http://rushist.com/index.php/toland-...84-toland-11-2
Глава 11
БЕСПЕЧНЫЙ ЧАС (1933 г. – июнь 1934 г.)
2
Несмотря на первые успехи новой власти, судьба «коричневой революции» в первые месяцы все еще была под вопросом. Введение чрезвычайного положения в Пруссии вызывало серьезную тревогу в других германских землях. К середине февраля Геринг решительно очистил прусскую полицию от людей, на которых не мог полагаться. Полицейским предписывалось избегать любых враждебных проявлений по отношению к СА и «Стальному шлему». Зато против «враждебных государству организаций» полиция получала право применять любые средства, включая огнестрельное оружие. Фактически в Пруссии была объявлена война коммунистам и им сочувствующим.
Семь сравнительно небольших земель уже оказались, как и Пруссия, под политическим контролем нацистов, но крупные, включая колыбель национал-социализма Баварию, отказывались склониться перед правительством Гитлера. Этот бунт сопровождался коммунистической кампанией с призывом сопротивления нацистам. 21 февраля Союз красных фронтовиков (Рот-Фронт) призвал «молодых пролетариев» разоружать штурмовиков и эсэсовцев. «Каждый товарищ – командир будущей Красной Армии! Это наша клятва красноармейцам Советского Союза. Наша борьба не может быть остановлена пулеметами, пистолетами или тюрьмой. Мы хозяева будущего!» Несколько дней спустя официальный орган компартии «Красный моряк» открыто призвал к действию: «Рабочие, на баррикады! Вперед, к победе! Заряжайте винтовки! Готовьте гранаты!»
Возможно, эти революционные обращения были пустыми словами, но Геринг воспринял их всерьез, и 24 февраля штурмовики разгромили дом Карла Либкнехта в Берлине. В официальном же сообщении говорилось, что полиция обнаружила планы коммунистического восстания. Вечером 26 февраля Хануссен в присутствии многих влиятельных жителей столицы утверждал, что видит дым, затем из пламени появляется орел, а потом вырисовываются контуры огромного здания, охваченного огнем.
Когда Хануссен произносил эти слова, поджигатель, двадцатичетырехлетний уроженец Голландии Маринус ван дер Люббе уже готовился к действиям, решив на самом деле поджечь рейхстаг – и не только рейхстаг, но и другие дома – в знак протеста против власти капитала. Этот сильный, но туповатый молодой человек, разочаровавшись в компартии четыре года назад, вышел из нее и вступил в организацию «Международные коммунисты», выступавшую против политики Москвы. Участие в демонстрациях социал-демократов и коммунистов убедило ван дер Люббе в том, что немецкие рабочие начнут революцию только тогда, когда какое-нибудь из ряда вон выходящее событие заставит их взяться за оружие.
Маринус ван дер Люббе
В полдень 27 февраля ван дер Люббе купил в магазине четыре канистры керосина и пешком направился к рейхстагу. Обследуя здание, он установил, что лучше всего попасть в него через западный вход, которым, по его наблюдениям, практически не пользовались.
В десятом часу вечера идущий домой студент-геолог услышал звон разбитого стекла в здании рейхстага и увидел силуэт человека с каким-то горящим предметом в руке. Он побежал к стоящему на углу полицейскому. Тот обнаружил разбитое окно и пламя в глубине, но какое-то время в изумлении наблюдал за происходящим и лишь через несколько минут вызвал пожарных. Первые машины прибыли около десяти вечера, но к этому времени зал заседаний был в огне.
Больного Ханфштенгля, который находился в своей берлинской квартире, как раз напротив рейхстага, подняли с постели крики экономки. Он выглянул из окна и тотчас же позвонил на квартиру Геббельса, где только что началась вечеринка в честь фюрера. Геббельс поначалу решил, что это шутка. «Если ты так думаешь, спустись сюда и сам посмотри», – ответил Ханфштенгль и повесил трубку. Через минуту зазвонил телефон, это был Геббельс. «Я только что говорил с фюрером, он хочет знать, что на самом деле происходит. И хватит этих твоих шуток». Ханфштенгль вспылил. Сообщив, что рейхстаг в огне и пожарные машины уже приехали, он снова лег в постель.
Когда Гитлер увидел зарево над Тиргартеном, он воскликнул: «Это коммунисты!» Они с Геббельсом вскочили в машину и помчались к рейхстагу. Геринг был уже там. «Спасайте гобелены!» – командовал он.
Казалось, пожар лишил Гитлера дара речи. Зайдя в апартаменты председателя рейхстага, он перегнулся через перила и отрешенно смотрел на причиненные огнем разрушения. К этому времени в сизом от дыма вестибюле собрались члены кабинета, обер-бургомистр Берлина, начальник полиции, английский посол и начальник политической полиции министерства внутренних дел Пруссии Рудольф Дильс, который сообщил Гитлеру и Герингу, что арестован поджигатель, голландский подданный ван дер Люббе.
Геринг начал исступленно выкрикивать: «Это начало коммунистического восстания! Нельзя терять ни минуты!..» Его перебил Гитлер: «Теперь мы им покажем! Мы сметем всех со своего пути!»
Дильсу наконец удалось вклиниться в разговор, и он сказал Гитлеру, что поджигатель отрицает какие-либо связи с коммунистической партией и клянется, что поджигал он один. Дильс добавил, что признание звучит вполне правдоподобно и похоже, что пожар – дело рук одного сумасшедшего. «Это хитрый и хорошо подготовленный заговор», – презрительно перебил Дильса Гитлер.
Пожар рейхстага
Около одиннадцати вечера Гитлер отправился в редакцию «Фелькишер беобахтер», чтобы проверить, как газета собирается освещать пожар. К его неудовольствию, там оказались лишь наборщики, а позже приплелся сонный заместитель редактора. Тогда Гитлер вызвал Геббельса, и вдвоем они работали до рассвета над материалом, возлагающим всю вину на красных, которые «устроили заговор с целью совершить государственный переворот».
Тем временем Геринг распекал чиновника, которому было поручено составить официальное сообщение. Взглянув на проект, в котором упоминался лишь один поджигатель, Геринг воскликнул: «Что за чепуха! Может, такое полицейское донесение и заслуживает внимания, но не это мне надо!» Схватив карандаш, он внес в текст поправки, в частности, изменил цифру – пятьдесят литров горючего на 500. Когда чиновник возразил, что один человек не в состоянии столько поднять, Геринг ответил: «Ничего невозможного нет. Почему мы должны упоминать об этом человеке? Не один был, а десять или даже двадцать! Вы еще не поняли, что происходит? Для коммунистов это сигнал к выступлению!» Рядом с фамилией ван дер Люббе рукой Геринга были вписаны еще две, они принадлежали депутатам рейхстага от компартии. Смущенный чиновник, получив препарированный таким образом текст, попросил Геринга подписать его. Тот поставил инициалы, но сделал это очень неохотно. К этому времени полицейские радиопередатчики уже передавали приказы об арестах коммунистов – депутатов рейхстага, ландтагов и городских советов. Предписывалось также задерживать функционеров компартии, а левые газеты – закрыть.
Утром следующего дня Гитлер предложил кабинету немедленно принять чрезвычайные меры по защите страны от красных. С этого дня временно приостанавливалось действие тех статей конституции, в которых шла речь о гражданских правах и свободах, министру внутренних дел давалось право временно отстранять от власти земельные правительства, если они не могут обеспечить порядка.
Поскольку ни один член кабинета возразить не осмелился, Гитлер и Папен передали документ на подпись Гинденбургу. Тот утвердил его.
Было ли принятие чрезвычайных мер заранее спланированной нацистами акцией? Возможно, и нет. Внешне они не выглядели столь уж зловещими, поскольку нацисты в правительстве были в меньшинстве. Да и решение принималось в такой спешке, что осознать его грядущие последствия министры просто не успевали. У Гитлера пожар, очевидно, вызвал обыкновенную истерику, и, похоже, он действительно боялся «красной революции». И не паника была причиной его истерической активности, а скорее фанатичная вера в свою историческую миссию. Поджог рейхстага, в сущности, был для Гитлера подтверждением того, что он многие годы говорил о красных и евреях.
Но так или иначе, декрет о чрезвычайных мерах стал новой, очень важной вехой на пути Гитлера к тоталитарной власти. Штурмовики и эсэсовцы, именовавшиеся теперь вспомогательными силами полиции, врывались в дома коммунистов, рыскали по клубам и пивным, где обычно собирались красные, бросали их в грузовики и везли в тюрьму. Полиция в те дни арестовала более трех тысяч коммунистов и социал-демократов. Все нацистские средства массовой информации приступили к активной идеологической обработке населения.
Уже на следующий после поджога день по немецкому радио выступил Геринг с разоблачениями «заговора, красных».
В Германии его объяснениям верили многие, но мир не так легко было обмануть. В Европе и США весьма скептически отнеслись к версии нацистов. Больше того, широко распространенным было мнение, что поджог устроили сами нацисты, чтобы найти предлог для расправы над коммунистами. Гитлер в интервью английскому корреспонденту Сефтону Делмеру, данному 2 марта, с негодованием отвергал это обвинение, доказывая, что мир должен быть благодарен национал-социалистам за их решительные действия против общего врага – красных.
В это мало кто поверил, особенно после того, как мир узнал, что дворец Геринга и рейхстаг соединены туннелем. Усилившиеся протесты мировой общественности против вероломства нацистов заставили Гитлера устроить суд над ван дер Люббе и его мнимыми сообщниками, несмотря на объективный доклад полиции, считавшей «вне всякого сомнения», что преступление совершил фанатик-одиночка. Со стороны фюрера это был серьезный просчет, поскольку вскоре стало ясно, что суд затянется на многие месяцы и даст его противникам в стране и за рубежом доказательства, начисто опровергающие нацистскую версию.