[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/toland-...mussolini-1940

Глава 22



«И ПОБЕДИТЕЛЕЙ ГУБИТ ПОБЕДА» (июнь – октябрь 1940 г.)



4



Франсиско Франко

Франсиско Франко
Гитлер все еще надеялся побудить Англию к переговорам если не воздушными налетами и высадкой с моря, то путем захвата ее важного стратегического пункта – Гибралтара. Это отрезало бы английскому флоту путь в Средиземное море, позволив немцам оккупировать Северную Африку и Ближний Восток.

В то время в Берлине находился испанский министр внутренних дел Рамон Серрано Суньер, женатый на свояченице генералиссимуса Франко. Ему предстояло оговорить вступление Испании в войну и, в частности, возможное нападение на Гибралтар. Направляясь в рейхсканцелярию, Суньер был в тревожном настроении. Вчерашняя встреча с Риббентропом оставила у него неприятный осадок: тот вел себя слишком высокомерно.

Испанец был приятно удивлен вежливостью и уважительным отношением к нему Гитлера. Европа, заявил фюрер, должна быть объединена в континентальную политическую систему путем установления собственной «доктрины Монро» и протектората над Африкой. Однако его намеки на возможность участия Испании в войне были «косвенны и туманны». Но когда гость сказал, что Испания нуждается в немецкой помощи, чтобы усилить свою артиллерию в районе Гибралтара, Гитлер заговорил более конкретно. Оперируя цифрами, он доказывал, что там более эффективной была бы авиация, особенно пикирующие бомбардировщики, и заверил Суньера, пораженного техническими познаниями фюрера, что Германия сделает все для укрепления Испании.

Испанский министр уехал, довольный столь дружеским приемом. Он советовал Франко принять предложение Гитлера о встрече двух глав государств на испанской границе для более детальных переговоров. Со своей стороны, Гитлер направил Франко личное послание, в котором выразил пожелание о вступлении Испании в войну на стороне держав «оси», и предложил приурочить ее к захвату Гибралтара. В этом случае Германия окажет Испании военную и экономическую помощь. В своем ответе от 22 сентября Франко, казалось, согласился с предложением Гитлера, но на состоявшейся через два дня встрече Серрано Суньера с Риббентропом обнаружились противоречия: Испания вежливо, но твердо отклонила претензии Германии на несколько стратегически важных островов у побережья Африки.

Если Риббентропа огорчил родственник Франко, то спустя несколько дней и он имел все основания для торжества: в Берлине состоялось подписание трехстороннего пакта между Германией, Японией и Италией, по которому Япония признавала руководящую роль Германии и Италии в Европе, а те соглашались с ее господством в Азии. Три державы обещали «оказывать друг другу помощь всеми политическими, экономическими и военными средствами».

Для англичан и американцев это было еще одним свидетельством того, что Япония не лучше нацистской Германии и фашистской Италии и что три государства-агрессора объединили силы для завоевания мира. Советский Союз выразил беспокойство по этому поводу, но Риббентроп заверил Молотова, что договор направлен исключительно против засилья американцев. «Почему бы не сделать пакт четырехсторонним?»– предложил он и написал пространное письмо Сталину, в котором выразил мнение, что исторической миссией четырех держав – Советского Союза, Японии, Италии и Германии – является выработка совместной долгосрочной политики и разграничение интересов и сфер влияния в различных регионах мира.

Весь октябрь Гитлер посвятил дипломатии. В начале месяца он встретился с Муссолини. «Война выиграна! Остальное – вопрос времени», – заявил фюрер. Признав, что германская авиация пока не добилась превосходства в воздухе, он утверждал, что потери английских ВВС втрое превышают германские. По непонятной причине англичане продолжают упорствовать, хотя положение их безнадежно. Гитлер спросил: «Почему же они держатся?» И сам ответил: «Они надеются на американскую и русскую помощь».

Но это, по его словам, было иллюзией. Трехсторонний пакт уже «отрезвляюще подействовал» на трусливых американских лидеров, а сорок немецких дивизий на Восточном фронте способны отбить у русских охоту вмешаться. Поэтому пришла пора нанести новый удар по Британской империи – захватить Гибралтар. Затем последовала тирада против испанцев, которые потребовали 400 тысяч тонн зерна и значительное количество бензина. А когда, посетовал Гитлер, он поднял вопрос об оплате, Франко имел наглость заявить, что «не надо путать идеализм с материализмом». Вне себя от гнева Гитлер воскликнул, что его представляют «каким-то жалким евреем, который торгуется, когда речь идет о самых святых вещах».

Два диктатора тепло расстались, и Гитлер удалился в Бергхоф. У него созрело решение «прозондировать» французов перед встречей с Франко.

Его специальный поезд, имевший странное название «Америка», отправился из Германии 22 октября и вечером остановился в Монтуаре, в Центральной Франции. Вице-премьер вишистской Франции Лаваль нанес Гитлеру визит для обсуждения вопросов, которые должны были стать предметом переговоров фюрера с Петэном. Гитлер был намерен сделать маршала активным союзником в войне с Англией. Разговор с Лавалем убедил фюрера, что это возможно, и в приподнятом настроении он отправился на встречу с Франко.

Им предстояло встретиться на следующий день у маленького пограничного французского городка Андей в курортном районе Юго-Западной Франции.

Гитлер был убежден, что сумеет обработать Франко, как это было с Чемберленом и Лавалем. Разве мог бы генералиссимус прийти к власти без немецкой помощи?

Наконец показался испанский поезд. Он опоздал на час, и, как оказалось, опоздание было умышленным. «Это самая важная встреча в моей жизни, – сказал Франко одному из своих приближенных. – Я готов использовать любой трюк, и это – один из них. Если я заставлю Гитлера ждать, у меня с самого начала будет психологическое преимущество». Низкорослый и тучный каудильо с темными, пронзительными глазами очень походил на Санчо Панса. К власти он пришел по воле случая. Будучи выходцем из провинции Галисия, жители которой славятся своей деловитостью, он смотрел на жизнь как трезвый и хитрый прагматик.

Несмотря на неприятные воспоминания о недавней поездке в Берлин, Серрано Суньер, только что ставший министром иностранных дел, был убежден в непобедимости Германии и считал, что Испания должна быть на ее стороне. Однако Франко оставался скептиком. «Англичане никогда не сдадутся, – сказал он своим генералам. – Они будут воевать и воевать, а если их вытеснят с острова, они привлекут на свою сторону Америку. Германия еще не выиграла войну». В то же время он не хотел испытывать терпение Гитлера и содействовать тому, чтобы Испания разделила судьбу Чехословакии и других малых стран, вставших на пути фюрера.

Франко понимал, что его стране лучше держаться подальше от конфликта в Европе. Гражданская война разорила экономику Испании, а прошлогодний урожай был низкий, и народу угрожал голод. Но позволит ли Гитлер испанцам сохранять нейтралитет? Если ответить ему категорическим отказом, что может удержать Германию от вторжения в Испанию? Единственный способ удержаться у власти – это создать впечатление, что он готов присоединиться к «оси», и в то же время уклониться от активного участия в агрессивном союзе.

На встрече с Гитлером Франко произнес речь, полную комплиментов и словесных обещаний. Каудильо утверждал, что Испания всегда была «духовно единой с немецким народом» и вместе с государствами «оси» с радостью будет сражаться на стороне Германии. Но есть трудности, хорошо известные фюреру. Поэтому Испания, подчеркнул генералиссимус, должна действовать осмотрительно. В ответ Гитлер заявил, что в случае присоединения Испании к войне Германия позволит ей заполучить Гибралтар, а также некоторые колониальные территории в Африке.

Франко сидел с невозмутимым видом, а затем заговорил о нуждах Испании. Его стране, утверждал каудильо, нужно несколько сотен тысяч тонн зерна – и немедленно. Готова ли Германия поставить это количество? А как насчет тяжелой артиллерии, которая нужна Испании для защиты побережья от английского флота? Он также сказал, что не может принять Гибралтар как чужеземный подарок, эта крепость должна быть взята самими испанцами. В довершение ко всему каудильо выразил сомнение в способности фюрера покорить Англию.

Гитлер был явно раздражен и, едва сдерживая себя, пытался заставить Франко подписать договор. Но тот продолжал настаивать на выполнении своих условий. Переговоры были прерваны.

Вечером немцы устроили прием в честь испанцев в вагоне-ресторане. Франко был в приподнятом настроении, и Гитлер попробовал еще раз уговорить каудильо принять его предложения. Тот улыбался, но по-прежнему уклонялся от прямого ответа. Фюрер ушел с банкета мрачный, как туча. В разговоре с адъютантом он сказал, что в Германии этот испанский генералиссимус не продвинулся бы выше сержанта. Ничего не получилось и у Риббентропа с Серрано Суньером. Соглашение так и не было подписано. Риббентроп рвал и метал, называя Франко «неблагодарным трусом».

После неудачных переговоров с Франко Гитлер поехал в Монтуар на встречу с Петэном, который незадолго до этого возвысил себя в сан «главы государства». Престарелый маршал в сопровождении Лаваля прибыл в вагон Гитлера. Как и в беседе с Франко, Гитлер заявил, что война выиграна, Англия разбита и рано или поздно признает это. Но, многозначительно добавил он, кто-то должен платить за проигранную войну. «Это будет либо Франция, либо Англия. Если Англия покроет расходы, Франция займет подобающее ей место в Европе и может полностью сохранить свое положение колониальной державы». Для этого ей надо защищать свою империю от агрессии, а также отвоевать территории, которые перешли к де Голлю. И тут он спросил, что намеревается сделать Петэн, если англичане будут продолжать атаковать французский флот, как это было в Мерс-эль-Кебире и недавно в Дакаре.

Петен и Гитлер
Петэн и Гитлер в Монтуар-сюр-ле-Луар 24.10.1940. Справа, германский министр иностранных дел Риббентроп

Фото из немецкого федерального архива



Признав, что эти нападения возмутили большинство французов, маршал ответил, что Франция не в состоянии вести еще одну войну. Он выразил желание заключить мирный договор «с тем, чтобы Франция была уверена в своем будущем и чтобы два миллиона французских военнопленных как можно скорее вернулись в свои семьи». Гитлер этот вопрос обошел, а Петэн, в спою очередь, не отреагировал на его намек о вступлении Франции в войну.

Настроение в поезде фюрера было мрачным: Гитлер ничего не добился ни от Испании, ни от Франции. Вскоре наступило новое разочарование: фюреру доставили письмо Муссолини, в котором тот резко отзывался о французах; считая, что о сотрудничестве с ними не может быть и речи. Опасаясь, как бы боевое настроение дуче не поставило под угрозу его планы вовлечения правительства Виши в крестовый поход, Гитлер дал указание Риббентропу организовать встречу с Муссолини 28 октября во Флоренции.

Накануне отъезда в Италию фюрера ожидал новый сюрприз: поступило сообщение от германского военного атташе в Риме, что на рассвете следующего дня Италия нападет на Грецию. Гитлер был вне себя. Риббентроп заметил за ужином: «Итальянцы ничего не добьются в Греции: впереди дождливая осень и снежная зима... Последствия войны на Балканах совершенно непредсказуемы. Фюрер намерен любой ценой остановить эту безумную затею дуче». Однако Гитлер отказался подписать проект ответа итальянскому диктатору с осуждением его агрессивных планов.

Утром 28 октября в 10.00, когда «Америка» проезжала через Болонью, Гитлер узнал, что войска дуче только что вступили в Грецию. Он резко обрушился на итальянцев за их двуличие. «Это месть за Норвегию и Францию!»– воскликнул фюрер и посетовал, что «каждый второй итальянец либо предатель, либо шпион». Успокоившись, он начал более трезво анализировать ситуацию. Дуче, полагал Гитлер, пошел на Грецию, чтобы противодействовать растущему экономическому влиянию Германии на Балканах. «Меня это сильно беспокоит», – сказал он и выразил опасение, что нападение итальянцев даст англичанам повод создать на Балканах военно-воздушную базу.

Но на встрече с Муссолини во Флоренции фюрер сдержал свои эмоции, решив, что дело сделано и протестовать бесполезно. Дуче был в хорошем настроении. Чувство вины, которое он, возможно, испытывал за свои действия, уравновешивалось его собственным раздражением в связи с недавним вводом Гитлером войск в Румынию. И это несмотря на то, что на последней встрече на Бреннерском перевале они обещали друг другу сохранить мир на Балканах. «Гитлер всегда ставит меня перед свершившимся фактом, – жаловался дуче своему министру иностранных дел Чиано. – На этот раз я отвечу ему той же монетой. Он прочитает в газетах, что я оккупировал Грецию. Таким образом, равновесие будет восстановлено».

Вероятно, Муссолини это удалось. Гитлер не стал упрекать его за военную авантюру в Греции. Он остановился на итогах своих переговоров с Франко и Петэном, признав, что беседы с каудильо были мукой. В следующий раз, добавил фюрер, он «предпочтет вырвать три-четыре зуба», чем пройти через такое испытание. Франко, жаловался Гитлер, говорил «очень туманно» о вступлении в войну. По всему видно, что каудильо стал главой Испании по недоразумению.

Муссолини
Бенито Муссолини



Гитлер повторил свое обещание, данное на Бреннерском перевале, что не пойдет на заключение мирного договора с Францией, «если не будут полностью удовлетворены претензии Италии». Однако в поезде он снова обрушился на новую авантюру дуче, которая неизбежно закончится катастрофой. Какого черта, бушевал он, Муссолини не напал на Мальту или Крит? Война с Англией на Средиземном море была бы несомненно полезна, особенно учитывая тяжелое положение итальянских войск в Северной Африке. Ведь они даже просили послать на помощь немецкую бронетанковую дивизию...

Возвращение домой было для фюрера невеселым. За шесть с небольшим месяцев он завоевал пол-Европы. У его ног были Норвегия, Дания, Люксембург, Бельгия, Голландия, Франция. Фюреру казалось, что он превзошел Александра Македонского и Наполеона. Но за цепью побед последовали неудачи в Андее, Монтуаре и Флоренции. Какой-то жалкий правитель второстепенной страны и глава побежденного государства не желают присоединиться к крестовому походу против Англии, а его самый надежный союзник оголил средиземноморский фланг «оси» из-за тщеславного желания захватить Грецию. И, вдобавок ко всему, воздушное наступление с целью побудить Англию сесть за стол переговоров явно провалилось, причем с тяжелыми потерями для германской авиации...

Не в состоянии скрыть свое раздражение, Гитлер обрушился на «обманщиков-союзников» и на неблагодарных, ненадежных друзей. Каудильо надо было втянуть в войну, ведь захват Гибралтара означал бы крах Британской империи и развязал бы фюреру руки для крестового похода на Восток.