[Chugunka10]

В ходе реформ младотурок и Кемаля Ататюрка они ушли от исламской основы, которая была имперской, и выстроили нацию на этнической основе. Причем заплатили за это и чужими, и своими жизнями. Переход был оплачен геноцидом армян, войной с греками в 1920 годы, но, тем не менее, то был во многом весьма успешный переход. Однако в сравнении с Россией Турция по этническому составу была исходно гораздо более монолитным государством. Поэтому я считаю, что в России построение нации на этническом основании крайне маловероятно и крайне опасно по возможным последствиям.

К тому же турки в начале XX века были в фазе демографического подъема. Мы же сегодня находимся, как известно, в фазе демографического спада, у нас огромные территории, которые не могут эффективно контролироваться нашим этническим сообществом. Так что если путь восстановления имперского единства практически невероятен, то и путь образования этнической нации крайне маловероятен. Речь должна идти, скорее всего, о территориальной гражданской нации, хотя в этом случае возникает очень сложный и болезненный вопрос о территориальных границах.

Здесь я позволю себе сформулировать суждение, которое может показаться весьма неожиданным и странным. Я считаю, что роль государства в процессах формирования гражданской нации в России вовсе не первостепенна и даже не вторична. Потому что природа этих глубоких, нутряных процессов связана с отношениями между разными группами населения в стране, с тем, каким образом такие отношения выстраиваются и кто является субъектом этой деятельности.

В первом приближении в России можно обнаружить разные группы интересов вверху, на уровне элит, и внизу, на уровне широких масс, причем на протяжении всех 1990 годов коммуникации между ними практически не наблюдалось. Начало их взаимодействию было положено в первый период президентства Путина, когда олигархические группы пытались освоить массовые отрасли промышленности вроде автопрома, а также вступить в какие-то отношения с населением, проживающим в так называемых «их городах». Так стала возникать какая-то коммуникация. Однако вскоре в эти процессы вмешалась власть, поставив их под свой контроль.

Сейчас, как мне кажется, начинается новый раунд движения к взаимодействию, в ходе которого решается очень тяжелый для российского сознания вопрос о способности различных социальных групп разговаривать друг с другом без посредничества государства. Подчеркиваю: не соглашаться, но просто разговаривать. Ведь самая страшная и крайне популярная в России фраза: «Я с этим на одном поле не сяду». Такой вот агрессивный изоляционизм, который с легкостью отдает все третейские полномочия власти. Своего рода форма доносительства по-российски: мы-де к компромиссу не способны, без вас в своих делах не разберемся, «придите и володейте нами». И власть, которую никто не любит, тем самым ставится в положение центрального, решающего субъекта.

Ситуация может измениться тольков том случае, если переменится сам тип этих отношений в обществе, само мировоззрение социальных групп. Не в том смысле, что они должны отказаться от своей позиции и своего интереса, а в том смысле, что они должны признать наличие других интересов. Без такого признания гражданская нация сложиться не может.

Говоря об ее формировании, надо учитывать и некоторые другие особенности страны. Распространенное представление о России как о Евразии в корне неверно. Реальность выглядит иначе и не столь тривиально. Мы скорее Евроамерика, потому что за Уралом у нас начинается пространство совершенно не азиатское. У нас Азия заключена скорее внутри европейской части. И есть нетипичные для России сообщества в Сибири, в какой-то мере на севере и юге страны, не попавшие в свое время в зону традиционного крепостничества и долго культивировавшие иные формы социальных отношений. В целом это были, конечно, маргинальные линии развития, но нередко они оказывались весьма успешными - вот в чем парадокс. И они не выделились в особые нации только по той простой причине, что в соответствующих регионах не произошло достаточной демографической концентрации. Иначе мы бы имели сегодня Сибирь отделенной от России, исторический процесс шел именно к этому.

Есть и еще один фактор внутренней неоднородности. У нас, фактически, существуют три страны внутри европейской части. Есть страна больших городов, которая уже в конце XIX – начале XX веков была Европой. Есть деревенско-слободская страна - та самая Азия, но она-то как раз находится в состоянии длительной некрасивой агонии. И есть еще страна, возникшая в советское время, - страна закрытых городов. В ней живет очень странное население с высоким образовательным цензом и склонным к изоляционизму сознанием. Это искусственное образование досталась нам в наследство от советского времени и живо по сию пору.

Учитывая перечисленные особенности России и ее населения, я предлагаю формирование нации, на которое обычно смотрят сквозь призму этнического фактора, рассматривать иначе. Надо считаться и с другими, быть может, более значимыми в нашем случае социально-экономическими и культурными факторами. И помнить о том, что лежащая в основе этого процесса широкая коммуникация разных групп может быть осуществлена только при наличии политических субъектов. А ключевым условием для вызревания негосударственной политической субъектности в России является диалог «за одним столом» между либералами, левыми, националистами и прочими. При этом под левыми я подразумеваю не только коммунистов, но и ультралевых, которые сейчас гораздо точнее, нежели КПРФ, представляют интересы многих групп, оказавшихся за бортом в ходе реформ 1990 годов.

Что касается национализма (как политического феномена), то это особая большая тема. Он пользуется поддержкой значительной части российской буржуазии - и крупной, и средней, и мелкой. Связано это с проблемами роста, когда обнаруживается, что все перспективные ниши заняты, причем в значительной степени иноэтническими элементами. Очевидно, что это проблемы не столько этнические, сколько социальные. Поэтому именно в диалоге разных политических групп и формируется некоторый ценностный консенсус о правилах и пределах конкуренции и кооперации, без которого нет гражданской нации.

И еще должен быть диалог региональных элит. Думаю, что в 1990 годы Совет федерации давал определенную площадку для этого, но тогда проблема не стояла столь остро. Актуальнее была задача защиты от вторжения в регионы федерального властного центра или федеральных олигархических групп. Сегодня же вопрос стоит именно о необходимости политического диалога территориально-культурных общностей, для чего нет иного механизма, кроме сената.

03.08.2007 в 18:14