http://www.sova-center.ru/misuse/new...014/04/d29438/
http://polit.ru/article/2014/04/30/antiextremism/
Оглавление
Резюме
Нормотворчество
Основные тенденции 2013 года
«Чрезмерная бдительность»
Интернет и антиэкстремизм
Случайные жертвы неправомерного антиэкстремизма
Основные направления преследований
Религиозные группы
Политические и гражданские активисты
Медийные сюжеты
Немного статистики
Резюме
2013 год в России в целом характеризовался некоторым снижением политической активности, хотя во власти явно продолжали сохраняться опасения нового подъема оппозиционного движения того или иного толка. Это отразилось на тенденциях в развитии и законодательства, и правоприменения в той сфере, которая обозначается в России как «противодействие экстремизму».
В основном такое противодействие приходится на радикально-националистические движения и группы; эта тема уже освещена в другом докладе Центра «Сова»[1], и мы смогли констатировать наличие спорных или даже явно чрезмерных правоприменительных решений в этой области. Данный же доклад сфокусирован исключительно на тех мерах антиэкстремистской политики, которые – вне зависимости от их объекта – чрезмерно, по нашим оценкам, ограничивают гарантированные Конституцией права и свободы[2].
Упомянутые опасения федеральных властей вылились в 2013 году в весьма активную законотворческую деятельность. Были ужесточены некоторые действующие нормы и созданы новые репрессивные механизмы. В некоторых случаях особо репрессивные намерения законотворцев даже пришлось корректировать либо в процессе принятия законов, либо уже путем внесения поправок. Некоторые меры – такие, как криминализация призывов к сепаратизму или оскорбления религиозных чувств – кажутся просто надуманными, другие неявно адресованы конкретным группам, например, исламистской партии «Хизб ут-Тахрир». Но есть и меры, касающиеся всех – в первую очередь это резкое расширение возможностей блокировки доступа к ресурсам в интернете.
Все это вместе создает опасения серьезного роста масштабов репрессивного правоприменения в наступившем 2014 году, тем более, с учетом обострения внешнеполитической ситуации и острой полемики вокруг нее внутри страны.
Любопытно, что в прошедшем году объем репрессивного использования антиэкстремистского законодательства в сфере уголовного правоприменения, то есть в самой серьезной его части, по сравнению с 2012 годом сократился. Это коснулось обеих наиболее преследуемых категорий – как политических и гражданских активистов (в основном умеренных националистов разного рода), так и активистов религиозных и религиозно-политических (их, как всегда, больше, особо следует выделить последователей Саида Нурси), хотя политика в сфере религии вроде бы не столь явно связана с интенсивностью оппозиционного движения в стране.
Общая черта, характеризующая неправомерные уголовные приговоры 2013 года – непропорциональная реакция правоохранительной системы. Антиконституционная, но мирная, пропаганда «Хизб ут-Тахрир» карается не как таковая, а как подготовка к государственному перевороту; нетолерантные, но не подстрекающие ни к чему высказывания активистов или блогеров – совершенно разного толка – караются как возбуждение ненависти и вражды; проповедь превосходства собственной религии или критика чужой, что пусть и неприятно кому-то, но естественно для религиозной жизни, карается как возбуждение религиозной ненависти.
Проблема пропорциональности антиэкстремистского правоприменения становится все более актуальной, но пока не находит никакого решения.
Особенно это заметно в действиях административных и гражданско-правовых. Федеральный список экстремистских материалов растет с каждым годом все быстрее, а используется в противодействии каким-то действительно опасным группам по-прежнему исключительно редко. Органы прокуратуры расширяют и без того массовые проверки школ и библиотек на предмет контроля доступа к чему-то экстремистскому онлайн или оффлайн, хотя эта практика давно себя дискредитировала.
Рекомендации Верховного суда 2011 года сократили количество явно фантастических обвинений, однако и без них не обходится; достаточно упомянуть возбуждение ненависти к социальной группе «мужчины». Эти рекомендации также явно игнорируются при предъявлении обвинений в критике Русской православной церкви или ее руководства.
Антиэкстремистское правоприменение в целом смещается в виртуальную сферу. Это касается и доли судебных решений, относящихся именно к материалам, появившимся в интернете, и фокуса нормотворческой деятельности, сделавшей в 2013-м и уже в начале 2014 года регулирование интернета одним из приоритетов политики усиления контроля. Среда интернет-пользователей обладает, однако, большим потенциалом сопротивления такого рода политике, что, скорее всего, чревато новыми репрессивными нормами и мероприятиями.
Нормотворчество
В 2013 году в сфере законотворчества активно развивался избранный годом ранее курс на расширение мер по «противодействию экстремизму»; значительно ужесточено было и антитеррористическое законодательство. При этом какие бы доводы правительство ни приводило в обоснование этих мер, от исламистской угрозы до националистической, по-прежнему вполне очевидно, что законотворческая политика в этой сфере продиктована в значительной степени общеполитической ситуацией в стране. Государство стремится к усилению контроля над информационной сферой и расширению набора инструментов, которые можно применить для подавления оппозиционной активности. Кроме того, власти все активнее внедряются в сферу религиозной жизни с очевидным намерением защитить интересы Русской православной церкви и контролировать иные конфессии. Для нас очевидно, что ужесточение законодательства и расширение полномочий органов власти неизбежно приведет к умножению злоупотреблений в сфере применения антиэкстремистских законов. Отметим, что отдельные меры, принятые в 2013 году, оказались настолько жесткими, что государство вынуждено было к концу года их смягчить.
В июне 2013 года правительство внесло в Госдуму законопроект «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации (в части усиления ответственности за экстремистскую деятельность)», к рассмотрению которого депутаты приступили в декабре, а Президентом он был подписан уже в начале февраля 2014 года. Было ужесточено наказание по ст.ст. 280 («Призывы к экстремистской деятельности»), 282 («Возбуждение ненависти и вражды»), 2821 («Участие в экстремистском сообществе») и 2822 («Продолжение деятельности организации, запрещенной за экстремизм») УК. По всем статьям повысились размеры штрафов и сроки принудительных работ, по трем из них, кроме ст. 282 – и верхние пороги лишения свободы. По ст. 280 максимальный срок составляет теперь четыре года, по ст. 2821 – до десяти лет, по ст. 2822 – до шести лет. Таким образом, соответствующие преступления переходят из категории небольшой тяжести в категорию преступлений средней тяжести и даже тяжких. Как говорилось в пояснительной записке к законопроекту, такие меры создают «правовые условия для проведения необходимых оперативно-розыскных мероприятий в целях их раскрытия и привлечения виновных лиц к ответственности» и необходимы, чтобы дать правильный сигнал обществу в ситуации активизации экстремизма, чреватой ростом террористической активности. Повышение верхних планок штрафов и сроков принудительных работ можно счесть разумной новацией. Но вот повышение верхней планки лишения свободы идет вразрез с общей политикой в уголовном праве. С нашей точки зрения, отклонение от этой политики ради «сигналов обществу» и удобства следствия неоправданно. Стоит также заметить, что практика борьбы с радикальными группировками доказывает неэффективность запугивания как метода.
3 ноября 2013 г. Президент подписал закон о введении комплекса новых антитеррористических мер. По аналогии с антиэкстремистскими ст.ст. 2821 и 2822 в УК были введены ст.ст. 2054 («Организация террористического сообщества и участие в нем») и 2055 («Организация деятельности террористической организации и участие в ней»), однако наказание по ним предусматривается куда более суровое, чем по соответствующим экстремистским статьям (по которым ранее и проходили эти обвинения, так как терроризм по нашему законодательству – разновидность экстремизма): лишение свободы на срок от 10 до 15 лет со штрафом в размере до одного миллиона рублей за организацию и на срок от 5 до 10 лет со штрафом в размере до 500 тысяч рублей за участие. В УК также вошла ст. 2053 («Прохождение обучения в целях осуществления террористической деятельности»): за прохождение учебы у террористов налагается то же наказание, что и за участие в деятельности террористической организации. Отметим, что введение этих статей облегчит жизнь правоохранительным органам, нередко стремящимся обвинять в терроризме людей, не причастных к терактам. Под действие закона, в частности, подпадут будущие дела по обвинению в членстве в «Хизб ут-Тахрир», исламистской партии, которая могла бы быть запрещена как экстремистская, но была неправомерно запрещена как террористическая. Первое такое дело было возбуждено в феврале 2014 года в отношении пяти жителей башкирского города Дюртюли.
28 декабря 2013 г. был подписан закон о запрете «пропаганды сепаратизма». УК пополнился статьей 2801 («Публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации»), копирующей по построению формулировок ст. 280. Собственно говоря, поскольку «нарушение целостности Российской Федерации» является частью определения экстремистской деятельности, публичные призывы к нему и раньше подпадали под ст. 280 УК, так что пока непонятно, что новая формулировка меняет в действующем праве. Мы же по-прежнему убеждены, что по смыслу Конституции РФ противозаконными должны считаться только сепаратистские действия, связанные с насилием.
28 июня 2013 г. был подписан федеральный закон № 134-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ в части противодействия незаконным финансовым операциям», согласно которому российским банкам вменено в обязанность блокировать все счета и операции всех включенных в перечень организаций и физических лиц, в отношении которых имеются сведения об их причастности к экстремистской деятельности или терроризму, – так называемый список Росфинмониторинга, а также не включенных в этот список, но подозреваемых в причастности к терроризму. При этом была прописана возможность в судебном порядке обжаловать решение о включении в список Росфинмониторинга. В результате не только осужденные, но подозреваемые по антиэкстремистским статьям и зависящие от них члены их семей фактически были лишены средств к существованию и возможности совершать какие бы то ни было финансовые операции, вплоть до оплаты штрафа по приговору суда. Эти меры, как мы считаем, были не только чрезмерно жесткими, но и излишними: властям достаточно следить за счетами «экстремистов», как это делалось ранее. Отметим также, что значительная часть сделок, связанных с противозаконной деятельностью физических лиц (к примеру, покупка оружия на черном рынке), осуществляется с помощью наличных средств.
К концу года эта поразительная новация была все же смягчена. 28 декабря 2013 г. был подписан федеральный закон № 403-ФЗ «О внесении изменений в ФЗ “О национальной платежной системе” и ФЗ “О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма”». Среди прочего в них были несколько смягчены вышеупомянутые поправки. Теперь в законе оговаривается право физических лиц, включенных в список Росфинмониторинга, «в целях обеспечения своей жизнедеятельности, а также жизнедеятельности совместно проживающих с ним членов его семьи, не имеющих самостоятельных источников дохода» осуществлять операции для получения и расходования заработной платы (в размере, не превышающем 10 тысяч рублей в месяц на каждого члена семьи), пенсии, стипендии, пособия и др., а также для уплаты налогов, штрафов и т.п. У граждан также появилась возможность подавать заявку на осуществление операций с суммами, превышающими 10 тысяч рублей, Росфинмониторинг выносит решение разрешить или запретить такую операцию в течение пяти дней.
Тогда же были смягчены ограничения в избирательных правах для отдельных категорий судимых граждан. 13 декабря 2013 г. Госдума приняла в первом чтении законопроект «О внесении изменений в Федеральный закон “Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации” (по вопросу ограничения избирательных прав некоторых категорий граждан Российской Федерации)». Согласно этому документу, участие в выборах в качестве кандидатов граждан, осужденных за совершение тяжких преступлений, не допускается на 10, а особо тяжких преступлений – на 15 лет с момента снятия и погашения судимости. Законопроект призван исправить ситуацию, сложившуюся после принятия 2 апреля 2013 г. поправки к закону № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан РФ», согласно которой запрет на пассивное избирательное право для этих категорий граждан был пожизненным. На недопустимость этой ситуации указал Конституционный суд. Отметим, что пожизненное лишение избирательных прав коснулось бы и осужденных за экстремистские преступления, переведенные в разряд тяжких. Впрочем, этот перевод так или иначе означает увеличение срока поражения в пассивном избирательном праве у осужденных по этим статьям, что при существующем состоянии применения антиэкстремистского законодательства вызывает беспокойство, давая властям дополнительные рычаги влияния на избирательный процесс.
Обратимся к законам, призванным установить контроль над информационной сферой.
30 декабря 2013 г. Президент подписал закон о внесудебной блокировке сайтов с призывами к экстремистским действиям, массовым беспорядкам и даже проведению несогласованных публичных мероприятий (известный как «закон Лугового»). По аналогии с блокировкой детской порнографии, доступ к этой информации теперь должен закрываться срочно, без проведения судебной процедуры. Отличие в том, что в данном случае решение может принимать только Генеральная прокуратура (реализация же возложена на Роскомнадзор), что ограничивает потенциальный объем произвольных действий. Зато Генпрокуратура не обязана сообщать редакции или владельцам сайта причину блокировки (и, как выяснилось в марте 2014 года при первых случаях применения, и не сообщает), что затрудняет этим владельцам урегулирование возникшей проблемы. Мы считаем недопустимой внесудебную блокировку материалов, основанную лишь на подозрениях в экстремизме, поскольку она неизбежно приведет к произволу и злоупотреблениям со стороны правоохранительных органов и наступлению на свободу слова. Даже считая материал опасным и требующим срочной блокировки, правоохранительные органы должны действовать с санкции суда, которая может быть выдана в срочном порядке, как в случае санкции на обыск или арест. Отметим, что против принятия этого закона высказалась и Российская ассоциация электронных коммуникаций (РАЭК): она сочла законопроект несвоевременным и противоречащим ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности». Совет при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека заявил, что принятие закона повлечет за собой серьезное ущемление конституционных прав и свобод, создаст почву для роста правового нигилизма и иллюзию борьбы с экстремизмом вместо реальной работы по его искоренению.
Теперь перейдем к законодательным актам в сфере религиозной жизни.
1 июля 2013 г. вступил в силу Федеральный закон «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях противодействия оскорблению религиозных убеждений и чувств граждан, осквернению объектов и предметов религиозного почитания (паломничества), мест религиозных обрядов и церемоний». Напомним, законопроект об оскорблении религиозных чувств, внесенный в Госдуму в 2012 году в ответ на акцию панк-группы «Pussy Riot» в храме Христа Спасителя, вызвал бурную реакцию прессы и общественных организаций, протесты правозащитников. В конце 2012 года Президент РФ предложил отложить рассмотрение законопроекта на несколько месяцев, а весной 2013 года депутаты приняли его в первом чтении с оговоркой, что во втором чтении законопроект ждут существенные поправки. Действительно, в итоге из законопроекта были исключены наиболее одиозные составляющие: смутное понятие «оскорбление убеждений» верующих, дискриминационный характер защиты религиозных чувств, предусмотренной только для «религиозных объединений, исповедующих религии, составляющие неотъемлемую часть исторического наследия народов России».
В итоге закон изменил состав и санкции по ст. 148 УК («Воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и вероисповедания») и ст. 5.26 КоАП («Нарушение законодательства о свободе совести, свободе вероисповедания и о религиозных объединениях)». В ст. 148 УК введена новая часть 1, которая предусматривает ответственность за «публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих», в виде штрафа в размере до 300 тысяч рублей, либо обязательных работ на срок до 240 часов, либо лишения свободы на срок до года. В случае совершения этих деяний в местах религиозного почитания, богослужения и проведения других религиозных обрядов штраф может составить до 500 тысяч рублей, срок привлечения к обязательным работам – до 480 часов, срок лишения свободы – до трех лет с возможным ограничением свободы на срок до года. Санкции за незаконное воспрепятствование деятельности религиозных организаций или проведению религиозных обрядов и церемоний остались прежними (теперь это ч. 2 статьи), но в случае совершения этих деяний с использованием служебного положения либо с применением или угрозой применения насилия виновный может быть наказан штрафом в размере до 200 тысяч рублей, исправительными работами на срок до 480 часов или лишением свободы на год.
С нашей точки зрения, реформа ст. 148 является избыточной мерой. Состав ч. 1 пересекается с составом ст. 213 в части, касающейся проявления явного неуважения к обществу (без упоминания нарушения порядка) и со ст. 282 в части об оскорблении религиозных чувств (ср. с размытой формулировкой ст. 282 об унижении достоинства). Таким образом, появляется новая статья неясного содержания, поскольку крайне сложно понять, что же такое «действия, выражающие явное неуважение к обществу», но не нарушающие общественный порядок и совершенные «в целях оскорбления религиозных чувств», но, возможно, их так и не затронувшие. Квалификация деяний, направленных против религии или верующих, в таких условиях оказывается проблематичной. И действительно, правоприменение по этому составу на момент написания доклада отсутствует.
По ст. 5.26 КоАП были в десять и более раз увеличены штрафы за воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и вероисповедания. Для граждан штраф за это правонарушение составил от 10 тысяч до 30 тысяч рублей, а для должностных лиц – от 50 тысяч до 100 тысяч рублей. Изменилась формулировка ч. 2 ст. 5.26 и санкции по ней. За умышленное публичное осквернение религиозной или богослужебной литературы, предметов религиозного почитания, знаков и эмблем мировоззренческой символики и их порчу или уничтожение был установлен штраф в размере от 30 тысяч до 50 тысяч рублей для граждан и от 100 тысяч до 200 тысяч рублей для должностных лиц. Здесь также возникают вопросы к терминам, которыми оперируют авторы новой формулировки второй части статьи. Понятие «осквернение» является церковным, а что под ним подразумевает светское право, не очевидно. Не вполне ясно также, всякие ли знаки и эмблемы «мировоззренческой символики» подпадают под защиту, а если нет, то какие именно.
3 июля 2013 г. Президент РФ подписал закон «О внесении изменения в статью 9 Федерального закона “О свободе совести и о религиозных объединениях”». Документ дополнил гл. 9 действующего закона («Создание религиозных организаций») п. 3, в котором речь идет о запрете становиться учредителем, участником или членом религиозной организации иностранцам или лицам без гражданства, «в отношении которых в установленном законодательством РФ порядке принято решение о нежелательности их пребывания (проживания) в РФ», и лицам, чья деятельность признана судом экстремистской, либо подпадающим под закон о противодействии отмыванию преступных доходов и финансированию терроризма. Поскольку российское законодательство не дает определения участия в религиозной организации, а многие такие организации не имеют фиксированного членства, с принятием этого закона появились новые возможности для произвола. К примеру, мечеть может быть закрыта только из-за того, что ее посещает осужденный по антиэкстремистской статье.
8 июня 2013 г. был подписан закон «О внесении изменений в статьи 4 и 24 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях». Изначально разработчики законопроекта предлагали (по примеру Татарстана, где подобная норма уже существует) наделить субъекты РФ правом устанавливать «требования к религиозному образованию служителей и религиозного персонала». С нашей точки зрения, установление государством требований к религиозному образованию является недопустимым вмешательством государства в сферу религиозной жизни общества. Однако эти поправки были исключены из текста закона. Требования к религиозному образованию служителей и согласно новой норме остались в ведении религиозных организаций.
Основные тенденции 2013 года
«Чрезмерная бдительность»
Среди обилия законодательных инициатив, выдвинутых в 2013 году, не нашлось места для изменения и уточнения спорных формулировок антиэкстремистского законодательства, вызывающего нарекания у правоведов и правозащитников.
Так, в составе ст. 282 УК остается унижение достоинства человека в связи с его принадлежностью к той или иной группе. Напомним, мы полагаем, что подобное правонарушение по степени общественной опасности близко к правонарушениям, подпадающим под статью об оскорблении, и аналогичным образом должно быть перемещено в Административный кодекс, однако никаких шагов в этом направлении законодатели не предприняли. Государство придерживается курса на ужесточение наказания за экстремизм, а не на уточнение его определения. Тот же курс предполагает усиление бдительности, прежде всего, контроля над сетевой активностью граждан. Вместе с расширением фронта борьбы властей с провокационными высказываниями в интернете растет и количество уголовных дел по поводам, вовсе не достойным внимания правоохранительных органов или заслуживающим предупредительных или административных мер. (Это относится и ко многим случаям уголовного преследования за расистские высказывания, формально соответствующие составу ст. 282 УК, но не представляющие существенной общественной опасности ввиду малости реальной аудитории. См. об этом в нашем докладе о противодействии ксенофобии[3].)
В марте был вынесен приговор по нашумевшему делу Ивана Мосеева, президента ассоциации поморов Архангельской области. Напомним, оно было возбуждено в июле 2012 года по ч. 1 ст. 282 УК («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства»). По версии следствия, Мосеев оставил на сайте информационного агентства «Эхо Севера» комментарий под ником «Поморы», оскорбляющий этнических русских. С нашей точки зрения, этот комментарий (Мосеев отрицает свое авторство) можно отнести к языку вражды, но он не дает оснований для уголовного преследования. Мосеев был приговорен к штрафу в 100 тысяч рублей, а кроме того, по требованию прокуратуры – уволен из университета, по представлению Минюста – исключен из всех российских общественных организаций, в которых состоял, по представлению Управления ФСБ по Архангельской области – внесен в список Росфинмониторинга, после чего все его счета были закрыты. В результате Мосеев оказался не способен даже выплатить штраф, к которому был приговорен. Все попытки обжаловать приговор не дали результатов, и в ноябре Мосеев обратился в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ).
В феврале в Казани по той же статье на ту же сумму был оштрафован Павел Хотулев. Ему вменялась в вину публикация нескольких антитатарских комментариев в социальной сети «Мой мир», в сообществе «Русский язык в школах Татарстана». Хотулев настаивал, что изучение татарского языка должно быть добровольным, и критиковал местные власти. Эксперты усмотрели признаки экстремизма в таких выражениях, как «так называемый Татарстан», «лузеры», «татарское стойбище» и «русская губерния».
Летом 2013 года было возбуждено уголовное дело по ч. 1 ст. 282 УК в отношении редактора блога «Свободное слово Адыгеи» Василия Пурденко. Дело возбуждено по факту публикации статьи «Быть русским в Адыгее можно, но бесперспективно» 5 сентября 2012 г. По словам редактора, автор материала – некий А. Иванов, однако следствие придерживается версии, что текст принадлежит перу самого Пурденко. Статья «Быть русским в Адыгее можно, но бесперспективно», написанная, безусловно, с националистических позиций, содержала критику политики местных властей: клановости, нарушения национального паритета, ошибочной кадровой политики в целом. Признаков возбуждения ненависти и вражды по отношению к адыгам, а тем более призывов к насилию в статье не было.
В Башкортостане в феврале было возбуждено уголовное дело по ч. 1 ст. 282 УК в отношении учительницы истории и обществознания одного из уфимских лицеев Гузалии Галимовой. Поводом послужило ее сообщение в социальной сети Facebook, в котором она довольно резко высказалась о поведении русских женщин на курортах Турции. В тексте эксперты усмотрели «негативную информацию в отношении представителей русской национальности, создающую у читающего резко отрицательные психологические установки в отношении другого лица либо группы лиц». Отметим, негативная оценка или распространение негативной информации не входят в состав ст. 282, а о каких-либо агрессивных призывах в тексте Галимовой правоохранительные органы не упоминали. Учительница уволилась из лицея по собственному желанию, в апреле ей было предъявлено обвинение.
Как и в предыдущие годы, печальные плоды приносит такой элемент определения экстремистской деятельности, как «пропаганда превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии». Мы неоднократно указывали, что эта нечеткая формулировка лежит в основе большинства неправомерных запретов религиозной литературы, которые, в свою очередь, влекут за собой безосновательное преследование верующих за «возбуждение ненависти либо вражды». В 2013 году против верующих было возбуждено три уголовных дела по ст. 282. Об этом мы подробнее расскажем в разделе, посвященном религиозным преследованиям.
В 2013 году не так широко, как ранее, использовалась входящая в закон «О противодействии экстремистской деятельности» и ст. 282 крайне неудачная формулировка «возбуждение ненависти или вражды в отношении социальной группы», под которую правоохранительные органы привыкли подводить вербальные формы идеологического противостояния. Предположительно, изначально эта составляющая ст. 282 была призвана обеспечить защиту некоторым уязвимым группам населения, представляющим потенциальную мишень для различных агрессивных проявлений, однако смутное понятие «социальной группы» так и не было уточнено законодателем. Это создало почву для многочисленных злоупотреблений, поскольку, с точки зрения правоохранительных органов, в защите нуждаются прежде всего такие социальные группы, как представители власти и самих правоохранительных органов (правда, постановление Пленума Верховного суда 2011 года существенно ограничило такую практику), а также близкой властным кругам Русской православной церкви.
В возбуждении социальной ненависти, как правило, обвиняются гражданские и политические активисты, а также журналисты и блогеры (об этом мы расскажем в соответствующих разделах). Но случается, подобные обвинения предъявляют и далеким от политики гражданам, защищая от них социальные группы, выделенные правоохранителями с особой изощренностью. Среди наиболее пикантных антиэкстремистских дел, возбужденных в 2013 году – дело Жанны Цареградской, основательницы и руководительницы Центра перинатального воспитания и поддержки грудного вскармливания «Рожана» в Калужской области. Помимо ч. 1 ст. 239 УК («Создание общественного объединения, деятельность которого сопряжена с насилием над гражданами»), Цареградской было предъявлено обвинение в возбуждении ненависти либо вражды или унижении достоинства человека по признакам пола (речь шла о мужчинах) и принадлежности к социальной группе супругов. Цареградской вменили в вину также отрицание института семьи и пропаганду отказа от медицинской помощи, образования, работы, военной и альтернативной службы – все это, разумеется, не имеет никакого отношения к составу ст. 282. Следствие по делу на данный момент не закончено.
Интернет и антиэкстремизм
В 2013 году общее количество приговоров по ст.ст. 280 и 282 УК за возбуждение ненависти по факту размещения экстремистских материалов, символики или провокационных комментариев в интернете продолжало возрастать, превысив показатели 2012 года примерно на треть. К числу правомерных мы относим 131 приговор за ксенофобную пропаганду в интернете, вынесенный в 2013 году[4]. Как обычно, заметим, что мы не всегда имеем возможность непосредственно оценить правомерность приговоров, поскольку, например, комментарии оперативно удаляются из сети. Напомним также, что обвинение и суд по-прежнему не учитывают степень публичности высказывания, то есть реальную его аудиторию, а соответственно, и степень общественной опасности высказываний сетевых пропагандистов.
Три приговора по ст. 282 за сетевую активность мы относим к неправомерным: приговор Радику Нурдинову из Башкортостана за размещение в интернете статьи татарского националиста Вила Мирзаянова, выдержанной в сепаратистском ключе, однако без призывов к насильственным действиям, Павлу Хотулеву из Казани за высказывания против обязательного изучения татарского в школах и Ивану Мосееву за некорректную фразу о русских на сайте «Эхо Севера». Мы также не согласны с приговором, вынесенным журналистке из Клина Елене Поляковой по ч. 2 ст. 119 УК («Угроза убийством по мотиву ненависти или вражды») за агрессивный комментарий к статье о деятельности начальницы клинского управления образования Алены Сокольской, так как его нельзя трактовать как реальную угрозу.
По нашим данным, в 2013 году было неправомерно возбуждено девять новых уголовных дел за публикации в сети: восемь по ст. 282 и одно по ст. 280 УК. Еще по двум делам, открытым ранее, проводились активные следственные действия.
В 2013 году в Волгограде были неправомерно запрещены два сайта с сочинениями турецкого богослова Саида Нурси. В Ингушетии под запрет попал оппозиционный сайт «Ингушетияру.орг», являющийся очередным преемником запрещенного в 2008 году сайта «Ингушетия.ру» – из-за материала с тяжкими и бездоказательными обвинениями в адрес главы республики Евкурова. С нашей точки зрения, в таких случаях правоохранительные органы должны добиваться удаления материала или блокировать его, а не признавать экстремистским весь сайт. В Пятигорске также из-за одного материала – видеолекции шейха Халида Ясина «Чуждые», не представляющей опасности, но признанной экстремистской, был запрещен мусульманский сайт firdauz.ucoz.net. Центральный районный суд Твери в августе запретил официальный сайт Свидетелей Иеговы jw.org из-за нескольких размещенных на нем брошюр, признанных экстремистскими, однако в январе 2014 года это решение было отменено Тверским областным судом.
До марта 2013 года действовал прежний механизм удаления материалов из сети, который включал в себя несколько возможных сценариев: суд выносит решение о запрете сайта за экстремизм, затем выносится отдельное судебное решение о его блокировке; суд выносит только решение о блокировке доступа к сайту из-за размещенной на нем запрещенной информации; запрещенная или подозрительная информация удаляется владельцем сайта или блокируется провайдером на основании требования правоохранительных органов.
В конце марта 2013 года мы отметили первый случай блокировки сайтов в результате их включения в реестр запрещенных сайтов из-за «экстремистского» контента согласно принятому в 2012 году закону о контроле над информацией в сети. Таким образом, был запущен новый механизм блокировки. По решениям судов, вынесенным в 2013 году, в реестр вошли всего лишь шесть страниц, признанных экстремистскими вполне оправданно. Однако механизм в целом успел зарекомендовать себя не лучшим образом, поскольку Роскомнадзор часто блокирует большие сайты из-за незначительных фрагментов контента, которые потом удаляются, а сайты разблокируются.
В качестве примера можно привести тот самый первый случай. 28 марта 3013 г. в Орловской и Рязанской областях провайдер «Ростелеком» заблокировал доступ к социальным сетям «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также видеохостингу YouTube и блог-платформе livejournal.com (с блокировкой последнего столкнулись лишь рязанские пользователи). При попытке зайти на соответствующие сайты клиенты «Ростелекома» обнаруживали объявление о том, что ресурс заблокирован в связи с его запретом и включением в Федеральный список экстремистских материалов или с его внесением в единый реестр запрещенных сайтов. Позднее выяснилось, что сайты были внесены в реестр из-за отдельных размещенных на их страницах материалов, запрещенных за экстремизм, и в тот же день исключены из него, но «Ростелеком» уже успел ввести блокировку. Вскоре клиенты «Ростелекома» вновь обрели доступ к заблокированным ресурсам.
Собственно, подобные казусы, когда из-за отдельно взятой страницы пользователи на некоторое время теряют доступ к крупным ресурсам целиком в ожидании, пока ведомства разберутся, имеют место регулярно; причины блокировок могут быть разными, поскольку экстремистские материалы – лишь один из видов «запрещенной информации». Очевидно, проблема имеет единственное решение: блокировать следует отдельные страницы, однако технически это не всегда возможно, да и вообще удобство пользователей сети явно не входит в приоритеты правоохранительной системы, которая не демонстрирует заинтересованности в снижении количества ошибок при блокировании. Единственный способ улучшить качество работы ответственных ведомств – закрывать доступ к запрещенным материалам в сети строго через суд, обязав суды точно указывать адреса страниц, подлежащих блокировке.
В течение 2013 года мы наблюдали многочисленные случаи неправомерной блокировки сайтов и санкций против провайдеров. К сожалению, правоохранительные органы и СМИ часто не сообщают, какие именно ресурсы блокируются. Мы отметили 83 случая, когда можно утверждать, что должных оснований для закрытия доступа или наложения санкций не было. В течение года прокуратуры неоднократно требовали от провайдеров блокировать сайты сетевых библиотек (из-за отдельных размещенных на них запрещенных материалов), ресурсы с неправомерно запрещенной мусульманской литературой, материалами Свидетелей Иеговы и другими религиозными сочинениями, ингушские оппозиционные сайты, не запрещенные ресурсы запрещенных организаций. Часть блокировок крупных ресурсов из-за отдельных страниц, очевидно, была временной; мы не располагаем сведениями о том, насколько долго они действовали.
Прокуратуры в 2013 году продолжали борьбу за фильтрацию контента организациями, предоставляющими гражданам доступ к интернету: образовательными учреждениями, библиотеками, интернет-кафе и клубами и др., от которых, как и от провайдеров, требуют блокировать запрещенную информацию.
Школы и библиотеки по-прежнему сталкиваются с претензиями прокуратур чаще других. Напомним, все их компьютеры должны быть снабжены фильтрами, закрывающими доступ к запрещенной информации, включая экстремистские материалы. В случае, если система защиты пользователя не работает или работает неполноценно (а ведь идеальных фильтров просто не бывает), органы прокуратуры вносят представления не разработчику и поставщику программного обеспечения, а директорам образовательных учреждений и библиотек, после чего «виновных» привлекают к дисциплинарной ответственности.
Количество проверок в школах и библиотеках и разного рода актов прокурорского реагирования по их результатам в 2013 году было немногим меньше, чем в предыдущем: в 2012 году, по нашим, очень консервативным, подсчетам, санкции были наложены в 378, а в 2013 году – в 349 случаях[5].
Случайные жертвы неправомерного антиэкстремизма
По-прежнему жертвами неправомерного применения законодательства о противодействии экстремизму становятся люди и организации, которые не имеют отношения к какой бы то ни было радикальной деятельности, а оказываются в поле зрения правоохранительных органов по стечению обстоятельств.
В 2013 году продолжался рост числа санкций против библиотек, обусловленных противоречиями между законом «О библиотечном деле», предписывающим не ограничивать доступ читателей к фондам, и антиэкстремистским законодательством, требующим исключить массовое распространение запрещенных материалов.
Напомним, прокуратуры предъявляют библиотекам самые разные претензии, начиная с факта наличия в фондах запрещенных материалов (обычно книг), хотя законных оснований для удаления таковых у библиотек нет, и кончая содержанием библиотечных уставов, в которых не оговаривается запрет на распространение экстремистских материалов[6].
По нашим, заведомо неполным, данным, с середины 2008 года по конец 2010 года было известно не менее 170 случаев неправомерных санкций в отношении руководства библиотек (включая библиотеки школьные), в 2011 году – не менее 138, в 2012 году – не менее 300, а в 2013 году – не менее 417[7].
Как правило, речь идет о дисциплинарных мерах, но иногда применяются и административные санкции. В 2013 году три библиотекаря были оштрафованы по ст. 20.29 КоАП за хранение в целях массового распространения экстремистских материалов, то есть фактически наказаны за выполнение своих служебных обязанностей.
Так, в конце апреля 2013 года в Иваново суд приговорил директора Центральной универсальной научной библиотеки к штрафу в две тысячи рублей по ст. 20.29 КоАП. Поводом для преследования стала обнаруженная в фонде библиотеки книга «Что такое саентология?» (запрещенная, с нашей точки зрения, неправомерно). Кроме штрафа, прокуратура Ленинского района Иваново внесла в адрес директора представление об устранении нарушений законодательства. Еще два должностных лица были привлечены к дисциплинарной ответственности. Книга изъята из основного фонда, помечена специальным ярлыком и помещена на хранение в специально отведенное место.
Некоторые случаи привлечения граждан к ответственности именно по антиэкстремистским статьям мы можем объяснить лишь стремлением сотрудников правоохранительных ведомств к наращиванию отчетности в сфере борьбы с экстремизмом.
Сюда мы относим и предостережения о недопустимости нарушения закона об экстремизме, которые выносят организаторам массовых мероприятий и общественных собраний, независимо от того, склонны участники этих мероприятий к экстремистским проявлениям или далеки от них.
В 2013 году мы отметили восемь случаев наложения санкций за демонстрацию нацистской символики, явно не нацеленную на пропаганду нацизма. По ст. 20.3 КоАП («Пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики») штрафовали в минувшем году и активистов, использующих нацистскую символику как художественный прием для обличения оппонентов, и представителей СМИ, и торговцев антиквариатом. Так, в Смоленской области главного редактора одной из газет оштрафовали за то, что материал о противодействии экстремизму был проиллюстрирован изображением свастики. Редакция газеты «Березниковский рабочий» (Пермский край) поплатилась за ошибку технического сотрудника, сопроводившего статью фотографией 30-х годов XX века с девушками в форме «Гитлерюгенд».