http://www.polit.ru/analytics/2010/12/09/ugra.html
Достоверно известно, что дань Орде русские княжества платили. Но вот, когда именно и какую – это по большей части скрыто от нас и вряд ли когда будет выяснено полностью. Похоже, что в начале периода ига эти платежи действительно носили значительный характер, ощущаемый всем населением Руси. В дальнейшем же объемы этих выплат – во всяком случае, относительно масштаба русской экономики в целом, – скорее всего, снижались. Понятно, что никакой финансовой отчетности ни с русской, ни с татарской стороны до нас не дошло – а потому говорить о цифрах мы здесь можем в редчайших случаях. Кроме того, следует иметь в виду целый ряд нюансов. Так, дань может иметь разные формы, в летописях именуемые "выходом", "дарами", "поминками" и т.д. Лишь первое слово означает регулярный, обусловленный договором платеж. Тогда как третье – некий разовый взнос, размер которого определяет дающий на свое усмотрение. Второе же и вовсе часто подразумевает получение встречных даров. Кроме того, эти самые татарские дани русскими князьями когда платились, а когда – нет. Вплоть до начала правления Ивана Великого в случае возникновения в Орде "замятни", то есть двоевластия, либо прихода к власти правителя–не Чингизида (Мамая, скажем), выплаты обычно приостанавливались до исправления ситуации. Когда же правильная власть в Орде восстанавливалась, новый хан-чингизид ("царь", согласно русской терминологии) получал обычно деньги, причитающиеся с момента его прихода к власти (а не прекращения прежних платежей). Причем такие расклады воспринимались как вполне типовые: скажем, в договорах ("докончаниях") Великого Князя Московского с другими князьями обычно имелась клаузула о том, что в случае замятни в Орде стороны солидарно прекращают платежи. Примечательно, что уже ко времени конца правления Василия Темного формулировка этой статьи несколько изменяется: условием неплатежей всех младших князей теперь называется не замятня в Орде, а неплатеж московского князя. ("А коли яз, князь велики, выхода в Орду не дам, и мне у тебе не взяти".) Иначе говоря, внешняя причина сменилась внутренней – а значит, мысль о выходе из-под ордынского сюзеренитета по своей инициативе допускалась как опцион.
Итак, в середине пятнадцатого века ежегодный выход Москвы, похоже, был где-то около 7000 рублей – что-то порядка 1400 кг серебра. Много это или мало? Выкуп за попавшего в плен в битве при Пуатье (1357 г.) французского короля Иоанна Доброго составлял в пересчете на серебро порядка 160 тонн металла. А фантастический по московским меркам гонорар строителя Успенского собора Кремля – итальянца Аристотеля Фиорованти – самого высокооплачиваемого экспата в Москве того времени – составлял, согласно контракту 1474 г., 10 руб. в месяц. В общем, 7000 рублей в ХV веке – сумма довольно большая, но не смертельная для московского государства, не способная как-то существенно повлиять на его экономическое состояние. Надо, однако, понимать, что факт регулярных выплат еще не синоним политической зависимости или, допустим, военного поражения. Платили во многих случаях, порой самой различной природы. Вот, скажем, знаменитый фрагмент из духовной грамоты (завещания) Ивана Великого, составленной в 1504 г., когда и следа татарского ига вроде бы уже не наблюдалось:
А дети мои, Юрьи с братьею, дают сыну моему Василью с своих уделов в выходы в ординские, и в Крым, и в Азтарахань, и в Казань, и во Царевичев городок, и в иные цари и во царевичи, которые будут у сына моего у Василья в земле, и в послы в татарские, которые придут к Москве, и ко Твери, и к Новугороду к Нижнему, и к Ярославлю, и к Торусе, и к Рязани к Старой, и к Перевитску ко княж Федоровскому жеребью рязанского, и во все татарские проторы, в тысячю рублев. Сын мой Юрьи дает с своего удела со всего и с Кашина восмьдесят рублев и два рубля без гривны. А сын мой Дмитрей дает с своего удела со всего, и с Зупцова, и с Опок, пятьдесят рублев и восмь рублев с полтиною и семь денег. А сын мой Семен дает с своего удела сo всего шестьдесят рублев и пять рублев без десяти денег. А сын мой Андрей дает с своего удела со всего, и с Старици, и с Холмских вотчины, с Xoлму, и с Нового городка, и с Олешни, и с Синие, и с иных волостей с Тверских, что ему дано, сорок рублев с полтиною и полчетверты денги. А сын мой Василей дает в ту ж тысячю рублев с Москвы, и со всего великого княженья Московские земли, и со Тфери, и со всее Тферские земли, что ему дано, и с Рязани с Старые, и с Перевитска, семьсот рублев и полосманатцата рубля и полтретьи денги. А Борисов сын братень Феодор дает сыну моему Василью в ту же тысячю рублев с своей отчины, и с Колпи, и с Буягорода, тритьцать рублев и полосма рубля. А будет того боле или менши татарской протор, и сын мой Василей, и мои дети, Юрьи с братьею, и братанич мой Феодор, дают по розочту.
Интерпретаций этой раскладки у ученых имеется несколько – кто-то предполагает, что Иван не был уверен в сохранении его преемниками независимости от Орды, кто-то считает, что это просто ставшая традиционной форма налогообложения уделов Москвой, лишь формально обусловленная татарскими платежами. Всего же вернее, здесь под "выходами ордынскими" понимаются просто всевозможные расходы, связанные с татарами – включая представительские подарки и пособие собственным вассалам – "служилым татарским царевичам", обосновавшимся в Царевичевом городке (ныне Касимов Рязанской обл.) При этом, 1000 руб. – это никак не 7000 руб.
Как бы то ни было, но Русское государство еще долго выплачивало "поминки" (чаще всего – мехами, "мягкой рухлядью") татарам – в Крым они шли практически весь семнадцатый век: лишь в 1685 удалось через турецкого султана добиться отмены этой "дани безопасности", что подтверждалось позднее подписанным в Стамбуле в 1700 г. мирным договором., но, однако, в 1711 после очередной войны, проигранной Россией, "поминки" возобновились. Да что там: Новгород долгое время регулярно платил определенные суммы Литовским Великим Князьям, а, напротив, невыплата Ливонским орденом т.н. "юрьевской дани" стала поводом к Ливонской войне 1558-1583 г.г., при этом ни о какой политической зависимости Ливонии от Москвы или Новгорода от Литвы в контексте этих выплат речи не велось! Или, скажем, Великая Северная Война 1700-1721 – побежденная Швеция получила, в рамках подписанных с победителями мирных договоров, от них довольно существенные трансферты – одна Россия только заплатила ей 2 миллиона талеров!
Впрочем, есть мнение, что ко времени Ивана III размер ордынской дани серьезно понизился и не превышал 4500 руб. Но, повторим, выплата дани была лишь частью того, что называется политической зависимостью Москвы от Золотой Орды.
Другими компонентами, по идее, должны были быть:
1. символическая – признание легитимности верховенства хана как верховного правителя, по отношению к Московскому Князю.
2. политическая – то есть, готовность двигаться в фарватере ордынской политики, в частности принимать участие в ее военных затеях.
Надо сказать, что второе не имело места уже очень давно, а вот первое еще было довольно крепко во времена Ивана Великого. Сформированное на Руси в самом начале ига представление о ранговом верховенстве ордынского хана над русскими князьями никуда не делось – еще долго на Руси Чингизидов называли "царями" и "царевичами" – как бы преемниками этого титула от поверженной Византии. Пусть в писаниях третьих лиц нередко московские властители и называются царями, но сами они в официальных грамотах смиренно величали себя Великими князьями вплоть до 1547 г. – при том, что царями титуловали и Крымского хана, и Казанского, и даже собственного верного вассала – Касимовского, не говоря уж о ханах Большой Орды. Определял все род – царский род Чингизхана.
Подводя итог, скажем, что политическая зависимость Москвы от Золотой Орды к началу 70 годов пятнадцатого века хоть и осознавалась всеми явным образом, но не была для Руси всерьез обременительной: Орда к этому времени фактически утратила возможность контролировать, кто персонально занимает московский трон, имела крайне слабые инструменты влияния на внутреннюю жизнь Московской Руси, с трудом могла препятствовать ей проводить самостоятельную внешнюю политику (а равно – и не в силах была ее защитить от внешнего врага), тогда как исходы карательных экспедиций ордынских формирований на Русь, даже если ими лично руководил "царь", были теперь далеко не столь очевидны, как двести или даже сто лет назад.
И, тем не менее, освобождение от этой зависимости стояло на повестке дня, Иван III явным образом понимал это как одну из своих задач, и не удивительно, что этот наш величайший политик ее в конце концов и решил – однако, реальное изложение событий, приведших к такому решению весьма далеко от залихватского рассказа про героев, решительно и безоглядно гнущих свою линию, не считаясь с потерями и рисками.
На самом же деле, история наполнена главным образом сонмом крайне осторожных и неоднозначных шагов, половинчатых, компромиссных, каждый из которых меняет ситуацию ненамного и лишь в совокупности с другими такими же, да и то – по прошествии изрядного времени. И делают эти шаги люди, вовсе не склонные доверять серьезные вопросы переменчивому божеству военной удачи: уж больно велики риски, уж больно сильна зависимость легитимности правителя от боевого счастья… Таким образом, коли случилось, что в поле встречаются лицом к лицу две противоборствующие армии – то налицо эксцесс, экзотика, вынужденное и ненормальное развитие политического противостояния. По крайней мере, так относился к своему делу Иван Великий – создатель Русского государства.
225+48+67=340