http://www.istpravda.ru/research/9156/
Сражения вокруг Порт-Артура продолжаются. Создаются дружины народного ополчения. Китайцы требуют от русской армии сдаться. Японцы хвастаются трофеями. Почему бездействует русский флот? Подвиг капитана Вамензона.
19 МАЯ 1904
Телеграмма командующего Манчжурской Армией ген. А. Куропаткина: «В стороне Фынхуанчена все спокойно. Город Саймадзы, очищенный японцами, 18 мая снова занят нашими войсками. 18 мая на перевале Лаолин, в 14-ти верстах к югу от Сюяна, разъезды имели перестрелку с японским отрядом, силою до 2-х рот с полуэскадроном; наши потери — один казак ранен.
Телеграмма генерал-лейтенанта Сахарова в Главный Штаб: «По донесению начальника отряда у Вафангоу японцы имели в резерве до трех батальонов пехоты. Наши потери: убито три нижних чина и ранено тридцать два, лошадей убито 17 и ранено 23. Ранен сотник фон-Мейер; фамилия другого раненого офицера еще не сообщена. Потери японцев весьма значительны: один японский эскадрон 13-го полка почти весь уничтожен в рукопашной схватке; другой же эскадрон, шедший на выручку первому, понес большие потери от огня спешенных пограничников и охотничьей команды. У японцев отбито 19 лошадей.
Из газет: Японцы ночью пытались вновь блокировать Порт-Артур, пустив по направлению к крепости коммерческие пароходы, дабы затопить их в проходе в порт. Электрическими прожекторами русских они были своевременно замечены. Одна японская канонерка и два контр-миноносца были потоплены огнем батарей. После чего брандеры удалились. (….)
Здешнее посольство получило из Токио помеченную сегодняшним числом телеграмму следующего содержания: "Генерал Оку доносит, что наш отряд занял Дальний, причем нашел там неповрежденными более ста магазинов и бараков, телеграфную и железнодорожные станции, более 200 вагонов годных еще для употребления. (Агентство Reuters, Великобритания)
Из воспоминаний сестры милосердия Г. А. Твердовской: «В первые месяцы бомбардировки были только с моря, но зато стреляли большей частью двенадцати-дюймовками. Такая «пулька», попадая в дом, разрушала его или совсем, или большую его часть, убивая людей даже не осколками, а напором воздуха от разрыва. Но часто эти «чемоданы» и совсем не разрывались, зарываясь глубоко в землю, или пробуравливали насквозь дом, оставляя большие круглые дыры-окна. Таких «раненых» домов делалось всё больше и больше; а под нашим госпиталем (бывшей гимназией) лежало таких «удовольствий» целых два, постоянно угрожая взорваться. Помню наш первый ужас, когда недалеко от нас разорвался такой снаряд у самых окон дома, в котором жила довольно большая семья, собравшаяся вся вместе в комнате, около которой разорвался снаряд.
Молодая девушка, сидевшая в качалке у окна упала на пол без головы, а куски ее головы с мозгами и длинными волосами были отброшены к противоположной стене, где они прилипли. Вся семья была убита, и больше напором воздуха, чем осколками. Вскоре такой снаряд попал и в конец нашего двора. Стекла, конечно, все вылетели, но никто из нас не пострадал. Пришлось переменить квартиру. Поселились мы напротив казармы и хлебопекарни. С утра до поздней ночи слышались оттуда стуки молотов. То разбивали подмоченную, а потом высохшую и превратившуюся в камни муку, из которой потом выпекали хлеб для всего гарнизона. Пользовались и мы этим хлебом, и так привыкли к нему, как и к постоянным бомбардировкам, что уже не казалось ни неприятным, ни страшным.
С моря обстреливали, чаще всего, ночью. Первая, обыкновенно просыпалась Ларочка и довольно спокойно заявляла: «Оптять понцы стеляют». Если мама видела, что под обстрел попал наш район, она наскоро одевала нас и мы бежали к блиндажам, находившимся в 1-1½ кварталах от нас, и там мы отсиживались, пока японцы не умолкали или не переменяли район обстрела.
Вспоминается мне, как я в первый раз пришла в госпиталь. Я была вообще большой фантазеркой и мечтательницей. С самого начала войны я всё мечтала о каком-нибудь подвиге храбрости или милосердия. Хотелось что-то сделать, чтобы быть полезной для многих. Просилась помогать маме в госпитале, но мама отказала. Придумав какой-то предлог, я прибежала в госпиталь и стала спрашивать маму. Мне указали на одну палату и сказали, что она, вероятно, там. Я робко вошла в нее. В три ряда кровати и почти все заняты больными.
Не видя мамы, я стала подходить к больным и разговаривать с ними. Один из больных с крайней кровати вдруг громко позвал меня: «Маленькая сестричка, а ма-ленькая сестричка, ну-ка, подь-ка ко мне и поговори со мной!» Эта данная им мне кличка «маленькая сестричка» так и привилась ко мне, и с тех пор все меня так и называли, чем я была несказанно горда. Поговорив немного с позвавшим меня, я показала ему захваченную мной книжку рассказов и предложила почитать.
Читала я довольно громко, т. к. видела, что и другие слушают с большим удовольствием и интересом. Вошла мама, когда я кончала рассказ и слышала, как благодарили меня больные и как просили почаще приходить и читать им. Кто-то из больных попросил воды и поправить ему подушку. Я довольно ловко это сделала. Принесли в это время обед, и мама разрешила помочь ей покормить больных. Придя домой, мама рассказала обо всём папе.
Затаив дыхание я ждала, что сейчас «попадет», но папа сказал: «Ну что ж, пускай ходит и помогает, чем может, если у нее такое появилось желание. Думаю только, что старший врач скоро выпроводит ее из госпиталя». С тех пор я всё чаще и чаще стала приходить в госпиталь, стараясь выполнять все просьбы больных и помогать маме: перестилала постели, кормила слабых, меняла белье и компрессы, мерила температуру и читала больным. Сестер явно не хватало, и мама вскоре получила в свое заведывание 8 палат, из которых одна, самая большая, была дезинтериков. С ними работа была особенно трудная, грязная и ответственная, и мама почти не пускала меня туда.
Ей помогали только фельдшер да один или два санитара из выздоравливающих. Мама разрывалась, и тут уже сама стала просить меня помочь ей то в том, то в другом. Полюбили меня и раненые, и я часто замечала, что при моем появлении у многих лица как-то светлели, они начинали улыбаться и подзывать к себе, хоть поговорить с ними. Подружилась я и с фельдшером (Шмидтом), хорошим и знающим работником, но большим лентяем и любящим выпить.
Как-то он предложил мне (а может быть я и сама напросилась) помогать ему при перевязках в палатах. От первой увиденной мною раны мне стало очень нехорошо: затошнило, закружилась голова, но потом всё это постепенно прошло, и ни кровь, ни запах от гниющих ран на меня не действовали».
* * *
20 МАЯ 1904
Из газет: «Его Императорскому Высочеству московскому Генерал-Губернатору прислано крестьянами села Павлово, Нижегородской губернии А.В. и А.А. Сопляковыми пожертвование - один ящик белья для больных и раненых воинов на Дальнем Востоке, какое пожертвование и будет сдано по назначению». («Новости дня»)
Из дневника полковника М.И. Лилье: " Согласно приказу, велено из всех жителей Порт-Артура образовать 12 дружин. Каждая дружина находится под начальством отдельного офицера. Всеми же дружинами командует подполковник Дювернуа. Ежедневно дружинники к 7 часам утра собираются к казармам 10-го Восточно-Сибирского стрелкового полка и им производят учение. В одной дружине на правом ее фланге стал под ружье егермейстер Балашов, 65-летний старик, уполномоченный Красного Креста в Артуре».
* * *
21 МАЯ 1904
Телеграмма генерал-лейтенанта Сахарова в Главный Штаб: «Hа перевале Феньшуйлин на полпути между Зянчаном и Саймацзы забайкальские казаки имели дело с японцами, занявшими сильную позицию на высотах. Казаки в спешенном строю под сильным залповым и картечным огнем атаковали противника и заставили его оставить позицию. Наши потери: убиты шесть казаков и ранены подполковник Заботкин, врач и 22 казака».
Из газет: В сражении при Цзинь-Чжоу убит сын генерала Ноги. Печаль выражаемая всеми японцами по этому поводу может сравниться только с печалью, охватившей англичан при известии, что сын лорда Робертса убит. (…)
Из Гензана передают слух, что между русской кавалерией, приближающейся к Хам-хыню, и японцами произошло сражение. Население Гензана покидает город, так как считает, что гарнизон его недостаточно силен. (Daily Chronicle, Великобритания)
Из дневника полковника М.И. Лилье: "Сегодня лейтенант Иванов (который помимо своей службы во флоте служил еще при городском управлении и заведовал торговой гаванью в Артуре) имел какие-то недоразумения по службе с комиссаром по гражданской части, подполковником А.А. Вершининым, который занимал вместе с тем и должность председателя городского управления.
Ночью, в 3 часа, лейтенант Иванов с двумя сообщниками явился в квартиру подполковника Вершинина и на вопрос вестового, что ему угодно, приказал доложить, что офицер желает видеть экстренно подполковника по делам службы.
Подполковник Вершинин был разбужен и попросил офицеров войти, извинившись, что принимает в постели.
Лейтенант Иванов со своими спутниками вошел в комнату, и, бросившись на подполковника Вершинина, все трое стали его бить. К счастью, в этой же квартире случайно ночевали доктор Ястребов и уполномоченный Красного Креста Александровский. Оба вбежали на шум и, вступившись за подполковника Вершинина, заставили непрошеных гостей удалиться.
Случай этот произвел, конечно, самое неприятное впечатление среди городских обывателей и гарнизона».
* * *
22 МАЯ 1904
Телеграмма командующего Манчжурской Армией ген. А. Куропаткина: " Около часа пополудни противник в значительных силах начал дебушировать из деревни Юдзятуня с целью атаковать нашу передовую линию. Тогда две сотни сибирских казаков, перейдя железную дорогу в конном строю, атаковали передовой японский эскадрон и в рукопашной схватке почти весь его уничтожили. Встреченные огнем пехоты, двух спешившихся эскадронов и пулеметов, казаки, отходя лавой, навели погнавшийся за ними второй эскадрон на охотничью команду, успевшую дать восемь залпов с постоянным прицелом, и эскадрон повернул назад, понеся значительные потери. Третий японский эскадрон, следовавший уступом слева, попал под огонь спешенной пограничной сотни и тоже в беспорядке отступил. На нашем левом фланге в это время спешенные драгуны, которым по условиям местности нельзя было принять участие в деле в конном строю, на высотах севернее Юдзятуня вели перестрелку с противником и, обнаружив обход его слева, отошли на вторую позицию, вполне обеспечив действия казаков. Около половины второго часа пополудни наша батарея стала на позицию и открыла удачное обстреливание пехоты и пулеметов противника; эа это время было обнаружено движение японской пехоты к Юдзя-туню, а за сим около двух часов густые пехотные цепи появились на гребне возвышенностей, занятых ранее драгунами. Наши потери: тяжело ранен поручик фон-Мейер и легко подпоручик Бранд, нижних чинов убито трое, тяжело ранено девять и легко ранено 23 человека. Потери японцев значительны. Из донесения, найденного на убитом японском унтер-офицере, видно, что только один 14-й драгунский полк потерял 70 человек».
Из газет: «Японская газета "Катцури" предостерегает японский народ от высокомерного отношения к неприятелю, указывая на то, что, скрывая от себя истинные силы неприятеля, легче всего потерпеть поражение. (...)
Верховный совет в Пекине обратился к русскому посланнику с нотой, в которой высказывает предупреждение, чтобы русские войска, покидая округа, лежащие в нейтральной местности, не разрушали зданий, занятых местным населением, так как это могло бы привести к серьезному нарушению законов нейтралитета». (Агентство Reuters, Великобритания)
Из дневника полковника М.И. Лилье: " Послал первую почту на шаланде с преданным мне китайцем в Чифу. Около 6 час. дня к Крестовой батарее подходили восемь японских миноносцев. Подтверждают слухи о том, что японцы, заняв Дальний, быстро восстановили там порядок: повесили несколько хунхузов, дома опечатали и во многих местах поставили часовых.
Сегодня паровая шаланда, тралившая мины на внешнем рейде, случайно наткнулась на целый куст мин, взорвалась и затонула».
* * *
23 МАЯ 1904
Из дневника полковника М.И. Лилье: " Ясный, теплый день. Около 6 час. утра две японские миноноски, пользуясь туманом, подошли удивительно близко к нашим берегам. Когда туман рассеялся настолько, что их можно было заметить, наши батареи, не ожидавшие такой смелости от японцев, приняли их миноносцы за своих и огня не открыли. Вечером опять 4 миноносца долго стояли против Крестовой горы. Случайно узнал, что все морские офицеры, принимающие участие в работах по доставке или установке орудий флота на батареях, кроме своего морского большого содержания, получают почему-то еще и суточные деньги.
Флот по-прежнему пребывает в гавани в полном бездействии.
По слухам, японцы укрепляются на Цзиньчжоусской позиции, и, кроме того, они уже успели проложить переносную железную дорогу от залива Керр, где у них происходит выгрузка разных материалов".
* * *
24 МАЯ 1904
Телеграмма генерал-лейтенанта Сахарова в Главный Штаб: «В стороне от Фынхуанчена перемен нет. Японский отряд, стоявший на позиции к югу от станции Вафангоу у деревни Юдзятун, очистил позиции и отошел, преследуемый нашей конницей, к станции Вафаньдян и далее к югу. Во время разведки в окрестностях Саймадзы по нашему тыльному отряду был открыт огонь японской пехотой, но наши движением вперед приостановили наступление противника; перестрелка продолжалась около полутора часов времени. Наши потери: двое убитых и шесть раненых нижних чинов».
Из дневника полковника М.И. Лилье: " «Сегодня недалеко от батареи «Белого Волка» застрелился 27-го Восточно-Сибирского стрелкового полка подполковник Вальяно, бывший офицер Л.-гв. Кексгольмского полка. Никакой записки покойным оставлено не было. Причина самоубийства, как говорят, нервное расстройство и запутанность в денежных делах».
* * *
25 МАЯ 1904
Телеграмма командующего Манчжурской Армией ген. А. Куропаткина: « 25-го мая у западного побережья Ляодуна, около первого часа пополуночи появилась японская эскадра сначала в составе 6 судов, а затем усиленная еще 11; всего составилось 6 судов 1-го ранга, а остальные 2-го, 3-го и миноносцы. Эскадра крейсировала частями, обстреливая участок морского берега к западу от Гайчжоу и Сенючена, и направляя огонь на расположение наших постов и на появляющиеся разъезды. К 7-ми часам бомбардировка прекратилась и эскадра ушла в южном направлении. Потерь и материального ущерба у нас нанесено не было. 25-го мая с 8-ми часов утра вновь появились 6 судов к югу от Гуаньцзятуна и спустили шлюпки, другие 6 судов начали обстреливать побережье у Сенючена и самый город; высадки не было. На юге японские войска группируются на фронте в 16 верст протяжением от Пуландяна до Тандзяфана, в долине реки Тасахо. 25-го мая японский отряд силою до двух рот пехоты и эскадрона направился от Фынхуанчена на север в местность Тафангоу и потеснил нашу казачью заставу. На помощь подоспели из Уалюнди охотники и рота. Наступление японцев, потерявших в перестрелке одного унтер-офицера пленным и одного офицера и нескольких нижних чинов убитыми, было остановлено; у нас потерь не было. В тот же день 25-го мая наши передовые посты и казачьи заставы на главной Ляоянской дороге были потеснены противником, но с прибытием в начале второго часа дня поддержки японцы были принуждены отступить. В перестрелке, продолжавшейся до 7-ми часов вечера, у нас убит штабс-капитан Лячко и 2 нижних чина и ранено 5 нижних чинов. 25-го мая наш отряд, занимавший Саймадзы, был атакован японцами, силою до одной бригады, и ввиду большого превосходства сил противника медленно отошел к Фынсуйлинскому перевалу; наши потери - ранены 2 офицера и убито и ранено до 100 нижних чинов.
Из газет: «Японский корреспондент в Дальнем подтверждает донесение китайцев о наступательном движении японцев, но говорит, что армия их находится в 15 расстоянии 15 миль от Порт-Артура. Армия наступает вдоль обоих берегов полуострова….» (Агентство Reuters, Великобритания)
Из дневника полковника М.И. Лилье: "Ночью с 24-го на 25-е к Крестовской батарее подошел японский пароход с минами в сопровождении миноносца. Капитан Вамензон с 22-й батареи, заметивший их, сначала не открыл огня, опасаясь, что это могли быть наши миноноски. Но вскоре, увидев свою ошибку и убедившись с помощью прожектора, что две наши дежурные миноноски спокойно стоят на своих местах в бухте Тахэ и, по-видимому, даже не замечают неприятеля, решился открыть огонь. С третьего же выстрела он попал в японский транспорт, а следующие два снаряда взорвали на нем мины. Транспорт тотчас же затонул, а миноноска поспешно ушла от наших берегов.
Капитан Вамензон, командир 22-й батареи и раньше известный артурцам своей меткой стрельбой, за потопление японского минного транспорта представлен генерал-лейтенантом Стесселем к Георгиевскому кресту».
