http://www.conservator.ru/lib/msokol/1990.shtml
Коммерсантъ №29 30.7.90
Цитата:
Мятеж не может кончиться удачей,
В противном случае его зовут иначе.
Роберт Бернс (перевод Самуила Маршака)
|
Конец июня - начало июля были ознаменованы известной напряженностью в отношениях между государственным руководством и старой властной триадой "партия - армия - тайная полиция".
Выяснение отношений, проходившее без прямых заявлений об этом, принимало тем не менее довольно острые формы: генерал Макашов грозил, что народ "побьет предателей камнями", генерал Родионов (руководивший акцией в Тбилиси 8 апреля 1989 года) разослал по воинским частям свое воззвание, текстуально совпадающее с речью Макашова. С позицией генералов солидаризовался ряд приверженцев Российской компартии; наконец, выступления генерала Калугина вызвали ожесточенную контратаку руководства КГБ.
Все эти события привели к тому, что в течение месяца в кругах демократически настроенной интеллигенции активно обсуждалась вероятность военного переворота в стране. По экспертным оценкам, однако, возможность такого поворота событий в сложившихся политических реалиях невелика.
Принято говорить о конфликте между нынешним реформистским руководством и аппаратом. Возможности аппарата как такового, то есть собственно партийных структур, достаточно ограничены. В одних регионах (Балтия, Москва, Ленинград) аппарат глухо фрондирует, В других (российская провинция, Белоруссия, Средняя Азия) - пока что удерживает фактическую власть. В обоих случаях коммунистические структуры в состоянии лишь блокировать преобразования и в большей или меньшей степени дестабилизировать ситуацию. Переломить ход событий сами по себе они не в состоянии.
Естественно, что взоры всех участников конфликта обращены к силовым структурам власти - к армии и КГБ, без участия которых попытка учинить государственную измену (ст. 64 УК РСФСР - "заговор с целью захвата власти") шансов на успех не имеет.
Важная оговорка. Бывают путчисты-политики, бывают путчисты-фанатики. Политики понимают, зачем им это нужно и какими средствами они для этого располагают; если их расчет верен, они имеют шансы на успех. Фанатики движимы отчаяньем, а их выступление - предсмертные конвульсии, которые могут принести много бед, но не могут быть эффективно согласованными в масштабах огромной страны.
Так как речь идет о политиках, а не о фанатиках, надо ответить лишь на два вопроса.
Захотят ли военные и чекисты - будучи в здравом уме и трезвой памяти - учинить государственную измену?
И смогут ли?
Традиция - душа держав. Убив в 1801 году Императора Павла I, российское военное сословие утратило вкус к военным путчам: генералитет не попытался ничего предпринять даже в годы большого террора, когда было уничтожено 90% командного состава армии, и покорно шел в подвалы НКВД, хотя терять уже было нечего. Летом 1944 года немецким генералам терять было тоже нечего - но отсутствие традиции сработало и в Германии: заговор 20 июля оказался тщетной попыткой нескольких генералов - и не более того. Сделаться из орудия политики ее субъектом далеко не так просто, как кажется.
И далеко не так соблазнительно. Кому достанутся плоды путча - Бог весть, а каштаны из огня таскать придется сразу. И именно военным и чекистам, которые в последнее время и так сыты этим по горло. Разведчикам и аналитикам, всегда считавшим себя "белой костью" в КГБ и презиравшим своих коллег из политического сыска, приходится - вспомним хотя бы откровения генерала Калугина - заниматься этой грязной работой. Парашютистов бросают расхлебывать достижения местных партийных руководителей. "Они (руководители - "Ъ") думают, что армия их будет спасать от всего, от тех недостатков, которые они допустили за время своего руководства, за свою партократию, за провал советской власти", - жаловался корреспонденту агентства Postfactum начальник штаба воздушно-десантных войск генерал-лейтенант Евгений Подколзин.
Трофей сомнительной победы тоже сомнителен. Победителям придется тащить на себе развалившуюся от многолетнего перенапряжения экономику, решая вопросы снабжения населения мылом и крупами.
И при этом наступать на горло корпоративным интересам: когда на ладан дышит вся экономическая инфраструктура, резкая перекачка ресурсов в военно-промышленный комплекс попросту нереальна. А силовое решение проблем Союза приведет к тому, что вялотекущее кровопролитие на окраинах Империи перерастет во второй Афганистан - куда чекисты вообще не советовали лезть и откуда генералы еле вылезли.
Поскольку Запад сделал решительную ставку на Горбачева, устранение его со сцены приведет к тому, что помощи ждать будет неоткуда. Единственный гарантированный трофей - "социалистические ценности", но рисковать ради них головой...
Кроме субъективного нежелания есть еще и объективные факторы.
Чернобыль, визит Руста на Красную площадь, январская акция в Баку показали крайнюю неэффективность традиционных властных структур - при том, что речь шла об их собственных интересах. Условия конспирации могут разве что усугубить эту неэффективность. Если в Германии, стране порядка, путч 20 июля 1944 года был воплощением беспорядка, можно только гадать, какой уровень "русской работы" продемонстрируют отечественные заговорщики.
Армия и тайная полиция не существуют в безвоздушном пространстве, а являются слепком с советского общества: они точно так же далеки от монолитности, в них точно так же идет "война всех против всех".
По сообщениям конфиденциального характера, история с генералом КГБ Калугиным лишь сделала явным и прежде существовавшее в штатах КГБ разномыслие: одни чекисты по-прежнему считают себя "вооруженным отрядом партии", другие - сами ищут запасную площадку, а прочие - выжидают, чем все это кончится. Артист Михаил Ульянов на XXVIII съезде КПСС поделился с корреспондентом "Нового времени" таким суждением, услышанным им от генералов: "Армия неоднозначна в оценках происходящего, в ней идут сложные процессы. Да, есть силы, желающие этого (военного переворота - "Ъ"), но есть и другие. Это невозможно просто в силу существования в армии разных взглядов".
Не говоря уже о дедовщине и землячестве, в армии можно выделить целый ряд подгрупп (нижние чины, младшие офицеры и прапорщики, старшие офицеры, генералитет), отношения между которыми далеки от идиллических. За исключением отборных частей, которых не хватает даже для несения пожарных функций, остальная армия пребывает примерно в столь же нищенском (и соответственно озлобленном) состоянии, как и страна. Бросить нищее русское войско на усмирение своей же нищей России - игра с непредсказуемыми последствиями. Во всяком случае, декабрь 1989 года в Румынии показал, что отборные части секуритате - это одно, а просто армия - совсем другое.
К тому же выступление против единственной сколько-нибудь законной власти - власти Президента - вещь обоюдоострая: власть может успеть воззвать к народу, а популярность правого блока оставляет желать лучшего (в том числе и в войсках). Но даже если дворцовый заговор удастся и, как в 1801 году, будет успешно организован "апоплексический удар", неизвестно, не перерастет ли это мероприятие в нечто большее. А революция снизу вряд ли входит в цели военно-чекистской верхушки. Тот же генерал-парашютист Подколзин излагал корреспонденту Postfactum свое credo: "Лично я буду выступать на стороне закона, мы не должны вмешиваться никуда. Армия есть армия".