей; все события, как и все люди, способствуют его развитию".

Франция, пронизанная духом уравнительного эгалитаризма, дальше всего зашла по пути теоретического утверждения равенства во всех его формах. Равны король и гражданин. Аристократ и крестьянин. Равны рабочий и буржуа.

Именно мэрам-коммунистам пришла в голову идея реализовать в Сен-Дени широкомасштабную программу строительства бесплатного муниципального жилья для бедных. Как настоящие интернационалисты они не могли и подумать в том, чтобы отказать в жилье представителям других народов, рас и вероисповеданий. Внезапно оказалось, что Сен-Дени превратился из рабочего пригорода в мигрантский. Рабочих-европейцев в нем практически не осталось, зато широко раскинулся шумный восточный базар, по закоулкам которого, как мы видим, бегают шахидки с бомбами.

Европейская социальная и политическая мысль соблазнилась тем,с какой легкостью удалось из лестницы сословий и клубка противоборствующих классов создать единые и граждански равноправные нации, служащие единому государству.

Когда-то рабочие из пригородов казались такой же чумазой, дикой, опасной толпой, как и мигранты сегодня. Но центральное водоснабжение, социальные страховки, кинематограф и всеобщая воинская повинность приручили этого "зверя". Интеграция классов и равенство позволили западным нациям выиграть соревнование у провозглашавшего равенство СССР.

Казалось, нет ничего невероятного в том, что после краткого периода мучений и взаимной притирки точно так же адаптируются друг к другу европейцы с мигрантами, что гастарабайтеры пройдут по тому же пути, что и рабочие до того. Немного времени на обучение французскому языку, немного на преодоление глупых архаичных предрассудков и усвоение принципов светской ревспублики и вот - новые граждане во всем равны прежним, а кто считает иначе – расист.

Маркс говорил, что у пролетариев нет Отечества. Действительно пролетарии не образовывали никакой замкнутой национальной общности. У мигрантов же отечество было и они совершенно не собирались его забывать. Как пел предводитель "нелегалов" Клопен в мюзикле "Нотр Дам де Пари": "Моя страна что я несу в своем сердце, в моем теле. Твоя страна что мне приносит несчастья и смерть".

На новом месте мигранты поддерживают сообщество и стараются наложить санкции на тех, кто стремится интегрироваться в европейскую среду и из сообщества выпадает. Сообщество и идентичность означают особые ценности, особую культуру, особый образ жизни и поведения. То есть всё то, что противоположно рационально-уравнительному республиканскому духу Франции.

Что это за ценности? Это ценности обществ Юга и Востока, которые никуда не делись, наоборот, дошли до реставрации неоархаики в своем исходном ареале, а теперь захлестывают и Европу через мигрантские сообщества.

Ничто так не шокирует европейцев, ни о чем они не говорят с такой тревогой, как о том, что террористы убили обычных людей, которые вышли посидеть в кафе, веселиться, развлекаться. Наверное, расстреляй убийцы прихожан в церкви, они бы вызвали меньшее возмущение. Люди просто наслаждаются жизнью? За что их так.

В этом смысле и впрямь для Запада и тех, кто пропитан западным ядом до степени самовозгорания у нас, нет и не может быть никакого сравнения между погибшими в самолете русскими и погибшими за столиками кафе французами. Русские в их представлении подобны солдатам на войне. Французы - обитателям Рая, которые по определению неприкосновенны.

Вот уже два столетия как Париж назначен Островами Блаженных, Елисейскими полями этого мира. Это звание было выдано Парижу в утешение после принудительной отставки Бонапарта,в виду того, что его притязания быть политическим центром мира навсегда отвергнуты и перешли к Лондону, затем Нью-Йорку. Но Париж исполнял роль Элизиума со всей тщательностью.

Парижане - это несомненно эльфы. Эльфы созданы веселиться и наслаждаться жизнью за всех. Это их прямая профессиональная обязанность. Они живут на своем эльфийском острове под сенью Эльфовой Башни и пьют кофейный нектар с волшебными круассанами. Вы можете представить себе, чтобы орки ворвались в королевство эльфов и перебили вкушающих нектар?

Парадокс состоит в том, что обитатели рая сами разрешили себя перебить. Они впустили к себе чужаков и сказали им: "Делай как я! Не думай ни о чем! Просто наслаждайся!". Такие рекомендации чрезвычайно опасны, если предварительно не уточнить, в чем состоит наслаждение в рамках той культурной модели, к представителю которой ты обращаешься.

Те, кто убил веселящихся парижан, тоже веселились и наслаждались. Просто в их поведенческом коде насилие и убийство есть форма наслаждения жизнью. Не все "беженцы" в Европеиз числа "умеренной оппозиции" успели перешить свои аккаунты в социальных сетях,и европейцы с ужасом обнаружили там радостные фото с отрезанными головами. Нет никакой технической необходимости в век огнестрельного оружия отрезать врагу голову и фотографироваться с нею. Это именно форма наслаждения.

Поэтому так глупо выглядят надежды идеологов толерантности "разложить" дух исламских фанатиков при помощи привития им вкуса к гомосексуальным сношениям и разврату, как это предложил известный эстет господин Усков. На Востоке традиция таких сношений превосходит европейскую на тысячелетия и доведена до патологической утонченности. Но только эта традиция связана с насилием, доминированием, властью и подчинением. То есть они от магистра разврата научатся, а затем изнасилуют его и убьют. Впрочем,может быть и не убьют - Лоуренса Аравийского вот группой изнасиловали, но не убили же?

Нелепая мысль о том,что извращенные и обычные плотские удовольствия отвращают от насилия,показалась бы странной и османским султанам, и гашишинам, и ассирийским царям. Это Европа со своей философской и христианской аскезой проработала идею отказа от насилия как одного из удовольствий и воспитала, вбила в подкорку каждому от Лиссабона до Владивостока установку, что убийство может быть необходимостью, но не может быть удовольствием.

Сегодня можно быть палеоевропейцем и считать смыслом бытия постижение Абсолютного Духа, а удовольствие - тем началом,которое нужно подчинить духу. Можно быть порноевропейцем и считать удовольствие смыслом жизни,а смысл аскезы полагать в том, чтобы не мешать никому со своей моралью и не препятствовать получению удовольствия другими. Но нельзя быть толерантным идиотом. Нельзя думать,что можно разрешить получение удовольствия каждому независимо от его культурного кода. Чье-то удовольствие состоит в сыре, чье-то в сексе, чье-то в молитве, чье-то в токатте и фуге, чье-то в вине, а чье-то в убийстве, насилии и причинении боли.

Здесь объективное противоречие, делающее заведомо проигрышными все попытки переосновать европейскую цивилизацию на гедонизме, превратить национальные государства в "государства комфорта". Не только моральное единение, но и представления о комфорте могут быть основаны на общности ценностей, обеспечиваемой общностью культуры. Не той культуры, которая изучается в старших классах школы, а той, что воспитывается с первым материнским "Нельзя!" и отцовским "Запрещаю!". Действительные свобода и равенство возможны только в рамках обществ с действительно едиными ценностями.

В противном случае,широко раскрыв двери для тех, кто воспитан на мысли, что высшее наслаждение - отрезать голову неверному врагу, и сказав ему "Наслаждайся!", можно почувствовать лезвие клинка на своей шее.

[Егор Холмогоров]

http://izvestia.ru/news/596777
23 ноября 2015, 08:11 | Политика |

Публицист считает, что время пряников по отношению к Киеву прошло, наступает время кнута

Когда так называемая блокада Крыма крымско-татарскими экстремистами и «Правым сектором» только начиналась, большинство из нас смотрело на нее со здоровым чувством юмора. Казалось, что этот балаган является частью выполнения украинской стороной требований Минского процесса — радикалов выводили с Донбасса туда, где они могли быть опасны разве что для помидоров.

Блокада и в самом деле быстро приобрела анекдотический характер, сведясь к сбору дани с ехавших в Крым грузовиков. А с введением уже российской стороной эмбарго на поставки украинских продуктов и вовсе потеряла свой смысл. Но вот сами активисты оказались не столь безобидны и безопасны, а обещания Киева разрядить обстановку были обычной ложью, о чем многие предупреждали с самого начала.

Вместо бессмысленной и бесполезной продуктовой блокады Крыма началась энергетическая, гораздо более рискованная. Весь советский период инфраструктура полуострова отстраивалась так, что он оставался зависим от энергосетей и водных сетей Украины. Это казалось и ближе, и логичнее — «страна-то ведь одна». Собственно, именно инфраструктурными соображениями и обосновывалась роковая передача Крыма в состав УССР в 1954 году. Предположить распад СССР и возникновение необходимости тянуть ЛЭП с Кубани тогда, конечно, никто не мог.

Вот эта временная энергетическая уязвимость Крыма и была использована в интересах международного терроризма. А никто не должен сомневаться — это именно он.

Подрыв опор линий электропередач с целью обесточивания Крыма и последующую блокаду их так называемыми активистами с целью воспрепятствовать починке, можно квалифицировать только как террористический акт, что, собственно, и было сделано уже главой Крыма Сергеем Аксеновым. Целью террористов было нарушение жизнеобеспечения полуострова опасное для его жителей. Представим себе внезапные остановки оборудования в реанимациях, внезапно вставшие лифты и подъемники, внезапно выключившиеся светофоры.

Это был риск жизнью множества людей, и террористы, несомненно, желали такого развития событий и планировали его.

Нет никакого сомнения в том, что власти Украины выступают в качестве соучастников теракта. Перед нами не спонтанная хулиганская акция, а тщательно спланированное по времени и месту деяние. Как раз на днях центр и восток территории контролируемой Киевом были подключены новой ЛЭП, построенной от Ровенской АЭС, что позволяет минимизировать потери от возникшей ситуации самой Украины.

Завершение первой очереди энергомоста через Керченский пролив было не за горами, что делало бы энергоблокаду бессмысленной. То есть время теракта выбирали лица гораздо более осведомленные, чем «правосеки» и сторонники «Меджлиса».

Впрочем, и сами так называемые активисты представляют собой именно террористические организации. Идеология Бандеры, которую исповедует «Правый сектор», ставит террор на первое место в числе орудий борьбы за украинство. Крымско-татарский «Меджлис», возглавляемый Джемилевым и Чубаровым, весьма тесно связан со спецслужбами Турции и ближневосточных стран. На этом направлении вообще приходится ожидать массы сюрпризов в будущем.

Что речь идет именно об антироссийском терроризме, выдает и еще один надежный маркер — реакция наших либеральных СМИ. Они, как известно, всегда, начиная еще с Буденновска, играют за террористов, если террор направлен против России и ее граждан. И тут не подвели. В то время как аккаунты «правосеков» и поддерживающих их деятелей вплоть до бойцов «батальона имени Дудаева» лопаются от фотографий подорванных ЛЭП и полны радостного визга о перемоге, российские либеральные СМИ выглядят так, как будто свет отключили едва ли не российские власти.

«Новая газета»: «Во всем Крыму отключили электроэнергию»; «Дождь»: «В Крыму отключили электроэнергию»; Slon: «Весь Крым отключили от электричества». Но всех, конечно, превзошла в цинизме русская служба BBC: «Поставки электричества в Крым прекращены из-за поломки ЛЭП».

Итак, против территории и граждан России совершена агрессия в форме террористического акта. При этом не имеет никакого значения, что подрыв ЛЭП произведен на территории Украины. И террористы, и украинские власти (даже если это не одно и то же) прекрасно понимали, что целью является именно обесточивание Крыма.

Киевский режим не принял никаких адекватных мер по защите ЛЭП, а теперь, мягко говоря, не торопится с ремонтом.

Не имеет никакого значения и то, что Киев и его покровители в США рассматривают Крым как «украинскую территорию». Не говоря уж о том, что жители Крыма определились с планами на ближайшие несколько тысячелетий, Киев не имеет никакого права отрезать свет и воду ни у своих граждан, ни у чужих. Если бы в результате аналогичного теракта была бы обесточена Львовская область — это было бы столь же преступным деянием.

Акт направленного против России терроризма требует адекватной реакции. Только в пятницу депутаты обеих плат российского парламента на совместном заседании заклеймили терроризм. Много раз было повторено, что в соответствии с 51 статьей Устава ООН наша страна имеет право на самооборону. Было бы странно с нашей стороны применять эту статью избирательно — только вдали от наших границ, а вблизи их от «найдем и уничтожим» переходить к мычанию про «наших дорогих партнеров».

Очевидно, что именно Крым является символом суверенитета и возросшего международного значения и самоуважения России. И именно его защита является первостепенной государственной задачей.

Можно спорить, уместно ли применять Вооруженные силы для защиты людей, ставших жертвами произошедшего на Украине государственного переворота и волны неонацистского террора. Этому спору суждено возродиться вновь, коль скоро Киев фактически вышел из Минских соглашений, развернув полноценные артиллерийские атаки против Донецка. Позиция автора этих строк неизменна: для защиты русских, где бы они не жили, необходимы и оправданны любые средства. А бить по террористам, атакующим наших людей, оправданно и в Ракке, и в Донецке и на Перекопе.

Но несомненно, что Россия просто обязана применить в данном случае весь комплекс правовых и экономических мер по противодействию терроризму, направленному против Крыма. Прежде всего — «Правый сектор» и джемилевский «Меджлис» должны быть внесены в перечень террористических организаций, для чего есть все формальные основания.

Пока против этих организаций и конкретных террористов Киевом не предпринято никаких мер, Украина должна рассматриваться как государство, содействующее терроризму. Не может и не должно идти речи ни о каком списании долгов. Напротив, список санкций против Киева должен расширяться — идет ли речь о поставке газа, угля, промышленной продукции. Правительству давно пора потребовать от российских бизнес-структур, и в особенности банков, свернуть бизнес на Украине и прекратить обогащать ее все скудеющий бюджет.

Миллионы инвестиций в Киев при фактическом соучастии крупнейших российских банков в санкциях против Крыма — это позорная страница в истории нашей финансовой системы.

Вот уже больше года мы фактически проводим в отношении киевского режима политику пряника. Объяснения этой политики выдвигаются самые фантастические, хотя речь идет об обычном страхе перед западными санкциями. Эти санкции оказались настолько удобным инструментом давления на Москву, что их продляют и продляют, как бы ни велики были наши заслуги в деле борьбы с международным терроризмом.

Россия же только в последние месяцы подошла к постановке вопроса о серьезной санкционной политике в отношении Украины — авиаперевозки, продовольствие. В связи с энергоблокадой Крыма встает вопрос и об энергоблокаде Киева. Мне представляется, к вопросу следует подойти серьезно: российская дипломатия должна приложить усилия для того, чтобы санкции против Украины носили международный характер, чтобы к ним формально или неформально присоединились как можно больше государств по всем у миру.

Время пряников явно прошло — настало время кнута.

[Егор Холмогоров]

http://izvestia.ru/news/599245
15 декабря 2015, 00:39 | Политика |

О том, кем были декабристы на самом деле и кого они в итоге разбудили

14 декабря — хороший повод поговорить о декабристах, несмотря на смену календарных стилей и некруглую вроде бы дату — 190 лет. Декабристы постоянно оказываются на знамени проповедников великих потрясений.

Сначала «дворянские революционеры» были прославлены «комиссарами в пыльных шлемах». Затем декабристские мундиры примерили на себя потомки расстрелянных при новом самодержавии комиссаров. Репетиловское «шумим, братец, шумим» диссиденты относить к себе явно не намеревались, резонно считая, что их злые языки, в конечном счете, будут страшнее пистолета.

Победа «неодекабристов» в 1991 году, увенчанная роспуском СССР, который, в свою очередь, прекратил существование 26 декабря, то есть как раз 14 декабря по старому стилю, изрядно сказалась на репутации декабристов былых. Последовавшие 25 лет в нашем общественном сознании набирала силу монархическая, охранительская оценка мятежа на Сенатской площади. Люди, живущие в эпоху перемен на руинах трех революций, приходили в ужас от самой мысли, что кто-то мог устроить России «перемены» уже в XIX веке.

Но вот «болотные» оппозиционеры вновь охотно отождествляют себя с вышедшими на Сенатскую площадь. «Мы как декабристы» слышал я как-то лично от Ксении Собчак. Мол, власть Владимира Путина превратилась в покрытое паутиной самодержавие, а мы, младое незнакомое племя, несем на своих хипстерских очках блики свободы. Простое наблюдение за этой публикой в условиях национального подъема русского народа в 2014–2015 годах убедило, что очередная победа самодержавия над декабризмом была к лучшему.

Но заслуживают ли исторические декабристы такой оценки, которую дает прицепившаяся к ним партия разрушения России? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо отказаться от множества исторических мифов вокруг декабризма. Прежде всего мятеж 14 декабря на Сенатской площади не был логичным увенчанием общественного движения, которое мы теперь именуем декабризмом. Напротив, это была грандиозная провокация, поставившая точку в перевороте санкт-петербургского генерал-губернатора Милорадовича.

Александр I исполнил свою давнюю мечту: отказался от престола и «умер» в Таганроге (количество историков, разделяющих версию о старце Федоре Кузьмиче, растет с каждым днем). Его желание передать престол брату Николаю, объяснявшееся чисто биологическими соображениями сохранения династии — у Николая уже был сын, а Константин был бездетен, — шло не только против ожиданий общества и элиты, но и против павловского закона о престолонаследии. Поэтому Милорадович принудил Николая и все высшие чины столицы присягнуть Константину.

Однако константиновская эра не состоялась — верный завещанию брата, провозглашенный император отказался от власти, что, кстати, было логично, если брат и впрямь был жив. Николай Павлович решился взять рычаги управления в свои руки. Вот почему тема «обширного противогосударственного заговора» оказалась удобным политическим инструментом.

Подавив декабрьский путч, Николай символически расправился и с гипотетическими притязаниями Константина, и с группой Милорадовича. Вольно или невольно «декабристы» взяли на себя роль сакральной жертвы. Этим объясняются многие странности в восстании на Сенатской — бесчисленные опоздания, неявки и промедления. Странная пуля Каховского, поразившая именно Милорадовича — того единственного человека, который реально мог угрожать власти нового императора.

«Декабристское движение» возникло на стадии следствия — во многом в интересах маскировки подлинных событий междуцарствия — и соткалось из разговоров, дружеских пьянок, масонских кружков и офицерских тайных обществ, которые скорее мечтали о политическом обновлении России, нежели готовились к реальному заговору. Кипящее, как пунш, варево людей и мнений превратилось усилиями следователей в разветвленный военный заговор. По пути следствия пошли и историки, особенно советские.

На деле декабристское движение было оппозицией не русскому самодержавию как таковому, не исторической России, а многочисленным непорядкам и злодеяниям александровского царствования — будь то военные поселения, антинациональная политика «Священного союза», когда великая империя плясала под английскую и даже австрийскую дудку. Только однажды будущие декабристы всерьез задумались о военном мятеже и цареубийстве — это стало реакцией на намерение Александра I даровать Польше конституцию, которой русские на заслужили, а заодно и отдать Варшаве большую часть возвращенных Екатериной русских земель.

Этот план был пощечиной всем русским патриотам, на которую каждый реагировал в меру своего радикализма. Например, Карамзин написал Александру взволнованное «Мнение русского гражданина»: «Вы поступили бы еще беззаконнее, если бы вздумали загладить несправедливость Екатерины разделом самой России... у Вас потребуют и Киева, и Чернигова, и Смоленска».

Национальное утверждение России было в центре декабристских споров и проектов. «Русская правда» Пестеля посвящена прежде всего методам слияния проживающих в империи народов в единую русскую нацию с общим языком и обычаями. Причем Пестель проявляет здесь недюжинную глубину геополитического и этнополитического анализа. Его мнения вряд ли бы понравились нашим украинствующим «неодекабристам».

«Никакаго истиннаго различия не существует между разрядами Коренной Народ Русский составляющими, и что малыя оттенки замеченныя должны быть слиты в одну общую форму. А по сему и постановляется правилом чтобы всех жителей населяющих Губернии Витебскую, Могилевскую, Черниговскую, Полтавскую, Курскую, Харьковскую, Киевскую, Подольскую и Волынскую истинными Россиянами почитать и от сих последних никакими особыми названиями не отделять».

Николаевское царствование оказалось в итоге гораздо более декабристским, чем мы могли бы предположить по сентенциям из учебников о «духе реакции». Многие декабристы, не замешанные в военном заговоре, сделали карьеру. Выдающиеся государственные роли играли даже те, кто рассматривался самим царем как лица, близкие к заговорщикам, — адмирал Мордвинов и Сперанский, или входивший в декабристский круг П.Д. Киселев, осуществивший знаменитую реформу государственных крестьян. Николай регулярно сверялся с запиской о предполагавшихся декабристами преобразованиях.

Значит ли это, что мы должны безусловно оправдывать «восстание»? Думаю, что нет — революционный заговорщический дух присутствовал в тайных обществах. Не будь его, декабристы не втянулись бы в нелепую авантюру сенатского мятежа. При этом о последствиях для реальной исторической России — новом Смутном времени — они явно не задумывались. Все революционные проекты в России не учитывают недостаточную сформированность гражданской среды, в которой идея преобразования была бы понята минимально.

Заговорщики с их мечтами о свободе, просвещении и национальном возрождении Отечества, если бы их мечты о перевороте сбылись, оказались бы попросту заперты в Петербурге перед лицом консервативного сопротивления и разгулявшихся бесчисленных пугачевщин. Нашлись бы у России свои якобинцы-большевики, которые железом и кровью водворили хотя бы революционный порядок? Вряд ли, но если и нашлись, точно ли их власть была бы лучше царской?

Декабристская программа в принципе могла реализоваться лишь в одном случае, если бы осуществлялась самодержавием и от имени самодержавия, принималась бы народом как царская воля. Однако ни республиканец Пестель, ни конституционный монархист Никита Муравьев такого варианта не рассматривали. В лучшем случае они намеревались лгать народу, выпуская революционные распоряжения от имени царя. Именно на лжи покоилось и участие обманутых командирами солдат в бунте на Сенатской и в мятеже Черниговского полка.

Эта черта — попытка сделать революцию не за счет народной сознательности, но за счет обмана — и является самой несимпатичной в декабризме. Именно она унаследована революционирующими самозванцами-«декабристами» в полной мере.

Когда сегодня Ходорковский зовет к революции, он отлично сознает, что обращается к людям, врагом национальных и экономических интересов которых он был и остается.

Отличается ли это ото лжи про «Константина и жену его Конституцию»? Да нисколько. Однако есть разница — Ходорковский, как и все революционеры последних моделей, явно не готов отвечать за свой призыв головой.

[Егор Холмогоров]

http://izvestia.ru/news/601832
17 января 2016, 19:34 | Политика |

Публицист — о том, когда надоедает чувствовать себя беспомощной жертвой либерального террора

Как часто вы чувствуете себя котлетой?

Лично я — раз пять на дню. Каждый раз, когда я читаю в блогах, и не только в блогах, но и в статьях на вполне респектабельных ресурсах кандидатов в наши «освободители от диктатуры» про то, как меня, таких, как я, повесят, сотрут в порошок, отправят в цепях в Киев, на худой конец — люстрируют, я не то чтобы беспокоюсь, но вынужден считаться с тем печальным обстоятельством, что это не городские сумасшедшие обсуждают на завалинке дурдома свои фантазии.

В помянутом выше недальнем городе тоже бегали припадочные и рассказывали всем, как будут убивать врагов, а довольные жизнью знатоки местной политики объясняли, что ничего подобного быть не может, там «другая политическая культура» и все со всеми договорятся. Припадочные в итоге захватили власть, уничтожили всю оппозицию и начали-таки убивать врагов. Некоторые самоуспокоенные знатоки местной политики теперь побираются по парадным в Москве, другие — популярно разъясняют: почему убивать врагов — мудро, сжигать их «коктейлями Молотова» — справедливо, и в подходящих местах пускают пену, не отличимую от натуральной.

Мне не хотелось бы оказаться ни в категории сжигаемых, ни в категории побирающихся, ни в категории пускающих пену. Поэтому я вынужден относиться к желанию провернуть меня на фарш серьезно. И читателю рекомендую ту же серьезность, поскольку с вероятностью 86% он, так же как и я, является «ватником», «рашистом» и «быдлом», которое предполагаемые «14%» сейчас «поставят в стойло».

Достаточно проследить за последними (к сожалению, least, but not last) дискуссиями в либеральном секторе нашего политикума, чтобы обнаружить: другие темы, кроме мясной кулинарии, не обсуждаются.

Каспаров дискутирует с Кашиным о том, какова будет «постпутинская Россия» в плане всевозможных запретов «недобитым путинистам». Никакой постпутинской России не будет, потому что без Путина Россия самоликвидируется, и это хорошо, уговаривает спорщиков Денис Драгунский, с детства выучивший, что тайное становится явным и лучше не играть в шпиона Гадюкина, а говорить всю правду сразу.

На «Эхе Москвы» валькирии революции публично обсуждают, кого и как будут люстрировать. А глава этой радиостанции, все еще являющейся «национальным достоянием», проводит голосования о том, кто и как войдет в загадочный Комитет общественного спасения: Каспаров, Кудрин, Навальный или Ходорковский. Поскольку Комитет общественного спасения — учреждение серьезное (в революционной Франции он заведовал арестами и гильотиной), то и лидирует в венедиктовском опросе в качестве кандидата в Робеспьеры Михаил Ходорковский, который не только пешки на доске умеет двигать, но и мэров «люстрировать». Редактор уговаривает меня, что опрос главы «Эха» — это юмор, но нам, потенциальным котлетам, не до шуток.

Во всей этой вакханалии фантазий о люстрации, декапитации и полном «уестествлении Россиюшки» смущает вот что: я никак не могу представить себе подобные разговоры с противоположной стороны. Речи о том, как придут патриоты и шлепнут вожделеющих гильотины в патоку, а любителей люстраций сошлют в монастырь под надзор протопресвитеров и иеромонахов, считаются недозволенными уже лет «дцать». Не так давно один мой знакомый сочинил очень осторожный текст о перспективах организованного сопротивления в случаях государственного переворота, аналогичного украинскому, и хотел его где-то опубликовать.

«Батенька! Сотрите немедленно! — закричал на него один его знакомый. — И диск отформатируйте! Забудьте о том, что вы это написали! Такие темы можно обсуждать только шепотом в подвале! И именно поэтому, если такое, не дай бог, с Россией случится, у них будут отмобилизованные сотни боевиков, а мы будем не готовы... Но если обсуждать — вы просто сядете».

Не так давно высокий государственный чиновник сказал, что никаких экстремистов на выборах в Думу власть не допустит. И заметим — никто не отнес это высказывание к тем экстремистам, которые публично, ни от кого не скрываясь, обсуждают, как будут судить и вешать сторонников этой власти. Все сочли, что угрозы относятся исключительно к тем «экстремистам», у которых расхождений с главой государства — по крайней мере по фундаментальным стратегическим вопросам — нет.

Пока наша политическая система давит все остатки неофициозного лоялизма, количество горючего материала на той стороне прибывает. Многие обратили внимание на шумный разрыв экстремистов в Киеве (учтем, что в Киеве экстремизм является мейнстримом) с залетными экстремистами из Москвы. Киевляне сказали названным братьям по ненависти к «колорадам», что никакие они не братья, а все те же «рашисты» и «путинские рабы».

Выглядит это комично, особенно забавляет мина разочарования на лицах тех, кто уже почти выучил мову и воображал себя, вслед за Марией Гайдар, замами губернаторов западенских областей. Наверное, они уже и «гайдаровский форум» унтер-гауляйтеров запланировали. И тут такой облом.

Но для нас в этом разрыве ничего хорошего нет, так как вся эта масса непринятых в гетманы-вертухаи ломанется через границу назад в Москву и будет себе добывать зипуны (простите — вышиванки) здесь. Не преуспев в Киеве, они попытаются превратить в Киев Москву. И в мире достаточно тех, кто готов им охотно помочь.

И давайте будем честны, мы не готовы сегодня не то что к сопротивлению этой опасности (а суть госдеповских революций в том, что доверить сопротивление правоохранительным органам нельзя, им не дают приказа или они разбегаются), мы не готовы даже всерьез к обсуждению того, что мы, как граждане, будем делать, если нас придут освежевывать... простите — освобождать.

[Егор Холмогоров]

http://izvestia.ru/news/603561
8 февраля 2016, 00:00 | Общество | «Известия» |

Публицист — о воспевателях гнусности и их либеральных почитателях

У меня зазвонил телефон. Говорил главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов. Его чрезвычайно оскорбила запись в моем Facebook. Так оскорбила, что он даже готов подать на меня в суд.

Вспоминая многолетнюю травлю, ведшуюся нашей рукопожатной общественностью против «Известий», я позволил себе заметить, что при этом существуют «респектабельные» газеты, например «Новая», где можно воспевать изнасилования малолетних, и рукопожатная общественность в ус не дует.

Я имею в виду текст Дмитрия Быкова «Насильное», опубликованный «Новой газетой» 31 января сего года. Текст посвящен истории с исчезновением и предполагаемым изнасилованием девочки Лизы из берлинского «русского квартала» Марцан, будоражащей и Германию, и Россию уже почти месяц.

Сперва страсти кипели вокруг того, было ли изнасилование, как утверждает адвокат семьи девочки, или же «она всё врет» и речь шла лишь о «добровольном совокуплении» с бойфрендом — на чем настаивает берлинская полиция. Потом спор перешел на то, является ли случай Лизы продуктом «российской пропаганды», как утверждают германские СМИ и их российские неофициальные филиалы, или же речь идет о типичном проявлении тенденции к замалчиванию германской полицией преступлений мигрантов, в чем уверено множество немцев — и «русских», и самых обычных — немецких.

Но Дмитрию Быкову с его корпулентным литературным талантом удалось вывести спор на новый уровень: можно ли вообще писать о подобных историях с интонацией грязной издевки, публично унижая малолетнюю жертву сексуального преступления (в чем бы это преступление ни состояло)? Есть ли предел той грязи, которую может вылить на человека и общество либеральный автор, лишь бы встать вопреки «российской пропаганде»? Цитировать это у меня рука не поднимается — найдите и прочитайте сами.

Маленькая девочка, в лучшем случае совращенная в 12 лет, в худшем — подвергшаяся насилию в 13, — это «героиня порнодрам», для Быкова она «не чище, чем садисты», а значит, совершенное с нею насилием не является. Были ли основания у меня счесть, что, опубликовав этот текст, «Новая газета» «воспевает изнасилования малолетних»? Считаю, что полное (и мои адвокаты так считают, так что господин Муратов может смело строчить иск в суд).

12 и 13 лет — это возраст заведомо ниже возраста согласия, принятого в подавляющем большинстве стран мира, включая Германию и Россию. И по закону, и по здравому смыслу никакого «добровольного» полового сношения в этом возрасте у ребенка быть не может и не должно — и любой врач, психолог, следователь объяснит вам, почему это так. Даже культовая у эротоманов набоковская «Лолита», если переписать ее языком милицейского протокола, — это история о том, как совратитель разрушил жизнь взрослой женщины, 12-летней девочки и свою.

Сексуальный контакт в этом возрасте может быть только насильственным. А что делает Быков? Он его воспевает. Быков считает себя поэтом, ему положено воспевать. «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына», — говорит первое классическое произведение мировой литературы. Из этого не следует, что Гомер восхваляет и одобряет гнев Ахиллеса. Он перелагает рассказ о нем словами, оставшимися в веках.

Быков тоже, конечно, теперь прославлен в веках. Дмитрий Львович наконец добился своего — его пасквиль точно останется в русской поэзии грязным клеймом на неприличном месте. Не надо было, оказывается, писать пренаитолстеннейшие романы, читать путаные лекции про «сперматический бульон» в прозе Розанова, жить по принципу «ни дня без строчки». Достаточно было назвать 13-летнюю испуганную девочку грязной порноактрисой. Секрет гениальности в простоте.

Классический прием «обвинения жертвы» имени всех творцов геноцида, холокоста и просто сексуальных маньяков во главе с Андреем Чикатило — его малолетние жертвы были в его глазах развратными, грязными проститутками. Лиза в глазах Быкова «героиня порнодрам» и «не чище, чем садисты» (то есть грязна — мотив грязи вообще в лирике Быкова столь силен, что в его текстах обычно хочется заткнуть нос).

Автор склоняет мигрантов к новым и новым невозбранным ночам с лизами — главное, чтобы мама мигранта разрешила, а германская полиция прикрыла, — культ германской полиции у российских либеральных поэтов для меня всегда был немного загадочен.

Что ж, поэт Быков найдет сегодня в европейских новостях обильный материал для одописания. «Ода на копуляцию Ахмеда Триждыбежавшего с отроком Францем на водах Дуная» (иракский мигрант изнасиловал 10-летнего мальчика в туалете одного из бассейнов Вены), «Ода на взятие бельгийской девы пятью воинами секс-джихада при помощи кружки пива» (пять беженцев напоили и изнасиловали бельгийскую девочку). Кстати, в Бельгии секс-джихадистов нашли по видео, на которое они сняли свое глумление над жертвой. Сильно ли отличается глумление Быкова от таких видео?

С Быкова, впрочем, скажу сразу, спрос невелик — я имел неудовольствие работать с ним 13 лет назад в одной газете, и его готовность составлять длиннющие вирши по любому поводу, не слишком заморачиваясь темой, уже тогда меня поражала. Появился соцзаказ обгадить Лизу, а заодно «путинскую пропаганду» — и он пишет, руководствуясь скорее ражем «противостояния путинской пропаганде», чем личными чувствами. Никаких этических тормозов у него нет.

Но, что еще важнее для поэта, у Быкова нет никаких эстетических тормозов. По этой причине он в начале 1990-х почти сразу же выпал из «Ордена куртуазных маньеристов». Степанцов и другие тоже писали и пишут подчас рискованные эротические стихи, но они приправлены иронией и пронизаны культом женской красоты, хоть и воспринятой глазами себялюбивого мужчины. Достаточно сравнить пасквиль Быкова и стихотворение Степанцова «Владимир». Там, где у Степанцова зло и порок наказаны, там у Быкова они торжествуют. «Насильное» Быкова — это не только этическое, но и эстетическое преступление касательно преступления уголовного.

Это преступление могло бы остаться личной тайной Быкова, если бы господин Муратов проявил хотя бы немного ответственности и сказал: «Знаешь, Дима, мы это публиковать не будем». Но он опубликовал, тем самым совершив хуже, чем преступление, — ошибку. Он видит реакцию общества, отлично сам осознает, что совершил ошибку, а потому выдает защитную реакцию — бросается на тех, кто на это указывает. В частности, на меня, видимо, я показался удобной жертвой.

Я, конечно, не откажу себе в удовольствии припечатать и автора пакостного памфлета, и его публикатора в суде. Во-первых, они напрасно решили, что всё дозволено. Во-вторых, вызвавший всеобщее отвращение текст Быкова так и должен быть заморожен в этом качестве, чтобы никто не подумал, что это нормально — приставать к 13-летней девочке или глумиться над жертвой в рифму.

И, наконец, самое важное. «Дело Лизы» для нас не просто обычное дело в Германии, в далекой стороне. Немцы, как и австрийцы, как и многие другие народы в ЕС, столкнулись с настоящим предательством своих государств — все уверены, что полиции дано указание скрывать преступления мигрантов и так называемых беженцев, идет активное запугивание тех, кто призывает к сопротивлению и самообороне.

«Дело Лизы» началось именно с подозрений, что берлинская полиция хочет замять дело и запугать жертву, чтобы не портить отчетность по мигрантам. Создавалось и создается впечатление, что герр полицмейстер врет и признает под давлением лишь те факты, которые уже нельзя не признать. Так что я не исключу и того, что история с девочкой, зашедшей к мальчику в гости, в конечном счете трансформируется даже в изложении полиции во что-то еще более близкое к «русской пропаганде». Начинали, напомним, с «она всё выдумала» — теперь уже ищут двух турок.

Здесь еще надо учесть место действия — Марцан, квартал немцев из России в Берлине. В Германии культивируется, скажем откровенно, дискриминационное, по сути, расистское отношение к этим людям. Недавно я участвовал в одной дискуссии как раз о «деле Лизы» и был просто поражен, насколько расистскими в отношении русских немцев были высказывания защитника толерантности из Германии. Сразу стало понятно, что иракский беженец кажется ему бесконечно ближе этих русских, «приехавших к нам за пособиями».

Если за этих людей не вступится Россия, то за них никто не вступится. «Сами виноваты». Им ясно дали понять, что они куда больше люди Русского мира, чем Европейского союза с мигрантами. Мы здесь прошли жестокую и трудную школу — школу кондопог, манежек, бирюлевых, которая отучила нас от логики «Рафик всегда неуиноуный», отучила скрывать этнопреступность, приучила к принципу «русский помоги русскому» — и этот принцип, кстати, оказался неожиданно интернациональным.

Русские помогают русским всех национальностей и во всех странах. Россия сегодня «взрослее» Европы в том, что касается противостояния общества этнопреступности. И оказать поддержку хотя бы своим — наш долг.

[Егор Холмогоров]

http://um.plus/2016/05/24/dobro-pozh...mbi-ekonomiku/

В последние дни российские экономические либералы стращают нас целым ворохом апокалиптических прогнозов. По мнению господина Кудрина, определявшего экономический климат страны более десятилетия, никаких перспектив экономического роста в России нет, мы достигли дна и провалимся еще глубже без загадочных «структурных реформ». В чем должны состоять эти загадочные «структурные реформы» о которых наши либералы говорят уже два десятилетия и что мешало их проводить, пока они были в правительстве всевластны – получить ответ на этот вопрос не так просто.

Впрочем, после некоторого изучения, выясняется, что «структурные реформы» — это повысить пенсионный возраст, сократить социальные расходы, приватизировать все недоприватизированное, закрыть все «убыточные» предприятия реального сектора, в сто первый раз провозгласить борьбу с инфляцией и под этим лозунгом лишить экономику любых оборотных средств. В общем повторить еще раз все те же телодвижения, что уже привели нас на грань пропасти.

Аналогичные кудринским рассуждения звучат и от его единомышленников в минэкономразвития, рассуждающих, что никакое возобновление экономического роста в прежних темпах невозможно, от господина Грефа, который проклинает загадочных нелибералов, которые предлагают «включить печатный станок» (хотя говорить в XXI веке о «печатном станке» — значит держать своих слушателей за тех самых мамонтов, каковым глава Сбербанка почувствовал себя в Калифорнии) вместо того, чтобы провести «налоговые реформы которые простимулируют инвестиции» (читай, снизить налоги для богатых). Настоящая новая экономика, по мнению Грефа, это выпускать фильмы, как американская Netflix и качать биткойны.

Зачем нашим экономическим либералам это повторение слоганов, изрядно поистершихся 25 лет со времен гайдаровых? Понятно, что они хотят добиться от президента утверждения своей «кудринской» программы экономических реформ, но не могут найти новых слов и аргументов. Не могут, потому что являются представителями «зомби-экономики», как выразился австралиец Джон Куиггин.

Экономическая история последнего десятилетия наглядно опровергла те постулаты, которые навязали миру как самоочевидные экономисты-рыночники 80-х годов, которые лежали в основе катастрофического реформирования экономики России в 90-е, и которые в 2000-ные привели глобальную экономику к потрясению, после того как в 2007-2008 лопнул ипотечный пузырь. Потрясению, которое заставило западную экономическую мысль начать пересматривать ключевые постулаты.

Те принципы, самоочевидные истины, и неявные предпосылки, к которым апеллируют Кудрин, Греф и их единомышленники, рассматриваются среди «просвещенных мореплавателей» как позавчерашний день.

«Неоклассическая» либеральная экономика, на которую ориентировано мышление российских либеральных бюрократов, рассматривается сегодня не как самоочевидная для всех «экономикс», а как одна из многих школ, теории которой даже когда они справедливы являются частным случаем более сложных экономических реальностей. Даже у нас затхлая интеллектуальная атмосфера, когда существовало лишь два мнения: либеральная истина и вылазки недобитых марксистов-коммунистов, существенно прочистилась.

Поэтому главной надеждой либералов является сегодня тот эффект, который в свое время зафиксировал Джон Мейнард Кейнс: политики, которые считают, что не имеют никакой экономической теории, а руководствуются здравым смыслом, являются заложниками идей кого-либо из экономистов прошлого, которые они и принимают за «здравый смысл».

В чем российские «рыночники» и в самом деле преуспели, так это в формировании у нашего истеблишмента убеждения, что либеральная картина мира является «здравым смыслом», а единственной альтернативой – марксистская плановая экономика, которая ведет к дефициту, отставанию и прочим ужасам

Что существует огромный мир экономических идей, который не сводится к марксизму и либерализму (являющимся теоретическими близнецами-братьями), что именно эти идеи – меркантилизм, экономика развития, институционализм, кейнсианство, шумпетерианство и являются тем интеллектуальным материалом на котором взросли германское, японское, корейское и прочие экономические чудеса – всё это нашему истеблишменту практически неведомо.

Слава Небесам – политические обстоятельства немного прибавили нашим элитам здравого смысла. В ответ на санкции пришлось вводить контрсанкции, которые выполняют протекционистскую функцию. В ответ на ограничение доступа к финансовым рынкам – пришлось разрабатывать собственные платежные системы и заботиться о независимости наших финансов. В ответ на блокаду – задумываться об импортозамещении и развитии собственного производства.

Однако это принуждение к экономическому реализму суровой матушкой-историей по прежнему сопровождается весьма малоадекватными теоретическими подходами. Проводя протекционистскую политику наши элиты застенчиво опускают глаза, как будто делают что-то неправильное и непристойное. Произнося «импортозамещение» тут же начинают оправдываться, что мол не будем доводить до фанатизма, просто жизнь заставляет.

Особенно показательна была история прошлого года с публичными сожжениями «санкционной» контрабанды. Элементарная протекционистская мера с показательным исполнением вызвала настоящее беснование: «готовятся уморить нас голодом», «лучше бы раздали еду бедным», «отечественное всегда второсортное», «пенсионеры без импорта вымрут»… Весь этот набор благоглупостей был точно выписан из сочинений английских и французских «фритредеров» начала XIX века, вроде «Экономических софизмов» Фридерика Бастиа. Беда в том, что возразить с противоположной стороны, выступив хотя бы с цитатником из классиков протекционизма – Фридриха Листа, Д.И. Менделеева, было просто некому. В этот момент я искренне порадовался тому, что у нас государственная власть независима от журналистов. Протекционизму иначе было бы не спастись. Слишком уж глубоко вбиты за четверть века мнимые экономические «аксиомы», создающие параллельный реальному воображаемый мир либеральной экономической пропаганды.

Главная либеральная аксиома от которой стартует любой «рыночный» канкан: экономика имеет дело с перераспределением ограниченных ресурсов и решает задачу их оптимального использования.

Наверное, вы заметили, что наши либеральные экономисты постоянно стараются у кого-то что-то отнять – повысить пенсионный возраст, урезать зарплаты, снять с финансирования «неэффективные» отрасли (особенно, почему-то они ненавидят наш автопром). Фетишем политики кудринского минфина было создание денежного дефицита, якобы позволяющего ужать инфляцию. В настоящее заклинание превратились слова из песенки Окуджавы, что «пряников сладких всегда не хватает на всех». Российские либералы мыслят экономику как игру с нулевой суммой.

Экономический рост это не к ним. К ним – это как бы отжать еще ресурсов у недостаточно эффективных участников экономического процесса (пенсионеров, рабочих, бюджетников, в общем всех, кроме менеджеров и креаклов).

Наши либералы всё это выдумали не сами, а почерпнули из «неоклассических» экономических учебников, которые начинаются с тезиса о редкости ресурсов как базовой проблемы экономики. В добавок к этому вся либеральная классика базировалась на тезисе об убывающей отдаче как краеугольном факте экономической теории. На этом тезисе базировался и «железный закон заработной платы» Дэвида Риккардо, согласно которому если рабочим платить больше, они будут только быстрее размножаться и беднеть, и надежды Маркса на революцию в результате прогрессирующего обнищания рабочего класса. Сегодня мы постоянно слушаем рассказы о том, что нефть скоро кончится, земля опустошится, а потому надо жить скромнее (не богатым, конечно, а рядовым людям).

Мир либеральной экономики, в пределе, это мир устремленный к энтропии. Количество благ в нем задано и распределено между людьми и странами раз и навсегда и может только обмениваться и расходоваться, то есть уменьшаться. Поэтому, разумеется, там, где либералы-рыночники получают власть, там и конфигурация жизни приобретает знакомые очертания: производство сжимается, экономика падает, земля скуднеет

Задача реальной экономики – увеличение количества доступных ресурсов, расширение количества доступных товаров и услуг в сочетании с их удешевлением за счет возрастающей отдачи, технологическая замена проблемных ресурсов до того как они исчерпаются.

Принцип возрастающей отдачи, который лежит в основе промышленности в противоположность обычному сельскому хозяйству и добыче ископаемых, сформулировал итальянский экономист-меркантилист Антонио Серра:

«В ремеслах продукция может умножаться и соответственно увеличиваться барыш, что невозможно в сельском хозяйстве, поскольку его продукция не может по желанию умножаться. Так, например, если на определенной площади можно посеять 100 мер пшеницы, то никто на этой площади не сможет посеять 150 мер. В промышленности же дело обстоит как раз наоборот. Ее продукция может быть не только удвоена, но даже возрасти сторицей и с пропорционально меньшими издержками. Вывоз промышленных изделий более надежен, чем вывоз сельскохозяйственных продуктов; следовательно и барыш обеспеченнее. Вывоз их более надежен уже потому, что, как очевидно, сельскохозяйственные продукты могут с трудом быть предохранены от порчи».

Промышленность это форма экономической деятельности в которой за счет технологического прогресса и организационных усовершенствований выпуск каждой следующей единицы продукции требует меньших, а не больших издержек, сырья и труда. До начала в Европе промышленной революции экономический рост в мире был чрезвычайно медленным, так как все результаты экономической деятельности на аграрной основе (а значит связанные с убывающей отдачей) поглощались демографическим ростом. Число людей росло, пока не поглощало все ресурсы, после чего очередной демографический коллапс сотрясал социальную систему (этот механизм прекрасно описан в работе Сергея Нефедова «Война и общество»). Относительно богато жили лишь те области, которые как Фландрия, Северная Италия, тюдоровская Англия стимулировали промышленное развитие.

Однако только с началом промышленной революции, когда созданы были машины, «генерировавшие» возрастающую отдачу, экономический рост стал многократно превышать рост демографический (и это несмотря на то, что промышленная революция шла одновременно с впечатляющим демографическим скачком). Промышленность, индустрия, превратили жизнь современного человека в рай, если взглянуть на нее глазами его средневекового предка. Мы живем очень долго, наши дети не умирают в младенчестве, мы вкушаем яства со всего мира, у нас над головой прочная крыша, на кровати тонкое белье, нас не едят вши и клопы, мы ездим на чудо-повозках и за три часа прилетаем туда, куда раньше было ехать три месяца…

Название того чуда, которое сделало простого человека богаче короля – Индустрия. Индустрией мы можем считать любую форму экономической деятельности, где имеет место эффект возрастающей отдачи: будь то воспетое Адамом Смитом производство булавок, автомобильная и авиационная промышленность или производство компьютерных программ и столь восхитивших Грефа сериалов Netflix.

Любая индустриальная отрасль – благо. Нет такой отрасли промышленности наличие которой оказалось бы хуже ее отсутствия. Очень подробно этот факт разобран в замечательной работе Эрика Райнерта «Как богатые страны стали богатыми и почему бедные остаются бедными…». Нигде, никогда, никому деиндустриализация, проведенная по рекомендациям МВФ и в рамках преодоления социалистического наследия не принесла экономических выгод. В Перу, Эквадоре, Монголии, Латвии, России разгром промышленности ухудшил все основные экономические показатели и показатели человеческого развития.

Но, могут сказать, а как же постиндустриализм – светлое будущее человечества? Ведь каждому продвинутому человеку известно, что футболки, авторучки, телефоны, телевизоры и прочий ширпотреб производится в Китае, в то время как развитые западные страны зарабатывают на образовании, финансовых услугах, ландшафтном дизайне и прочем. Так что, если мы хотим себе места в будущем, нам нужно нашу либеральную деиндустриализацию 90-х превратить из провала в преимущество.

Постиндустриализм – грандиозный фейк. Западные страны не выпустили из своих рук ни производство средств производство, ни передовые НИОКР. Так что если они захотят, то «мировая фабрика» в Азии встанет за несколько месяцев, попросту оставшись без значительной части оборудования. Мало того, развитие роботизации запустило обратный процесс – ТНК переносят производства из Китая и других регионов третьего мира назад в страны западного ядра.

Доля промышленного производства в большинстве западных стран снизилась отнюдь не так значительно, как полагают постиндустриалисты. Исключение составила Великобритания, поставившая после тэтчеристской деиндустриализации на производство услуг и финансовый сектор. Но она же за это и поплатилась: мировой финансовые кризис на долгие годы отбросил средние зарплаты в Британии к уровню середины 90-х.

На самом деле, снижение производства товаров в ВВП развитых стран по сравнению с производством услуг, в значительной степени является иллюзией подсчета. Дело в том, что товары, по мере развития производства в логике возрастающей отдачи дешевеют (и это, кстати, увеличивает реальные доходы людей). В то время как большинство услуг дешеветь по определению не может, так как эффект возрастающей отдачи в отраслях услуг как правило невозможен, а экономить на издержках можно только снижая качество. Парикмахер может подстричь вас быстрее только машинкой налысо. Таксист может везти вас быстрее только нарушая правила, рискуя вашей жизнью, а в пробках и это не поможет. К тому же, значительная часть услуг имеет спрос только в высоко индустриализованных и развитых на этой основе странах. Если страна не создает дохода, то вряд ли в ней разовьются финансы. Если она ничего не производит, то ей вряд ли грозит стать лидером интернет-торговли. Постиндустриализм на деле является над-индустриализмом, то есть приятной надстройкой над совокупной производительной мощью страны, обеспечиваемой индустрией.

Если мы хотим себе иной судьбы, нежели обещанный Кудриным отсутствующий экономический рост, сокращение зарплат и увеличение пенсионного возраста, экономическое сжатие из-за санкций и коллапса рынка углеводородов, то нам остается единственный путь, приводящий к реальному экономическому росту – это путь развития экономики возрастающей отдачи, то есть индустриализация. И нам необходимо будет отбросить все идеи и ложные постулаты, которые толкают нас в противоположную сторону

Нам необходимо отбросить постулат о свободном глобальном рынке, в который нужно вписываться, вместо протекционистской защиты своей индустрии. Такой искусственно сконструированный «свободный рынок» выгоден только уже богатым и развившимся странам, которые удерживают свое положение «вышибая лестницу» (по образному выражению преподающего в Кембридже корейского экономиста Ха-Джун Чанга) из под развивающихся стран. Вышибатели лестниц запрещают всем остальным как раз ту экономическую политику – протекционизм, государственное стимулирование промышленности, кейнсианскую денежно-кредитную политику, которая привела их самих к успеху. «Свобода торговли» и рецепты МВФ убили экономический рост всех развивающихся стран, пошедших по этому пути и практически убили нашу экономику, не случись на наше счастье санкционной войны, в одночасье разрушившей у нас мифы о свободной торговле. В интересах нашего экономического развития, конечно, чтобы эта война продлилась подольше, — раз уж судьба, перефразируя стоиков, не может вести нас как умных, пусть хотя бы тащит как глупых.

Нам необходимо отбросить расистский миф о том, что наша страна не годится для развития сложных технологических отраслей – мол нам никогда не сделать Ладу лучше Лексуса, Сухой лучше Аэробуса, не выпустить нормального телефона или телевизора и наша судьба либо поставлять на Запад сырье и полуфабрикаты, либо искать «точечные» области прорыва. Индустриальный успех – результат усилий и целеустремленности.

В 1950-е годы на американский рынок вышла некая фирма с совершенно нелепым, анекдотичным автомобилем, который никто не хотел покупать. Выходить на американский рынок с автомобилем тогда было примерно как ехать в Тулу со своим самоваром – в стране Форда, «Дженерал Моторс» и «Крайслера» любой иностранный конкурент был обречен. Прошло два десятилетия, в течение которого правительство вкладывало в эту фирму огромные субсидии, а сама компания совершенствовала свои машины, и настал момент, когда её продукция буквально затопила американский рынок, несмотря даже на покровительственные пошлины Вашингтона. Фирма, как возможно вы догадываетесь, называлась «Тойота». Та самая, «Лексус» которой сейчас служит символом глобализации и уровня производства, которого «нам никогда не достичь».

По иному сложилась судьба конкурента «Тойоты» — «Лады». Несмотря на ошибку с закупкой не слишком перспективной линии «Фиата», несмотря на абсурдную конфигурацию внутреннего рынка в СССР, тормозившую развитие отечественного автопрома, «Лада» скоро превратилась в очень популярную машину на внешнем рынке. Не всем нужен был «лакшери», особенно в третьем мире, и на простую и сравнительно недорогую советскую машину был хороший спрос. Первый в истории «кроссовер» — «Нива» и вовсе оказался технологическим прорывом. В 1980-е на канадских автозаправках была популярна надпись «Ладу не обслуживаем, пока Брежнев не выведет войска из Афганистана», откуда нетрудно заключить, что «Лад» на эти заправки в развитой капиталистической стране приезжало достаточно, чтобы бойкот имел смысл.

Вместо требовавшихся с переходом к капитализму довольно скромных государственных инвестиций в «доводку» нашего автопрома, его начали уничтожать, скандируя лозунги о его «неэффективности» и «неконкурентоспособности». Удивительно, что даже сегодня его не совсем добили, но потеряны были четверть века развития. Те самые четверть века за которые «Лада» могла бы стать и не хуже «Лексуса».

Никакой неизменяемой предназначенности тех или иных народов и стран к тем или иным видам производства не существует. Даже природные ограничения, имеющие значение лишь для сельского хозяйства, весьма относительны. Выращивать цитрусовые за полярным кругом – глупо. Но если представить себе, что против нас введена полная блокада, не дозволяющая ввозить в Россию ни единого лимона, то открыть где-нибудь под Норильском лимонные парники, питаемые от атомного реактора, вполне возможно будет более верным экономическим решением, нежели страдать всей страной от недостатка витаминов. А создав масштабное лимонное производство мы, не исключено, со временем обнаружим рынки, где полярные атомные лимоны за их дешевизну или по каким-то еще причинам, ценятся выше южных.

Я нарочно довожу до абсурда, но это показывает, что в менее экстремальных чем южные плоды случаях, тем более в сфере промышленного производства, считать, что «мы не можем что-то производить» — это небезопасная глупость. Небезопасная, поскольку ведет нас в дебри либерального тезиса о «сравнительном преимуществе», который является основой колониальной системы «свободной торговли», когда одним странам якобы «предназначено природой» производить айфоны, а другим – бананы.

Нам необходимо отбросить постулат о «вреде государственного вмешательства». Любая индустриализация совершается усилиями государства. Любые новые отрасли и перспективные научные разработки ведутся при подавляющем государственном финансировании. Иногда государство может творить чудеса, создавая с нуля успешные компании и целые отрасли там, где с точки зрения логики «рынка» они были просто невозможны

Например, усилиями отца корейского экономического чуда генерала Пак Чжон Хи (вот с какого генерала нам бы брать пример, а не с любимого либералами Пиночета), в Корее, где железных руд просто нет, была создана государственная сталилитейная компания POSCO сейчас являющаяся вторым производителем стали в мире. Сырье – чужое. Технологии первоначально – импортные. Стимуляция государства – стопроцентная. Классический рецепт, если верить либеральным экономистам, загнивающего бесполезного производства, продукта индустриальной гигантомании. И результат опровергающий все постулаты о вредности госвмешательства.

Приватизирована государственная POSCO была лишь в конце 1990-х, когда корейское правительство охватила та же либеральная рыночная мания, что и большую часть остального мира. Никаких успехов Южной Корее это рыночное увлечение не принесло – темпы развития страны замедились. Но созданная государством, на деньги государства и в интересах государства и вопреки всем рыночным постулатам компания стоит прочно.

Тот же Пак Чжон Хи фактически угрозами заставил фирму «LG» заняться электрическими кабелями, а «Хёнде» судостроением, что совершенно не входило в их планы и противоречило рыночной логике. Результат известен – «LG» стала одним из лидеров рынка электроники, а «Хёнде» одним из ведущих судостроителей.

«Неэффективность» государственного вмешательства в российскую экономику связана не с тем, что оно государственное, а с тем, что целью вмешательства является зачастую не развитие производства и не внедрение новых отраслей и технологий, а создание зон чиновничьего кормления. Наши чиновники, зачастую по идеологии стопроцентные «рыночники» ни в какой промышленный рост не верят, а смысл своего вмешательства видят в паразитировании (государственном или личном) на «естественных» рыночных процессах. Разумеется, от такого «вмешательства» рынок должен быть свободен, но не потому, что дерегуляция рынка лучше регуляции, а потому, что никакой «регуляции» тут нет – есть паразиты от которых нужно чистить организм, если он хочет жить.

Но, опять же, нам следует покончить с мифом, что, якобы, «борьба с коррупцией» является приоритетной экономической задачей, без которой никакого экономического роста не достичь. Коррупция может быть злом для экономического роста, если средства для коррумпированного класса приобретаются за счет разрушения экономической инфраструктуры, как в России 90-х. Может не иметь существенного влияния на экономический рост, если страна развивается устойчиво и индустриализуется. Чиновники просто оказываются в числе тех, кто снимает пенки с роста. Прославленный своей коррупцией первый британский премьер Роберт Уолпол был одним из тех, кто заложил основы британского промышленного и торгового могущества.

Наконец, коррупция может даже способствовать экономическому росту, если позволяет преодолеть абсурдные бюрократические препоны и предубеждения. Как писал Сэмуэль Хантингтон «С точки зрения экономического роста хуже общества с жесткой, сверхцентрализованной, бесчестной бюрократией может быть только общество с жесткой, свехцентрализованной, честной бюрократией».

Экономически развитое общество становится менее терпимым к коррупции и более требовательным в области демократии и прав человека. Но натянутые на общество демократия и «чистота рук» отнюдь не гарантирует экономического роста. А его отсутствие вскоре приведет и к схлопыванию демократии

Итак, существует только один рецепт экономического роста. Производить. Создавать индустриальные производства с возрастающей отдачей и высоко добавленной стоимостью. Создавать и совершенствовать эти производства при помощи целенаправленного государственного вмешательства, поддерживать всеми доступными нам средствами из протекционистского арсенала, впихивать продукцию этих отраслей и компаний на мировые рынки с помощью всех ухищрений торговой дипломатии. И уж на почве этой индустрии надеяться на процветание каких-то постиндустриальных цветов (за которыми тоже надо ухаживать как в хорошем саду).

Таков простой и единственный существующий в мире рецепт экономического роста. И этот рецепт господину Кудрину и Компании явно не известен, судя по тому, что весь свой срок в минфине Алексей Леонидович отчаянно противился всем движениям именно в этом направлении, заколдовывая деньги на счетах при помощи заклинания «инфляция» и игнорируя тот факт, что при промышленном росте инфляция не чувствительна для экономически активных групп населения, а остальным вполне может оказать поддержку правительство. В итоге соцобязательства так и остались. Инфляция, при первых же признаках кризиса, оказалась значительной, а промышленного роста практически не было, а теперь и совсем и нет. И вот с этой философией запрограммированного экономического краха Кудрин предлагает нам отправиться на второй круг. Только на этот раз еще и с протянутой шляпой (в новостях это элегантно называется «Россия вернулась на международный долговой рынок»).

P.S. Автор этих строк не претендует, разумеется, на экспертное знание экономики. Впрочем, если верить Ха-Джун Чангу, оно может оказаться даже вредным. В своей книге «23 тайны, чего вам не расскажут о капитализме», на самый последок он рассказывает самую страшную тайну: «Для хорошей экономической политики хорошие экономисты не требуются». Это неопровержимо было доказано «экономическим чудом без экономистов» в Восточной Азии: «Лучше чиновники, отвечающие за экономику, как правило, не экономисты. В Японии и, в меньшей степени, в Корее экономическую политику проводили юристы. На Тайване и в Китае экономической политикой руководят инженеры. Это доказывает, что для экономического успеха не требуются люди, хорошо подготовленные экономически, — особенно если это экономика свободного предпринимательства». Мало того, как только экономистов (собственных и из МВФ) допустили порулить экономикой этих стран, темпы их экономического роста снизились. Возможно это совпадение, но может быть и нет.

Однако всё вышесказанное, равно как и многое другое, что я сказать не успел, я не вытащил из своей невежественной головы, а прочел у тех, кого даже сами «рыночники» постесняются назвать «шарлатанами». Основателем «экономики развития» был великий немец Фридрих Лист автор «Национальной системы политической экономии» – создатель теории производительных сил и духовный отец индустриализации в Германии (где его традиция поддерживалась Густавом Шмоллером, идейным родоначальником германского «социального государства»), Японии и «виттевско-столыпинской» индустриальной волны в России. Его великим русским продолжателем был Дмитрий Иванович Менделеев, считавший себя, прежде всего, не химиком, а экономистом протекционистски-индустриалистского направления, автором великолепного «Толкового тарифа» и увлекательнейших «Заветных мыслей».

Лист опирался на традиции французского меркантилизма, германского камерализма и английскую промышленную политику от Генриха VII – основателя шерстяной промышленности и Кромвеля с его навигационным актом, до помянутого коррупционера Уолпола. Но главным его предшественником был Александр Гамильтон – отец американского экономического чуда, автор последовательно воплощавшейся в США программы защиты роста местной индустрии, доходившей до крайне жесткого протекционизма. Лист воплотил в стройную и полемически заточенную против учения Адама Смита теорию практические идеи Гамильтона.

В современном мире экономику развития тоже нельзя считать угасшей, хотя рыночный глобалистский мейнстрим вытеснил ее на периферию. По счастью у глобализма нашелся достойный оппонент даже в рядах экономистов-неоклассиков – нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц. Его жесткая критика «вашингтонского консенсуса» и рыночного фундаментализма, защита права развивающихся стран на ограничение свободы торговли во имя стимуляции роста, развязала язык и другим критикам Идола Рынка.

В нашей стране из этих критиков пожалуй наиболее известны уже упомянутые мною норвежец Эрик Райнерт, автор великолепной работы «Как богатые страны стали богатыми… и почему бедные остаются бедными» и работающий в Кембридже кореец Ха-Джун Чанг. Из работ Чанга в России официально выпущены только популярные (но очень увлекательные) книги «23 тайны, чего вам не расскажут о капитализме» и учебник «Как устроена экономика». Наиболее фандументальные его работы пока не переведены, как «Вышибая лестницу» или переведены энтузиастами и доступны у нас в интернете, но не изданы, как «Недобрые самаритяне» — самый впечатляющий обвинительный акт лицемерной политике рыночников, тормозящих развитие попавших под их власть стран.

Чтобы быть в курсе, кто еще решился на Западе перейти дорогу либеральному экономическому мейнстриму можно следить за списком книг, получивших премию имени Гуннара Мюрдаля, выдающегося шведского экономиста, — оппонента рыночного фундаментализма. Это своеобразный «анти-Нобель» по экономике.

Впрочем, после краха 2008 года не только «листианцы» решились на полемику с либералами. Воскресло ошельмованное и затоптанное кейнсианство. Достаточно закглянуть в «Зомби-экономику» Джона Куиггина или в революционный «Капитал в XXI веке» Тома Пикетти. Пикетти, впрочем и не кейнсианец, и не марксист, и не совсем неоклассик, но его итоговый практический рецепт чисто кейнсианский – сокращение неравенства и увеличение доходов средних и низших классов за счет более жесткого налогообложения высших и недопущения концентрации капитала.

Как оказалось, в 1945-1975 годы, когда кейнсианцы определяли политику ведущих западных стран, экономика управлялась лучше и развивалась динамичней, нежели под властью «рыночников» с их монетаризмом и фетишизацией борьбы с инфляцией. Руины, которые оставили после себя рыночники к 2010 году гораздо чудовищней, чем то, к чему привел кризис кейнсианской модели во второй половине 70-х. По этим руинам бродят зомби умерших экономических идей и время от времени скрежещут что-то вроде: «Эффективный р-р-рынок!», «П-п-п-п-риватизация!», «Просссссачивание богатства сверху вниз!».

Но чтобы пережить плохие времена и эффективно размножаться, зомби нужно захватить какую-нибудь страну для своих экспериментов. Надеюсь этой страной не станет Россия.

[Егор Холмогоров]

http://www.apn.ru/index.php?newsid=35454
13.09.2016, 18:32,
Публикации

В последнее время неожиданно высокую трибуну получил саратовский популист Вячеслав Мальцев. Став кандидатом в депутаты Государственной Думы РФ от либерального объединения ПАРНАС, он при этом позиционирует себя как русский националист. Полагаем, что данный политический фигурант не является и не может являться русским националистом по ряду причин.

МАЛЬЦЕВ ФАЛЬШИВЫЙ НАЦИОНАЛИСТ

Во-первых, он известен как выразитель русофобской позиции в ходе «Русской весны» на Украине (2014-2015). Он отметился призывом вернуть Украине Крым, называл сепаратистами и террористами ополченцев Донбасса, восставших против русофобской политики Киева.

Заметим, что подавляющее большинство русских националистов словом и делом поддержали восставший народ Донбасса. Немалое число русской националистической и национально-демократической идеологии сражались и сражаются в рядах ополчения. Мы выступали со статьями и интервью, призывая власть помочь республикам Новороссии. Многие из нас собирали и отправляли гуманитарную помощь в ЛНР и ДНР. Да что там говорить – даже сам термин «Русская весна» родился в нашей среде!

Национализм – это защита интересов своего народа. Для русского националиста жизнь, свобода и независимость, права и интересы русских людей в любой точке земного шара являются приоритетными. Никакие политические или экономические соображения не могут быть приняты в расчет, если нашим соплеменникам грозит гибель, ущемление прав и свобод. А если они пожелали жить с нами в одной стране, русские националисты обязаны их поддержать. Если человек заявляет о себе как о русском националисте, но не соответствует названному критерию, значит он – националист фальшивый.

МАЛЬЦЕВ ЛИБЕРАЛ

Во-вторых, Мальцев вошёл в политический союз с системными либералами, выступающими ныне под брендом ПАРНАС. То есть он объединился с теми, кто грабил наш народ в 1990-е годы, будучи у руля власти в ельцинский период. Настоящие же националисты, хоть и не испытывают особой любви к действующей власти, едины во мнении о том, что повторный приход к рычагам управления страной системных либералов грозит русскому народу окончательной гибелью.

Вступив в ряды ПАРНАСа, Мальцев, если его кто и считал националистом до этого, совершил, с нашей точки зрения, публичный акт предательства русского народа.

МАЛЬЦЕВ ПРОВОКАТОР

В-третьих, Мальцев ведёт себя крайне вызывающе, позволяет себе в эфире федеральных каналов такие высказывания, за которые кого-либо из настоящих националистов давно посадили бы за решётку. Такая смелость может быть, по-видимому, объяснена только одним: у этого человека есть карт-бланш, ему дали роль провокатора и разрешили послужить клапаном для выпуска протестных настроений.

МАЛЬЦЕВ ПОДСТАВНАЯ ФИГУРА

В-четвертых, данный популист, прикрывающийся русским национализмом, получил трибуну предвыборных дебатов и несёт теперь с неё откровенно провокационную околесицу. Напомним, что российская власть отказалась регистрировать партии вменяемых русских националистов – Константина Крылова и Валерия Соловья (хотя те несколько раз подавали заявки по всем требованиям закона). А вместо этого, по нашему мнению, выпустила на сцену крикуна-популиста и демагога, компрометирующего русский национализм.

Не так уж трудно разгадать тот политический ход, ради которого вытащена на свет фигура Мальцева: создать пугало, от угрозы которого нас в очередной раз "спасут” власть и спецслужбы, вместе с передовиками телевизионной пропаганды. А чтобы пугало выглядело достаточно страшным на него и пытаются приклеить фальшивую табличку "русский национализм”.

Здесь-то и становится очевидная проблема, которая нас более всего тревожит. В 2016 году, после Русской Весны, Крыма, Донбасса, сирийской войны, освобождения Пальмиры, начала политики импортозамещения, то есть имея в активе власти целую стопку политических козырей, кремлевские политтехнологи хотят построить легитимность власти в следующем электоральном цикле… на победе над русскими. Для чего и вытаскиваются под политическую рампу фальшивые "русские”, которых несложно победить. Прием и недостойный и политически недальновидный.

Если власть думает, что она перехитрила нас или русский народ, она глубоко ошибается. Перехитрить ей довелось самое себя. Ибо времени на подготовку к мировому социально-политическому шторму осталось совсем немного. А без опоры на настоящий, неподдельный русский национализм Россия не устоит.

Поэтому мы просим всех здравомыслящих русских людей не вестись на провокации и не покупаться на "гапоновщину” принявшую сегодня форму "мальцевщины”, не верить в клевету, что бессильное блеяние в поддержку "единой Украины” имеет хоть какое-то отношение к русскому национализму. Русский национализм и мальцевщина не имеют ничего общего. Именно чтобы документально зафиксировать этот факт мы и обнародуем данное открытое письмо.

Александр Севастьянов
Егор Холмогоров

13 сентября 2016 г.
Источник: https://vk.com/wall3174613_6056

[Егор Холмогоров]

https://um.plus/2016/10/16/chety-re-...a-chetvertogo/
Истерическая реакция нашей рукопожатной общественности на открытие памятника Ивану Грозному в Орле – это событие давно запланированное. После того как при помощи всевозможных «протестов» сорвать установку монумента не удалось, следовало ожидать, что к его открытию будет приурочен сеанс плачей и скрежетов зубовных.

Аргументация противников Ивана Васильевича давно известна и практически лишена вариантов: «кровавый тиран, душегуб, убийца, все его исторические достижения – заслуга советников, а все его грехи – личная вина, в царской России памятников ему не было, а потому и сейчас ставить не о чем, так как это только распаляет сталинистов и русских фашистов, мечтающих о новой опричнине».

Иногда, впрочем, в этом хоре случаются очаровательные плюхи. Например Сванидзе Николай Карлович, вот уже двадцать лет навязывающий себя нашему обществу как знатока истории, сообщает: «И Генриху VIII, который тоже был кровавой скотиной, никто за это памятников в Англии не ставит». Два клика мышкой и вот уже перед вами статуя прототипа «Синей Бороды» на здании лондонского госпиталя Бартс, установленная еще в XVIII веке, а вот аж две статуи разного стиля и качества в Кембридже. Когда я сообщил своему знакомому из Оксфорда открытие Сванидзе, тот только рассмеялся: «У нас его портрет висит в столовой!»

Кровавый душегуб, чьим главным преступлением была отнюдь не штучная выбраковка жен, а массовый разгром монастырей, при разрыве с католицизмом и массовое же жестокое избиение протестовавших против протестантства участников «Благодатного паломничества», оказывается, тем не менее, вполне легитимным и весьма популярным персонажем английской и вообще европейской истории. Нашумевший сериал «Тюдоры» посвящен не отцу и не дочерям Генриха VIII, а именно ему самому. Сериал, кстати сказать, прокатолический, в целом к королю довольно критичный, но главный герой в исполнении Джонатана Рис Майерса все равно сохраняет в нем изрядное обаяние.

Эта история, кстати, имеет очень поучительный финал: Генрих заставляет Ганса Гольбейна переписать свой портрет, на котором он изображен стариком, стоящим одной ногой в могиле. «Этот портрет – ложь!» – восклицает он. Ложь не потому, что изображает подлинное лицо коронованного льва в конце его зимы, а потому, что минутно схваченный телесный облик не передает идею царствования Генриха, которое в целом было сколь ужасным, столь и великим. И художник переписывает портрет, создавая то каноническое изображение в полный рост, которое и станет прототипом всех статуй короля, о которых господин Сванидзе оказался не в курсе.

Ровно то же можно сказать и об Иване Грозном. Если мы попытаемся охватить одним взглядом, выразить одним образом все полвека его царствования, то образом эпохи станет, конечно, не истерично-кровавое полотно Репина, а величественный образ, созданный Васнецовым – царь суровый, жестокий, горделивый и кровожадный в своей горделивости, но царь собирающий в себе всё величие, всё историческое движение России, выплескивающейся на две части света, всю роскошь и утонченность искусства и литературы той эпохи. Иван Грозный Васнецова ужасен и роскошен, как ужасна и роскошна его эпоха, сотканная из золота и пурпура.

Если смотреть на эпоху Ивана Грозного с высоты птичьего полета (а именно на такой взгляд ориентируются памятники), то что мы увидим?

Прежде всего, царствование Ивана Грозного имело своим результатом изменение масштаба русского пространства, а следовательно и русской истории. Присоединение Казани, Астрахани, и объединение под царской рукой всего Поволжья. Начало борьбы с Крымским ханством за Дикое Поле, плодом коего было формирование казачества, создание Большой Засечной Черты и строительство городов-крепостей, включая Орел, увековечивший ныне своего основателя. Выход русских на Кубань и Терек. И, наконец, начало блестящей Сибирской эпопеи в которой царь сумел использовать в государственных целях энергию русского предпринимательства в лице дома Строгановых.

Россия Ивана Грозного стала той Россией, для которой со всей определенностью начал действовать эффект «отдачи от масштаба», который обязательно рекомендовал принимать во внимание изучая Россию выдающийся американский исследователь Уильям Мак-Нил.

Именно при царе Иване Россия стала глобальным геополитическим и геоисторическим игроком, действия которого оказывают долгосрочное влияние на весь ход мировой истории. На южном фланге Россия оказалась невольным участником великой антитурецкой войны. Именно поражения, нанесенные Османской империи и её крымско-татарскому вассалу на Мальте (1565), под Астраханью (1569), при Лепанто (1571) и у Молодей (1572) остановили раскручивание маховика османской экспансии в Европе и Азии. Султаны стали переходить к обороне.

Однако по загадочным причинам война за Астрахань, в которой князь Серебряный разгромил присланное из Константинополя 30-тысячное турецкое войско, в нашей истории забыта. Еще более чудовищным является пренебрежение битвой при Молодях, хотя в ней решалась сама судьба России. Эта битва по праву должна находиться в одном ряду с Куликовской, Полтавской, Бородинской и Сталинградской, а её герои – князь Воротынский и воевода Хворостинин – войти в пантеон величайших русских полководцев.

Столь же драматичным было и вхождение России в глобализацию на северном европейском направлении. Развернув интенсивный торг с англичанами и голландцами в районе Печенги, а затем Холмогор и Архангельска, Россия Ивана Грозного подключилась к самому ядру формировавшейся европейской капиталистической мир-системы. Для обеих северных протестантских капиталистических стран именно «московская торговля» была теми парусами, которые вынесли их на командные позиции в мир-экономике.

Глобальный вызов в XVI веке был столь же неоднозначен, каким и остается в XXI. Англичане старались выбивать себе торговые привилегии и влиять на политику Москвы, пытались даже поставить царя под контроль через доктора и астролога Бомелия, пользовавшего Ивана опийными настойками и натравливавшего на собственных бояр и воевод. Не случайно смерть Ивана была встречена радостным восклицанием главы русской дипломатии дьяка Щелкалова: «помер ваш английский царь!».

Но в целом, нельзя не признать, что царь Иван встретил этот глобалистский вызов достойно. Он заставил англичан рассматривать Россию как равного партнера, превратил масштабную торговлю с Лондоном в неиссякаемый источник серебра для царской казны, позволявший вести масштабную политику. Борьбу за Ливонию невозможно понять, если не ставить её в этот двойной контекст – русской ирреденты, формируемой представлением о границах «вотчины Рюриковичей», и поиска удобных торговых маршрутов, в рамках которого царь сразу же развернул бойкую торговлю в Нарве и снарядил на Балтике целый корсарский флот в стиле Хокинса и Дрейка.

Именно Ивану Грозному первому пришлось столкнуться с феноменом «санитарного кордона» которым восточноевропейские соседи России пытались отгородить Россию от стран европейского ядра. Именно эти санитарные задачи преследовала развязанная против царя истеричная клеветническая кампания. Нельзя сказать, что Иван IV справился с задачей прорыва этого кордона – к сожалению тут он потерпел поражение, в том числе и из-за своей несдержанности как дипломата, но он вел трудную борьбу более двух десятилетий и заставил противника изрядно понервничать. Изнурительная Ливонская война была проиграна, но заложила предпосылки того, что в течение следующих полутора столетий все поставленные Иваном задачи были выполнены и перевыполнены.

Эпоха Ивана Грозного – это период становления России в формате «national state» — современного суверенного государства с властной вертикалью, внятной административной системой, постоянной армией, регулярными финансами, системой сословно-представительных учреждений.

Первый этап этого становления связан со своеобразной революцией отечественных «джентри» и «буржуазии», ход которой был запущен в 1549 году, после пожара Москвы и последующего восстания москвичей. В результате этого восстания старая боярская олигархия была свергнута, а власть перешла в руки революционного правительства лидерами которого были представитель дворян Алексей Адашев и выходец из городского среднего класса священник Сильвестр. Их эффективную связь с молодым царем осуществлял митрополит Макарий.

Деятельность этого правительства и вошла в историю как блестящий период «Избранной рады» — поток быстрых впечатляющих реформ, выковавший современную Россию. Революция снизу перетекла в революцию сверху. В этом была ее первончальная сила, пока намерения преобразователей совпадали с намерениями царя, но и последующая слабость – когда программа царя изменилась у правительства реформаторов не оказалось низовой поддержки, да вряд ли они и мыслили всерьез о ней.

Программа самого царя состояла в утверждении самовластия, централизованной военной монархии по османскому образцу, заданному в сочинениях Ивана Пересветова. Многие исследователи справедливо полагают, что это — публицистический псевдоним царя. Стремясь создать монархическую систему, послушную лишь единоличной воле, Иван закономерно вступал в противоречие и с боярским сословием с его круговой порукой, и с Церковью, с её административной и нравственной автономией, и с горожанами, не вполне лишенными чувства привилегий и собственных прав.

Отсюда и попытка создания государства-в-государстве – опричнины с разделением страны на две зоны и созданием лично преданного властителю черного корпуса. Современные фантазии о новой опричинине, о пытках и казнях как методе изведения «крамолы» со стороны всевозможной «пятой колонны» – свидетельство изрядной политической неадекватности. И тут наших либералов можно понять, когда они усматривая в установке памятников Ивану Грозному свидетельство укрепления неоопричных настроений, ничего хорошего не ждут. Я сам лично неоднократно ругался с патриотическими коллегами, начинавшими фантазировать о неоопричнине с «пыточными камерами». Но, простите, истерично ненавидящие царя либералы, рассуждающие о «России от учреждения опричнины до оккупации Крыма» – ничем не лучше, кроме того, что хуже – ибо русофобы.

Исторический опыт опричнины показал, что это был очень неудачный политический инструмент – царь залил страну кровью не только не истребив измену, но и заложив предпосылки десятилетней гражданской войны Смутного Времени. Ослабление автономных социальных структур и слоев сделало державу скорее слабее, что сказалось в последовавших событиях смуты.

Однако при оценке опричнины нужно отказаться от одного ложного убеждения – а именно мнения о гражданской недоразвитости России XV-XVI веков, безгласности и безропотности её сословий, покорности, делавшей излишними и параноидальными жестокие меры царя. Напротив, русское общество иоанновой поры было весьма активным, своеовольным и упорным. Оно осуществило переворот 1549 года и создало новые гражданские учреждения. Ивану понадобилось разделить государство, чтобы хотя бы часть подчинилась беспрекословно. Даже такое учреждение как земские соборы продолжало не только действовать, но и перечить царю, как, к примеру, собор 1575 года, отказавшийся утвердить отмену льгот для Церкви. Ивану пришлось пойти на трюк с назначением «царя» Симеона Бекбулатовича, чтобы продавить это решение. Если мы обратимся к публицистике Ивана Грозного мы обнаружим у него выраженный страх перед парламентским правлением, за допущение которого он так раздражается на своего контрагента Елизавету.

Ни одному из монархов-тиранов той страшной эпохи не был брошен публичный словесный вызов, как это случилось с посланиями князя Курбского. И уж тем более ни один монарх не счел бы нужным на такой вызов ответить, как это сделал Иван. Та дошедшая до точки кипения атмосфера публицистических споров, начавшихся в России с конца XV века, попросту исключала отказ от ответа.

Россия Ивана Грозного – это страна исключительно высокой культуры, скрестившей православную русскую традицию со стремительно усвоенными культурными принципами ренессанса. В литературе, архитектуре, живописи это период активного, высокоидеологизированного масштабного творчества в котором мизерное количество делателей компенсировалось необычайной их плодовитостью и масштабностью работ – Храм Покрова на Рву и церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи в Коломенском, икона «Церковь воинствующая», «Домострой», «Великие Четьи Минеи», «Лицевой свод», «Казанская история», «Степенная книга», публицистика включая произведения самого царя. Невозможно переоценить вклад учителя царя митрополита Макария в то, что множество региональных культур удельной Руси было собрано в единое организованное целое общерусской культуры. Именно при Иване Грозном и не без его решающего участия русская культура оформилась как система.

Итак, если говорить о царствовании Иоанна Грозного, то это было оформление России, причем сразу в четырех аспектах: оформление России как пространства, оформление места России в глобальной системе, оформление России как национального государства современного типа, и оформление русской культуры как целостной системы. Совершенно очевидно, что исторический масштаб государя в правление которого совершились такие тектонические изменения заслуживает определенной фиксации монументальными средствами. В истории принято ставить памятники людям такого масштаба, даже если они были виновниками множества страданий и смертей – как Август, Людовик XIV, Петр Великий, Фридрих Великий, Наполеон.

Чтобы отрицать право царя Ивана на эту историческую справедливость его противники, чье поведение начинает изрядно напоминать повадки секты, пускаются во все тяжкие, настаивая на то, что все хорошие и позитивные деяния его царствования – результат деятельности советников, а все дурные – его и только его личная вина. Перед нами заведомый абсурд, до которого не договаривался даже Карамзин, поделивший царствование Иоанна на добрую и дурную половины (и старавшийся не акцентировать подвигов и достижений второй) – все-таки и то и другое он приписывал лично царю.

Каждый властный монарх выдвигает целую плеяду советников и деятелей, которые и составляют славу его царствования и их слава вплетается в его славу. Наличие таких энергичных «птенцов гнезда» говорит многое о талантах самого монарха. Именно поэтому на царских памятниках по всему миру зачастую рядом изображаются и деятели эпохи, как, к примеру, на памятнике Екатерине II в Санкт-Петербурге.

Иван Грозный тоже выдвинул целый ряд великих советников. Вначале это были его наставники – митрополит Макарий, Адашев, Сильвестр, а так же такие значительные фигуры как дьяк Иван Висковатый, боярин Михаил Воротынский, военный инженер Иван Выродков. Эти советники и соратники сошли с исторической сцены или были казнены царем. Но если бы он был той бездарностью, которой его ославляют клеветники, то им на смену никто бы не пришел. Однако, не говоря об опричниках, среди которых было немало одаренных людей, однако попавших под нож породившей их системы, на день своего ухода царь Иван оставил целую плеяду выдающихся личностей, которым смело мог оставить государство.

Князь Иван Мстиславский – выдающийся полководец и один из столпов государства. Князь Иван Шуйский – славный защитник Пскова. Воевода Дмитрий Хворостинин, настоящий военный гений, герой Молодей, выигравший войну-реванш 1590 года у Швеции, что позволило России вернуть все потери собственной территории по итогам Ливонской Войны. Братья дьяки Андрей и Василий Яковлевич Щелкаловы, руководившие внешней политикой и администрацией России и ограничившие английские торговые привилегии.

По смерти Иван Грозный оставил не менее сильную команду, нежели та, что помогала ему в молодости. Хотя характер этой команды, не буду спорить, изменился – на смену масштабным и самостоятельным политикам пришли надежные и хитроумные исполнители. Что свидетельствует – «абсолютистский» замысел царя в целом ему удался.

Вряд ли возможно вынести однозначную оценку личности Ивана Грозного и тому историческому пути, который проделала при нем Россия. Царь был личностью яркой, харизматичной, нервной, жестокой, он был амбициозным политиком с грандиозными замыслами, и слишком своевольным и злоязычным дипломатом для их воплощения, он истомил себя излишествами и управлял последние десятилетия через чудовищные боли, порой мутившие ясный рассудок, способный к сильным решениям он проявлял в них бессмысленную театрализованную жестокость. Способный каяться за свои зверства и замаливать грехи, он так и не осознал, похоже, системной проблемы развязанного им террора. Глубоко религиозному православному христианину ему категорически не хватало смирения перед Церковью.

Однако когда мы ставим памятник правителю – мы ставим памятник не столько индивидуальному характеру, сколько эпохе, которую он воплощает. А кто может сказать, что великая эпоха Ивана Грозного не достойна увековечения, а сам царь – недостоен её представлять? В стране, где с каждого угла тебе машут шесть тысяч Ильичей, упрекать памятники царям в излишней жестокости, право же, отдает лицемерием.

[Егор Холмогоров]

https://um.plus/2016/11/07/tselila-v...a-v-kommunizm/

Спор о мнениях депутата Натальи Поклонской о последнем русском царе и первом советском вожде очень быстро перешел на личности. Геннадий Зюганов, к примеру, сообщил, что Поклонская Ленину в подметки не годится. То ли дело сам вождь российских коммунистов!

Оказалось, что немалое количество людей настолько уверены в своих усвоенных из советского букваря мнениях: «николашка кровавый», «царь-тряпка», «вождь и учитель», «ум, честь и совесть», что почитают всех, кто составил себе о данных предметах иное мнение заведомыми дураками.

Методологически данное умозаключение небесспорно. Общепринятые суждения достаточно часто бывают верны, суждения необычные вполне могут быть ошибочны. Но, в любом случае, носитель суждения отличного от общепринятых, чаще всего, проделал большую умственную работу, чем те, кто лишь проигрывает записанные задолго до их рождения пластинки.

Кроме того, надо понимать, что монархизм Поклонской абсолютно естественен и логичен для жителя Крыма. Сам воздух полуострова пропитан памятью о Николае II, причем далеко не только в Ливадии

Последний царь очень любил Крым и Крым платил и платит ему тем же. Николай II стал одним из символов Крыма, которому его правление принесло небывалое процветание. Ленин для Крыма нечто совсем другое – чужое и страшное. Он никогда там не был, хотя в тамошних санаториях больного вождя ждали. Зато с его именем связана кровавая резня, оставшихся на родине офицеров, устроенная Землячкой и Бела Куном после краха армии Врангеля. Уже одного этого преступления достаточно, чтобы в региональном историческом сознании Ильич отложился как массовый убийца и кровавый палач. Вспомним, как в 1928 году в Севастополе разрушили памятник адмиралу Нахимову, чтобы он «не оскорблял чувств заходящих в порт турецких моряков», и поставили на его месте громадного Ильича – это исчерпывающая метафора места Ленина в крымской идентичности.

Тем более, что никаких особенных благ советский период Крыму не принес: вместо судьбы русского Лазурного берега – сперва «Крымская АССР» с татарской титульной нацией, потом нацистская оккупация, гитлеровский террор, сталинские депортации, после 1954 года — ползучая украинизация, которая после взрыва «атомной бомбы заложенной Лениным под Россию» превратилась в украинизацию явную. Несомненно, если бы Россия развивалась органически, без революций, современный уровень развития Крыма намного превзошел бы то жалкое состояние, в котором его получила в 2014 году Россия – разбитые дороги, убитая инфраструктура, запущенные пляжи, заброшенные памятники по которым гуляют лишь дикие собаки и мародеры с металлоискателями.

Левые круги в Москве могут сколько угодно говорить о Ленине как великом мыслителе, пророке революции, творце нового прогрессивного строя, но крымская идентичность сформирована прежде всего блистательной империей Романовых и от нее трудно ожидать восторга перед палачом империи и царской семьи

А от Поклонской, как от голоса Крыма, в высшей степени странно требовать, чтобы она не пыталась транслировать региональный взгляд на федеральный уровень. Странно думать, что у нас только некоторые регионы имеют право через своих представителей указывать, что делать Москве, как одеваться и даже как драться, а другие должны быть совсем безгласны. Нет, «крымский монархизм» имеет полное право на свою партию в общем идейном и политическом концерте.

Тем более, что и далеко за пределами полуострова полно людей настроенных монархически, почитающих Николая II как святого страстотерпца и как яркого государя и человека несправедливо оболганного врагами. И еще больше тех, кто категорически не принимает жестокости и деструктивные методы большевистской революции.

Долгое время наша левая идея ехала на топливе острого «антиантисоветизма», который выработался у нашего народа в 90-е годы, когда он посмотрел на деяния антисоветчиков, оправдывавших развал страны, деиндустриализацию, нищету, криминал, моральную деградацию, коррупцию тем, что они «освободили нас от коммунизма».

«Целили в коммунизм – попали в Россию». Справедливая формула. Но уж больно напоминает строку из криминальной хроники о захвате заложников.

Коммунизм захватил Россию в заложники и, в общем-то, и по сей день не отпускает. Значит ли этого, что так всё и надо оставить? Нет, это значит надо целиться точнее

Есть два рода антибольшевизма. В некотором смысле взаимоисключающие. Один – это антибольшевизм во имя русской истории, во имя великой традиции насильственно прерванной в 1917 году, когда осатаневшая власть начала убивать священников и осквернять святые мощи, пытаться стереть русскую национальную, культурную, историческую идентичность. Отрицание нечеловеческой и ничем не оправданной жестокости методов — начиная с «актов революционной законности» и совершенного в екатеринбургском подвале жестокого с элементами садизма детоубийства и продолжая уничтожением целых слоев и сословий: расказачивания и раскулачивания, расцерковления, расправы ОГПУ над согласившимися во имя патриотизма поддержать советскую власть офицерами и учеными (дело ВЕСНА, академическое дело, процесс «Промпартии»).

В рамках этого антибольшевизма мы задаем один простой вопрос: не могла ли Россия оказаться в той же точке развития – индустриализм, образовательная революция, военная мощь ядерной державы, технические достижения приведшие нас в космос, не принося на алтарь революционному молоху своё историческое «Я» и десятки миллионов невинных жертв гражданской войны, репрессий и голода? Судя по всему, в той точке, где мы находимся сегодня, мы вполне могли бы быть и без применения разрушительной для идентичности репрессивной модели. А то утопическое светлое будущее ради которого и лилась кровь – не наступило и не могло наступить, было химерой — и в свете этого вопрос об оправданности революционного разрыва русского исторического пути и преступности тех, кто воображал кипящую кровь топливом исторического ускорения встает в полный рост.

Но есть, конечно, и другого типа антибольшевизм, точнее антисоветизм. Это парадоксальная ненависть к сформированному в советский период социальному порядку и стремление как можно скорее избавиться от его последствий. Этот антисоветизм проникнут какой-то желчной мизантропией. Его раздражают всеобщее образование, социальное государство, индустриальное развитие и технический прогресс. Всё это антисоветчики второго типа пытаются объявить мнимым или не нужным, «не востребованным рынком» и потому подлежащим отмене. Такого типа антисоветизм, на мой взгляд, неприемлем и про него можно и впрямь сказать, что он «равен русофобии».

Ведь именно в этих прогрессивных чертах советская власть наследовала власти царской, иногда вплоть до кражи чертежей, как это было с планом ГОЭЛРО. Но большевистский утопизм и развязанная им кровавая смута замедлили развитие на многие десятилетия. Когда мы говорим об индустриализации, то забываем, что индустриализация России началась при Витте и Столыпине – именно тогда были заложены основы промышленной мощи России. А советская индустриализация началась после эпохи чудовищной деиндустриализации сопровождавшейся тотальной хозяйственной разрухой.

Нормальная образовательная система была установлена в СССР только после Второй мировой войны, то есть с опозданием на 30 лет. Невообразимые кадровые потери так и не были восполнены никогда

Наше отрицание большевизма состоит не в неприятии направления и высоких темпов развития в сторону формирования современного индустриального сциентичного общества, а напротив, в том, что красная смута чудовищно замедлила эти темпы, страшно обеднила содержание этого развития, заполнив живую национальную жизнь мертвой коммунистической схоластикой. И, в конечном счете, эта смута перешла к самоисчерпанию, перейдя к новой смуте, уже «либеральной».

Советская власть, рухнув под грузом собственных противоречий и ударами недавних пламенных коммунистов, похоронила под своими развалинами значительную часть своих же позитивных достижений, и значительную площадь русской национальной территории. И, в свете этого провала, жертвы первых десятилетий коммунистического эксперимента выглядят особенно бессмысленно и болезненно. Советская история превратилась в сказку о потерянном времени.

В утешение нам можно сказать лишь то, что в истории каждой великой нации в последние столетия случались эпохи бессмыслицы, бессилия и маразма. Англия из положения мировой империи перешла в разряд распадающейся второразрядной державы, к тому же деиндустриализированной при Тэтчер. Франция раз в несколько десятилетий погружается в тотальный маразм, вроде нынешнего, из которого ее вытягивают лишь фигуры типа Клемансо и Де Голля. Героическое напряжение немцев в итоге довело их не до Вальгаллы, а до натурального ада, но Германия упорно возвращается всё на те же грабли антирусской агрессии, чтобы вновь «огрести». В Японии за периодом научно-технического и экономического рывка последовал застойный упадок и не случайно «страна восходящего солнца» планирует выклянчить у нас хотя бы два острова до того, как ее бессилие станет всем очевидно. Даже США в роли сверхдержавы пришли к загниванию духа во внутренней политике толерантности, деиндустриализации, а во внешней – нарастания хаоса. Если Дональду Трампу не удастся получить мандат на изменения, то это загнивание продолжится.

В феномене «потерянного времени» нет ничего специфически русского. Хотя наша потеря была одной из самых кровавых по числу навсегда прервавшихся человеческих жизней.

Заданный в ходе Октябрьской революции стандарт массовых кровопусканий стал настоящим проклятием для ХХ века

Необходимо понимать — приближение столетия свержения монархии и двух революций неизбежно подталкивает нас ко все новым и новым спорам об их оценке. И это нормально. Нация нуждается в выработке новой формулы своей исторической памяти, в том, чтобы расставить все точки над i на пространстве от Владимира Крестителя до Владимира Ленина и все точки над ё от Владимира Ленина до Владимира Путина.