*2434. Игры XXXI Олимпиады. Рио-де-Жанейро. 2016 год

[Андрей Колесников, ИД «Коммерсантъ»]

http://www.kommersant.ru/doc/3064020

Как Ильгар Мамедов наболел нашим девушкам победу в сабле
14.08.2016, 20:31

Победный для России олимпийский день в командных соревнованиях на саблях специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ провел с главным тренером сборной России по фехтованию Ильгаром Мамедовым и российскими саблистками — и по понятным причинам не пожалел об этом.

Финал командного первенства уже начинался, и мы с Ильгаром Мамедовым шли к трибуне болельщиков. Он смотрит все соревнования с ними. Я спросил почему. Он объяснил, что он — член международной судейской комиссии и поболеть как следует, если будет сидеть в тренерской или судейской зоне, не сможет.

А соблазн не удержаться, конечно, существует. Во время утреннего полуфинала Украина—Италия, триумфального для сборной Украины, у одного украинского тренера сдали нервы, когда украинке не дали заслуженное, по его мнению, очко, и он все, что имел по этому поводу, высказал судье. Тот сделал ему замечание, а тренер сделал в этой ситуации что мог, то есть показал судье отталкивающую комбинацию из трех пальцев. Был немедленно лишен аккредитации.

Так что ручаться за себя, конечно, в таком деле ни в коем случае не следует, и Ильгар Мамедов предпочитает обезопасить себя от себя самого.
Как российские саблистки одолели Украину в финале командного турнира

Журналисты перед финальным матчем были крайне заинтересованы предположениями, как среагируют спортсменки на замечание советника украинского президента Петра Порошенко насчет того, что украинским спортсменам пора уже перестать обниматься в ходе соревнований с российскими, потому что это не кто иные, как «представители орды». А между тем украинцы так и норовят обняться с нашими, потому что, по их словам, дружат.

Так что из администрации президента Украины мог последовать прямой запрет обниматься с россиянками после соревнований, и это вдруг стало едва ли не такой же интригой дня, как и сам результат финала.

Слава богу, что об этом не подозревали сами спортсменки.

Впрочем, Ильгар Мамедов категорически исключил само это предположение.

— У нас такого вообще нет. Все очень хорошо общаются. У тех, кто об этом говорит, какой-то мусор в голове…

Мы сели в первом ряду, и я понял, что, конечно, он ходит сюда не только для того, чтобы не сорваться. Здесь были родные ему люди (в том числе и буквально: жена Елена), он всех тут знал, и все знали его. Наши болельщики на трибунах были тут не случайными людьми, для каждого фехтование — часть жизни, они или бывшие спортсмены, или настоящие тренеры, а чаще всего — и то и другое.

До боев оставалась пара минут, и я спросил главного тренера, чувствует ли он счастье.

— Честно говоря, да,— признался он.— Даже без этого финала чувствую. А уж с этим… У меня первые дни лицо от напряжения сильно краснело, так с ним ходил… Наверное, давление… А сейчас нет этого. Больше всего нервирует неизвестность и ожидание. А когда все заканчивается, становится легко и просто. А когда еще к тому же столько медалей…

Ильгар Мамедов мучительно внимательно рассматривал состав спортсменок, появившийся на табло. Я удивился, что там может быть новое для него:

— Вы чего-то не знаете?
Как российские саблистки завоевали золото и серебро Олимпиады

— Да нет, мы с ним (с французом Кристианом Бауэром.— А. К.) обговорили все. Но может что-то в последний момент измениться от того, кого выставят украинцы. Ну вот, я же говорю: он Дьяченко поменял. Они поставили Харлан, а Дьяченко с Харлан фехтует не очень… Он и поменял сразу… А так психологически сильные должны заканчивать. Правда, у нас Великая и начинает, и заканчивает… У них самое грозное оружие — Харлан… Но слабых команд тут нет. Хотя по титулам они, конечно, послабее…

Счет менялся быстро, и не в пользу украинок.

— Украинка сейчас пойдет вперед, конечно…. Что такое? — Ильгар Мамедов казался пораженным.

Я переспросил его, что стряслось.

— Чтобы Харлан пошла назад?! Это новенькое что-то…

— Хорошо же,— пытался я поддержать разговор.— Пусть идет! Тут-то мы ее и встретим!

— Да, хотелось бы…— тренер был все-таки сейчас слишком далек от меня.

Бой вела уже Яна Егорян. Она вдруг попросила судью остановить их.

— Что такое?! — воскликнул Ильгар Мамедов.— А, волосы поправляет… Резинка соскочила. Что-то она пока тихо себя ведет... Она же не может не кричать! Такой характер. И когда Яна кричит, все лампочки загораются!.. И себя заводит, и на судью давит… Да что ж там такое все время сверху падает?..

На нашу спортсменку спланировала какая-то ленточка.

— Даже потолок не выдерживает напряжения,— прокомментировала его жена — сама, как известно, нерядовая фехтовальщица.

На Олимпиаде ей не очень везло, хотя она участвовала, и это тоже известная история: ее муж, бакинец, выступал за сборную России, а она, русская,— за сборную Азербайджана. Ей не нашлось места в российской сборной, Ильгар Мамедов позвонил своему отцу в Баку — и вопрос решился мгновенно: оформили паспорт…

Мы между тем выигрывали, и, на мой взгляд, неумолимо. Отрыв от украинок увеличивался на глазах.

— Коротко бьет,— вздыхал тренер.— Боится пропустить в атаке и коротко бьет… А вот сейчас пошла в длинную!.. Как будто услышала… Ноги, ноги!..

Бой вела уже опять Яна Егорян.
Как двадцать лет спустя российские рапиристы вернули звание олимпийских чемпионов

— А они, наверное, и правда слышат, что вы им кричите? — поинтересовался я.— Вы в свое время слышали?

Я уже подозревал, что тренер сидит тут, в первом ряду, прямо напротив спортсменок, еще и для того, чтобы покричать им. Все-таки это и для него была возможность поучаствовать в боях. Он когда-то не просто участвовал, но и стал двукратным олимпийским чемпионом в командной рапире.

— Слышат,— кивнул он.— Когда зал молчит, слышат. Я по крайней мере слышал…

Счет был уже 20:8, блестяще отстояла свой бой Юлия Гаврилова. Правда, вдруг счет на табло обнулился.

— Все сначала! — покрутил головой Ильгар Мамедов.— Ну как же так…

Честно говоря, я в этом бушующем зале даже не сразу понял, что это шутка. Впрочем, когда табло перезагрузилось, счет на нем еще несколько минут был 15:8, и в страшной досаде были наши трибуны. А украинских болельщиков я так что-то и не заметил. В ВИП-зону только пришли несколько каких-то, видимо, высокопоставленных украинцев.

Странное для меня спокойствие сохранял один только, казалось, Кристиан Бауер. Я спросил у Ильгара Мамедова, не путаю ли я чего.

— Да, так и есть,— кивнул он.— Но не в тренировочном зале. Там они у него солдаты. В сабле вообще солдаты…

Китайский судья, который в этот момент судил, запомнился тем, что слова произносил в микрофон французские, но так по-китайски, что они китайскими и казались. Впрочем, что ж тут удивительного.

— Ну вроде все идет как надо,— осторожно сказал я тренеру.

Разрыв к этому времени был уже в десять очков.

— Не-е-т,— покачал он головой.— В командных соревнованиях сильный спортсмен может все переломить, когда кажется, что ничего нельзя переломить… Артур Ахматхузин вышел и переломил все, в командных у рапиристов.

Он сейчас рассказал про своего ученика.

— Борются за середину дорожки… Молодец, Юля!..

Рядом со мной сидела женщина, которая, я был уверен, сейчас точно сорвет голос. Чаще всего она как-то даже навзрыд кричала одно-единственно слово:

— Забрать!!!

Я решился поинтересоваться, кто она, и выяснилось, что это психолог российских саблистов. Для психолога она казалась чересчур прямолинейной. Я спросил, что значит «Забрать!» в ее устах.

— Забрать то, что она должна взять,— туманно пояснила психолог.

Впрочем, общий смысл все-таки просматривался, а главное, вот именно здесь, в зале, а не где-нибудь в другом месте становилось очевидно, что психолог крайне необходим команде (а то не для всех это очевидно): так мощно поддерживать девушек в бою, тем более из первого ряда, больше ни у кого тут не получалось.

— Пять не нанесли, а уже шесть пропустили…— тренер, в отличие от нее, беспокоился вполголоса.— А Гаврилова молодец! Блестяще отрабатывает. Она сейчас находится в состоянии, которое я называю «состояние ниндзя». Концентрация внимания ошеломляющая.

— Голоса уже нет, а еще работать и работать…— вдруг пожаловалась психолог.

Она и сама понимала, в чем тут смысл ее работы.

Счет был уже 37:28.

— Бери, бери!!! — психолог выпустила на волю новое для меня слово (но не для тех, конечно, кто сидел вокруг), хотя смысл крика ее сохранялся неизменным.

Да она могла кричать просто «А-а-а-а!», и общий смысл нисколько бы не изменился, а интонация тем более осталась бы прежней.

— Ну теперь-то,— спросил я Мамедова,— уже можно надеяться?

— Надеяться — да, уверенным — нет,— покачал он головой.

— Разве с такого счета отыгрываются, когда осталось взять восемь очков?

— Как у нас говорят, пока в самолет не сел, на Олимпиаду не полетел,— он первый раз за весь финал засмеялся.— Пока 45-й укол не совершил — не выиграл. Суеверие у нас, конечно, очень сильное…

Все-таки он тоже понимал, что приближается грандиозное событие: сборная России по фехтованию готовилась взять четвертое золото Олимпиады.

Софья Великая билась с Ольгой Харлан.

— По ударчику! — кричали сразу несколько человек с нашей трибуны.

— Забирай, Соня, и пошли домой! — кричала психолог, когда до победы оставался один укол, и уж тут было слишком хорошо понятно, о чем она.

Она его, конечно, сделала.

— Вот и Соня — олимпийская чемпионка,— это было первое, что произнес Мамедов.

В тренировочном зале через пять минут они переодевались во все сухое, и я спросил Великую, действительно ли она уйдет из спорта.

— Кто вам сказал? — переспросила она.

— Вы,— честно ответил я.— И не только мне, а всем. Но лучше не надо!

— Кто вам сказал? — переспросила она, пристально глядя на меня, и я понял, что никто этого не говорил.

Она уже пошла на награждение, но потом вернулась, чтобы сказать:

— Цель в чем? Рожаешь ребенка и возвращаешься. Понимаете?

Я понимал, что этой цели она вообще-то уже добилась. Или она имела в виду еще что-нибудь?

Потом они еще какое-то время красились перед церемонией награждения, которая здесь почему-то не включает букетную. Цветов тут не дарят: есть мнение, что бразильцы решили сэкономить и на этом. Все это странно, потому что вообще-то букетная церемония перед награждением была на всех без исключения Олимпиадах, к ней привыкли, и без нее, кажется, даже нельзя никак. Но оказалось, можно.

Девушки получили медали, был сыгран гимн, наши позвали украинок к себе на пьедестал, те после секундного замешательства встали к ним. Потом они побежали на нашу трибуну, там обнимались, целовались и фотографировались с болельщиками, и я видел, что Яна Егорян с недоумением рассматривает сувенир, который организаторы прикладывают к каждой медали,— объемную пластмассовую эмблему Игр.

— Ну вот, уже сломалась,— расстроенно сказала она.— Это уже второй сразу ломается.

— Совсем обнаглела,— сказал ей потом Мамедов.— В 22 года — уже двукратная!

— А где Бауэр? — спросил кто-то.

— Его, наверное, еще несут,— прокомментировал еще кто-то.— После таких-то переживаний.

Но тут он и вошел своими ногами.

— Маэстро! — просиял Мамедов.

Все снова собрались в тренировочном зале перед тем, как поехать в Дом болельщика. У Мамедова, у спортсменок, у массажиста и доктора без конца звонил телефон. Сейчас это были все мгновения счастья, из которых потом будут состоять лучшие воспоминания этой жизни.

— Спасибо, папа! — кричал в телефон дозвонившемуся ему по скайпу Мамедов-младший.— Теперь можешь наконец ложиться спать…

Я увидел украинского тренера и поздравил его.

— С чем? — нахмурился он.

Впрочем, подходили спортсменки и поздравляли наших (и даже меня). Это информация не для советника господина Порошенко, а то жалко мирных после такого боя девушек.

— Это очень хорошо,— сказал мне Ильгар Мамедов,— что мы выиграли Олимпиаду. А то бы забыли все сразу чемпионаты мира, выигранные в последние года, да и все остальное. Очень хорошо, что мы выиграли.

— Как вы думаете, Великая останется в спорте?

— Теперь, может, и останется,— пожал он плечами.— А что? Все прелести мирной жизни успеет еще испытать.

Тут выяснилась ужасающая подробность. Когда наши выиграли, все вскочили со своих мест и начали обниматься, у его жены стащили рюкзак. Вытащили прямо из-под нее. А там был и телефон, и деньги… А потому что это Бразилия, и расслабляться смерти подобно (причем в буквальном смысле). И как-то я в это не верил, а теперь поверил. У Яны Егорян перед финалом украли, например, бумажник, и когда я спросил, не деморализовало ли это ее, она сказала, что наоборот: после этого она по-настоящему только и собралась.

— Да купим мы другой телефон. Но зачем деньги-то в рюкзаке таскать? — задавался теперь риторическим вопросом Мамедов, разговаривая с женой.

Он еще разговаривал с журналистами, и каждый его спрашивал, побреет ли он голову, как обещал, после выигранного второго золота, и он всем подтверждал, что обязательно. И в конце концов побрил ведь, уже глубоко ночью, там же, в Доме болельщика.

Потом долго искали пропавших рапиристов: их тоже ждали в Доме болельщика. В конце концов уехали без них: Яна Егорян вернулась с допинга.

— Выиграли вы, конечно, вопреки судейству,— говорил девушкам судья международной категории, поехавший с нами, Владислав Шамис.

— А шампанского нет у нас? Надо было хоть шампанское взять…— произнесла Софья Великая.

Мамедов звонил кому-то в Дом болельщика, и выяснялось, что им готовят пельмени.

— Пиво есть? — переспрашивал он по телефону.— Спортсмены пива не пьют!

— А шампанское? — спрашивала Яна Егорян.— Нет шампанского?

Две другие девушки, Гаврилова и Дьяченко, помалкивали.

Тут вдруг заговорил водитель нашего микроавтобуса:

— Сейчас будем большой супермаркет проезжать…

— Ну все, решили, я сбегаю,— сказала Великая.

И ведь сбегала, вместе с судьей международной категории, и быстро вернулись.

— Вы не представляете, какие там очереди! — рассказала она.— Метров по сорок.

— А как же вы так быстро вернулись? — поинтересовался я.

— А мы золотую медаль показали и нас без очереди пропустили! — добавил Шамис.

Открыли шампанское, впрочем не сразу. Егорян сказала:

— А ведь борьбы-то и не было, по сути, в финале…

— Не надо! Мне этой борьбы хватило у рапиристов! — воскликнул Мамедов.

— А возможно такое,— предположила Великая,— чтобы шпага завтра медаль взяла? Это был бы вообще фурор…

— Все возможно,— откликнулся Мамедов.

Главное, он теперь и сам-то в это верит.

И сейчас он уже не был таким суеверным.

— А вы хоть понимаете, что мы сделали? — тихо спросила Великая.

Мамедов услышал:

— Этого, по-моему, по-настоящему никто не понимает… Мы-то точно…

Мамедов снова искал рапиристов, наконец дозвонился до Тимура Сафина:

— Чемпионки хотят вас видеть!

— Даже не обсуждается! — крикнул кто-то из чемпионок чемпиону.

Наконец выпили шампанского.

— Девочки, вы чемпионки всего,— сказал им Мамедов.— Сидите, такие скромные в этом автобусе… За вас. И даже не представляете себе, какая волна теперь вас накроет. И как изменится вся ваша жизнь.

— А я,— сказала Юля Гаврилова,— пожалуй, подумаю теперь о карьере психолога.

— И это было бы таким верхом неразумности сейчас,— повернулась к ней Яна Егорян.

— А я,— сказала Софья Великая,— даже если бы сегодня было серебро, все равно радовалась бы. За девчонок. Что они его получили.

— Не ври,— сказал ей Мамедов.